Книга Кэтрин P. Култер является первым психологическим описанием, которое расширяет личностные портреты препаратов, выходящие за рамки существовавших до сих пор стандартных перечислений (часто пересекающихся друг с другом) относительно единичных критериев,
Вид материала | Книга |
СодержаниеРомантическая любовь "Лекарство противоречий" и истерий |
- Кэтрин Р. Култер. Портреты гомеопатических препаратов,, 2900.22kb.
- Ii. Множественное рождение частиц в адрон-ядерных взаимодействиях, 755.52kb.
- Конкурс ученических рефератов «Кругозор» Собака помощник человека, 160.48kb.
- Игры в автобусе, 336.51kb.
- Творческая работа Тема: «икт одна из самых перспективных технологий в образовательном, 922.57kb.
- Событие недели. 7-13 июня, 965.69kb.
- Тв внутренних вооруженных конфликтов на постсоветском пространстве и безопасность стран, 165.74kb.
- А. Р. Лурия (1977) в своем, как его назвал В. П. Зинченко, «антиредукционистском манифесте», 741.69kb.
- Риман Ф. Основные формы страха/Пер с нем. Э. Л. Гушанского, 3086.96kb.
- Программа элективного курса «Личность в истории», 142.96kb.
Нигде так часто не встречаются развеянные идеалы, разочарование, обманутые надежды и всеохватывающие неуправляемые чувства, как в романтических взаимоотношениях, и, вероятно, Ignatia- главное гомеопатическое средство при любовной тоске. Но это состояние принимает множество форм, и для его лечения используются также и другие средства, такие как Phosphoricum acidum, Staphysagria, Aurum metallicum и Natrum muriaticum (см. рубрику "любовь, болезни от разочарования" в "Реперториуме" Кента).
Идеалистически настроенная в отношении любви Ignatia (в отличие от интеллектуально идеалистичного Sulphur и социально идеалистичного Natrum muriaticum) искренне верит, что любовь может менять и преображать людей. И действительно, может, но только на время. Когда любимый незаметно возвращается к своему обычному поведению, Ignatia совершенно теряется и не может приспособиться к уменьшению проявлений любви (Phosphorus) или к какой-то другой неспособности любимого человека вести себя в соответствии с ее идеалами. Эти сильные романтические чувства могут вызвать расстройство психики Ignatia.
Поскольку романтичность Ignatia - это в основном женская черта, то с этого момента в дальнейшем мы будем называть Ignatia в женском роде.
Классической картиной этой неуравновешенности является полная идеалистических представлений молодая девушка, которая была обманута, полюбив женатого человека или как-то иначе ошибившись в том, кому отдала свое чувство. Она ожидает проявлений любви или предложения от своего любимого и полностью отчаивается, когда это не происходит. Или она влюблена и отвергнута - он женился на другой. Кент описывает, как печаль переполняет ее по ночам, и она лежит без сна и плачет, терзая себя до тех пор, пока не наступает момент, когда она уже не в состоянии этого вынести, и она рассказывает со слезами на глазах о своей неразделенной и неподходящей любви матери: "Мама, почему я это делаю? Я не могу выбросить этого человека из головы!" Действительно, крушение любовных отношений может повергнуть этот тип женщины в состояние страха и отчаяния - она чувствует себя такой же беспомощной, как ребенок перед ночным кошмаром.
Беннингхаузен помещает только Ignatia и Hyoscyamus в четвертую степень в рубрике "несчастная любовь", но у Hyoscyamus обычно выражены более крайние формы психической патологии: горячка, галлюцинации, несвязная речь или настоящее умопомешательство.
Бескорыстие является ярким элементом романтической любви: желание отдать все свое время, свое имущество, любовь, всего себя любимому человеку. У Ignatia этот импульс выражен очень сильно (так же, как и желание подчиняться, в отличие от многих других типов, стремящихся властвовать в
любви). Он может быть настолько всеобъемлющим, что вся внешняя жизнь вне пределов их влюбленного состояния не имеет никакого смысла и все остальное, за исключением осуществления этого состояния (т. е. полной отдачи себя), становится пустым существованием или простой необходимостью терпеть.
Когда объект этого господствующего над всем чувства устранен, а бескорыстие Ignatia разрушено, она не только теряет жизненные ориентиры, ей даже некуда направить свою эмоциональную энергию, поскольку центр внимания больше не существует, и она может доходить до полной потери своей личности. Полностью поглощенная жизнью любимого, принимая все его интересы, вкусы и заботы и в результате этого постепенно утрачивая свои собственные черты, она остается одна, без собственного мира, на который могла бы опереться. Она все мерила по своей любви, а теперь, когда это чувство ушло, у нее нет внутренних ресурсов, которые ей помогли бы начать новую жизнь ("кажется, она
не выработала никаких правил, никакой философии", Кент).
Состояние Кэтрин Эрншоу, романтической героини в "Утерингских вершинах" Эмилии Бронте, изображает то, что чувствует в таких случаях Ignatia. Ее отчаянный и горький крик: "Я -Хэтклиф!" - и ее закат и смерть от того, что ее страсть разрушена, выражают и воплощают в жизнь импульс Ignatia к самоуничтожению себя в любви.
Эта фраза взята из того отрывка, где Кэтрин говорит о Хэт-клифе: "Он в большей степени я, чем я сама. Из чего бы не были сделаны наши души, и его, и моя, сделаны из одного и того же... Если все погибнет, но он останется, то я еще буду оставаться, а если останется все, но он будет уничтожен, то
Вселенная обратится к всемогущему страннику - я, кажется, не буду там. Моя любовь к Линтону похожа на листву деревьев: время ее изменяет, - я хорошо помню, как меняются деревья зимой. Моя любовь к Хэтклифу похожа на вечные скалы под ними, малый, но необходимый источник видимого восторга. Нелли, я - Хэтклиф. Он всегда, всегда у меня в душе: не как удовольствие, гораздо
больше того, чем я могу себя порадовать, он как мое собственное естество ".
Более сложным портретом страдающей от любви Ignatia является избалованная, богатая, хрупкая юная героиня из романа американского писателя Генри Джеймза "Дэйзи Миллер", чья полностью ускользающая личность приобретает значение и серьезность, если ее рассматривать как образец Ignatia.
Как это обычно бывает, Дэйзи вся - чувство без рамки и формы. Она эмансипирована, достаточно богата, чтобы иметь все, что ей хочется, и делать все, что ей нравится, но живет в этой пагубной атмосфере достатка без обязательств. Хотя ей предоставлена свобода, она мало ею пользуется, за
исключением того, что неудачно влюбляется. Ее романтическая привязанность, таким образом, становится единственным ярко выраженным чувством во всем остальном неоформленной и хрупкой натуры, и, когда ее любовь растоптана, ей некуда больше обратиться. Неожиданная глубина чувства в этой, на первый взгляд, поверхностной "маленькой кокетке" (как ошибочно оценил ее герой романа) неизбежно приводит к смерти от идеализированной и несбывшейся любви.
Отсутствие надежды ("отчаяние и безнадежность", Беннингхаузен), ощущение, что нет жизни без любви, нет ничего, кроме огромной пустыни и бессмысленности, можно различить в молчаливой печали, как у Дэйзи Миллер. Временами она открыто выражает эти чувства. И тогда страдающая от любви Ignatia, как и Pulsatilla, может полностью обнажить свою душу. Основное различие этих двух типов заключается в том, что Ignatia более разборчива в выборе слушателей. Pulsatilla редко может удержаться от соблазна излить свои печали кому бы то ни было, кто согласился бы слушать, и поэтому рассказывает о любви легко и не останавливаясь, в то время как Ignatia, погружаясь в отчаяние, старается себя сдержать (Natrum muriaticum).
Отсюда и более взволнованный, горький и драматичный тон: "Как могу я продолжать жить, когда он ушел?" или: "Когда я утром просыпаюсь, я не знаю, как мне прожить этот день с этим ужасающим одиночеством впереди. Еще меньше понимаю, как прожить следующую неделю, месяц или год. И когда я думаю, что эта ужасающая пустота может продолжаться всю остальную мою жизнь, на меня
накатывает волна ужаса!" Или: "Он составлял такую неотъемлемую часть меня, что я никогда не почувствую себя чем-то цельным без него! Это все равно, что потерять зрение или слух, или правую руку, и я всегда буду чувствовать потерю". Мужчина Ignatia выразил свое отчаяние даже в более сильных выражениях: "Поскольку жизнь уже никогда не будет без нее такой же счастливой, как была, и нет уже никаких радостей, и не для чего больше жить, то я бы хотел вырезать свое сердце, чтобы ничего не чувствовать, или отрезать голову, чтобы больше о ней не думать!"
Когда страдающей от любви Ignatia советуют заняться другими делами, она обычно отвечает: "Но куда мне обратиться? Без него - меня ничего больше не интересует!" И это правда. Слава, осуществившиеся мечты, богатство, успех, творчество - все это ничто для Ignatia, если ее любимый ушел. Все аспекты ее жизни кажутся ей незначительными, все обязанности - бессмысленными, и теперь
стали ненужными все те дела, которым она раньше отдавала всю энергию, время и чувства. Ей некуда идти за утешением, и отвергается. Даже сама возможность спасения. Никакие силы внутри нее и снаружи не в состоянии противодействовать огромной и пугающей пустоте, которая охватила ее. "Я
должна прекратить вспоминать его день и ночь, месяц за месяцем, но я не знаю как!" - жалуется она. "Иногда, на короткие периоды, мне удается отвлечься, но затем снова набегают мысли о нем и захватывают меня. И никак, абсолютно никак я не могу от них избавиться!"
Однако во многих из таких случаев Ignatia способна принести отчаявшимся пациентам некоторое спокойствие, которое дает возможность со временем полностью излечиться.
Примером сказанному может послужить одна пациентка, описавшая подробно свою свекровь в образах творения Данте. В первое посещение она сказала: "Я в Аду все дни и ночи напролет, в девятом, самом пылающем круге настоящего Ада!" Во второй свой приход, после приема нескольких доз Ignatia 50M, она уже описывала свое состояние так, как будто перешла из Ада в Чистилище: "Я все еще нахожусь в низших кругах, но уже вышла из Ада". При последующем посещении она продолжала свое восхождение: "Небеса еще так далеко, и, может быть, я никогда туда не попаду... но я достигла самых высоких кругов Чистилища и, наконец, увидела где-то на горизонте слабый свет после долгой темной ночи ".
Обостренность ее романтического отчаяния может привести Ignatia к "мыслям о самоубийстве" (Кент), но обычно это стремление не достигает своей наивысшей точки. Хотя при этом мучительность момента может легко сравняться со степенью отчаяния самоубийства, такой как у Arsenicum album, Nux vomica, Natrum sulphuricum или Aurum metallicum, возможно, это происходит от того, что любовь воспринимается с такой одержимостью, что вытесняет любые другие эмоции. Или возможно, что человек стремится сохранить эти жизненно важные эмоции любой ценой.
Когда инстинкт самоубийства достигает наивысшей точки,то Ignatia уже перестает быть симилиумом и необходимо поискать другое средство.
Обычно в распадающейся связи Ignatia старается вернуть первоначальный романтичный накал чувства, спрашивая своего возлюбленного: "Что ты хочешь от меня? Что мне сделать, чтобы ты был доволен или любил меня больше? Я, действительно, стараюсь тебя понять, поэтому, пожалуйста, постарайся понять меня и мои эмоциональные запросы..."- и так далее. Но примирительное поведение, попытки объяснений, обвинений и мольбы - все в равной степени неэффективно, потому что этот человек стремится более сильно, чем партнер хочет или способен выразить, и стремится, возможно, подсознательно отрегулировать поведение и реакции другого в соответствии со своими желаниями и идеалами.
Защита партнера от подруги типа Ignatia часто приобретает такую (вполне законную) форму: "Дело в том, что я не хочу таких отношений, когда другой человек надеется, что я полностью буду ее счастьем. Это неизбежно приведет к разочарованию. Никто не должен быть ответственным за то, чтобы составить все счастье и цель жизни для другого человека!"
А когда любовь, в конце концов, распадается после долгого периода неудовлетворенности и бесполезных надежд ("Он, по существу, никогда не удовлетворял меня!", "Он постоянно меня разочаровывает!"), Ignatia становится раздражительной по пустякам - какие-то особенности в поведении партнера, привычка постоянно принюхиваться или прочищать горло, например, не говоря уже о более интимных привычках, и так до тех пор, пока само присутствие человека не становится для нее невыносимым, и уже что бы он ни сказал или ни сделал, вызывает отвращение (Nux vomica у мужчин). К этому времени она уже настолько удручена, настолько эмоционально оскорблена и так опустошена, что возмущается необходимостью объясняться или разжевывать правильные ответы.
Убежденная, что она одна несет весь груз отношений, она слишком измотана, чтобы поддерживать их и дальше, и в этот момент готова оставить все попытки к примирению.
Подробно описывая все несчастье любви, пациентки типа Ignatia часто изображают ее как кабалу и признаются, что их страсть не угасала даже вопреки их суждениям. Она знала, что человек для нее "не тот", что есть очень значительные расхождения во вкусах, воспитании, темпераменте ("Я не
могу поверить, что это произошло со мной. Почему у меня возникла такая неуправляемая страсть к такому совершенно неподходящему человеку? Это, должно быть, судьба!"), но все эти факторы перестают иметь какое-нибудь значение в пылу романтической страсти ("она признается в любви... человеку совершенно не ее социального круга, для которого она слишком чувствительна,
чтобы иметь с ним что-либо общее", Кент).
Характерные фразы, используемые для описания преобладания надо всем этой одержимости таковы: "Почему я так поступила с собой? В лучшем случае эти отношения принесли мне больше горя, чем радости. И, тем не менее, хотя я никогда не могла бы быть полностью счастлива с ним, разве я могу быть когда-нибудь счастлива без него?" Или: "Я думаю, что источник не соответствует Божественной Страсти. Я не знала ни дня покоя и счастья с тех пор, как мы познакомились три года тому назад. Но все равно, я люблю его до безумия". Или мужчина начинает сам рассказывать: "Она мне никогда не подходила.Никогда не было с ней простого решения или ясного будущего для наших взаимоотношений. Объективно в них было гораздо больше отрицательных, чем положительных сторон. Но на эмоциональном плане все это как-то не имело значения. Просто она мне нужна!" Если спросить у человека типа Ignatia, почему он не разорвал связь, которая причинила столько горя, то обычно в ответ можно услышать, что любимый человек все равно, несмотря ни на что, дает величайшее счастье, какое ему когда-либо довелось испытать, и что, если лишить его этих крох, то им нечем будет утолить голод.
В состоянии влюбленности Ignatia сохраняет лучшие надежды (в отличие от Phosphorus). Вот почему страдание ее так обострено. В случае гибели любимого, она прекрасно осознает действительность, но
просто не в состоянии принять ее (неверие): "Я не хочу, чтобы это было правдой!" Таково ее отчаяние. Повторим еще раз, что она попадает в лен своих эмоций, вступающих в конфликт с действительностью. И хотя она не утратила способности объективно оценивать происходящее, но определенно их оценки и суждения временами затуманены "неспособностью управлять своей любовью" (Кент). "Любовь - самая нерациональная вещь на земле! Вы думаете, что я хочу его любить? - так мучительно вскричала одна пациентка.
- Если бы я могла, я бы любила своего мужа, который намного лучше и более подходящий для меня человек".
"Любовь не зависит от восхищения, уважения или одобрения, - это слова другой пациентки. - Ее уникальность именно в том, что она не считается с логикой и разумом. В противном случае, в чем было бы ее достоинство? И поэтому как может какое бы то ни было лекарство побудить меня быть более "разумной", когда мы имеем дело в основном с иррациональной эмоцией?" Можно было бы с ней согласиться, если бы не тот факт, что гомеопатические лекарства излечивают так фундаментально эффективно именно благодаря тому, что их действие направлено и влияет на инстинкты и подсознательный уровень, который полностью управляет рациональным и сознательным.
Не имея цели для своих "отдающих" импульсов, романтически предрасположенная Ignatia часто выражает свою печаль в словах утраты: "Подумать только обо всем времени, бесплодных мыслях и чувствах, потраченных мною в попытках сделать нашу связь живой, - и все это впустую!" - жалуется она. Или, упрекая себя за иллюзии, которые помешали ей насладиться настоящим счастьем, говорит: "Я просто заболеваю, когда думаю обо всем том времени и усилиях, которые я вложила в это замужество. Что за смысл был во всем этом?" Или просто: "Что мне делать со всеми моими чувствами - они теперь просто ни для чего не нужны!"
Ignatia - это не лекарство для "мировой скорби"- романтической печали (Bryonia), которая неизлечима потому, что исходит из трагического мировосприятия. Это ближе к Natrum muriaticum. He подходит Ignatia и для общей интеллектуальной или экзистенцио-нальной меланхолии (Sulphur, Lachesis и снова Natrum muriaticum). Романтическая печаль Ignatia полностью личная и конкретная, и всегда можно проследить ее истоки в прошлом в какой-то определенной, ясно различимой беде, такой как разрыв ранней любовной связи, замужества или помолвки. Одержимая своей собственной страстью, при крайне индивидуалистическом восприятии мира, она видит и чувствует только свое собственное все охватывающее горе. Вокруг нее может погибать весь мир в этот период, но это ее ничуть не беспокоит.
В действительно серьезных случаях разрушенной или безответной любви разум становится "беспорядочным" (Кент). Литературные произведения полны таких, нуждающихся в Ignatia, героинь.
Одной из самых интересных среди них является мягкая, любящая и все остро воспринимающая Нэнси Раффорд из произведения Форда "Хороший солдат". Она теряет рассудок из-за не оправдавшейся любви к своему дяде и опекуну и в своем безумии способна лишь без конца повторять снова и снова слова "игрушка судьбы", описывая свое состояние, когда ее жестоко толкают то туда, то сюда собственная страсть, более сильные личности окружающих или безжалостная судьба.
В менее тяжелых случаях обычно вполне сдержанная женщина может стать торопливой и безрассудной, невнимательной в речи, вздорной и не способной управлять своими чувствами, навязчиво общительной ("болтает" или "разговаривает сама с собой", Кент), короче, "подвержена странным поступкам и взрывам страстей" (Уитмонт).
Временами страдающая от любви Ignatia теряет не только душевное равновесие, но и здоровье, и начинает болеть. В литературе XIX столетия и, вероятно, в действительности чувствительные молодые женщины (и мужчины) тосковали по своим любимым так, что заболевали туберкулезом (и действительно, Tuberculmum - это еще один "романтический" конституциональный
тип). Однако в более прозаический XX век самыми распространенными физическими симптомами страдающей от любви Ignatia стали бессонница, потеря аппетита с тошнотой и ощущением пустоты в желудке, частые неуправляемые рыдания, учащенное сердцебиение, даже внезапное начало болей в спине ("меланхолия из-за разочарования в любви часто сопровождается болями в спине", Геринг) и, наконец, дрожь, колотье или трясение какой-либо части тела.
Тем не менее, многие пациенты и сегодня жалуются на то, что романтическая любовь или ее влияние на них похоже на неизлечимую болезнь – с такими же ужасающими предчувствиями, безнадежностью на выздоровление и неспособностью остановить стремительное развитие опустошающей душу болезни. "Не может ли Ignatia, если принимать ее профилактически, противодействовать моей тенденции влюбляться самым неподходящим образом?" - умоляюще спрашивала одна женщина своего врача. Но обычно для того, чтобы так чудесно изменить характер, одной Ignatia недостаточно, и могут понадобиться конституционально прописанные глубоко действующие Natrum muriaticum, романтический Phosphorus или Tuberculmum или даже вызывающий безумие Hyoscyamus.
Личности типа Ignatia, страдающие от безответной любви, демонстрируют бесчисленные варианты поведения, и здесь мы предлагаем два случая, просто два взятых наугад примера, один - открыто, а другой - молчаливо страдающий пациенты.
Женщина лет тридцати пяти, которая недавно порвала со своим любовником, не могла ни есть, ни спать, ни сосредоточиться на своей работе, ни заинтересоваться чем-либо еще Она только могла, как одержимая, бесконечно думать о своей потере и в своем измученном состоянии стала "капризной"
(Геринг) и "мрачной" (Беннингхаузен), превращая жизнь дома в несчастье для самой себя и окружающих Она выходила из себя, если ей в чем-то возражали, - черта, которая очень выражена у Ignatia. Когда на нее находило вновь осознание потери, она разражалась громким плачем.
Сначала она отказывалась принимать гомеопатическое лечение, обвиняя врача в сговоре со своей семьей, чтобы заставить ее забыть своего возлюбленного, и объявляя, что, поскольку жизнь без ее привязанности не имеет смысла, она не хочет принимать лекарства, чтобы его забыть "Я никогда
в своей жизни не была так счастлива, как с ним, и я знаю, что никогда больше не буду так счастлива в будущем. Вы хотите лишить меня воспоминаний, которые сейчас единственный оставшийся у меня источник счастья?"
"Вам не нужно забывать его, - уверил ее врач. - Гомеопатические лекарства не скрывают настоящих чувств. Они просто помогают пережить горе и не утонуть в нем. Ignatia поможет вам отодвинуть его во времени и поможет вам стать восприимчивой к другим прекрасным сторонам жизни".
"Но я не хочу никаких других прекрасных сторон. Мне нужен только он, и в этом мне никто другой не может помочь”.
"Вы правы, никто другой, кроме времени, не может вам помочь. Только вы сами излечите себя. И в этот период лекарство вам поможет лучше есть и спать, придавая силы для выздоровления".
"Но мое горе правильно, - запротестовала она. - Вы не должны стремиться устранять его Вы должны позволить ему идти своим путем, независимо от того, как долго оно продлится" (мало какой из конституциональных типов может быть таким "логичным" в нелогичных поступках, как Ignatia).
Врач ничего не сказал. "Ну, ладно, - ворчливо согласилась она после целой минуты молчания - Попытайтесь. Но если я его забуду, я подам на вас в суд!"
Врач получил возможность быть вызванным в суд, а пациентка получила Ignatia 50M сначала дважды в неделю, чтобы пройти через хорошо установленные стадии выздоровления от безответной любви: отчаяние, затем гложущая боль, затем злость и самоосуждение своего ошибочного суждения, за которым следовало недоумение по поводу того, как она могла отдать свою любовь такому человеку. По мере того, как она переходила от мучения и горя к возвращению управления над чувствами и к более уравновешенному взгляду на своего бывшего возлюбленного, она начала получать лекарство реже до тех пор, пока она, наконец, не перешла в такое состояние, что уже могла принимать помощь от преданных друзей и семьи и бальзам оздоровления в виде работы и художественных занятий.
Повторим еще раз, что Ignatia не устраняет печаль и не побуждает полностью обходить эту необходимую стадию. Ignatia просто делает ее (или его) способной пережить этот период менее болезненно.
"Интровертированная" (Беннингхаузен), "интроспективная" (Берике), молчаливо переживающая свое горе Ignatia - личность, страдающая от отрицательных последствий подавленной романтической любви, - встречается довольно часто, но вполне уместно здесь упомянуть, что пациенты Ignatia не всегда выражают себя с драматической настойчивостью так, как это рассказано выше. Природная сдержанность, воспитанность стоика или чувство умеренности и пристойности могут вызвать нежелание у пациента выставлять свое горе напоказ. Вместо этого они становятся отстраненее молчаливыми. Некоторые могут даже отрицать свое несчастье. Однако, побуждаемые врачом, они признаются в том, что испытывают "чувство печали после тяжелого горя" (Геринг).
Подтверждением такой картины Ignatia была одна пациентка, которая никогда не жаловалась и не показывала признаков подавленности и уныния. Она постоянно шутила и вообще считалась опорой семьи. Но у нее был сухой бронхиальный кашель, который тянулся неделями, несмотря на повторные курсы лечения антибиотиками. Отвечая на вопросы врача, она призналась, что чувствует себя "отчаянно одинокой, в полной депрессии и потерпевшей поражение во взаимоотношениях", поскольку недавно порвала со своим любовником. Она не позволяет себе это показывать на людях, но упорный кашель является отражением непрерывных попыток организма избавиться от психического
напряжения. И в ее веселости была какая-то натянутость, поддельная беспечность, которая характерна для Ignatia, Nux vomica u Natrum muriaticum. Несколько доз Ignacia в потенции IM, за которой через три недели последовал Tuberculinum 200 от кашля, оказались достаточными для
нормализации психического состояния, а вследствие этого и физического (гомеопатическая практика показывает, что психические симптомы часто поддаются лечению в первую очередь, а физические -следом за ними).
Сдержанную и стоически терпеливую Ignatia иногда трудно отличить от Sepia, Staphysagria или Natrum muriaticum, и в этом случае физические симптомы приобретают первостепенное значение. Тем не менее, можно четко определить некоторые психические различия.
Когда сознание Ignatia полностью поглощено любовью, она обычно все идеализирует и романтизирует, в отличие от Staphisagria, у которой "толпятся и теснят одна другую сексуальные мысли" (Кент). Ignatia отличается от Sepia тем, что не становится, как та, холодной и неотзывчивой после того, как ей причинили боль разочарования в любви, и не станет утверждать: "Я не хочу больше никаких близких отношений ни с кем в будущем. Я не хочу, чтобы еще хоть один мужчина даже прикасался ко мне!" - или видеть во сне "крыс" (Кент) при всяких сексуальных беспокойствах. Ее чувствительность и эмоции остаются обостренными, нервы ее обнажены, и она явно потеряна. В отличие от Staphysagria она не вынашивает такого неумолимого отрицания и долго подавляемого гнева, за которым следуют бурные взрывы, хотя Ignatia может также "молчаливо скрывать" (Берике) подавляемую печаль.
Ignatia в то же время и не настолько замкнута в своих несчастливых эмоциях, как Natrum muriaticum (вспомним героиню Диккенса мисс Хэвишем, упомянутую в главе о Natrum muriaticum). Ignatia скорее попалась временно в какие-то саморазрушительные страдания и размышления. С другой стороны, ее разум, как правило, менее управляем, чем у трех перечисленных конституциональных типов, и пациентка проявляет больше замешательства, видимого для окружающих, а также нервного возбуждения и уязвимости.
Для того, чтобы найти поддержку у других людей, человек вынужден открыться и сделаться уязвимым. Часто Sepia, Staphysagria и Natrum muriaticum не идут на риск поделиться с кем-то своим горем и замыкаются в себе. Но Ignatia (как Pulsatilla и Phosphorus), даже если она грустит молча,
распространяет вокруг себя атмосферу заметной беспомощности и потребность в помощи ("Я так несчастна, разве вы не видите, в каком я отчаянном состоянии? Пожалуйста, сделайте что-нибудь, чтобы помочь мне!").
Без сомнения, действие Ignatia прежде всего направлено на самые выраженные эмоциональные и физические нарушения. Ганеман писал, что лекарство особенно "эффективно действует при внезапных приступах и острых заболеваниях... ее действие кончается обычно через несколько дней... Она подходит, но всего в нескольких редких случаях для лечения хронических заболеваний и только в сочетании с попеременным применением с какими-нибудь другими нужными лекарствами более длительного действия". Поэтому опытный врач обычно прописывает Ignatia до тех пор, пока не пройдет острая стадия заболевания, а затем переходит к конституциональному средству. Однако, как
это бывает с полихрестами, Ignatia тоже может переступать традиционно отведенные ей пределы и играть роль конституционального лекарства в лечении хронических болезней.
Ввиду всех этих особенностей может оказаться затруднительным провести границу между конституциональным действием и воздействием на острые состояния одного и того же лекарства. Так называемые "острые" лекарства, такие как Belladonna, могут действовать как конституциональные, в то время как такие препараты глубокого действия, как Sulphur - "хроническое средство", могут быть действенными при острых заболеваниях. Например, однажды Sabina была назначена женщине на третьем месяце беременности вторым ребенком при угрозе выкидыша, и уже при последующих беременностях ей не потребовалось больше ничего принимать, хотя раньше у нее обычно бывали
выкидыши. Или Sanquinaria canadensis, которая была назначена женщине по поводу головных болей в период менструации, протекающих в острой форме, и предотвратила их дальнейшее возникновение, когда ей после этого дали снова Sanquinaria в высокопотенцированной дозе. Kali bichromicum, прописанный для острых синусных состояний с болями, помог укрепить хроническую слабость
пациента в этой области.
А другая важная калиевая соль, Kali phosphoricum, прописываемая в острых состояниях при психическом перенапряжении от изнурительной работы ("умственная тяжелая изнурительная работа"), часто проявляет себя, как долгодействующее конституциональное средство, повышая работоспособность ученого или художника на многие месяцы. Causticum, выбираемый для
воздействия по вопросам заболевания синуса см. в "Репертории" Кента: "Нос, катар: распространение на фронтальные синусы". В этой рубрике Kali bichromicum должен быть поднят до третьей ступени.
при "невоздержанности при стрессах" у пожилых пациентов, неоднократно оказывал благотворное влияние на их ревматические и седалищные боли, устранял слабость в конечностях. И, наконец, Arnica - первейшее средство для лечения острых состояний при физических потрясениях и ушибах, ударах, падениях, разрывах и других травматических нарушениях, неоднократно выполняла функцию конституционального лекарства, как можно видеть на примере нижеописанного случая.
Человеку, который упал с лошади и получил очень много болезненных ушибов с синяками, было назначено это лекарство во все возрастающих дозах. В потенции LМ оно излечило пациента от упорных хронических головных болей, начавшихся давно при его первом падении с лошади ("подходит для тех случаев, когда какое-либо нарушение, как бы давно оно ни произошло, кажется, вызывает
сегодняшнее состояние ", Берике).
Каждый практикующий гомеопат знает много подобных эпизодов, о которых
мог бы рассказать. Кто может сказать, где кончается действие лекарства на острые состояния и начинается лечение хронических? Эта граница между двумя функциями особенно ярко выражена у Ignatia, лечебное действие которой гораздо шире, чем представлял себе Ганеман. Вот почему в настоящей главе речь идет о конституциональном лекарстве, имеющем свои собственные права
(так как совершенно определенно существует "Личность Ignatia"), и о лекарстве против острых случаев заболеваний, которое время от времени используется при лечении других конституциональных типов.
Пример такого двойного действия Ignatia можно проследить на одной женщине, несчастной и отчаявшейся, которая пришла к гомеопату за помощью от колита, продолжающегося у нее уже пять лет, За последние два года она потеряла примерно 23 килограмма веса, практически ничего не могла есть и у нее было от 18 до 20 раз опорожнение кишечника в день, сопровождающееся судорожными болями и кровотечением. За десять лет до этого она неудачно вышла замуж, и замужество окончилось травмирующим разводом, а теперь у нее возникли трудности и со вторым браком. Ее муж написал врачу, что ее повышенный сексуальный невроз и другие неврозы, поведение переутомленного
человека неизбежно приведут к разводу, если только гомеопатия не сможет помочь.
Пациентка была, видимо, Natrum muriaticum или, во всяком случае, этот тип преобладал, но мало какие из ее физических симптомов отвечали картине этого препарата. Ее колит был более характерен для Phosphorus или Nux vomica, ее менструальные нарушения в большей степени соответствовали Lachesis, отношение к мужу больше походило на Sepia (как и ее пищевые предпочтения и нелюбовь), температурные и временные зависимости были характерны для Arsenicum album, тип болей, "плавающих" с места на место - Pulsatilla u m. д. Во всяком случае, врач прописал ей Natrum muriaticum, сильно облегчивший ее опасное сверхвозбужденное состояние.
Для того чтобы дать пациентке некоторое облегчение, а самому выиграть время и глубже рассмотреть этот случай, врач прописал ей четыре дозы Ignatia 10M для приема через день. Когда она вернулась через десять дней, она выглядела на несколько лет моложе и набрала два килограмма веса, она могла теперь есть почти все, и у нее не было сильной предменструальной боли. Ее муж подтвердил эти изменения: "Она теперь полностью изменилась". И в дальнейшем больше, чем в течение года, ей не потребовалось никаких других лекарств, кроме редких доз Ignatia.
Еще раз Ignatia продемонстрировала свою возможность излечивать любые физические симптомы там, где патогенезу соответствует картина психики. И тем не менее, причины болезни этой пациентки: неудачное первое замужество, развод и финансовые затруднения в течение тех лет, когда ей пришлось одной воспитывать ребенка, - появились десять лет назад. Это подтверждает, что
Ignatia может излечивать последствия психических травм, происшедших за много лет до настоящего момента, при условии, что они остались такими же ранящими, живыми, на поверхности, то есть не отодвинулись в подсознание, поскольку для действия Ignatia требуется непрерывность или "незамедлительность" после эмоционального стресса, которые не должны быть нарушены.
"ЛЕКАРСТВО ПРОТИВОРЕЧИЙ" И ИСТЕРИЙ
Ignatia известна как "лекарство больших противоречий" (Аллен) и "великих парадоксальностей" (Нэш), что неудивительно, если вспомнить о свойственной ей, легко нарушаемой психической уравновешенности, "обнаженности" нервов, "сверхвозбудимости" и "беспорядочности разума"
(Кент). На эмоциональном уровне эта картина проявляется прежде всего в "невероятной изменчивости нрава" (Ганеман). Сию минуту ребенок сверхвозбужден, а в следующую "хандрит" (Борланд). Взрослый необычайно меняется в пределах двух крайних настроений, переходя от состояния меланхолии до паники, колеблясь между любовью и ненавистью ("то они любили, то начали ненавидеть", Кент). То ему нужны собеседники, чтобы выложить свои беды, и он не выдерживает одиночества ("не любит быть один", Геринг), требуя сочувствия, то он "молчалив" (Беннингхаузен) и "лаконичен" (Ганеман), чувствует отвращение к обществу других и "предпочитает оставаться в одиночестве" (Геринг). Радость и веселье легко переходят в слезы и наоборот ("подвержен быстрым переходам от веселья к плачу", Ганеман), и при чрезмерной реактивности шутки и смех его могут звучать на самых высоких нотах "буффонады" (Беннингхаузен) или душевный восторг может в любую минуту смениться отчаянием. Эта эмоциональная неустойчивость отличается от неустойчивости Phosphorus, Tuberculinum и Natrum muriaticum более частой сменой настроения - "каждые три-четыре часа" (Ганеман) и даже еще чаще: "на них никогда нельзя рассчитывать от одного мгновения до другого" (Кент). Ignatia также отличается и от Pulsatilla тем, что колебания настроений обычно происходят с большей нервной возбужденностью и остротой, чем у Pulsatilla. Короче, "Нет такого лекарства, которое бы сравнилось с Ignatia по изменчивости настроений" (Нэш).
В гомеопатии болезнь рассматривается зачастую как усиление некоторых лежащих в основе данной личности слабостей, скрытых черт или ранее существовавшего болезненного состояния, то есть болезнь является количественным, а не качественным переходом от здоровья. Но с Ignatia ситуация выглядит несколько иначе: из-за горя, болезни или другой какой-нибудь стрессовой ситуации пациент может полностью изменить свою личность и проявить себя как нечто противоположное своему собственному "я". Человек, который был мягким и рафинированным, "дружелюбного нрава, когда здоров" (Геринг), превращается в сверх критичного, трудного в общении индивидуума, если он в дурном настроении или несчастен, неблагоразумного, колкого, если разозлен или встречает возражение; становится властным и способным на странные или неуправляемые поступки, о которых позже сожалеет. По своей природе этот тип совсем не агрессивный и не злобный. Как заметил Ганеман, противопоставляя его изоморфному Nux vomica:"у этих индивидуумов нет склонности к насильственному разрыву или к мести", но при определенных условиях разрушительные свойства Ignatia выходят на поверхность и начинают походить на свойства Nux vomica. Тогда первоначальное мягкое и примирительное поведение заменяется "скандальностью, эгоизмом, упреками в адрес других" (Кент) и ему невозможно угодить.
Как уже упоминалось выше, бескорыстность является яркой чертой характера любящей натуры Ignatia, и этот же самый импульс "отдачи" распространяется и на другие сферы, - не только на
романтическую любовь. Но, когда она терпит неудачу в своих попытках угодить (здесь опять картина, чаще встречаемая у женщин), когда цель ее стремлений исчезла, на поверхность выходит противоположное - брать, требовать. Под давлением боли, несчастья, в отчаянии или когда разрушены надежды, Ignatia может стать чрезмерно требовательной в отношении другого человека, требуя
сочувствия и участия. И те, кто старается помочь, особенно часто становятся мишенью ее несправедливых нападок.
Озабоченный врач, старающийся приостановить излишнюю говорливость ипохондрика и не имеющий охоты выслушивать длинные объяснения пациента, который старается побыстрее выписать рецепт, может услышать от больного: "Мне не нравится то, как Вы меня расспрашиваете, это совсем бездушно". Пациентка, выздоравливающая после выкидыша ("выкидыши от нервных и
эмоциональных шоков", Кент), может начать свой отчет с таких заявлений: "Вы не знаете, что значит почувствовать, что потеряла ребенка, так что Вы, фактически, не можете понять моих чувств; может быть, поэтому я и не ощущаю настоящей заботы..." Раньше мы видели уже обессиленную пациентку в крайнем состоянии, требующем помощи, которая тем не менее спорила с врачом о "необходимости для здоровья" или о " правильности" собственного горя. Другая пациентка много раз прерывала свой поток описаний симптомов прямо посредине вопросом: "Вы следите за мной? Вы понимаете, что я говорю?" - таким тоном, который подразумевает, что врач совсем не слушает и не понимает.
Каждый раз гомеопат обнаруживает, что ему хочется, чтобы исступленная пациентка прекратила говорить, сколько всего он не знает или что он не может ее по-настоящему понять, и тогда врач чувствует искушение защитить себя в ответ: "Поверьте, я тоже перенес свою долю трудностей" или "Я вылечил многих пациентов с такими нарушениями, как у вас...", тогда он должен понимать, что
перед ним Ignatia.
Многие пациенты становятся требовательными, когда больны, несчастны или находятся в состоянии стресса, но у Ignatia эта черта приобретает особые грани. Никто не может сделать для нее достаточно, или оказать достаточно помощи, или дать утешение. Она неправильно толкует их слова и действия. И чем больше ей говорят, тем более неблагодарной и осуждающей она становится.
Кент дает дельный совет врачу, посещающему такого больного: "Самое лучшее в таких случаях - говорить как можно меньше о чем бы то ни было. Не давать обещаний, выглядеть умным, взять свою
сумку и уйти домой после того, как лекарство прописано, потому что все, что вы скажете, будет искажено."
Мать пятилетнего ребенка, недавно расставшаяся с мужем, испытала нервное потрясение и начала проявлять совершенно противоположные своим обычным черты характера, будучи обычно спокойной, вежливой и заслуживающей доверия. Она стала подозрительной и неблагодарной - черты, которые раньше у нее никогда не проявлялись. При помощи многих назначений гомеопатических
средств и большого личного внимания, оказанного ей врачом, она избежала необходимости принимать успокоительные или даже попасть в клинику для больных с нервными расстройствами. Но в этот период у нее прекратились месячные ("подавление месячных, вызываемое горем", Геринг), и до того момента, пока они не возвратились (только после назначения Ignatia LM), она все время обвиняла врача в том, что он сделал ее бесплодной, и угрожала подать на него в суд, если это так и окажется!
Марк Твен однажды сказал: "Если вы подобрали бездомную собаку и накормили ее, то она вас не укусит. В этом принципиальное отличие человека и собаки". Это может быть чрезмерно мизантропический взгляд на человечество в целом, но это применимо к отчаявшейся и противоречивой" Ignatia.
Еще одним парадоксальным симптомом Ignatia, находящейся в глубоком горе или в сверх стрессовом эмоциональном состоянии, является сильное чувство диссоциации одновременно с состоянием напряженного участия пациента во всем и лихорадочное возбуждение: он ходит вокруг, уставившись в одну точку, в отуплении, неспособный чувствовать, "лишенный мысли" (Ганеман), полностью
дезориентированный из-за внутренней сумятицы и отделенный от своего собственного процесса мышления. "Я не могу этого понять. Это не я, это кто-то другой так поступает", - это общее замечание сбитого с толку и "ошеломленного" (Беннингхаузен) пациента. "Что-то происходит со мной, что-то направляемое извне!"
На физическом уровне эта диссоциация проявляется в виде бездумья ("ощущение пустоты в голове", Ганеман), пустоты в горле или в желудке вместе со "слабостью, обморочным состоянием, чувством, что все прошло" (Нэш), ощущением, как будто плывешь (также и у Valeriana), пустым остановившимся взглядом и странной диссоциированной болью в спине или дрожью в какой-нибудь
другой части тела.
Встречается и чувство освобождения от своей телесной оболочки, а также и от объективной реальности; даже время утрачивает свои границы и искажается. Это чувство отъединенности, возможно, представляет собой стремление организма к самооздоровлению, и не нужно путать его с присущей Lycopodium врожденной способностью отойти от неприятных и несчастливых событий с приобретенной безликостью Lachesis, с характерным для Sepia более хроническим, но не таким всеохватывающим безразличием. Слишком обостренные чувства пациента безжалостно приведены в
состояние оцепенения, как при шоке.