Из интервью режиссера Андрея Тарковского

Вид материалаИнтервью

Содержание


Глава 1. зарождение психологии
Ленардо да Винчи, «Трактат о живописи»
Бенедикт Спиноза (1632—1677)
44 Популярная история психологии
Глава 1. зарождение психологии
Популярная история психологии
Джоном Локком (1632
Глава 1. зарождение психологии 47
Популярная история психологии
Глава 1. зарождение психологии 49
Уильям Джеймс
Артур Шопенгауэр (1788
50 Популярная история психологии
Альберт Камю (1913—1960)
Вергилий Марон Публий (70
Глава 1. зарождение психологии 51
52 Популярная история психологии
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   53
ГЛАВА 1. ЗАРОЖДЕНИЕ ПСИХОЛОГИИ

43

у человека внутри есть вместилище крови где-то в легких, которыми он дышит и ко­торые растягиваются и сжимаются, то тело Земли имеет океан, который также подни­мается и опускается каждые шесть часов вместе с дыханием Вселенной; из названно­го вместилища крови отходят вены, ветви которых охватывают все тело, — так и оке­ан наполняет тело Земли через бесконечное количество водяных вен».

Ленардо да Винчи, «Трактат о живописи»

А вот «эйдосы» Леонардо пришлись не по вкусу, подобная идея приво­дила его в ярость, ведь художник доверял только зрению!

Может ли философ зарабатывать на жизнь шлифовкой стекол, считать себя «мусорщиком» и лечить все болезни подряд дегтярной водой?

Что получилось бы, если Леонардо размышлял не как художник, а как психолог, и задал бы себе вопрос — почему я злюсь? Он понял бы, что злость вызывает у него то, что нельзя нарисовать. Другими словами, Лео­нардо был настолько тщеславным человеком, что не допускал, что в мире есть что-то неподвластное его восприятию. Не по этой ли причине Леонардо не заканчивал некоторые свои картины, бросал многие начинания на уровне идей? Главным для Леонардо всегда был не практический результат для дру­гих людей, а удовольствие от творчества для самого себя. Великий, но эгои­стичный художник? Тайну характера Леонардо знает только история...

Когда мы задаем себе вопрос — почему я расстроен, почему я злюсь, почему я растерян, мы занимаемся ничем другим, как психологическим ана­лизом. Да, человек — раб своих страс­тей, но если он сможет проанализировать свое состояние, то обретет свободу. Сте­пень нашей свободы зависит от того, на­сколько мы хорошо осознаем свои чув­ства. Так считал нидерландский философ Спиноза.

Бенедикт Спиноза (1632—1677) нидерландский философ. За свои смелые атеистические взгляды был изгнан из Ам­стердама и поселился в деревне, где зара­батывал на жизнь шлифовкой оптических стекол. Позднее переселился в Рейнсбург

Бенедикт Спиноза

44 ПОПУЛЯРНАЯ ИСТОРИЯ ПСИХОЛОГИИ

(предместье Гааги), где и написал свои основные философские работы. Бог для Спинозы — бесконечная и вечная субстанция-природа: «порождающая природа», которая является «причиной самой себя». А все вещи, которые существуют вокруг нас, — проявления этой единой субстанции-природы. Душа неотделима от тела, законы природы причинны. Самое известное про­изведение — «О происхождении и природе аффектов».

Эмоции и страсти Спиноза изучал как психолог — объясняя не через более простые понятия, а через подобные: «Из только что сказанного для нас становится понятно, что такое надежда, страх, уверенность, отчаяние, веселость и подавленность. А именно: надежда есть не что иное, как непос­тоянное удовольствие, возникшее из образа будущей или прошедшей вещи, в исходе которой мы сомневаемся; страх, наоборот, есть непостоянное удо­вольствие, также возникшее из образа сомнительной вещи. Далее, если со­мнение в этих аффектах уничтожается, то надежда переходит в уверенность, страх — в отчаяние, т.е. в удовольствие или неудовольствие, возникшее из образа вещи, которой мы боялись или на которую возлагали надежды. Да­лее, наслаждение есть удовольствие, возникшее из образа прошедшей вещи, в исходе которой мы усомнились. Наконец, подавленность есть неудоволь­ствие, противоположное радости».

Спиноза много писал о двойственности человеческих чувств: «Если мы воображаем, что вещь, которая обыкновенно причиняет нам неудовольствие, имеет что-либо сходное с другой вещью, обыкновенно причиняющей нам столь же большое удовольствие, то мы будем в одно и то же время и нена­видеть и любить ее (...) Если мы воображаем, что кто-либо причиняет удо­вольствие предмету, который мы ненавидим, то мы будем и его ненавидеть. Наоборот, если мы воображаем, что он причиняет этому предмету неудо­вольствие, мы будем любить его. Эти и другие подобные аспекты ненависти относятся к зависти, которая поэтому есть не что иное, как сама ненависть, поскольку она рассматривается располагающей человека таким образом, что чужое несчастье причиняет ему удовольствие и, наоборот, чужое счастье причиняет ему неудовольствие (...) Ненависть к любимому предмету, соеди­ненная с завистью, называется ревностью, которая, следовательно, есть не что иное, как колебание души, возникшее вместе и из любви и ненависти, сопровождаемое идеей другого, кому завидуют. Эта ненависть к любимому предмету будет тем больше, чем больше было то удовольствие, которое рев­нивец обыкновенно получал от взаимной любви любимого им предмета, а также чем сильнее был тот аффект, который он питал к тому, кто, по его воображению, вступает в связь с любимым предметом. Если он его ненави­дел, то он будет ненавидеть и любимый предмет».

Спиноза считал, что поведение человека направляется тремя основными инстинктами — радостью, печалью и вожделением. Основа всех аффек­тов — инстинкт самосохранения. «Тот аффект, который располагает челове-

ГЛАВА 1. ЗАРОЖДЕНИЕ ПСИХОЛОГИИ Ш

ка таким образом, что он не хочет того, чего хочет, или хочет того, чего не хочет, называется трусостью, которая поэтому есть не что иное, как страх, поскольку он располагает человека избегать предстоящего зла при помощи зла меньшего». Проще говоря, мы боимся хотеть того, чего мы хотим... Мы избегаем своих желаний... (Спиноза, как человек свободолюбивый, не оби­делся бы на то, что люди XXI столетия пересказывают его мысли своими словами.) Вспомним последнее слово Сократа — мы не хотим знать своих истинных мотивов, своих истинных желаний, мы боимся желать того, чего мы на самом деле желаем, мы врем самим себе. Не отсюда ли фрейдовский защитный механизм — «вытеснение» (нежелательные чувства, мысли, вле­чения вытесняются в подсознательное, подробно — в главе 5).

Закон ассоциации, по Спинозе: «Если человеческое тело подверглось однажды действию одновременно со стороны двух или нескольких тел, то душа, воображая впоследствии одно из них, тотчас будет вспоминать и о других (...) Всякий переходит от одной мысли к другой, смотря по тому, как привычка расположила в его теле образы вещей». Современный психолог сказал бы — «как образы вещей расположены в его памяти».

Читатель может взять в руки первоисточник и потренироваться в пере­сказе мыслей великого философа своими словами. Можно начать со знаме­нитой теоремы из «Этики»: «Порядок и связь идей те же, что порядок и связь вещей» означает, что связи в мышлении и пространстве тождествен­ны. Далее Спиноза пишет: «...будем ли мы представлять природу под атрибу­том протяжения, или под атрибутом мышления, или под каким-либо иным атрибутом, мы во всех случаях найдем один и тот же порядок, иными слова­ми, одну и ту же связь причин, т.е. что те же самые вещи следуют друг за другом». То есть для вещей и для идей существует одна закономерность и необходимость.

«Человеческое бессилие в укрощении и ограничении аффектов я называю раб­ством, — пишет Спиноза в произведении «О происхождении и природе аффек­тов». — Ибо человек, подверженный аффектам, уже не владеет сам собой, но нахо­дится в руках фортуны, и притом в такой степени, что он, хотя и видит перед собой лучшее, однако принужден следовать худшему. Я намерен показать в этой части при­чину этого и раскрыть, кроме того, что имеют в себе аффекты хорошего и дурного».

Читатель уже заметил, что Спиноза буквально ходит вокруг открытия психоанализа, рассуждая о том, что нужно осознавать вытесненные влече­ния, чувства и мысли. Возможно, именно эти строки Спинозы и натолкнули Фрейда на существование защитных механизмов психики (глава 6)?

А теперь немного ускорим поток времени и приведем несколько любо­пытных цитат из работ других психологов, которые пытались подступиться к анализу такой психологической категории, как ассоциации, но безуспешно...

46

ПОПУЛЯРНАЯ ИСТОРИЯ ПСИХОЛОГИИ




Джон Локк

Термин «ассоциация» был введен в психологию Джоном Локком (16321704)— английским фи­лософом, самым удачли­вым среди своих совре­менников. Его книга «Опыт о человеческом знании», над которой он работал в течение Шлет, выдержала шесть изданий при жизни.

Сам Локк относился с юмором к своей славе, обладал превосходным чувством юмора и считал себя «философом-мусор­щиком», который удаляет мусор из знания. Знания же возникают из опыта, а не даются нам от рожде­ния. «Идеи и понятия не рождаются вместе с

нами, так же как искусства и науки». «Волю и желание нельзя смешивать... Я хочу действия, которое тянет в одну сторону, в то время как мое желание тянет в другую, прямо противоположную».

Ассоциации Локк понимал по-декартовски: «Все они (ассоциации. — Ред.) есть, по-видимому, лишь цепи движения в жизненных духах, которые, пущенные однажды в ход, продолжают идти теми путями, к которым при­выкли (...) Идеи, сами по себе вовсе не родственные, в умах некоторых людей соединяются так, что очень трудно разделить их: Они всегда сопро­вождают друг друга, и как только одна такая идея проникает в разум, так сейчас же появляется соединенная с ней идея; а если таким образом со­единено более двух идей, то вместе показывается все неразлучное всегда скопище». Связи на основе разума — нормальные, а на основе ассоциа­ций — род сумасшествия (!). Такими ассоциациями являются, по Локку, религиозные предрассудки, споры между философскими школами, полити­ками. Локк, как это ни забавно звучит, призывал педагогов расторгать не­верные ассоциации.

ГЛАВА 1. ЗАРОЖДЕНИЕ ПСИХОЛОГИИ 47

Джордж Беркли (1685—1753)— английский философ. В 1734 году стал епископом города Клойна (Ирландия). Самая известная работа: «Трактат о началах человеческого знания» (1710), в которой говорится, что вещи существуют лишь, когда мы их воспринимаем и мыслим. Можно назвать такое мнение о связи восприятия, мышления и реального мира «идеализмом».

Если читатель уверен, что вещи существуют и без нашего восприятия, то ему надо почитать книгу Беркли «Новая теория зрения» (1709). В ней философ противопоставляет геометрическое пространство мира нашим чув­ствам (чувственному знанию о пространственных отношениях). Это знание является суммой зрительных, мышечных и осязательных ощущений. Отно­шения между ощущениями создают наш ' внутренний мир. Следуя логике Беркли, легко сделать вывод, что внешний мир мы не знаем, мы знаем лишь три его проекции в нашем внутреннем мире — зрительную, слуховую и чув­ственную. Можно считать, что внешнего мира нет вообще. Не правда ли, логика безупречная? По Беркли, быть — значит быть в восприятии. Беркли мог бы написать следующий эпиграф к своей книге: «То, что я вижу, — то и существует». А неверных ассоциаций не бывает, как у Локка, бывают лишь иллюзии восприятия.

В 1744 году Беркли опубликовал книгу под загадочным названием «Сей-рис», которая соединяла в себе философию, мистику, алхимию, магию и те­рапию... дегтярной водой. «Пить или не пить: вот в чем вопрос» — это сти­хотворение-шутку сложил его преосвященство по поводу дискуссий в меди­цинской прессе о дегтярной терапии. Если читателю смешно, то пусть он вспомнит своих знакомых, которые «лечились» по телевизору у Алана Чума­ка и пили «заряженную» воду, хорошо хоть не дегтярную.

И Локк, и Беркли совершают ошибку, типичную для все философов, — они пытаются «натянуть» свое собственное восприятие мира на других лю­дей. Повторим цитату из «Психологии» Уильяма Джеймса:

«До самого последнего времени большинство философов предполагало, что существу­ет прототип человеческого ума, на который походят все индивидуальные умы, и что относительно способности воображения можно высказывать положения, применимые равно ко всем людям. Но в настоящее время масса новых психологических данных • обнаружила полную несостоятельность этого взгляда. Нет «воображения» — есть «воображения», и их особенности необходимо изучить подробно».

Так как Локк и Беркли относились к разным типам людей по способам восприятия (Локк принадлежит к интуитивно-зрительному типу, как Эйнш­тейн, а Беркли — скорее всего к зрительно-слуховому), неудивительно, что они описывали различные «восприятия», срисовывая их с собственной пер­соны.

48

ПОПУЛЯРНАЯ ИСТОРИЯ ПСИХОЛОГИИ

«Живость зрительного воображения у различных людей различна, — пишет Уильям Джеймс в своей «Психологии». — Наши образы минувшего опыта могут отличаться полнотой и отчетливостью или быть неясны, неточны и неполны. Весьма вероятно, что многие философские разногласия, например, разногласие Локка и Беркли по поводу абстрактных идей, находили поддержку в индивидуальных различиях способ­ности воображения, благодаря которым у одних лиц продукты воображения бывают полнее и точнее, у других — бледнее и туманнее. Локк утверждал, что мы обладаем общей идеей треугольника, которая не должна быть ни прямоугольным, ни равно­сторонним, ни равнобедренным, неравносторонним треугольником, но каждым из них вместе и ни одним в частности. Беркли говорил по этому поводу следующее: «Если есть на свете человек, который может образовать в своем уме такую идею треугольника, то спорить с ним совершенно бесполезно, и я не намерен этого де­лать. Я хочу только, чтобы читатель уяснил себе хорошенько, может ли он предста­вить себе подобную идею или нет».

Кто придумал формулу самоуважения?

Читателю уже интересно, что же написал психолог, который так смело Критиковал своих предшественников? Это Джеймс — тот самый, который вошел в историю психологии, подробно описав свою борьбу с депрессией. Депрессия (от латинского «depressio»— подавление)— эмоциональное

состояние, характеризующееся стойкими отрицательными чувствами, общей пас­сивностью поведения. Влечения, волевая активность резко снижены. Субъективно человек ощущает вину за события про­шлого и беспомощность перед будущим. Изменяется восприятие времени — оно течет невыносимо долго. Депрессия быва­ет временной (функциональной) и патоло­гической.

Воля — способность организовывать свою самость (истинное «Я») так, что мо­жет осуществляться движение в опреде­ленном направлении или к определенной ■■:\ цели. Желание — своеобразная игра с ; возможностью осуществления какого-то действия или состояния..

Уильям Джеймс

ГЛАВА 1. ЗАРОЖДЕНИЕ ПСИХОЛОГИИ 49

Начало любого века вносит в души людей смятение и смуту, которые в свою очередь приводят к депрессии. Великие психологи практически всегда отражают в своей душе болезнь своего времени. Джеймс не исключение — почти пять лет он был парализован именно депрессией...

Уильям Джеймс (1842—1910)— американский психолог и философ. Основное сочинение: «Принципы психологии», в котором Джеймс разрабо­тал концепцию психики как особой формы активности организма, призван­ной обеспечить его выживание. Именно Джеймс ввел в психологию термин «поток сознания», отказавшись от какого-либо членения психики на состав­ные части. (Кстати, любое разделение личности на части условно, придумы­вается как образ для большей наглядности и не имеет аналогов в реальнос­ти. Наша голова не разделена границей на «сознание» и «бессознательное» и т.п.)

...Как человек справляется с депрессией? Просто наступает день, когда он решает, что выбирает свободу, волю к свободе. «Первый акт свободы заключается в том, чтобы выбрать ее», — писал Джеймс, он считал, что именно этот волевой акт помог ему побороть депрессию. «Огромный окру­жающий мир ставит перед нами разного рода вопросы и всевозможными пу­тями испытывает нас. Некоторые испытания мы встречаем простыми дей­ствиями, а на некоторые вопросы отвечаем отчетливо сформулированными словами. Но глубочайший из когда-либо поставленных нам вопросов не до­пускает никакого ответа, а лишь бессловесный поворот нашей воли и сдер­жанность наших глубочайших чувств, когда мы говорим: «Да, я приму это даже таким!» (...) Таким образом, мир находит себе ровню и достойного партнера в героическом человеке; и то усилие, которое человек способен приложить для того, чтобы держаться прямо и сохранять свое сердце не­дрогнувшим, является непосредственным мерилом его значимости и его роли в игре человеческой жизни. Он может выдержать это — принять эту Все­ленную... Он все-таки может найти в ней вкус к жизни, и не «пряча по-стра­усиному голову в песок», а с чистой готовностью смотреть в лицо миру (вопреки всем. — Ред.), устрашающим его объектам...»

«В одиночестве каждый видит в себе то, что он есть на самом деле».

«Человек избегает, выносит или любит одиночество сообразно с тем, какова ценность

его «Я».

Артур Шопенгауэр (17881860) немецкий философ

Джеймсом можно только восхищаться. Всю жизнь его мучили колеба­ния, он с трудом принимал решения, эти трудности были связаны с его внут­ренним богатством и мириадами возможностей, заключавшимися для него в каждом повороте судьбы. Например, на склоне лет Джеймс никак не мог бросить чтение лекций в Гарварде и, пытаясь определиться, писал в своем

I

50 ПОПУЛЯРНАЯ ИСТОРИЯ ПСИХОЛОГИИ

дневнике: «Отказываюсь». На следующий день запись изменялась на две буквы: «Не отказываюсь», а на третий — звучала по-прежнему: «Отказыва­юсь». Но только благодаря борьбе с собственными депрессиями Джеймс уз­нал так много о воле!

«Нет любви к жизни без отчаянья в ней».

Альберт Камю (1913—1960) французский писатель, философ, эссеист

«Самое страшное одиночество — не иметь истинных друзей».

Френсис Бэкон (1561 1626) английский философ

«Счастлив тот, кто мрг познать причины вещей и поверг под ноги все страхи и не­умолимую судьбу».

Вергилий Марон Публий (7019 год до н.э.)

«Несчастлив тот, кто не был никогда несчастным».

Античный афоризм

Во-первых, Джеймс одним из первых психологов заметил, что вопрос силы воли не психологический, а метафизический. По Джеймсу, существует «первичная» воля, когда мы решаем писать, чистить зубы, сменить рубашку, открыть форточку. Как только мы начинаем подобные действия, то ряд мел­ких движений запускается сам по себе. «Вторичная воля» — действие, сле­дующее за предвидением.

Мы проявляем волю к определенным вещам, потому что они дают нам удовольствие, и отказываемся от других, потому что другие приносят нам боль? Нет, мотивов для проявления силы воли гораздо больше. «Я продол­жаю писать не потому, что это доставляет мне удовольствие, а потому что в процессе писания я ощущаю умственное возбуждение, и продолжаю осуще­ствлять свой замысел или задачу в силу их собственных причин; впрочем, в действительности я могу получать разного рода удовольствие от самого фак­та, что я продолжил писать», — считал Джеймс.

Анекдот о неврозах

«Давайте определим причину вашего невроза, — говорит психиатр пациенту. — Что у вас за работа?» «Работа у меня нервная, я сортирую апельсины, — отвечает паци­ент. — В одну коробку мелкие, в другую средние, в третью — большие». «А что же в вашей работе нервного?» — удивляется психиатр. «Но поймите же — я целый день должен принимать решения, решения, решения!»

Джеймс подробно описал интересный эффект — «блокирование воли». Подобное случается, замечает Джеймс, когда мы не можем сконцентриро-



ГЛАВА 1. ЗАРОЖДЕНИЕ ПСИХОЛОГИИ 51

вать внимание: «Мы сидим, тупо уставившись в пространство, и ничего не делая». Это состояние часто сопровождается опустошенностью. (Не таков ли «невротический герой нашего времени»?)

Во-вторых, Джеймс обнаружил, что воля связана с вниманием. Усилие, которое надо затратить, чтобы проявить волю; на самом деле всего лишь внимание! Джеймс приводит очень простой на первый взгляд случай из соб­ственной жизни, который содержит в миниатюре всю психологию волевого акта (напомним, что Джеймс жил в то время, когда не было центрального отопления):

«Мы знаем, что такое подняться с постели морозным утром в неотапливаемой ком­нате и как само наше внутреннее жизненное начало протестует против этой пытки. Наверное, большинство людей однажды утром оставались в постели, в течение часа не в состоянии собраться с духом на это решение. Мы думаем о том, как мы опоз­даем, как это скажется на наших дневных обязанностях; мы говорим: «Я должен встать, это стыдно», — и так далее. Но теплая постель все еще представляется слишком восхитительной, а холод снаружи слишком сильным, и решимость угасает, и решение откладывается снова и снова, как раз в тот момент, когда уже казалось, что мы на грани решающего действия. Как же мы вообще встаем с постели в таких обстоятельствах? Если я могу обобщать, исходя из моего собственного опыта, то чаще всего мы встаем вовсе без какой-либо борьбы или решения, мы внезапно на­ходим, что должны встать. Происходит удачное отвлечение сознания; мы забываем и тепло, и холод; мы впадаем в некие фантазии, связанные с жизнью дня, в ходе ко­торых у нас мелькает мысль: «Эге! Я уже не должен здесь лежать», — мысль, ко­торая в этот счастливый миг не пробуждает никаких противоречащих ей или пара­лизующих опасений и, в результате, немедленно вызывает соответствующие мотор­ные действия. Именно наше острое осознание тепла и холода во время борьбы па­рализовало нашу активность...»

Что же это за таинственные «фантазии», что за некое измерение в че­ловеческой психологии, которое упущено всей психологией до Джеймса? Это смыслы, личностные смыслы каждого поступка. Герой Джеймса встает с по­стели, когда обнаруживает связь с событиями дня. Обнаруживает смысл своего «вставания» в данный момент времени в данных обстоятельствах!

Корни личностного смысла можно найти еще у Аристотеля. Ученый го­ворил: «То, что дано глазам (то, что дано в восприятии. — Ред.), являет на­целенность (intentio) души». Брентано часто повторял, что сознание всегда устремлено на что-то, указывает на что-то, находящееся вне его самого, — то есть предполагается объект сознания. Позднее Фрейд, который посещал лекции Брентано, так проникнется его идеями, что поневоле позаимствует их. Недаром Фрейд ищет смысл в свободных ассоциациях, фантазиях и сно­видениях!

52 ПОПУЛЯРНАЯ ИСТОРИЯ ПСИХОЛОГИИ

Джеймс много внимания уделял изучению эмоций человека. По Джейм­су, эмоция — это восприятие человеком внутренних телесных изменений:

«Мой тезис, напротив, состоит в том, что телесные изменения следуют непосред­ственно за восприятием волнующего факта и что наше переживание этих измене­ний, по мере того, как они происходят, и является эмоцией. Обычно принято гово­рить: нам не повезло — мы огорчены и плачем, нам повстречался медведь — мы испугались и обращаемся в бегство, нас оскорбил соперник — мы разгневаны и наносим удар. Защищаемая здесь гипотеза утверждает, что этот порядок событий является неправильным, что одно психическое состояние не сразу вызывается дру­гим, что между ними необходимо вставить телесные проявления и что правильнее говорить: мы огорчены, потому что плачем, разгневаны, потому что наносим удар, испуганы, потому что дрожим, а не наоборот, — мы плачем, наносим удар и дро­жим, потому что огорчены, разгневаны или испуганы. Если бы восприятие не со­провождалось телесными изменениями, оно было бы исключительно познаватель­ным, бледным, лишенным колорита и эмоционального тепла. В таком случае мы могли бы видеть медведя и приходить к выводу, что лучше будет обратиться к бег­ству, или, получив оскорбление, полагать, что мы имеем право ударить, но не могли бы при этом реально переживать страх или гнев (...) Если мы представим себе не­которую сильную эмоцию и затем постараемся удалить из сознания переживания всех тех телесных симптомов, которые ей свойственны, окажется, что ничего не ос­талось, нет никакого «психического материала», из которого эта эмоция могла бы образоваться, и что сохраняется лишь холодное и безразличное состояние интеллек­туального восприятия (...) Можно ли вообразить состояние ярости и вместе с тем не представить себе волнения, возникающего в груди, прилива крови к лицу, раздува­ния ноздрей, сжимания зубов и желания энергичных действий, а вместо всего это­го — расслабленные мышцы, ровное дыхание, спокойное лицо? Автор по крайней мере определенно не может. С исчезновением так называемых проявлений ярости полностью исчезает и сама ярость; единственное, что может занять ее место, — это некоторое хладнокровное и бесстрастное суждение, относящееся исключительно к области интеллекта и полагающее, что известное лицо или лица за свои грехи зас­луживают наказания. То же можно сказать о печали: чем бы она была без слез, рыданий, боли в сердце и стеснения в груди? Бесчувственным заключением о том, что некие обстоятельства достойны сожаления — ничего больше. То же самое обна­руживает и любая другая страсть. ■ Полностью лишенная телесного выражения эмо­ция — ничто».

Трудно не согласиться с выводами Джеймса!

Почему же так сильны стереотипы, что эмоция вызывает телесные изме­нения, а не наоборот? Любые стереотипы являются культурно-исторически­ми. Культура — как это ни странно звучит — отталкивает человека от тела, а психология — пытается прийти к соглашению души и тела.