Geum.ru

Рабатывал он, в частности, проблемы взаимоотношений текста с аудиторией, как на материале литературы авангарда, так и на разнородном материале массовой культуры

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   18   19   20   21   22   23   24   25   ...   50

братом Вильгельмом позавчера упоминали при тебе о нем. Но это

скверная история. О ней говорить тяжко. Она показывает... Хотя

ради этого ее, наверно, и следует узнать - чтоб извлечь

полезный урок... Так вот, она показывает, как из жажды покаяния

и из намерения очистить мир могут выйти кровопролитие и

человекоубийство..."

Он уселся удобнее, чуть ослабив хватку на моих плечах, но,

продолжая обнимать рукой за шею, как бы для того чтобы

приобщить не то своей мудрости, не то своей горячности.

"Все началось задолго до брата Дольчина, - сказал он.-

Более шестидесяти лет тому. Я был ребенком. Это было в Парме.

Появился проповедник, некий Герард Сегалелли. Он призывал к

нищенской жизни и кричал на улицах "всепокайтеся!". Этим

возгласом, он, неученый человек, пытался возвестить: "Покайтесь

и сотворите дела достойные покаяния, ибо близится Царствие

Небесное!" И он звал своих учеников стать наподобие апостолов,

и хотел, чтобы его секта носила имя ордена апостолов и чтоб его

люди ходили по свету как нищие попрошайки, питаясь только

милостыней".

"Как полубратья, - сказал я. - Но разве не такова

заповедь Господа Бога нашего и вашего Франциска?"

"Да, - признал Убертин не вполне уверенным голосом и

вздохнул. - Но Герард был склонен преувеличивать... Он и его

люди обвинялись в том, что отрицали права священства, отрицали

отправление литургии, исповедь, праздно бродяжничали".

"Но в этом обвинялись и францисканцы-спиритуалы. А разве

теперь не сами братья-минориты отрицают права папы?"

"Папы. Но не всего священства. Мы сами священники. Знаешь,

мальчик, нелегко разобраться в этих вещах. Грань, отделяющая

добро от зла, так зыбка... Кое в чем Герард ошибся - и

запятнал себя ересью... Пожелал вступить в орден миноритов, но

наши братья его не приняли. С этого времени он сидел во

францисканской церкви и смотрел на изображения апостолов в

сандалиях и широких плащах, наброшенных на плечи. По их подобию

и он отрастил волосы и бороду, надел сандалии и подпоясался

вервием, как минориты. Ибо, заметь, все основатели новых

конгрегаций всегда берут что-нибудь из опыта ордена блаженного

Франциска..."

"Но все это было вполне праведно..." "Да. Но кое в чем он

ошибался. Он стал носить длинную белую тунику, а поверх нее -

белую же широкую мантию, длинную бороду, отпущенные волосы.

Очень скоро простецы окружили его ореолом святости. Он продал

свой домишко и, встав на камень перед дворцом, откуда в старые

времена подеста говорил гражданам, он не роздал деньги, не

оделил бедняков, а кликнул чернь, игравшую на соборной площади,

и стал разбрасывать из мешка деньги, вырученные от продажи его

имущества, крича "Бери кто хочет!". И мошенники взяли деньги и

пошли проигрывать их в кости, и промотали их, и хулили

вечносущего Владыку, а тот, кто дал им, все слышал и не

стыдился".

"Но Франциск тоже роздал все, что имел. И я слышал от

Вильгельма, что Франциск проповедовал воронам и ястребам, не

говоря о прокаженных, - то есть самым подонкам, которых народ,

почитавший себя добродетельным, отвергал".

"Да. Но кое в чем Герард ошибся. Франциск никогда не имел

трений со святой церковью. И в Евангелии не сказано: "Продай

все что имеешь и раздай бездельникам". Герард давал, а взамен

ничего не получил. Это оттого, что давал он дурным людям. И

начал он дурно, и жил дурно, и кончил дурно, потому что его

община была запрещена папой Григорием X..."

"Должно быть, - сказал я, - это был не такой

дальновидный папа, как тот, который утвердил устав Св.

Франциска..."

"Да. Но кое в чем Герард ошибся. В то время как Франциск

отлично понимал, что делает. И в конце концов, мой мальчик, эти

свинопасы и скотники, заделавшиеся ни с того ни с сего

лжеапостолами, просто хотели жить приятно и без работы

подаяниями тех, в ком минориты большим трудом и собственным

добрым примером воспитали благотворительность! Но не только в

этом дело, - тут же прибавил он. - Дело в том, что, стремясь

уподобиться апостолам, которые были еще иудеями, Герард

Сегалеяли подверг себя обрезанию, а сие противоречит посланию

Павла к Галатам. Тебе должно быть известно, что многие святые

люди предсказывали: Антихрист явится из племени обрезанных...

Но еще худшее затеял Герард, когда созвал простецов и сказал:

"Войдемте со мной в виноградник!" Они же поняли плотски то, что

он понимал духовно, и вошли с ним в чужой виноградник, считая,

что это его собственный, и ели чужой виноград..."

"Ну, уж не миноритам убиваться о чужом добре", - нагло

вставил я.

Убертин сурово посмотрел на меня: "Минориты хотят жить в

бедности, но они никогда не требовали этого от других. Нельзя

безнаказанно посягать на имущество добрых христиан, иначе

добрые христиане посчитают тебя разбойником. Это и случилось с

Герардом. О нем говорили даже... Но тут не берусь судить,

правда ли это, - имей в виду, я только доверяюсь сведениям

брата Салимбене, знававшего их всех... Говорили, что, желая

испытать волю и воздержность, он спал с женщинами, не вступая в

половую связь. Но когда ученики пытались повторить его подвиги

- исход бывал совсем другой... Ох, об этих вещах не следует

рассказывать юному. Женщина - сосуд диавола... Герард

продолжал кричать "всепокайтеся", а в это время один из его

учеников, Гвидон Путаджи, решил захватить главенство в общине.

И разъезжал с большой свитою, с лошадьми и слугами, и давал в

городах блестящие обеды - в точности как кардиналы римской

церкви. Дошло до форменной схватки за главенство в секте, и

начались позорные дела. Многие люди все же текли к Герарду, и

не только из сел, но и из городов, люди, записанные в цехи... А

Герард велел им обнажаться и в наготе служить нагому Христу. И

посылал их по миру с проповедью, а себе велел сделать другое

одеяние, тоже белое, без рукавов, из грубого холста. И в нем

больше походил на шута, чем на духовное лицо. Домов эти люди не

имели. Время от времени они подымались на амвоны церквей,

прерывая богослужение набожных христиан, и сгоняли с амвонов

священников, а однажды усадили какого-то мальчика на

епископский трон в церкви Св. Урса в Равенне. И звали себя

последователями Иоахима Флорского..."

"Но францисканцы тоже, - воскликнул я. - И Герард из

Борго Сан Доннино, и вы сами!"

"Успокойся, мальчик. Иоахим Флорский был великий пророк и

первым понял, что Франциск несет обновление христианской

церкви. А лжеапостолы, ссылаясь на его учение, желали оправдать

свои безумства. Сегалелли водил с собой некую апостольшу, не то

Трипию, не то Рипию... Она утверждала, что обладает пророческим

даром. Водил женщину, понимаешь?"

"Но отче, - возразил было я,-вы же сами говорили

позавчера о святости Клары Монтефалькской и Ангелы из

Фолиньо..."

"Те были святые! Они жили в смирении, признавая права

церкви и не заикаясь ни о каких пророчествах! А лжеапостолы,

наоборот, допускали своих женщин проповедовать по городам, как

делали и прочие еретики. И уже сами не разбирали холостяков от

женатых, и ни один обет не почитался за ненарушимый. Коротко

говоря... Не хочу донимать тебя этими тоскливыми рассказами, к

тому же ты все равно не поймешь некоторых тонкостей... Епископ

Пармский Обиццо решил в конце концов заковать Герарда в цепи.

Но тут произошла странная вещь. По ней можешь видеть, до чего

слаба человеческая натура и как упорны плевелы ереси. Дело в

том, что епископ освободил Герарда, и стал сажать к себе за

стол, и смеялся его выходкам, держа его как бы за шута..."

"Но почему?"

"Не знаю... Хотя, к сожалению, догадываюсь. Епископ был из

дворян и презирал горожан - купцов и ремесленников. Наверное,

его тешило, что Герард всякий раз, проповедуя бедность,

обрушивался на тех, и начав попрошайничеством, кончал

разбоем... Но в конце концов вмешался папа, и епископу пришлось

проявить должную суровость. Герард пошел на костер как

нераскаянный еретик. Это было в начале нашего столетия".

"А какое отношение все это имеет к Дольчину?"

"Имеет. И являет пример того, как ересь живет и после

уничтожения ее носителей, еретиков. Этот Дольчин был ублюдком

одного священника Новарской епархии. Это в здешних краях, в

Италии, немного на север отсюда. Кое-кто утверждал, что он

родился в другом месте, не то в долине Оссолы, не то в Романье.

Но это не так уж важно. Он рос способным юношей и обучался

словесности. Однако обокрал своего воспитателя, который много с

ним занимался, и бежал на восток, в Тридент. Там он взялся

проповедовать учение Герарда, в самом еретическом виде,

заявляя, будто он единственный сущий апостол Господа, и что в

любви все должно быть общим, и что можно без всякого различия

ложиться со всеми женщинами, за что никого нельзя обвинить в

любодеянии. Даже если ляжешь с сестрою, с дочерью..."

"Он вправду так говорил или его в этом обвиняли? Я слышал,

что в подобном обвиняли и спиритуалов, и монахов из

Монтефалько..."

"De hoc satis,[1] - резко оборвал меня Убертин. - То были

уже не монахи. То были еретики. И погубленные именно Дольчином.

Кроме того... Слушай дальше. Достаточно узнать, что было

дальше, дабы увериться в его гнусности. Как он прознал об

учении лжеапостолов - мне неизвестно. Вероятно, еще отроком

побывал в Парме и слушал там Герарда. Но известно, что он

держал связь с бо-лонскими еретиками после смерти Сегалелли.

Совершенно точно известно, что проповедовать он начал в

Триденте. Там он соблазнил одну девицу из богатой и знатной

семьи, Маргариту, либо она соблазнила его, как соблазнила

Элои-Зй Абеляра. Потому что, запомни, именно чрез

посредничество женщины внедряется диавол в сердце человека!

Тогда епископ Тридентский изгнал из своей епархии

Доль-чина с его подругой, но у него уже было больше тысячи

последователей. И с ними он вышел в долгий путь, чтоб добраться

до родных краев. По дороге к ним присоединялись и новые

обольщенные, соблазнившиеся его речами, и к ним же, надо

думать, примыкали еретики-вальденцы, жившие в тех горах, через

которые он шел. А может, он так и рассчитывал - соединиться с

вальденцами этих северных краев. Добравшись до Новары, Дольчин

нашел там обстановку чрезвычайно благоприятную для своего

мятежа. Дело в том, что вассалы, правившие страной Каттинара от

имени епископа Верчелли, были изгнаны из собственных владений.

И они встретили разбойников Дольчина как самую желанную

помощь".

"А что эти вассалы сделали епископу?"

"Не знаю. И меня это не интересует. Но, как видишь, ересь

охотно братается с бунтом против законных властей. Часто

бывает, что еретик сначала прославляет мадонну Бедность, а

потом сам не умеет справиться с соблазнами власти, войны,

насилия. Шла какая-то борьба между правящими семьями в городе

Верчелли. Лжеапостолы воспользовались этим. А семьи, в свою

очередь, воспользовались беспорядком, учиненным лжеапостолами.

Господа феодалы вербовали наемников, чтобы грабить горожан, а

горожане искали защиты у епископа Новары".

"Запутанная история. А за кого был Дольчин?"

"Не знаю. Сам за себя. Он ввязываются во все склоки и

везде находил случай проповедать войну против чужого добра. Во

имя бедности, разумеется. Дольчин со своими людьми, которых к

тому времени стало уже три тысячи, разбил лагерь на одной горе

близ Новары. На так называемом Лысом Утесе. И поставил там

укрепления и палатки, и правил оравой мужчин и женщин, которые

жили скопом в самом бессовестном блуде... Оттуда он рассылал

письма единомышленникам, оттуда изрекал еретическое учение. Он

говорил и писал, что идеал у всех должен быть одинаковый -

бедность, и что никакие обязательства внешнего повиновения не

должны их сковывать, и что он, Дольчин, ниспослан от Бога,

чтобы открыть пророчества Ветхого и Нового заветов и

истолковать Писание. И называл все духовенство, и секулярных

клириков, и проповедников, и миноритов служителями Сатаны, и

освобождают кого бы то ни было от необходимости им подчиняться.

Он различал четыре возраста существования Народа Божия. Первый

- это ступень Ветхого Завета, то есть патриархи, пророки и

праведники до Христа; на этой ступени следовало брать жен,

чтобы земля населялась и размножался род человеческий. Потом

наступила эпоха Христа и его апостолов - эпоха святости и

целомудрия. На третьей ступени первосвященники начали думать,

будто им следует сначала приобрести земное состояние, а потом с

его помощью управлять народом; но когда в народе ста/та

охладевать любовь к Господу, появился Бенедикт и выступят

против всякой земной собственности. Когда же даже и

бенедиктинские монастыри начали накапливать богатства,

появились братья Св. Франциск и Св. Доминик, каковые еще

суровее, чем Бенедикт, стали проповедовать против

посюстороннего могущества и посюстороннего господства. Но

теперь, провозгласил Дольчин, даже и в этих орденах жизнь

множества прелатов снова вошла в противоречие с добрыми

евангельскими заповедями, наступил час конца третьего времени и

требуется возврат к указанию апостолов".

"Но получается, что Дольчин призывают именно к тому же, к

чему призывали и францисканцы, а среди францисканцев - именно

спирнтуалы, а среди них - именно вы, святой отец!"

"Да. да. Но он извлек из этого неправильный силлогизм! Он

утверждал, что для скончания третьего возраста необходимо всему

духовенству, и с монахами, и с братьями-схимниками, сгинуть в

страшных мучениях; он предсказывал, что скоро все церковные

прелаты, священнослужители, монахи и монахини, прихожане и

прихожанки, и все посвященные в ордены проповедников и

миноритов, все святые отшельники и с ними сам Бонифаций,

римский папа, будут уничтожены обетованным императором,

которого укажет он, Дольчин, и император этот будет Фредерик

Сицилийский".

"Но разве не тот же самый Фредерик с почестями принимал у

себя на Сицилии спиритуалов, выгнанных с умбрских земель, и

разве не минориты обращались с призывами к императору, -

неважно, что ныне этот император Людовик, - уговаривая его

истребить власть папы и кардиналов?"

"Ереси - а равно и безумию - свойственно извращать самые

прямые помыслы и затеи и приводить их в вид, противный любому

установлению, как Божьему, так и человеческому. Никогда

минориты не подстрекали императора убивать других

священнослужителей".

Убертин обманывался. Теперь я знаю это точно. Ибо когда

через несколько месяцев Баварец начал наводить свои порядки в

Риме, Марсилий и прочие минориты сделали с приверженцами папы

именно то, что намеревался сдедать Дольчин. Этим я желаю

доказать не что Дольчин поступил верно, а, наоборот, что

Марсилий и приверженцы Марсилия могли поступать ошибочно.

Однако уже и в описываемый день, особенно после утреннего

разговора с Вильгельмом, я все более решительно ставил перед

собой вопрос: как же можно было ждать от простецов, чтобы они

самостоятельно разобрались и увидели различие между

спиритуалами и Дольчином? Ведь Дольчин проводил в жизнь призывы

спиритуалов! И не являлось ли единственною его виною намерение

осуществить именно то, что людьми общепризнанно

добропорядочными преподносилось в виде мистических загадок?

Или, может статься, именно в этом коренится различие между

святостью и ересью? Выходит, святость предполагает смиренное

ожидание от Господа того, что обещано его святыми, а, ересь -

это попытка добиться того же собственными средствами? Теперь я

знаю, что действительно дело обстоит так; и я знаю, что Дольчин

действовал ошибочно, ибо нет позволения самосильно менять

порядок вещей; позволено лишь уповать на его изменение. Но это

теперь. А в тот вечер я был переполнен самыми противоречивыми

мыслями.

"И к тому же, - продолжал свою речь Убертин, - клеймо

ереси напечатлено на любом проявлении гордыни. Во втором своем

послании Дольчин, в год 1303, именовал себя ректором ордена

апостольского, а рядом с собой выводил, как настоятелей, свою

Маргариту (женщину!) и Лонгина из Бергамо, Фредерика

Новарского, Альберта Каре-нтского и Вальдерика Брешианского. И

нахально распространялся о последовательности будущих пап, двух

добрых, первого и последнего, и двух лихих, второго и третьего.

Добрый пастырь, предшествовавший обоим лихим, был Целестин.

Вторым был Бонифаций VIII, о котором сказано пророками:

"Надменность сердца твоего обольстила тебя, о ты, живущий в

расщелинах скал". Третий папа не назван Дольчином, хотя о нем и

говорится у Иеремии: "Вот восходит он как лев от возвышения

Иордана на укрепленные жилища". Однако, к стыду, Дольчин

предполагал под этим львом Фредерика Сицилийского,

долженствующего растерзать лже-пастырей... Четвертый папа

Дольчину был неизвестен, но это должен был быть святой Божий,

ангелический папа, о котором пророчествовал аббат Иоахим. Он

должен был быть призван Богом, и тогда Дольчин и все Дольчиновы

люди, которых к тому дню поднабралось уже более четырех тысяч,

осенились бы милостями Духа Святого, и церковь избавилась бы от

бедствий, и с тем обновилась бы вовеки и до скончания времен.

Однако все это долженствовало совершиться через три года, а в

эти три года надлежало исчерпать все земное зло. Этим-то и

занимался Дольчин, разнося войну по свету. А четвертый по

порядку папа - вот нам пример, до чего любит нечистый

насмехаться над своими суккубами! - это был тот Климент V,

который провозгласил поход против Дольчина. И был вполне в

своем праве, поскольку в посланиях Дольчина содержались

высказывания, несовместимые с христианством. Дольчин утверждал,

что Римская церковь - блудница, что священнослужителям никто

не должен подчиняться, что отныне все духовное руководство

миром переходит к секте апостолов, что одни только апостолы в

состоянии основать новую церковь, что апостолы могут

пренебрегать таинством брака, что только тот, кто примкнет к

его секте, тот спасется, что ни один из пап не правомощен

отпускать грехи, чтоб церковную десятину не платили, что более

совершенна жизнь без обетов, нежели с обетами, и что освященная

церковь - не лучшее для молитвы место, чем любая конюшня, и

что Христа безразлично где почитать - в часовне или в лесу".

"Он действительно говорил все это?"

"Конечно, говорил, это доказано и подписано им самим.

Однако, к сожалению, поступал он еще гораздо хуже. Утвердившись

на Лысом Утесе, он стал громить долинные деревушки, грабил все

подчистую, чтобы добыть провиант. Велась самая настоящая война

против соседствующих сел".

"И все села были против него?"

"Неизвестно. Может быть, кто-то его и поддерживал. Я ведь

уже сказал, что он ввязывался в запутаннейшие раздоры жителей

той местности. Тем временем пришла зима 1305 года - одна из

самых свирепых за последние несколько десятилений, - и в

округе наступил ужасный голод. Дольчин распространил третье

письмо к собратьям, и многие стекались к нему, но скоро жизнь

на горе стала невыносимой и лишения были таковы, что пришлось

есть лошадей, других живых тварей и пареное сено. И многие

померли".

"Но с кем они воевали?"

"Епископ Верчелли обратился за помощью к Клименту V, и тот

снарядил крестовый поход на еретиков. Он объявил всякому, кто