Книга четвертая

Вид материалаКнига

Содержание


Победа на западе
Подобный материал:
1   ...   8   9   10   11   12   13   14   15   ...   53

ПОБЕДА НА ЗАПАДЕ




Прекрасным весенним утром 10 мая 1940 года посол Бельгии и посланник

Нидерландов в Берлине были вызваны на Вильгельмштрассе, где Риббентроп

сообщил им, что немецкие войска вступают на территорию их стран в целях

обеспечения их нейтралитета перед лицом нависшей угрозы нападения

англо-французских армий - аналогичный бесчестный предлог был использован

всего месяц назад для оправдания оккупации Дании и Норвегии. Официальный

немецкий ультиматум призывал оба правительства принять необходимые меры,

чтобы воспрепятствовать оказанию сопротивления. В случае такового оно будет

решительно подавлено всеми имеющимися средствами и ответственность за

кровопролитие "всецело ляжет на королевское бельгийское и королевское

нидерландское правительства".

В Брюсселе и Гааге, как недавно в Копенгагене и Осло, немецкие послы

направились в министерства иностранных дел с аналогичными посланиями. По

иронии судьбы в Гааге ультиматум должен был вручить граф Юлиус фон

Зех-Буркерсроде, немецкий посланник, являвшийся зятем Бетман-Холвега,

бывшего канцлера кайзера, который в 1914 году публично назвал немецкие

гарантии нейтралитета Бельгии, только что нарушенные империей

Гогенцоллернов, клочком бумаги.

В министерстве иностранных дел в Брюсселе, в то время как немецкие

бомбардировщики с ревом проносились над бельгийской столицей и от разрывов

сбрасываемых ими на ближайшие аэродромы бомб дребезжали стекла,

Бюлов-Шванте, немецкий посол, начал было извлекать из своего кармана

официальную бумагу, но Поль Анри Спаак остановил его:

"Прошу прощения, господин посол. Первым буду говорить я. Германская

армия только что напала на нашу страну, - сказал Спаак, не пытаясь скрыть

своего возмущения. - Уже во второй раз за двадцать пять лет Германия

совершает преступную агрессию против нейтральной и лояльной Бельгии. То, что

случилось, является даже более одиозным, чем агрессия 1914 года. Ни

ультиматума, ни ноты, ни протеста какого бы то ни было характера не было

предъявлено бельгийскому правительству. Только после нападения Бельгия

узнала, что Германия нарушила взятые на себя обязательства... Германский

рейх будет нести за это ответственность перед историей. Бельгия полна

решимости защищать себя".

Незадачливый немецкий дипломат начал было читать немецкий ультиматум,

но Спаак прервал его: "Дайте мне документ. Я хочу избавить вас от исполнения

неприятной обязанности".

Третий рейх не первый раз давал этим двум маленьким государствам

гарантии нейтралитета. Независимость и нейтралитет Бельгии были

гарантированы "бессрочно" пятью великими европейскими державами в 1839 году

пактом, который соблюдался в течение 75 лет, пока Германия в 1914 году не

нарушила его. Веймарская республика обещала никогда не поднимать оружие

против Бельгии, и Гитлер, придя к власти, неоднократно заверял, что

соблюдение нейтралитета Бельгии незыблемо, и дал такие же гарантии

Нидерландам. 30 января 1937 года, отказавшись считаться с условиями

Локарнского договора, нацистский канцлер публично заявил:

"Германское правительство дало дальнейшие заверения Бельгии и

Голландии, что оно готово признать и гарантировать нейтралитет этих

территорий и нерушимость их границ".

Напуганная ремилитаризацией третьего рейха и оккупацией им Рейнской

области весной 1936 года Бельгия, разумно отказавшаяся после 1918 года от

политики нейтралитета, теперь вновь искала спасения в провозглашении

нейтралитета. 24 апреля 1937 года Англия и Франция освободили ее от

обязательств по Локарнскому договору, а 13 октября этого же года Германия

официально и торжественно подтвердила свою решимость ни при каких

обстоятельствах не причинять ущерба неприкосновенности и целостности Бельгии

и во все времена уважать неприкосновенность бельгийской территории и

оказывать Бельгии помощь, если она окажется объектом нападения...

Начиная с этого дня в частных указаниях Гитлера генералам появляется

пункт, совершенно противоположный тем публичным заверениям, которые он

источал в адрес Бельгии и Нидерландов. 24 августа 1938 года, касаясь одного

из докладов, подготовленных для него в связи с разработкой плана "Грюн"

(нападение на Чехословакию), он говорил о том огромном преимуществе, которое

дала бы Германии оккупация Бельгии и Голландии, и спросил у армии мнение,

"при каких условиях можно было бы осуществить оккупацию этого района и

сколько времени для этого потребовалось бы". 28 апреля 1939 года в своем

ответе Рузвельту Гитлер вновь подчеркивал "обязывающие заверения", которые

он сделал Нидерландам и Бельгии в числе других. Не прошло и месяца, как 23

мая фюрер заявил своим генералам, что "голландские и бельгийские аэродромы

должны быть отняты силой... с молниеносной быстротой", что "следует

игнорировать декларации о нейтралитете". Он еще не начал войну, но планы у

него уже созрели. 22 августа, за неделю до нападения на Польшу, он совещался

со своими генералами относительно возможности нарушить нейтралитет Голландии

и Бельгии. "Англия и Франция, - сказал он, - не станут нарушать нейтралитет

этих стран". Четырьмя днями позднее, 26 августа, он приказал своим послам в

Брюсселе и Гааге проинформировать соответствующие правительства, что в

случае возникновения войны "Германия ни при каких обстоятельствах не нарушит

неприкосновенность границ Бельгии и Голландии" - заверение, которое он

публично повторил 6 октября по завершении польской кампании. На следующий

день, 7 октября, генерал Браухич по указанию Гитлера предложил своим

командующим группами армий осуществить все приготовления для немедленного

вторжения на территорию Голландии и Бельгии, если этого потребует

политическая обстановка.

А еще двумя днями позднее, 9 октября, в Директиве э 6 Гитлер

приказывал:

"...Подготовить наступательные операции через

люксембургско-бельгийско-голландскую территорию. Это наступление должно быть

проведено как можно более крупными силами и как можно скорее... Целью этих

наступательных операций является разгром по возможности большей части

французской действующей армии и сражающихся на ее стороне союзников и

одновременно захват возможно большей голландской, бельгийской и

северофранцузской территории..."

Бельгийцы и голландцы, разумеется, были не в курсе секретных приказов

Гитлера, тем не менее они получили предостережение относительно того, что их

ожидало. О некоторых предостережениях уже говорилось ранее: полковник Остер,

один из антинацистских заговорщиков, предупредил 5 ноября голландского и

бельгийского военных атташе в Берлине, что немецкое нападение запланировано

на 12 ноября. В конце октября Герделер, другой участник антинацистского

заговора, выехал по настоянию Вайц-зекера в Брюссель, чтобы предупредить

бельгийцев о предстоящем нападении. А вскоре после Нового года, точнее, 10

января 1940 года гитлеровские планы наступления на Западе попали в руки

бельгийцев, когда офицер, который вез эти документы, совершил вынужденную

посадку в Бельгии.

К тому времени генеральные штабы Бельгии и Голландии знали от своих

приграничных разведывательных служб, что Германия сосредоточивает у границы

около 50 дивизий. Воспользовались они и необычным источником информации в

самой немецкой столице. Таким источником оказался полковник Г. Дж. Сас,

нидерландский военный атташе в Берлине. Сас был близким другом полковника

Остера и часто обедал в его уединенном доме, расположенном в пригороде

Берлина Целендорф, - этой практике способствовало введенное с начала войны

затемнение, под прикрытием которого ряд лиц, как иностранцев, так и немцев,

осуществляли в Берлине свои рискованные миссии, не опасаясь попасть в поле

зрения немецкой контрразведки. Именно Сасу полковник Остер сообщил в начале

ноября о немецком нападении, назначенном на 12 ноября. Он же сообщил в

январе военному атташе о новом сроке нападения. Ни в первом, ни во втором

случае нападения не произошло, и в Брюсселе, и в Гааге вера в правдивость

информации Саса оказалась несколько поколеблена - там, разумеется, не знали,

что Гитлер действительно дважды устанавливал даты нападения, а затем отменял

их. Однако предупреждение, переданное Сасом в Гаагу за десять дней до

нападения на Норвегию и Данию, позднее подтвердившееся, очевидно, до

некоторой степени восстановило его престиж.

3 мая Остер совершенно четко сообщил Сасу, что немецкое наступление на

Западе через территорию Нидерландов и Бельгии начнется 10 мая, и военный

атташе немедленно сообщил об этом своему правительству. На следующий день в

столице Нидерландов получили подтверждение этой информации от голландского

посла в Ватикане. Гаага немедленно известила об этом Брюссель. 5 мая было

воскресенье, а уже в начале следующей недели всем нам в Берлине стало

очевидно, что удар на Западе последует в ближайшие дни. Напряжение в столице

усиливалось. К вечеру 8 мая я отправил в свой офис в Нью-Йорке телеграмму с

просьбой задержать одного из наших корреспондентов в Амстердаме, вместо того

чтобы отправлять его в Норвегию, где война, вероятно, уже закончилась. В тот

вечер военные цензоры позволили мне намекнуть в радиопередаче, что вскоре

развернутся события на Западе, включая Голландию и Бельгию.

Вечером 9 мая Остер и Сас обедали вдвоем, и этот совместный обед

оказался для них последним. Немецкий офицер подтвердил, что отдан приказ

начать наступление на Западе завтра на рассвете. Чтобы еще раз

удостовериться в том, что никаких изменений в последнюю минуту не

произойдет, Остер после обеда (скорее, после ужина) наведался в штаб ОКБ на

Бендлерштрассе. Никаких изменений. "Свинья отбыла на Западный фронт", -

передал Остер Сасу. Под "свиньей", естественно, подразумевался Гитлер.

Сообщив эту новость бельгийскому военному атташе, Сас направился в свое

посольство и позвонил в Гаагу. Для передачи такого сообщения существовал

специальный код, и Сас произнес несколько безобидных на первый взгляд слов,

которые означали: "Завтра на рассвете. Держитесь!"

Как ни странно, но две великие западные державы - Англия и Франция

оказались застигнуты врасплох. Их генеральные штабы игнорировали тревожные

донесения из Брюсселя и Гааги. Лондон был охвачен правительственным

кризисом, который продлился три дня и разрешился только вечером 10 мая,

когда Чемберлена на посту премьер-министра сменил Черчилль. Французский и

английский штабы впервые услышали о немецком нападении, когда тишину

предрассветного утра разорвал грохот немецких самолетов и визг пикирующих

бомбардировщиков. С наступлением утра голландское и бельгийское

правительства, до того державшие союзников на почтительном расстоянии в

течение восьми месяцев, вместо того чтобы согласованно действовать в

интересах укрепления общей обороны, обратились к ним с отчаянной мольбой о

помощи.

Тем не менее планы союзников ответить на немецкое наступление в Бельгии

начали осуществляться почти без задержек в первые два дня. Огромная

англо-французская армия устремилась на северо-восток с франко-бельгийской

границы, чтобы занять главную оборонительную линию вдоль рек Диль и Маас

восточнее Брюсселя. Именно этого и добивалось высшее немецкое командование,

ибо массированный обходный маневр союзников был ему крайне выгоден.

Англо-французские войска, не осознавая этого, шли прямо в западню, что

вскоре и привело союзные армии к полной катастрофе.


Альтернативные планы


Первоначальный вариант плана наступления на Западе, который в январе

стал известен бельгийцам и, как подозревали немцы, французам и англичанам,

подвергся коренным изменениям. Операция, получившая кодовое название

"Гельб", была наскоро состряпана в конце 1939 года высшим командованием

вермахта под давлением Гитлера, требовавшего предпринять наступление на

Западе не позднее середины ноября. Среди военных историков да и среди самих

немецких генералов ведутся споры о том, не являлся ли первый план

модифицированной версией старого плана Шлиффена; Гальдер и Гудериан

утверждали, что это именно так. Этот план предусматривал нанесение немцами

основного удара на правом фланге через Бельгию и Северную Францию с целью

захватить порты на французском побережье Ла-Манша. Совсем немногим отличался

он от знаменитого плана Шлиффена, претворение в жизнь которого едва не

привело немцев к успеху в 1914 году и который обеспечивал не только захват

портов на Ла-Манше, но и мощный обходный маневр, что могло завершиться

выходом правого крыла немецких армий через Бельгию и Северную Францию и

через Сену в район, откуда они могли повернуть на восток южнее Парижа и там

окружить и разгромить остатки французских вооруженных сил. Целью такой

операции было стремление быстро покончить с вооруженным сопротивлением

французов, с тем чтобы Германия уже в 1914 году обратила свою военную мощь

против России.

Однако в 1939-1940 годах у Гитлера не было оснований беспокоиться по

поводу русского фронта. Тем не менее его цель была более ограниченной. Во

всяком случае, на первой фазе кампании он собирался не разгромить

французскую армию, а только потеснить ее таким образом, чтобы, оккупировав

побережье Ла-Манша и тем самым отрезав Англию от своего союзника на

континенте и обеспечив себя авиационными и военно-морскими базами, Германия

могла тревожить Британские острова и осуществлять их блокаду. Как явствует

из его разглагольствований перед генералами в те дни, Гитлер полагал, что

после такого поражения Англия и Франция согласятся на заключение мира и он

сможет еще раз направить свои устремления на Восток.

Еще до того как первоначальный вариант плана "Гельб" попал в руки

западных союзников, их верховное командование предвидело его основную идею.

17 ноября Высший военный совет союзников на своем заседании в Париже одобрил

"План Д", который в случае немецкого наступления через Бельгию

предусматривал немедленную переброску французских 1-й и 9-й армий и

английских экспедиционных сил к главному бельгийскому оборонительному рубежу

по рекам Диль и Маас от Антверпена через Левен, Намюр и Живе к

Шер-левиль-Мезьер. За несколько дней до этого французский и английский

генеральные штабы в ходе ряда секретных совещаний с представителями высшего

военного командования Бельгии получили от последних заверения, что они

усилят оборону на этом рубеже и окажут здесь основное сопротивление. Однако,

все еще цепляясь за свой иллюзорный нейтралитет, что поддерживало в них

надежду, будто им удастся избежать войны, бельгийцы да пыле этих

договоренностей не пошли. Английский комитет начальников штабов доказывал,

что если немцы начнут наступление, то времени для развертывания сил

союзников на столь близком расстоянии не будет, тем не менее по настоянию

генерала Гамелена "План Д" был принят.

В конце ноября союзники добавили к плану пункт, предусматривавший

быструю переброску 7-й армии под командованием генерала Анри Жиро на

побережье Ла-Манша в помощь голландцам, если Нидерланды подвергнутся

немецкому нападению. Таким образом, попытка немцев вторгнуться через Бельгию

- и, возможно, через Голландию - в обход линии Мажино натолкнется в самом

начале на мощь английских экспедиционных сил, основных сил французской

армии, 22 бельгийских и 10 голландских дивизий - силе в целом, как

выяснилось, по численности равной немецкой.

Чтобы избежать фронтального столкновения и в то же время заманить в

западню английскую и французскую армии, которые будут опрометчиво стремиться

вперед, генерал Эрих фон Манштейн (урожденный Левинский), начальник штаба

группы армий "А" под командованием Рундштедта, предложил радикально изменить

план "Гельб". Манштейн, штабной офицер, имевший относительно невысокое

звание, но богатое воображение, в течение зимы сумел изложить свою смелую

идею Гитлеру вопреки первоначальным возражениям Браухича, Гальдера и ряда

других генералов. Его предложение сводилось к тому, чтобы главный удар был

нанесен в центре, через Арденны, массированными бронетанковыми силами,

которым затем предстоит форсировать реку Маас севернее Седана, вырваться на

оперативный простор и устремиться к Ла-Маншу, в район Абвиля.

Гитлер, которому всегда импонировали дерзкие решения, заинтересовался

этим вариантом. Рундштедт стал без устали проталкивать эту идею не только

потому, что он поверил в нее, но и потому, что в этом случае его группа

армий "А" приобретала решающую роль в наступлении. Хотя личная неприязнь

Гальдера и профессиональная зависть некоторых старших по званию генералов и

привели в конце января к переводу Манштейна со штабной должности на

должность командира корпуса, он все же использовал представившуюся ему во

время обеда, устроенного фюрером в честь ряда новых командиров корпусов 17

февраля в Берлине, возможность и изложил Гитлеру свои неортодоксальные

взгляды. Он доказывал, что удар танковыми силами через Арденны пришелся бы

как раз по тому участку, где его союзники меньше всего ожидают, поскольку их

генералы, как и большинство немецких генералов, считают эту сильно

пересеченную, покрытую лесами местность непригодной для танков. Ложное

наступление на правом фланге вынудило бы английские и французские армии

устремиться в Бельгию. Затем, прорвав оборону французов у Седана и

продвигаясь на запад вдоль правого берега реки Соммы к Ла-Маншу, немцы

захлопнули бы западню для крупных англофранцузских сил, а также для

бельгийской армии.

Это был довольно рискованный, как подчеркивали некоторые генералы, в

том числе и Йодль, план. Но к этому времени Гитлер, считавший себя военным

гением, практически уверовал в то, что идея эта его собственная, и

высказывался в ее поддержку со все большим энтузиазмом. Генерал Гальдер,

вначале отвергавший эту идею как сумасбродную, затем начал воспринимать ее

как разумное предложение и при помощи офицеров генерального штаба

значительно улучшил предложенный вариант. 24 февраля 1940 года план был

официально одобрен и принят новой директивой ОКБ, а генералам было

предложено к 7 марта произвести перегруппировку своих войск. В ходе

пересмотра из общего плана кампании, утвержденного 29 октября 1939 года,

случайно выпал вопрос об оккупации Нидерландов, но 14 ноября был включен

вновь по настоянию военно-воздушных сил, которые нуждались в голландских

аэродромах для проведения воздушных операций против Англии и для снабжения

значительной части воздушно-десантных войск в этой небольшой, но сложной

операции. Такого рода соображения иногда играют решающую роль в судьбах

небольших государств.

Итак, по мере того как кампания в Норвегии приближалась к победоносному

завершению и становилось тепло, немецкая армия, самая мощная, какую

когда-либо видел мир, наращивала готовность нанести удар на Западе. В

численном отношении силы сторон были почти равны-136 немецких дивизий против

135 французских, английских, бельгийских и голландских. Преимущество

обороняющейся стороны заключалось в наличии широкой сети оборонительных

сооружений: непреодолимая линия Мажино на юге, вытянутая линия бельгийских

фортов в середине и укрепленные водные рубежи в Голландии на севере. Даже по

количеству танков союзники не уступали немцам. Однако они не сосредоточили

их так, как это сделали немцы. А из-за приверженности голландцев и

бельгийцев к идее нейтралитета не было тесного взаимодействия и

согласованности между штабами союзников, чтобы обороняющаяся сторона могла

объединить свои ресурсы и усилия в целях достижения наилучших результатов. У

немцев было единое командование, инициатива нападающей стороны, их не

обуревали сомнения морального порядка.

Готовясь к агрессии, они обладали непоколебимой уверенностью в самих

себе и смелым планом. У них имелся боевой опыт, приобретенный в польской

кампании. Там они проверили на практике свою новую тактику и новое оружие.

Им уже были известны возможности пикирующего бомбардировщика и

массированного применения танков. И они знали, со слов Гитлера, который не

переставал их повторять, что, хотя французам придется защищать родную землю,

чудеса героизма они не проявят.

Несмотря на уверенность и решимость, немецкое верховное командование,

как это явствует из секретных документов, по мере приближения часа "Ч"

временами впадало в панику. По крайней мере, это испытывал Гитлер как

верховный главнокомандующий. Об этом пишет генерал Йодль в своем дневнике. В

самый последний момент Гитлер отменял ранее назначенное время наступления: 1

мая он наметил наступление на 5 мая; 3 мая он передвинул дату наступления с

5 мая на 6-е, сославшись на плохой прогноз погоды, в действительности же,

очевидно, из-за того, что министерство иностранных дел не находило

достаточно оправданными предложенные им мотивы для нарушения нейтралитета

Бельгии и Нидерландов. На следующий день он наметил "день X" на 7 мая, а

затем опять перенес его на 8 мая. "Фюрер закончил обдумывание оправдательных

доводов для плана "Гельб", - отметил в своем дневнике Йодль. Бельгию и

Голландию нужно было обвинить в действиях, совершенно недопустимых для

нейтральной страны.

"7 мая. Поезд фюрера должен был отправиться из Финкенкруга в 16.38 по

расписанию (из дневника Йодля). Однако погода оставалась неопределенной,

поэтому приказ (на наступление) был отменен... Фюрер крайне обеспокоен

переносом начала наступления, поскольку существует опасность предательства.

Разговор бельгийского посла в Ватикане с Брюсселем дает основание полагать,

что измена совершена каким-то немцем, выехавшим из Берлина в Рим 29

апреля...

8 мая. Тревожные вести из Голландии. Отмена отпусков, эвакуации,

блокирование дорог и другие мобилизационные приготовления... Фюрер больше не

хочет ждать. Геринг просит отодвинуть начало наступления хотя бы до 10-го...

Фюрер крайне обеспокоен; он соглашается передвинуть дату наступления на 10

мая, по его словам, вопреки интуиции. Но ни на один день дольше...

9 мая. Фюрер принял решение начать наступление 10 мая. Это уже

наверняка. Отъезд вместе с фюрером в его поезде назначен на 17.00 из

Финкенкруга. После получения благоприятной сводки погоды на 10-е, вечером

9-го, в 21.00, в войска было передано кодовое слово "Данциг".

Гитлер в сопровождении Кейтеля, Йодля и некоторых других представителей

ОКБ прибыл в штаб-квартиру возле Мюнстера, название которой дал он сам -

Фельзеннест, как раз перед самым рассветом 10 мая. В 25 милях к западу

германские вооруженные силы устремились через бельгийскую границу. На фронте

протяженностью 175 миль от Северного моря до линии Мажино нацистские войска

пересекли границы трех небольших нейтральных государств Голландии, Бельгии и

Люксембурга, грубо нарушив свои торжественно данные и многократно

повторенные гарантии. захваченных районов. Неужели союзные командующие не

изучили особенностей этих кампаний и не сделали для себя соответствующих

выводов?


Шестинедельная война: 10 мая - 25 июня 1940 года


Для Нидерландов война закончилась через пять дней. За этот же короткий

период времени фактически была решена судьба Бельгии, Франции и английских

экспедиционных сил. Для немцев все шло по плану, и не только по плану, а в

соответствии со стратегическими и тактическими замыслами. Их успехи

превзошли даже самые безрассудные мечты Гитлера. Его генералы были поражены

молниеносной быстротой и размахом собственных побед. Что касается

руководителей союзных держав, то развитие событий, которых они никоим

образом не ожидали, и последовавшая затем полнейшая неразбериха, которой они

не могли ожидать, просто парализовала их.

Сам Уинстон Черчилль, который вступил на пост премьер-министра в первый

день сражения, был ошеломлен. В половине седьмого утра 15 мая его разбудил

телефонный звонок премьер-министра Франции Поля Рейно из Парижа, который

взволнованным голосом сообщил: "Нас разбили! Нас бьют!" Черчилль не мог

этому поверить. Чтобы великая французская армия исчезла за одну неделю? Это

невозможно. "Для меня были непостижимы масштабы революции, произошедшей в

военном деле со времен последней войны и проявившейся в массированном

применении танков", - писал позднее Уинстон Черчилль.

Танки - семь танковых дивизий, сосредоточенные на самом слабом участке

обороны западных союзников для крупного прорыва, - вот что позволило

добиться таких результатов. Эти танки и пикирующие бомбардировщики,

парашютисты и десантируемые по воздуху войска, высадившиеся далеко позади

оборонительных рубежей союзников или прямо на казавшиеся неприступными

форты, повергли в полнейшее смятение западных союзников.

И все же мы, кто в это время находился в Берлине, не могли не

удивляться тому, что тактика немцев и их способы действий оказались столь

ошеломляющими для лидеров западных держав.

Разве войска Гитлера не продемонстрировали свою эффективность в боевых

действиях против Польши? И там крупнейшие прорывы, завершавшиеся окружением

или уничтожением польских армий в пределах недели, были осуществлены

благодаря массированному применению танков после того, как пикирующие

бомбардировщики сломили сопротивление поляков. Парашютисты и

воздушно-десантные войска действовали в Польше неэффективно, даже когда их

использовали в ограниченных масштабах; они не смогли захватить ключевые

мосты в исправном состоянии. Но в Норвегии, за месяц до наступления на

западном направлении, они действовали удивительно успешно, захватив Осло и

все аэродромы, усилив отдельные небольшие группы, которые были высажены с

моря в Ставангере, Бергене, Тронхейме и Нарвике, и тем самым обеспечив

успешное удержание этими группами


Завоевание Нидерландов


Только одну танковую дивизию выделили немцы для захвата Нидерландов,

который был осуществлен всего за пять дней в основном парашютистами и

войсками, доставленными на самолетах в районы позади крупных водных рубежей,

созданных посредством затопления, что, как считали многие в Берлине, должно

было надолго задержать немецкие войска. К изумлению озадаченных голландцев,

впервые в истории военного дела действия против них свелись к проведению

крупномасштабной воздушно-десантной операции. Учитывая внезапность такой

акции, голландцы тем не менее сделали больше, чем можно было от них ожидать.

Первоочередная задача немцев состояла в том, чтобы доставить сюда по

воздуху крупные силы, высадить их на аэродромах близ Гааги, сразу же

оккупировать столицу и захватить королеву и правительство, как пытались они

это сделать месяцем ранее в Норвегии. Однако в Гааге, как и в Осло,

осуществить намеченные планы не удалось, правда из-за иных обстоятельств.

Придя в себя после неожиданного нападения и преодолев неразбериху,

голландская пехота, поддержанная артиллерией, к вечеру 10 мая оттеснила

немцев в составе двух полков с трех аэродромов, расположенных вокруг Гааги.

Это задержало на некоторое время захват столицы и спасло правительство,

однако сковано голландские резервы, которые были крайне необходимы в других

местах.

Ключевым моментом в немецком плане был захват воздушно-десантными

подразделениями мостов через Маас, расположенных чуть южнее Роттердама и в

устье Мааса у Дордрехта, на юго-востоке. Именно через эти мосты генерал

Георг фон Кюхлер надеялся переправить в Голландию свою 18-ю армию,

двигавшуюся от границы Германии, проходившей почти в 100 милях отсюда.

Никаким иным путем нельзя было быстро овладеть этим районом, находившимся за

грозными водными препятствиями и охватывавшим Гаагу, Амстердам, Утрехт,

Роттердам и Лейден,

Мосты были захвачены утром 10 мая воздушно-десантными подразделениями,

причем одна рота приземлилась на реке у Роттердама в отживших свой век

гидросамолетах, прежде чем ошарашенная внезапностью голландская охрана

успела их взорвать. Голландские подразделения предпринимали отчаянные

усилия, чтобы отогнать немцев от мостов, и уже были близки к успеху, но

немцы сумели продержаться до утра 12 мая, когда здесь появилась танковая

дивизия из армии Кюхлера, ранее прорвавшая оборонительный рубеж Греббе, Пиил

на востоке, усиленный несколькими водными препятствиями, на которых, как

надеялись голландцы, можно было задержать противника на несколько дней.

Оставалась некоторая надежда, что немцев удастся задержать до мостов, у

Мердика, силами французской 7-й армии под командованием генерала Жиро,

которая направилась сюда с берегов Ла-Манша и достигла Тилбурга в полдень 11

мая. Однако у французов, как и у голландцев, оказавшихся под сильнейшим

давлением, не хватало авиационной поддержки, бронетанковых средств,

противотанковых и зенитных орудий, поэтому их легко отбрасывали назад, к

Бреде. Это открыло немецкой 9-й танковой дивизии дорогу через мосты у

Мердика и Дордрехта, и в полдень 12 мая она появилась на левом берегу Мааса,

где немецкие десантники все еще удерживали в своих руках мосты.

Но пройти по мостам в Роттердам танки не могли, так как голландцы за

это время сумели заблокировать их с севера. К утру 14 мая обстановка для

голландцев сложилась крайне тяжелая, но небезнадежная. Голландия пока что не

была повержена. Немецкие воздушно-десантные подразделения, высадившиеся

вокруг Гааги, были либо взяты в плен, либо рассеяны по близлежащим деревням.

Роттердам все еще держался. Немецкое верховное командование, надеявшееся

снять с голландского фронта одну танковую дивизию и части поддержки, чтобы

использовать их в развитие только что возникших благоприятных условий йо

Франции, оказалось в затруднительном положении. Утром 14 мая Гитлер издал

Директиву э 11, в которой констатировал: "...Сопротивление голландской армии

оказалось более стойким, чем предполагалось. Как политические, так и военные

факторы требуют сломить это сопротивление в кратчайший срок". Как? Он

приказал высвободить часть сил и средств из полосы 6-й армий в Бельгии,

чтобы "облегчить быстрое овладение крепостью Голландия".

Гитлер и Геринг отдали специальный приказ об ожесточенной бомбардировке

Роттердама. Голландцев вынудят капитулировать, использовав для этого

нацистский террор, тот самый, который был использован против осажденной

Варшавы прошлой осенью.

Утром 14 мая немецкий штабной офицер из 39-го корпуса прошел с белым

флагом по мосту у Роттердама и потребовал сдачи города. Он предупредил, что

в случае отказа город будет подвергнут бомбардировке. Пока голландский

офицер вел переговоры о капитуляции в штабе немцев, размещавшемся возле

моста, обсуждая ее детали, а потом возвращался к себе с немецкими условиями,

над городом появились бомбардировщики и стерли с лица земли всю центральную