Сочинение Кощеева Андриана

Вид материалаСочинение
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6

- Здравствуй, богатырь!

- Здрасте. Только не надо ваших психологических штучек. Я никакой не

богатырь.

- Как себя чувствуешь?

- Нормально. Можно выпускать. За школой соскучился.

Мальчик никогда не станет скучать за школой, - подумал Арнольд

Августович, - ведь врет, ведь опять будет врать.

- Хорошо, мы выпустим тебя прямо сегодня, - сказал Арнольд

Августович, - сейчас принесут твою одежду.

- Не-а.

- Почему?

- Потому что я сказал, что буду носить только черное.

- Тогда обьясни, почему тебе так нравится черный цвет.

- Просто так нравится.

Арнольд Августович присел на краешек кровати.

- Коля!

- Я не Коля.

- Но ты ведь Коля Крабовицкий, не так ли?

- Так.

- Тогда в чем дело?

- Я черный человек. Я хочу, чтобы меня называли только так.

- Это очень длинно и неудобно. Может быть, у тебя есть и другое

прозвище?

- Тогда называйте меня Краб.

- Хорошо, Краб.

- Не "хорошо, Краб", а просто Краб.

- Если тебе не очень тяжело, - сказал Арнольд Августович, - расскажи

еще раз, как это все было, Краб.

- Не тяжело. Мы поехали в лес, разложили костер...

...Их было девять и физрук со сломанным носом, поехали только самые

беспризорные, потому что опасно ходить по ночам в пригородном лесу.

Опасно, но все равно многие едут - надо же где-нибудь отдохнуть. Краб

сидел и смотрел на огонь, думая обо всем сразу - такое странное чувство,

когда смотришь на огонь. Он вспоминал стихи. Он думал, что должны быть

стихи об огне, о том, как приятно смотреть на огонь. Он любил стихи и

помнил много стихов - и плохих, и хороших - хорошие он любил повторять про

себя, а плохие - вслух, подчеркивая все плохое, что в них есть. Это давало

ему приятное чувство превосходства, поднимало в собственных глазах - мол,

даже я никогда бы не написал такого.

- Мы поехали в лес, разложили костер, посидели, потом немного выпили,

- сказал он. - Так, немного, не сильно накачались.

- А физрук?

- Он сидел с нами...

- Он всегда с вами пил?

- Нет, конечно. Никто бы ему не позволил. Но тут же была природа, на

природе можно...

...Физрук всегда любил носить черную одежду. Иногда он украшал ее

какой-нибудь цветной мелочью, но основным цветом все равно оставался

черный. В этот поход все нарядились разноцветными - странно, но никто даже

не удивился этому. Как будто так и надо. Они даже называть стали друг

друга по цветам. Физрук сидел на земле, чуть дальше остальных, и был

хорошо виден в свете костра. Он постукивал пальцем о палец - было видно,

что он волнуется, но неясно почему. Иногда он сплетал пальцы и начинал их

выворачивать, будто разминая. И часто тер уголок левого глаза - в эти

моменты он морщил лоб и казался очень удивленным. На нем были черные

джинсовые брюки и черная куртка, застегнутая молнией до половины. Под

курткой лежал светлый кулек с чем-то небольшим - физрук всегда любил

таскать вещи за пазухой. Потом он вынул нож и было видно, что это

настоящий нож...

- Он тоже сидел с нами. Ничего такого особенного не делал. Вначале

почти не пил. Потом пошел в палатку спать.

- А что было дальше?

- Так, ничего особенного. Все тоже пошли спать, или почти все, я не

знаю. А я остался сидеть у огня.

- Зачем?

- Мне нравится костер...

...Костер уже почти погас, только голубоватые язычки огня изредка

пробегали по переливающимся углям. Костер иногда потрескивал; он почти не

освещал поляну перед палатками. Пространство над огнем уже перестало

казаться черным и непроницаемым; виднелись силуэты деревьев на той

стороне.

Из лесу вышел человек. Человек подошел к костру, остановился, потом

пошел дальше, к палаткам. Его легко было узнать, но шел он совсем не так -

как будто у него болел живот. Потом он снова подошел к костру. Что-то с

ним случилось, но при тусклом свете костра было неясно, что именно. Он

отхлебнул из бутылки; в бутылке оставалось меньше половины - это было

заметно по тому, как он пил. Глотнул и упал. Снова с трудом поднялся,

сделал несколько шагов и упал лицом в траву. Он был мертв. Вторым убили

Белого.

- Кого убили первым? - спросил Арнольд Августович.

- Синего. Потом Белого. Его убили не в палатке, а в лесу. Он выходил

в лес, не знаю, зачем, и долго не возвращался. Потом подошел к костру и

упал. Потом поднялся и опять упал. Я подошел и толкнул его, я подумал, что

он совсем напился. Его пырнули в живот. Он еще шевелился, но ничего не мог

сказать.

- И ты не поднял тревоги?

- Послушайте, я же все рассказывал тысячу раз! Нет.

- Ты уже подозревал кого-то?

- Да, я подозревал, что это кто-то из своих. Поэтому я взял нож и

спрятался.

- Что это был за нож?

- Плохой. Грибной нож. Мы же собирались собирать грибы. Я отошел в

темноту и спрятался, чтобы переждать ночь. Я не умею обращаться с ножом,

но я с детства занимался спортом и я очень ловкий. Я хотел спрятаться и не

спать всю ночь. Я никого не мог предупредить, потому что не знал, кто это

делает. Я думал, что узнаю за ночь. Я думал, что сумею за себя постоять...

...Он все же уснул в эту ночь и проснулся от холода. Было очень

раннее утро. Над озером стоял туман. Точнее, туман был везде, но над

озером он стоял особенно плотно; место, где должна быть вода, закрыто

густой непрозрачной пеленой. Если приглядеться, то можно заметить дорогу,

идущую вдоль берега. То была не обычная, немного напряженная и звенящая

тишина, которую можно почти слышать - тишина была мягкой, как вата. Так

тихо бывает только утром в густом тумане. Он прислушался и почти сразу

услышал голоса. Разговаривали недалеко, но слов еще не было слышно. А

голоса приближались, потому что становились громче. Они появились там, где

должна быть дорога - две едва различимые человеческие фигуры. Потом он

услышал металлический звон - так звенит велосипед, если подпрыгнет на

кочке. Силуэты людей переваливались с ноги на ногу, шли, но оставались на

месте, если не вглядываться очень внимательно. Можно не волноваться - это

чужие люди. Женщины. Пускай уходят, от женщин толку нет. Потом силуэты

стали приближаться - прошли две женщины, а за ними еще одна, которая

катила велосипед и что-то привязанное на велосипеде; они прошли мимо,

разговаривая все так же неразборчиво и скрылись в тумане.

Снова стало очень тихо и он медленно пошел в сторону палаток.

Особенно внимательно он выбирал место, куда поставить ногу, и ставил ногу

вначале на носок, а потом уже на всю ступню. К счастью, ничего не трещало

под ногами. Лес в тумане был мокр и тих.

У палаток сидел физрук. Нож был воткнут в землю примерно в метре

позади него. Восемь тел лежали невдалеке. Они были убиты аккуратно -

видно, что не особенно сопротивлялись.

Теперь еще немного и можно будет сделать вратарский прыжок к ножу,

тогда посмотрим кто кого...

- Ты не спал эту ночь? - спросил Арнольд Августович.

- Заснул немного. Но совсем немного. Я думал, что в темноте меня

трудно найти. Когда я проснулся, я пошел к палаткам. Там был физрук и все

остальные. Нож торчал в земле. Я прыгнул и схватил его. Свой нож я положил

на землю перед этим. Физрук вначале схватил толстую палку, но палка была

слишком длинной и он не мог махать ею между деревьев. Он попробовал

сломать малку, но не получилось. Потом он увидел мой старый грибной нож на

земле и бросился к нему. Я успел разрезать ему бок. Потом я просто ждал,

пока из него вытечет побольше крови.

- А твой шрам?

- Да, он сумел резануть меня по щеке.

- Ты очень волновался?

- Нет.

- Значит, он был маньяком?

- Да.

- А как же те сказки, которые ты рассказывал в первые дни?

- Какие еще сказки?

- О Машине.

- Просто что-то нашло. Я переволновался...

...Нож был отличным, настоящим. У физрука распорот весь бок до самых

ребер. Он уже начинал шататься. Еще немного и можно будет его связать. Или

лучше прикончить? Мальчик, победивший маньяка - вот это здорово. Физрук

вначале припал на одно колено, потом повалился на спину. Краб подошел с

встал над ним. Очень болела разрезанная щека. Он почти не мог говорить.

Казалось, что весь рот полон сгустков крови.

- Послушай, - сказал физрук, - ты должен меня убить. Может быть, мы

хочешь меня перевязать, связать или отправить в милицию? Не делай этого.

Еще немного и включится первый уровень. Потом второй, а за ним третий. Это

ведь все игра и в живых остается только один. Сегодня повезло тебе. Теперь

ты будешь носить черную одежду. Она тебе не понадобится до следующей игры.

Бойся высоких уровней, особенно третьего. Если хочешь победить, начинай

убивать сразу. Теперь убей меня, но не мучь.

Краб стал на колени, нерешительно держа нож. Вдруг что-то быстро

мигнуло голубым цветом и все вокруг изменилось - как будто смотришь на мир

сквозь цветные очки. Но цвет такой, которого нет в природе. Что-то

равномерно гудело со всех сторон. Листья на деревьях начали вянуть. Подул

ветер и туман рассеялся. Голая тонкая ветка над головой начала

скрючиваться и Краб отодвинулся от нее. Вдалеке послышался собачий вой. У

одного из мертвых тел начала расти борода, у другого задергались пальцы.

Нож в руке стал горячим. Разрезанная щека перестала болеть. Прямо посреди

полянки начал расти холмик земли. Холмик увеличивался, увеличивался.

- Это первый уровень, - сказал физрук. - Если ты не сделаешь этого

сейчас, тебе все равно придется потом, но это будет намного страшнее. Я

видел это, я знаю, что говорю. Скорее! Сюда, под левое ребро.

И тогда он услышал голос.

- Просто что-то нашло. Я переволновался, - услышал Арнольд

Августович.

- Но в твоих рассказах была определенная логика. Ты помнишь, о чем ты

говорил?

- Помню, - сказал Краб. - Просто я в детстве любил читать сказки про

Машину. На меня что-то нашло. Я подумал, что мы внутри Машины, что идет

игра, где один должен победить всех. Победитель становится черного цвета и

переходит в следующую игру. Я когда-то читал такую сказку, она почему-то

вспомнилась.

- Такой сказки нет, - сказал Арнольд Августович.

- Значит, кто-то выдумал и рассказал. Машины ведь не бывает, правда?

- Правда, Машины не бывает. Тогда почему ты не хочешь сменить одежду?

- Потому что мне нравится черный цвет.

- Ты делаешь только то, что тебе нравится?

- Только. Вот вы же согласились называть меня Крабом. Я победил

маньяка. Я имею право хоть на что-нибудь?


12


Арнольд Августович остался недоволен разговором. Было ясно, что

мальчик все еще верит в ту сказку, которую сам и выдумал. Он ни за что не

откажется сменить одежду. Но, с другой стороны, такие вещи случаются.

Эмоциональный шок проходит, постепенно проходит. Его нужно наблюдать. Его

нужно перевести в другую больницу - туда, где он сможет общаться с

нормальными детьми. В конце концов, он ведь не проявляет агрессивности. Он

всегда будет на виду. Ничего страшного.

Ничего страшного.

В его папке были и другие материалы, такие, что не поддавались

логическому анализу. Во-первых, показания трех женщин.

Женщины собирались в город, на базар. Много лет они ходили к

электричке по одной и той же дороге. Они спешили, чтобы занять хорошее

место, а потому вышли затемно. Женщины шли привычной дорогой. Мешок с

грушами лежал на раме велосипеда. Они прошли мимо озера и ничего не

заметили. То есть, сразу ничего не заметили. Пройдя метров сто,

остановились.

- Что такое с озером? - спросила одна.

- А почем я знаю? - ответила другая.

Как потом подробно рассказывали все трое, берег озера был необычно

искажен, вогнут. В этом озере они купались еще детьми, им ли не знать

берег. Но не это самое странное. Женщины шли по дороге и разговаривали.

Одна посмотрела на часы и остановилась.

- Что-то я не пойму, - сказала она. - Мы же совсем опаздываем. А я

иду и иду.

Женщины пошли быстрее и снова вышли к озеру с вогнутым берегом.

Знакомая прямая тропинка к станции оказалась круговой и вновь привела их

на то же место. Они поспешили и через двадцать, примерно, минут оказались

у озера в третий раз. Дома они рассказали эту историю сначала мужьям,

потом каждому в деревне. Никто не поверил. "Черт вас попутал", - сказал

местный поп.

Были и другие свидетельства.

Городская телефонная станция перестала принимать звонки, идущие по

кабелю, который проходил поблизости от кровавой поляны. Никто не мог

никому дозвониться. Звонки возобновились точно в момент последнего

убийства, плюс - минус несколько минут. Но все звонившие попадали не туда

- провода в кабеле оказались перепутанными. Рабочие с телефонной станции

приехали бригадой и раскопали кабель. Кабель оказался неповрежденным.

Происшествием заинтересовалась милиция, которая тоже ничего не понимала и

искала любые зацепки. Кабель вскрыли и увидели очень странную картину:

красные проводки без всякого видимого повреждения или соединения

переходили в синие, а желтые в зеленные. Черные соединялись с белыми.

Физики и химики исследовали проводки и нашли, что они не повреждены.

Конечно, проводки соединились неверно, потому никто и не мог дозвониться,

но как они могли остаться неповрежденными в неповрежденном кабеле?

Еще одно интересное происшествие наблюдал старик, косивший траву на

лесной поляне. Косить траву запрещалось, потому старик начал еще ночью и

не заметил, что поляна выглядит странно. Утром был туман и старик снова

ничего не заметил. Но точно в момент последнего убийства (плюс-минут

несколько минут) он увидел, что деревья по краю поляны начали двигаться и

даже сел от удивления. Деревья плыли сквозь туман, раздвигаясь. Найдя свои

привычные места, они остановились. Всю ночь деревья стояли неверно,

слишком густой стеной.

Физики и химики сказали, что все произошедшее похоже на местное

искривление пространства. Но так как искривление пространства есть штука

чисто теоретическая, какие-либо пояснения давать отказались.

Юристы тем временем пытались разобраться в мотивах. Человек, убивший

восьмерых подростков, последние семь лет проработал на одном месте. Он был

на хорошем счету. Никаких отклонений не замечено. Иногда пил, но никогда

не напивался. Ухаживал за сотрудницами, но не был женат. В его квартире не

нашли ничего предосудительного. Документы в порядке. Родителей или иных

родственников нет. На месте рождения не осталось записи о рождении - там

был пожар. Нет ни одного человека, кто бы помнил маньяка молодым. Хотя его

лицо очень запоминается - не у каждого ведь такая переносица. С такой

травмой обязательно попадают в больницу - но документов об этом нет. Все

нити обрываются восемь лет назад. Тюремная картотека ничего не дала -

маньяк не был судим. Предположили было пластическую операцию и даже вырыли

тело. Нет, все в порядке. Восемь лет назад человек с вполне исправными

документами появился неизвестно откуда, устроился на руботу, прилежно

работал, а потом зарезал восьмерых. Никаких зацепок, что уже само по себе

очень подозрительно. А с холодным оружием маньяк обращался так, будто

родился со сталью в руках.

Арнольд Августович снова вернулся к протоколам.

ПРОТОКОЛ

Врач: Ты говорил, что даже разговаривал с ней. Ты слышал голос?

Больной: Я разговаривал с ним. Я слышал его голос.

Врач: Голос был мужским?

Больной: Почти мужским. Или детским, вроде как у меня. Но не женским.

Он сказал, что его зовут Манус.

Врач: Ты и сейчас слышишь голоса?

Больной: Не надо делать из меня психа! Я не слышу никакие голоса! Это

был только голос! (Истерика, укол в вену, разговор продолжен через

двадцать минут).

Врач: Итак, ты сказал, что слышишь голоса.

Больной: Голос.

Врач: Как часто ты слышишь этот голос? Раз в день или три раза в

день? Может быть, перед сном? Или после еды?

Больной: Я уже говорил, что слышу, слышал этот голос только один раз,

тогда.

Врач: Тогда это был шок.

Больной: Вам лучше знать. Нечего меня спрашивать.

Врач: Может быть, ты поговоришь с ним сейчас? Что для этого нужно

сделать?

Больной: Позвать его.

Врач: По имени?

Больной: Можно и по имени.

Врач: И кто же он такой? Он это Машина?

Больной: Он не машина, он играет в эту игру.

Врач: Не вижу логики, ты говорил...

Больной: Не видишь, и не надо. Я хочу спать.

Арнольд Августович отложил протоколы. Интересный какой бред, -

подумал он, - я еще с таким не встречался. Машина, допустим, что

существовала бы Машина, Машина создает людей настолько реальных, что они

становятся реальными и именно нами. Где грань между реальностью и

вымыслом, бесконечно похожим на реальность? И кто сказал, что эта грань не

зыбка?

- Манус! - позвал он. - Манус, ответь мне! Ты меня видишь сейчас?

Никто не ответил. Никто и не мог ответить.


13


Манус Ястинский пока не включил игру.

Он проходил по коридору, остановился, подошел к окну и высунулся,

чтобы увидеть, кто выйдет из автомобиля. Так и есть, Магдочка!

- Отец, - позвал он, - Магдочка приехала. Ты сейчас занят?

Двенадцатилетняя Магдочка была официальной сожительницей отца; она

приезжала к генералу Ястинскому почти каждый день. Такие вещи могли бы

удивить лишь жутко закомплексованных людей прошлой эры - те неизвестно

почему и для чего сами на себя накладывали уйму запретов; особенно много

запретов было сексуальных. Новая эра, наконец-то пришла к единственно

правильной морали: если это хочешь ты и хочу я, значит, это хорошо. Если

это не нравится ни тебе, ни мне, это мерзко. Девяносто девять процентов

людей минувшей эры жили именно в таком мерзком состоянии - они хотели друг

друга, но не могли, потому что сами себе запретили. Для просвещенного

жителя современности состояние "хочу, но не позволяю себе", было примерно

таким же диким, как отрезание собственного уха в жертву идолу. Собственно

говоря, "хочу, но не позволяю себе" и на самом деле было последним эхом

древнейших человеческих жертвоприношений. Вначале жертвенного человека

заменили жертвенным животным, потом приносили в жертву свою плоть,

умервщляя ее, потом стали умерщвлять собственные желания. Но суть ведь

одна: жертва человека во имя неизвестно чего и кого. Во имя чего-то

выдуманного. Во всяком случае, так объясняла Машина, а ей можно верить.

- Я освобожусь через час, - ответил голос отца.

Машина, пронизавшая все предметы, позволяла удобно связываться с кем

угодно и когда угодно. Достаточно было позвать человека и он отвечал.

- Я займу ее пока, ладно?

- Чем ты можешь ее занять?

- Я покажу ей свои игры.

Голос отца помедлил.

- Ладно.

Манус Ястинский потряс кулаками над головой; этот жест означал

предельно сильную радость. Еще час с Машиной! Расцеловал бы Магдочку, если

бы не папаша! Старики слишком ревнивы.

В этот раз Магдочка приехала в темно-голубом прозрачном сари. Она

всходила на крыльцо и шофер провожал наглым взглядом ее маленькую фигурку.

Магдочка чувствовала этот взгляд и медлила. Взгляд был теплым.

- Где папа? - спросила она Мануса. - Все воюет?

- Да, как раз сегодня объявил новую мировую, - звонко пошутил Манус и

будущее снова оставило без внимания его слова. Только всколыхнулись

верхушки магнолий, разбуженные порывом теплого ветра. Их большие блестящие

цветки почти не пахли в тот день. За семьсот тысяч километров от дома и