Борис исаакович хацет
| Вид материала | Документы |
- Ю. Г. Шанько Ефрем (Эфраим) Исаакович Злотник родился 19 марта 1919 года в г. Гомеле, 74.24kb.
- Реферат на тему: Борис Дмитрович Грінченко Борис Дмитрович Грінченко, 73.83kb.
- Алфавитный каталог белорусских фильмов, 140kb.
- Урок литературы в 10 классе по теме: «Борис Годунов», 49.54kb.
- Королев, борис данилович, 1345.81kb.
- О лекторах Борис Львович Альтшулер, 201.18kb.
- Г. В. Плеханова Факультет маркетинга Кафедра маркетинга Дисциплина: маркетинг в глобальной, 59.41kb.
- Смоленков Борис Николаевич. Владельцем всех прав на статью "Физика элементарных частиц, 535.48kb.
- Книги: Разумная душа, 1988; Замерзшие слова,1991; в русском жанре, 1999; Двадцать два,, 19.64kb.
- Реферат На тему: Борис Олійник, 48.19kb.
***
Я вспомнил ответ, который Эйнштейн давал на частые вопросы – верит ли он в Бога. Он говорил, что высшая гармония, которую он усматривает в мироздании и есть для него Бог, а в Бога, который как-то взаимодействует с людьми, он не верит. Но уже сам Эйнштейн в лихорадочных поисках полной гармонии во вселенной терпел поражения (неудача с единой теорией физических сил и элементарных частиц, непринятие квантовой физики и др.). А после него многие крупные открытия замутили всю картину вселенной, да и биология в этом смысле посеяла много сомнений. А скептикам вроде меня достаточно имеющихся сведений о поведении вида homo sapiens, чтобы не питать иллюзий насчет гармонии и целесообразности в существующем мире.
***
Тема, которую Вы затронули, представляется мне очень глубокой, непростой. С одной стороны, мы вроде бы граждане стран, которые относят себя к христианской цивилизации. Причём, Россия (и Украина?) демонстративно пытаются изображать себя святее папы римского (ну, на православный манер). С другой стороны, есть проблема формирования основ гражданского общества безотносительно к религии, и отношение к бывшим врагам (побеждённым или победителям) – важная составная часть социальной нравственности.
Что касается религиозного аспекта, то в христианском обществе, казалось бы, должны действовать заветы Христа (Бога, Бога-человека или человека), привнесенные им в иудаизм: люби врага своего, не противься злу насилием, всепрощение и покаяние. Но, как подтвердила 2000-летняя история, они не действуют, ибо не могут действовать вообще, будучи чистейшей воды утопией. Правда, это словоблудие продолжают с вариациями жеваться в церквах – этом бизнесе от религии, впрочем, как и в христианских текстах, но лишь единицы искренно поддаются этой ханжеской пропаганде и потому, как правило, гибнут.
Из письма Хацета от 10.02.08
Меня радует, что в негативном отношении к любой идеологии мы с Вами единомышленники. И всё же я понимаю, что вопрос этот достаточно сложен. Если быть последовательным, то надо сознавать, что непринятие идеологии означает и отрицание общих принципов, определяющих поведение и оценку людей и событий (то есть нашу с Вами БЕСПРИНЦИПНОСТЬ). Хотя само это слово стало нарицательным и трактуется как несомненно негативное, осуждающее, - я считаю ПРИНЦИПИАЛЬНОСТЬ несовместимой с нравственностью, и все приведенные Вами примеры (как и мириады других) годятся для иллюстрации этого. Конечно, индивидуальная нравственность всегда в какой-то мере отражает «принятые» или обсуждаемые в социальном окружении принципы, но «принципиальность» как догматическое им подчинение для меня неприемлема.
Хочу напомнить один литературный эпизод из трилогии Алексея Толстого (кстати, беспринципного, но и безнравственного человека, если доверять, например, Бунину). Когда Телегин был послан в тыл белых, его узнал на вокзале Рощин и мог (и был обязан) сдать его контрразведке, однако не сделал этого. Когда же позднее произошла рокировка, и Рощин является в большевистский штаб Телегина уже как красный командир, Телегин (который не знает, что Рощин уже сменил твёрдые принципы белых на твёрдые принципы красных) говорит ему: я не забыл, как ты спас меня, не выдав своим, НО ТЫ ЖЕ ПОНИМАЕШЬ, ЧТО Я ТАК ПОСТУПИТЬ НЕ СМОГУ. И Рощин это понимает! И читатель понимает и одобряет. Вот она – принципиальность, не пожалею и мать родную. Словом – мать вашу! Но – поменяем тему.
Из письма Хацета от 12.05.06 (по поводу «Вещих снов»)
Моё мироощущение и мировоззрение несовместимо с верой в существование потустороннего мира и возможность общения с ним. Вряд ли эта моя позиция Вас удивит после нашей многолетней дружбы и наших бесед. Я не думаю, что по этому вопросу нам с Вами (и вообще всем людям на Земле) есть смысл вступать в споры – каждому своё. Я готов уважать эти Ваши убеждения, особенно если они приносят Вам некоторое душевное облегчение.
Но Вы оформили Ваши мысли в виде статьи или, по Вашему выражению, научного отчёта, предназначенного для той или иной формы публикации. И я был бы плохим другом, если бы не посмотрел на этот текст именно глазами читателя научного отчёта и не высказал бы откровенно свои сомнения. Опыт нашего общения несомненно не позволит Вам усомниться в том, что мои замечания честные и прямые (хотя за правильность своих суждений поручиться не может никто).
1) Вы считаете, что нашли (открыли) экспериментальное доказательство Вашего тезиса о существовании потустороннего мира и возможности общения с ним. Математики очень осторожно оперируют термином доказательство. Эксперимент (даже многократно повторенный и статистически убедительный) может подсказать некую идею, теорию, либо послужить подтверждением её правдоподобности или полным её опровержением. Опыты Галилея подсказали Ньютону (или, возможно, Гуку) всемирный закон тяготения, который Ньютон принял как одну из четырёх аксиом (недоказуемых законов) механики, а затем, используя её, доказал, например, основанную на экспериментах гипотезу Кеплера об эллипсоидальной форме планетных орбит. Знаменитый опыт Майкельсона подтвердил теоретический постулат Эйнштейна о постоянстве скорости света (кстати, разрушая при этом проверенную массой экспериментов механику Ньютона – изменились диапазоны доступных экспериментов). Ну, и т.д. и т.п.
2). Но если Ваши эксперименты (некоторые Ваши и Ваших знакомых сны) и не доказательны, то насколько они убедительны, могут ли служить базой для научной гипотезы? Для меня (и, боюсь, для многих потенциальных читателей) – неубедительны.
И дело тут не только в отсутствии репрезентативной выборки (не понимаю, как Вам удалось посчитать объявленные 99%), но и в субъективности толкования снов. Такими толкованиями занимаются с древнейших времён, есть тысячи книг, в которых, возможно, отразились какие-то массовые наблюдения, есть серьёзная монография Фрейда, который построил свой психоаналитический метод лечения на анализе снов пациентов ,Ю и пр. В моём понимании сами сны и их самотолкования суть продукты общения не с кем-то или чем-то внешним, а с собственным мозгом, отчасти бесконтрольным во время сна, но хранящим память о прошлых переживаниях, надеждах, желаниях, опасениях и т.п. Я представляю, насколько сложны эти процессы и насколько индивидуальны, насколько вариабельны способности предсказания, предчувствия, телепатии, угадывания, насколько избирателен мозг при фиксации совпадений... Я знаю о крупных открытиях, сделанных учёными во сне. Механизмы этого мало изучены, а я тут профан. Но это не меняет моих принципиальных воззрений.
3). Вера в существование потустороннего мира и возможность с ним общаться возникла (естественно) ещё в доисторические времена и хотя и убывала со временем, но ещё достаточно распространена (недавний опрос американцев дал 66%). Я предполагаю, что есть сотни тысяч публикаций на эту тему, включая спиритические эксперименты, всякого рода «голоса» и др. Сам я не читал и вряд ли буду (кстати, список ссылок к Вашей статье не дошёл). Надо это иметь в виду, если Вы предполагаете публиковать Ваши записи. Могут найтись очень «набившие руку» критики. Не стоит ли попробовать найти компетентного и приличного человека, которому можно было бы показать этот материал? Это мог бы быть и разумный человек из духовенства, если он не фанатик, скажем, преподаватель семинарии, академии. Поймите меня правильно: хотелось бы избежать всего, что может Вас дополнительно огорчить.
4). В Вашем послесловии содержится много общих мыслей, которые касаются интересных для меня проблем - добро и зло, роль идеологий (в частности, религий) в истории человечества, двойственная природа технического и социального прогресса и т.п. Но , по-видимому, этому стоит посвятить отдельное письмо, чтобы не отвлечь от того, что для Вас сейчас главное.
Из письма Хацета от 6.12.06
На фоне непрерывного потока сообщений об ужасах, происходящих в мире, я всё же содрогнулся, узнав о зверском убийстве в тверской деревне священника с женой и четырьмя детьми (включая нарожденного). "Все мы жестоки, господа", - говорил на суде Дмитрий Карамазов, но вряд ли даже Достоевский представлял себе, во что превратится народ-богоносец через полтора века. Думаю, что он ещё мог своим воспалённым сознанием вообразить кошмар убийства бесами царской семьи, но был убеждён, что русский православный мужик "постоит за себя", не поддастся "прелюбодеям слова" и всегда будет отторгать бесовщину, чем Русь и спасётся.
И вот... Не в блудливой столице, не в городах, погрязших в грехах и пороках, не среди инородцев и неверных... И чего ради? Из всех возможных мотивов самый низменный. Не в состоянии аффекта - расчётливо, с репетицией, с особой жестокостью. И кем надо быть, чтобы через это горнило проносить свою осанну: да, злодеи. Но ведь есть же и подвижники, и герои. Какова бы ни была православная жестикуляция в этой стране, отравленный столькими душегубами народ покончил с Христом окончательно, и миф о воскресении уже не сработает для него никогда.
Из письма Хацета от 26.01.08
Мне ранее казалось, что я читал все военные повести Василя Быкова, но вот попалась (в моём заказе на звуковые книги) повесть «Карьер», которую я не знал. Очень возможно, что Вы читали, но для того, что я хотел бы сейчас сказать, придётся схематически описать обстановку. В первые дни войны боевой офицер, тяжело раненный в ногу, попадает в окружение, и его прячет у себя интеллигентная местная жительница (жена репрессированного в предвоенные годы священника), выдавая за своего (в действительности погибшего) сына. Как всегда у Быкова, жизнь превращается в череду безвыходных ситуаций, причём, в отличие от большинства авторов, Быков не оставляет у читателей никакой надежды на то, что выход найдётся, и всё (а в повести много эпизодов с разными людьми и в разное время) заканчивается бессмысленно и бесславно. Но меня поразило не это. На чердаке у спасавшей его старушки (она тоже неизвестно куда пропадает по ходу повествования) герой произведения (которому даже не удалось стать героем сопротивления) находит подшивку газет времён первой мировой войны и тогдашней немецкой оккупации этих же белорусских сёл. И он лихорадочно ищет в подробных заметках хоть упоминаний на темы, которые сейчас превращают его жизнь в ад: полицаи, добровольное и принудительное сотрудничество с оккупантами, предательство и т.п. И НЕ НАХОДИТ НИЧЕГО! Это одна из волнующих меня тем: утопичность всех идеологий (особенно христианской и социалистической) относительно совершенствования природы человека и разрушение личности не только фашизмом, коммунизмом, но и вообще так называемым прогрессом и глобализацией.
И ещё – о менее масштабном. Случайно смотрел документальный фильм «Кого убил Каховский?». Это 30-минутный петербургский фильм о генерале Милорадовиче и его отношении к декабристскому движению. Мы видим благородного человека, по военным заслугам превосходящего Суворова и Кутузова, передовых идей, активно пытавшегося убедить Константина принять престол, ближайший адъютант которого Фёдор Глинка- организатор одного из декабристских обществ, талантливый поэт (кстати, фильм идёт на фоне отличных стихов декабристов, включая Пушкина). Общее направления (как для меня) – бессмысленность, разрушительность, безнравственность всякого рода насильственных революций...
Из письма Хацета другу
Аморальность любой идеологии, религии и пр. я вижу не в статистическом характере проповедуемых ими догм, а в самой догматической природе этих учений. Они требуют от своих адептов, чтобы их поведение и оценки ситуации соответствовали заранее установленным догмам (заповедям, табу, принципам), тогда как по моим убеждениям зло и добро столь же конкретны, как и истина (по словам классика).
2.3.2 О самоубийствах
(Из писем Б.И.Хацета - с сокращениями)
Подход к проблеме самоубийства, который я условно назвал бы религиозным, таков: самоубийство запрещено заповедью (предписанной Богом, исповедуемой религией или церковью), нарушение которой есть грех и должно быть наказано. Я употребил оговорку «условно», так как для меня понятие «религиозный» имеет три существенно различных значения.
В высшем смысле это ВЕРА как индивидуальное сознание (подсознание, чувствование) существования некоторого неземного творца, создавшего всё сущее и обладающего уникальным правом и возможностью им управлять. Человек, обладающий такой верой, никогда сознательно не нарушит заповеди «не убий» не из страха наказания за отступление от божественного запрета, а в силу убеждения, что жизнь принадлежит не её носителю, а её творцу, и никто, кроме творца, не вправе ею распоряжаться. Такой человек будет постоянно избегать ситуаций, в которых мог бы совершить убийство или самоубийство невольно, случайно или по принуждению (армия, наличие оружия, острые конфликты, криминал и т.п.), а если согрешит, наказанием в земной жизни будет вечное чувство раскаяния. Думаю, что таких людей ничтожно мало на земле и, во всяком случае, к ним не относится ни папа римский, ни патриарх, ни богословоблудливый Буш, ни великий объединитель всех православных гебист Путин, ни почти все профессионалы церкви. Вообще жить по искренней вере в век глобализации можно разве что в отдалённых кельях или в немногих оставшихся на планете «отшельных» местах. Моё отношение к таким людям (правда, в жизни я их не встречал) – молчаливое удивление и сознание того, что логика и споры тут неуместны.
Второй уровень – это религия как ИДЕОЛОГИЯ со всеми её идеалами и пороками, противоречиями, соперничеством с другими религиями (особо ожесточённым, когда различия почти несущественны, как в случае иудаизма, различных ветвей христианства и ислама). Здесь заповеди уже трактуются как догмы, а земные наказания за их нарушение принимают совершенно конкретные и часто жестокие формы. Моё теперешнее отношение к любой идеологии (не вижу, например, принципиальной разницы между религией и социализмом, кстати - весьма близким к христианству) однозначно негативное. Более того – считаю их безнравственными, ибо жить в соответствии с кем-то предписанными догмами без учёта реальных личностей и обстоятельств (например, отвергать кого-то из-за принадлежности в «плохой» категории, не убивать или не лгать в некоторых случаях и пр.) для меня безусловно аморально.
Третий, низший уровень – это церковь, понимая мною как БИЗНЕС в широком смысле – т.е. корпорация, организованная система для пропаганды некоторой религии, для вовлечения в сферу влияния как можно большего числа людей, для их убеждения, переубеждения, подавления сомнений и критики (что многим помогает обрести душевный покой), для использования попавших в сферу влияния людей для усиления своей власти, собственности, для поддержания светской власти или противостояния ей, для борьбы с врагами данной церкви или контролирующего её государства, а также иногда для благотворительных и общественно полезных деяний. Конечно, понимаю, что были времена, когда церковь содействовала просвещению, развитию искусства и культуры, как и времена, когда она им отчаянно противодействовала (как и теперь); я также понимаю, что во все времена существовали благородные люди, даже подвижники, которые использовали организацию и антураж церкви для бескорыстной и даже жертвенной помощи страдающим. И при всём этом я отрицательно отношусь к церкви и её исторической роли. И можно ли (не говоря о крестовых походах, инквизиции, православных еврейских погромах) без гнева и отвращения видеть (мы были при этом!), как Сталин употреблял церковь во время войны, чтобы затем бросить её Никите для второго уничтожения, как в мечетях заряжают легионы убийц и самоубийц для уничтожения цивилизации, как патриарх лобызается с антихристом во власти.
Но вернёмся к заповеди «не убий». Вы усматриваете противоречие между этой заповедью и Суворовским наказом «Сам погибай, а товарища выручай» в рамках православия. Замечу сперва, что, по-моему, «сам погибай» в этом контексте не означает самоубийство, а звучит как «выручай, не щадя своей жизни», т.е. спасай с риском погибнуть (например, быть убитым врагом или в результате несчастного случая). Но не это главное. По-моему, противоречиями полна любая религия. В Ветхом завете, составляющем библию как для иудеев, так и для христиан, где, конечно, эта заповедь на первом месте, Бог лично совершает много массовых убийств (Египетские казни, Содом и Гоморра, Великий потоп и пр.). Но допустим, что действует принцип «Мне отмщенье, и Аз воздам», т.е. человек сам не может, но должен Богу делегировать право возмездия и мщения. Но тогда как понимать, что Бог велит Аврааму убить сына (правда, в последний момент отводит его руку)? В Новом Завете, Евангелиях, значит, и для православных, эта заповедь дополняется требованием непротивления злу насилием, всепрощением, любви к врагам своим, но Иисус говорит «Не мир я принёс, но меч», и сам силой выгоняет менял из храма. Но, что для нас важнее, Сын Божий по существу совершает самоубийство, сознательно отдавая себя в руки убийц и зная, что это закончится распятием (правда, перед этим он просил Отца «Да минует меня чаша сия, но пусть будет Твоя воля»; ответа он не получил). Насколько я читал, в Коране эта же заповедь «Не убий» соседствует с призывом убивать «неверных» (при этом идут споры, кто эти неверные – мусульмане-отступники или люди других конфессий). А практику современного радикального ислама в области убийств и самоубийств знают все. (При этом самоубийство рекламируется как быстрейший и надёжнейший путь к очень комфортной жизни в раю)
Противоречия в «священных текстах, а значит, и в соответствующих религиях, изучались подробно и, вероятно, написаны тысячи томов (я их не читал).
Пойдем далее. Предположим, что некий участник Отечественной войны совершил грех и должен был быть наказан, но наказания не последовало. Во-первых, в его дальнейшей жизни, возможно, были события, которые можно толковать как кару божью. Но, главное, я усматриваю в Вашем письме противоречие в этом вопросе. Вы пишете: «Комфортность существования на том свете напрямую связана со степенью праведности жизни земной». То есть подразумевается, что наказание за нарушение заповедей в земной жизни последует в потустороннем мире. А затем, считая этого некто греховным, удивляетесь, что он не наказан за это в земной жизни. По-моему, не вяжется. А разве мы не наблюдаем всю нашу долгую жизнь, что в большинстве случаев очень неправедные люди при жизни получают одни лишь бонусы? Неужели можно всерьёз верить, что теперь они терпят муки, поджариваемые на потусторонних сковородах?
Теперь я должен был бы перейти к изложению моих взглядов на самоубийство. Попробую сформулировать своё отношение к моральным аспектам проблемы самоубийства. Для меня исходным пунктом является убеждение, что каждый сознательный человек имеет моральное право распоряжаться своей жизнью, подаренной ему его родителями без всяких условий и без учёта будущего использования этой жизни своим ребёнком.
Хотел бы тут прокомментировать оговорку «сознательный человек». Я не могу дать сколько-нибудь чёткого, объективно проверяемого определения, тем более, что не верю в существование ясной границы между «сознательным» и «бессознательным». Но, используя общепринятые, хоть и условные, понятия и термины, к «бессознательным» отношу людей с серьёзными психическими болезнями и малолетних детей, личности которых не сформированы и за жизнь которых ответственность несут взрослые. При этом хочу резко отмежеваться от очень распространённого в прежние годы взгляда, что самоубийцы, как правило, душевнобольные люди, о чём якобы свидетельствует само намерение лишить себя жизни.
Конечно, эта «теория» успокоительна для общества, позволяет легко отмахиваться от анализа и попыток устранения его пороков, но в перечне известны х самоубийств мы находим имена таких личностей, до высокого сознания которых рядовым «сознательным людям» не дотянуться.
Моральное право распоряжаться своей жизнью подразумевает, конечно, и моральное право на самоубийство. Но – и это имеет решающее значение в нашем вопросе – моральное право не означает моральной правоты. Насколько нравственно оправданным является отдельный случай самоубийства, зависит от конкретных обстоятельств, мотивов, намерений, взаимоотношений данной личности. Но – главное – зависит от системы нравственности того или тех, кто выносит суждение об этом случае.
Таким образом, моё понимание «греховности» самоубийства вдвойне релятивистское:
1) я отрицаю огульную оценку, основанную на идеологических (в т.ч. религиозных) догмах или принципах, и считаю, что каждый отдельный случай должен быть оценён индивидуально;
2) индивидуальная оценка не может быть единой, а зависит от индивидуальной нравственности судящего. И даже дерзну проявить ещё больше беспринципности: даже эта индивидуальная оценка редко бывает окончательной – она может меняться в зависимости от новой информации, от изменения нравственной системы судящего, от обнаружившихся последствий и пр.
Я сознаю, что написанное звучит абстрактно и скучно. Позвольте мне проиллюстрировать это рядом литературных примеров.
После выхода «Страданий молодого Вертера» Гёте, где герой совершает самоубийство из-за неразделённой любви к замужней женщине, всю Европу охватила эпидемия самоубийств – такова была сила таланта автора. Надо ли говорить, что я – по крайней мере, без знания обстоятельств каждого отдельного случая – не могу считать их нравственно оправданными. Известно, что в молодые годы люди максималисты и мало ценят свою жизнь. Уход из жизни может быть облегчением страданий, но ведь в таких случаях это измена и добровольно принятому «моральному кодексу», и своей Дульцинее. Иначе я отношусь (повторю опять и опять, что здесь нельзя судить о категориях, и каждый случай нуждается в индивидуальной оценке) к самоубийству людей, невыносимо страдающих от неизлечимых болезней, особенно если эти люди старые, одинокие, беспомощные. Конечно, я понимаю, что никто не может на 100% подтверждать неизлечимость, у относительно молодых должна приниматься во внимание возможность врачебной ошибки или перспективы медицинских средств. Думаю, что в большинстве случаев такие акты морально оправданы. Надо принимать во внимание, что очень часто добавляется потребность избавить ближних от мучительного ухода за больным.
Тут уместно упомянуть о моральном аспекте автаназии – помощи людям, желающим уйти из жизни, но не имеющим возможности сделать это самостоятельно. В большинстве цивилизованных государств это преступление. И доктор Кеворкян, вместо Нобелевской премии, отсидел 8 лет в тюрьме за благороднейшую и подвижническую деятельность. Но нам здесь важна не юридическая, а моральная сторона. Я знаю о том, что большинство населения осуждает такую помощь, но мотивы этих благополучных хулителей, вроде там римских пап, лицемерны и догматичны. Особенно аморально осуждать супругов или детей, которые уступают мольбам о помощи своих близких. Повторяю, я не касаюсь юридического аспекта и прекрасно понимаю, что тут возможны злоупотребления. Оценки должны быть только индивидуальны.
Вышли из моды, но всё же составляют важную группу самоубийства из-за потери чести. В 19 веке, особенно в аристократической дворянской и военной среде почти не встречались моральные осуждения таких самоубийств. Теперь, похоже, понятие чести сохранилось слегка разве что в Японии. Близки к этому также самоубийства людей (особенно творческих), безвозвратно (очень индивидуально и неопределённо?) утративших талант, спившихся, ощущающих разрушение своей личности. Эти случаи особенно трудно бывает судить с нравственной точки зрения.
Хочу привлечь Ваше внимание к феномену Иуды Искариота, самого любимого и доверенного ученика Иисуса. Тысячелетиями миллиарды людей осуждают его за предательство Учителя, даже «иуда» стал синонимом низкого предательства, но я не слышал и не читал, чтобы кто-нибудь осуждал его за самоубийство, которое и иудеи, и христиане считают страшным грехом. Задумывались ли Вы над этим парадоксом? Кстати, я больше верю в апокрифические версии, по которым Иуда был направлен Христом с Тайной вечери для этого «предательства», и это была составная часть осуществления Отцовской миссии – искупить грехи человечества своими страданиями. А ведь «праведный Пётр», по всем источникам, трижды предал Христа. Можно ли на этих легендах строить своё отношение к человеческим трагедиям?
В последнее время мы имеем массу случаев самоубийства террористов. Конечно, тут вроде бы нет сложных моральных проблем. Мы не можем нравственно оправдать самоубийство, направленное на убийство других, ни в чем не повинных людей. Но кто это «мы»? Есть ведь и «они», и их оценки другие. Молодые люди добровольно гибнут, принося этим пользу (несомненно, подтверждённую в начале этого века) борьбе за уничтожение западной цивилизации и установление «Всемирного халифата». Мы эту цель считаем безнравственной. А они? Бессмысленно искать некую «верную», абсолютную оценку. Уже не с таким единодушием мы осуждаем японских камикадзе (поскольку они наносили удары лишь по вооруженным силам), хотя они действовали в интересах нашего врага; тем более не хочется осуждать «матросовых», пилотов, идущих на безвозвратный таран, и подрывников вражеских танков.
Я смог упомянуть лишь о немногих сторонах сложнейшей проблемы моральной оценки самоубийства. Но для меня и этого достаточно, чтобы относиться к огульной оценке «грех» как к догматическому недомыслию.
----------------
А теперь – еще одна цитата из письма Бориса Исааковича:
Знаете, я вполне сознаю, что уже нахожусь на том отрезке жизненного пути, когда – по образному выражению Эшби – экипаж распадается по частям – тут колесо, там дышло, а вот и дверца отвалилась, как от того самолёта на недавнем авиасалоне. Естественно, среди моих прежних собеседников всё больше может появляться тех, кому общение со мной неинтересно. Я отношусь к этому спокойно, как к явлению закономерному. Но выработал для себя более пассивную позицию – охотно поддерживаю общение с теми, кто обнаруживает заинтересованность в этом, но не проявляю никакой настойчивости или навязчивости.