Эволюция структуры и семантики перфекта как полифункциональной грамматической категории (на материале романских языков) 10. 02. 19 теория языка

Вид материалаАвтореферат
Таблица № 1 Описательное спряжение активное Indicativus
Таблица № 2 Настоящее время индикатива
Таблица № 3 Простой перфект
Подобный материал:
1   2   3
«Эволюционные изменения форм перфекта в не­которых романских языках», начинается с рассмотрения функционирования перфекта в латинском языке. Латинский глагол образует двоякого рода формы: глаголь­ные личные (так называемые verbum finitum) и именные (verbum infinitum). Те и другие объе­диняет наличие признака времени: настоящего, прошедшего и бу­дущего. Од­нако анализ этих форм показывает, что система времен включает в себя формы первоначально различной семантики и, следо­вательно, различного происхождения, объединенных понятием времени позд­нее, когда эта катего­рия приобрела в глаголе преобладающее значение. Ей предшествовало стремление выразить не время, а характер действия, вид. Это выражалось противопостав­лением в латинском глаголе основы инфекта основе перфекта, основы несо­вершенного – основе совершенного вида. В древнейшую эпоху латинский раз­личал действие «наступившее, действие протекающее, для­щееся, и действие совершившееся. С развитием идеи времени этот вид гла­гола мог иметь настоя­щее и прошедшее время» [Шишмарев 1952: 115].

Длительный, несовершенный вид дал в латинском формы инфекта: (1) ин­дикатив настоящего времени (tang-i-t), имперфекта (новообразование: tang-e-b-a-t) и будущего времени (новообразование tang-e-t или сослагатель­ное-жела­тельное в роли будущего времени, как tang-a-t), (2) сослагательное настоящего времени и имперфекта, и (3) обе формы повелительного (на­стоящее и буду­щее). Совершенный вид дал формы перфекта, выражавшего результат совер­шившегося действия, а потому имевшего также три времени: (1) настоящее, perfectum präsens, формально объединившее перфект и преж­ний аорист; (2) прошедшее – плюсквамперфект, и (3) будущее – форма futurum exactum [Собо­левский 1950: 189].

Перфект в латин­ском языке был представлен в описательных (со­ставных) формах (см. табл. 1).

Таблица № 1

Описательное спряжение активное Indicativus

время

формы

перевод

Praesens

ornaturus, -a, -um sum

я намерен украшать, украсить

Imperfectum

ornaturus, -a, -um eram

я был намерен украшать,украсить

Perfectum

ornaturus, -a, -um fui

Plusquamper­fectum

ornaturus, -a, -um fueram

Futurum I

ornaturus, -a, -um ero

буду (намерен) украшать,украсить

Futurum II

ornaturus, -a, -um fuero

[Соболевский 1948: 91]. Если при изучении и описании значений пер­фект­ных форм глагола в германских языках ставится проблема происхожде­ния и становления перфекта в них, то при изучении перфекта в романских языках эта проблема не ставится в силу того, что латинский перфект перехо­дил в роман­ские языки по мере их становления как готовая глагольная кате­гория, так как «романские языки – группа языков индоевропейской се­мьи, связанных общим происхождением от латинского языка, об­щими закономер­ностями развития и значительными элементами струк­турной общности. Тер­мин «романский» вос­ходит к латинскому ro­manus («относящийся к Риму», позднее – «к Римской им­перии»), в раннем Средневековье обозначавшем на­родную речь, отличную как от классической латыни, так и от германских и других диалектов. В Ис­пании и Италии романские языки называются также неолатинскими» [Гак 1990: 421].

Поскольку романские языки восходят по происхождению (или генети­че­ски) к латинскому языку, они представляют собой редкий случай формиро­вания языковой группы (в составе индоевропейской семьи языков) в истори­чески обозримый и вполне определенный период на основе известного и от­носи­тельно хорошо документированного языка-источника [Алисова 2001: 15–56]. Типологические исследования ро­манских языков дают основание ут­верждать, что в новые романские языки, образовавшиеся из исходного ла­тинского языка-основы, заим­ствовалась не только лексика, но и переходила его грамматическая структура, грамматические категории, в том числе и перфект не в последнюю очередь. Об этом свидетельствует простое сопос­тавление латинской личной флексии и ее романских эквивалентов (см. табл. 2, 3 – на примерах настоящего индикатива и простого (не состав­ного) перфекта глагола cantare – петь).


Таблица № 2

Настоящее время индикатива

ед.ч.

латинский

итальян­ский

испанский

французский

португальский

1 л.

canto

canto

canto

je chante

canto

2 л.

cantas

canti

cantas

tu chantes

cantas

3 л.

cantat

canta

canta

il chante

canto

мн.ч.
















1 л.

cantamus

cantiamo

cantamos

nous chantons

cantamos

2 л.

cantatis

cantata

cantáis

vous chantez

cantais

3 л.

cantant

cantano

cantan

ils chantent

cantam



Таблица № 3

Простой перфект

ед.ч.

латинский

итальянский

испанский

французский

португальский

1 л.

cantavi

cantai

canté

je chantai

cantei

2 л.

cantavisti

cantasti

cantaste

tu chantas

cantaste

3 л.

cantavit

canto

canto

il chanta

cantou

мн.ч.
















1 л.

cantavimus

cantammo

cantamos

nous chantâmes

cantamos

2 л.

cantavistis

cantaste

cantasteis

vous chantâtes

cantastes

3 л.

cantaverunt

cantarono

cantaron

ils chantèrent

cantaram

[Алисова 2001: 15, 41]. Как видим, обязательной частью французской гла­гольной словоформы стали личные безударные местоимения, служащие пока­зателем лица и числа глагола. Следовательно, во французском языке об­разова­лось так называемое местоименное спряжение глагола, в то время как в италь­янском, испанском и португальском языках сохранилось чисто латин­ское гла­гольное спряжение (как и в русском, в котором личные окончания четко выра­жают категории числа и лица: пою, поешь, поет, поем, поете, поют).

Таким образом, латинская и романская система времен индикатива по­строены по единому принципу. Почти то же самое наблюдаем в образовании перфекта и плюсквамперфекта (см. табл. 4 – на примере 1-го лица глагола can­tare – петь).

Таблица № 4

Латинские временные формы индикатива и результативные
(перфективные) формы и их продолжение в романских языках





латинский

итальянский

французский

испанский

португальский

настоящее

canto

canto

je chante

canto

canto

перфект

habeo cantatum

ho cantata

j’ai chanté

he cantado

tenho cantado

cantavi

cantai

je chantai

cante

cantei

плюсквам-

перфект

habebum cantatum

avevo cantato

j’avais chanté

había cantado

tinha cantado

cantaveram







cantara

cantara

Настоящее время латинского глагола 1-го лица canto и прошедшее время (имперфект) cantabam сохранили без изменений отношение между означае­мым и означающим во всех романских языках (лат. canto, итал. canto, фр. je chante, исп. canto, порт. canto).

Перфект (cantavi) и перифраза (habeo cantatum), из которой возник сложный (составной) романский перфект, распределили по-разному сферы употребле­ния: а) наиболее близкими к латыни оказываются португальский и галисий­ский, где простой перфект употребляется в функциях как актуаль­ного, так и не­актуального законченного прошедшего, тогда как сложный перфект встреча­ется в значении «результата в настоящем», хотя и в этом возмо­жен простой перфект. Совмещение функций перфекта и аориста (от греч. ao­ristos – форма глагола, обозначающая мгновенное (точечное) или предельное действие или состояние (в греческом, старославянском и других индоевро­пейских языках) [Словарь иностранных …1964: 60]) у простого перфекта и его широкое упот­ребление в разговорном языке характерны также для юж­ноитальянских диалек­тов и для испанского языка Латинской Америки; б) в итальянском литератур­ном языке, а также в испанском и ок­ситанском значе­ние актуального закончен­ного прошедшего закреплено за сложным перфек­том, а неактуального закон­ченного – за простым перфектом; в) современный французский язык в его уст­ном варианте исключил простой перфект из сис­темы времен, так что сложный перфект объединяет обе функ­ции – актуаль­ного и неактуального прошедшего. Простой перфект представ­лен только в системе времен письменного языка.

С развитием и укреплением идеи времени форма настоящего времени дли­тельного несовершенного вида стала выражать и настоящее наступив­шего дей­ствия, а перфект (вместе c аористом) превратился в выражение прошедшего действия. Однако старые видовые оттенки тем самым не от­мерли совершенно. Они стали только выражаться иными способами. Прежде всего, глагол сам по себе мог содержать тот или иной видовой оттенок. По сравнению с данной выше системой латинских временных и видовых форм, а также современной системой французского языка, старофранцузская система лишена целого ряда традиционных форм, но пополнена некоторым количест­вом новообразований. Изменения эти являются выражением усилившихся в поздней латыни и в раз­говорном языке – как он сложился в эпоху между III и VI вв. – тенденций, ко­торые наметились уже в языке классическом, но не ох­ватили его достаточно широко [Шишмарев 1952: 119].

Латинский плюсквамперфект (cantaveram) сохранился в иберо-роман­ских и балкано-романских языках: в португальском форма cantara имеет зна­чение плюсквамперфекта индикатива и аориста. Она употребляется как сво­бодный вариант сложной формы плюсквамперфекта индикатива и простого перфекта. Тот же смысл сохраняет форма на -ra в испанском языке Латин­ской Америки.

Образование и употребление перфектных форм глагола в итальянском, ис­панском и португальском языках имеют сходство, поскольку они развива­лись из одной основы – латинского перфекта. В связи с этим М.В. Сергиев­ский от­мечал еще в середине XX в., что «в народной латыни утратилось зна­чительное количество прежних глагольных форм, и сама система спряжения несколько упростилась. Некоторые из утраченных форм были заменены но­выми, аналити­ческими (описательными) оборотами, а, кроме того, последние появились для выражения новых временных понятий, постепенно развив­шихся в языке (в ис­панском – О.К.). Немало изменений произошло в системе самих спряжений (т.е. в развившихся романских языках из общей латинской грамматической и лекси­ческой основы – О.К.)» [Сергиевский 1952: 117].

Хотя, заметим, состав и структура аналитических глагольных форм в разных романских языках различаются: в испанском языке употребляется один вспо­могательный глагол haber; в португальском – haver и ter, причем формы с ter в современном португальском языке преобладают; во француз­ском – avoir и être, в итальянском – avere и essere, закрепленные за соответ­ствующими глаголами.

Относительно сущности и значения перфекта в современном португаль­ском языке, можно утверждать, что перфект (простой и сложный) выражает только временные и видовые значения. Едва ли найдется подтверждение тому, что перфектные формы Presento perfeito или Pretérito perfeito composto могут вы­полнять в художественной литературе повествовательно-описатель­ную функ­цию, как во французском языке passé composé. Но все же отчасти исключение составляет итальянский язык, в котором перфект может упот­ребляться как по­вествовательное время [Кашкин 1991: 86]. Простое же про­шедшее время в пор­тугальском, как и в испанском языке, имело перфектное значение (как прежде в однословном латинском перфекте).

В отличие от сущности и значении перфекта во французском языке, в кото­ром перфект – аналитическое прошедшее passé composé приобрел новое каче­ство в современной француз­ской литературе, а именно повествовательно-опи­сательную функ­цию, в совре­менном итальянском, испанском и португальском языках этого значения пер­фекта в них не обнаружилось.

В переводе на русский язык перфектные глагольные формы итальян­ского, испанского и португальского языков могут передаваться глаголами двух видов – совершенного и несовершенного. Дальнейшее развитие пер­фекта в современ­ных романских языках обусловлено необходимостью выра­жать разнообразные оттенки значений мысли в высказываниях: длитель­ность, однократность, мно­гократность и последовательность действия, как действительном, так и в стра­дательном залоге.

В третьей главе, «эволюционные изменения форм перфекта во французском языке», отмечается, что перфект должен рассматриваться в связи с общими тенденциями развития глагольной системы романских языков, категории прошедшего времени во французском языке, в частности. Рассмот­рим функционирование перфекта, аналитического прошедшего и имперфекта в старофранцузском языке. В старофранцузском языке passé simple был распро­странен довольно широко, он мог выражать все смысловые оттенки прошед­шего (и не только про­шедшего), так как параллельные типы прошедшего (im­parfait и passé composé), вследствие общей диффузности времен­ных категорий в средние века, были еще очень слабо развиты. Эти параллельные типы прошед­шего, вытеснившие впоследствии passé simple, еще сравнительно редко встре­чавшиеся в древнейших памятниках французского языка, еще не имеют своей отчет­ливо выраженной семантики. Но постепенно возрастающая потребность более четкой дифференциации времен, определяемая общим движением в языке от диффузности к семантической расчлененности, приводит к тому, что былое безразличное употребление прошедших времен становится все менее ха­рактерным. К тому же к концу средних веков составные части аналитического прошедшего passé composé утрачивают свою прежнюю самостоятельность и выступают в виде анали­тической конструкции.

Однако, хотя passé simple под напором развития конкурирующих форм дру­гих времен резко сузил сферу своего распространения, но он не утратил еще своей семантики, а лишь уточнил ее. Этим и объясняется факт сохранения passé simple в современном письменном языке. Для того чтобы объяснить причину вытеснения passé simple из совре­менного французского языка, нам кажется не­обходимым подойти к этому вопросу строго исторически, уточнить историю семантического соот­ношения между основными типами прошедших времен (passé simple, imparfait и passé composé), наметить общую тенденцию эволюции перфекта. Действительно, рassé simple не сразу был оттеснен имперфектом. Как известно, в старо­французском языке вообще не существовало четкой диффе­ренциации ме­жду временами, часто употреблявшимися весьма хаотично. Од­нако passé simple был более устойчив, чем другие прошедшие времена. Но по­степенное ограни­чение сферы распространения passé simple в лите­ратурном языке шло не только по линии расширения имперфекта. Уже издавна passé sim­ple во французском языке имел другого конкурента – аналитическое прошед­шее passé composé, описательные конструкции с вспомогательным глаголом. Эти описательные конструкции – результат развивающегося аналитического строя – были, как из­вестно, распро­странены уже в народной латыни, но широ­кое применение passé composé получает значительно позже. О. Есперсен назы­вает раз­личные типы описательного аналитического прошедшего «новыми вы­ражениями» (“new ex­pressions”) в ряде европейских языков [Jespersen 1925: 275]. Несомненно, что passé composé, неизвестное классической латыни, вос­принималось как «новое время» и первыми французскими грамма­тиками. Так, Dubois в 1561 г. в “Grammatica latino-gallica” отмечает: «Мы имеем те же вре­мена, которые со­держались в языке рим­лян, да к тому же еще одну форму про­шедшего (avec une forme de passé en plus), ибо, чтобы выразить amavi, мы рас­полагаем одновре­менно формами g’haî aimé и g’aîmaî» [Livet 1859: 36]. Ко­нечно, как «новое время» passé composé воспринималось лишь по сравнению с латынью, но свою современную семантику оно получило не сразу. Как уста­новлено в общих чер­тах в романистике, составные части passé composé не сразу утра­тили свою са­мостоятельность. Конструкция “habeo comparatum” пер­вона­чально выражала «настоящее, связанное с прошлым» и лишь по мере того, как habeo теряло свое самостоятельное значение, семантика причастия притягивала его к себе. Этому стяжению помогали парал­лельные конструкции: “habebam comparatum”, “habui comparatum”. В результате «настоящее, которое было свя­зано с прошедшим, превра­тилось в прошедшее, связанное с настоящим» (présent qui se rattachait au passé ... devenu un passé se rattachant au présent) [Bourciez 1923: 114].

Заметим, что в ряде европейских языков так называемый вспомогательный глагол в известных сочетаниях до сих пор не утратил своей смысловой само­стоятельности. Эта смысловая самостоятельность вспомогательного глагола, не сохранившаяся в современном французском языке, отчет­ливо обнаруживается в старофранцузском. Процесс слияния двух глагольных элементов в единое це­лое, в результате чего было образовано романское passé composé, – процесс длительный и сложный. Состав­ные части passé composé сливаются в единое це­лое во французском языке лишь к концу средних веков. К среднефранцузской эпохе оба элемента аналитического прошед­шего стягиваются крепче: сложное время все чаще встречается как семантическое и грамматическое целое. Но употребление аналитического прошедшего в среднефранцузском остается все еще ограниченным. Дальнейшая грамматизация passé composé способствует его быстрому продвижению. В современном, в особенности разговорном, языке passé composé превращается в наиболее распространенное прошедшее время, оттесняя passé simple на задний план. Tаким образом, самостоятельность от­дельных элементов passé com­posé в старофранцузском не давала ему возмож­ности успешно конку­рировать с passé simple. Пока отдельные элементы passé com­posé распадались на почти самостоятельные части, конструкция эта часто воспри­нималась как «вспомогательный глагол + причастие», поэтому она не могла столь лаконично выражать грамматическое время, как это делал passé simple. Но чем больше стягивались оба элемента passé com­posé в единое се­мантическое целое, тем больше грамматизовалась конструк­ция со вспомога­тельным глаголом и тем успешнее конкурировала она с passé simple. Аналити­ческий строй языка, образовавший passé com­posé, постепенно углублял и рас­ширял сферу распространения этого времени.

Старофранцузская видовременная система глагольных форм характеризу­ется рядом специфических черт и занимает промежуточное положение между латинским состоянием и современным французским. Наиболее существенные различия между старофранцузской видовременной системой глагольных форм и современной заключаются в соотносительном употреблении этих форм в сис­теме языке, вытекающем из грамматической полифункциональности указанных форм. Форма простого перфекта могла выражать предшествование по отноше­нию к презенсу. В современном же языке эти формы распределяются между планом речи и планом исторического повествования и поэтому не выстраива­ются в общей хронологической перспективе. Особенно своеобразно соотноше­ние видовременных форм в сложных предложениях с придаточным времени, выражающих последовательность действия. Простой перфект выражал непо­средственное предшествование действию, обозначенному презенсом. Подобное соотношение возможно было потому, что, с одной стороны, простой перфект не утратил еще функции логического перфекта, с другой стороны, форма презенса активно использовалась в функции настоящего исторического. Основное пове­ствование ведется с помощью презенса; которое заключено соответственно в главном предложении; придаточное же содержит составное именное сказуемое с глагольной формой перфекта. Соотношение одновременности действия и со­стояния в прошлом образуется за счет того, что презенс предельного глагола обозначает однократность действия в прошлом, а простой перфект глагола être указывает на длительность состояния в прошлом. Происходит как бы наложе­ние точки на линию. Таким образом, основные особенности грамматического значения старофранцузских видовременных форм индикатива проявляются наиболее ярко в их соотносительном употреблении.

На ранней стадии развития языка для выражения прошедшего действия предпочитали перфект (historicum), обозначавший (как аорист, каким и явля­лись некоторые латинские перфекты) просто совершившийся факт, без указа­ния на видовой характер действия. Поэтому к имперфекту обращались редко. Рассказ велся обычно в настоящем времени; в прошедшем ему противопостав­лялся перфект. Имперфект применялся в рассказе редко, так как потребность в расширении круга форм прошедшего времени могла появиться только с ростом потребности в оттенках; в эпоху же преобладания одноплановости в ней нужды не было [Шишмарев 1952: 121]. Широта значений видовременных форм осо­бенно активно использовалась в эпическом повествовании. Однако, переходя к анализу употребления форм презенса индикатива и простого перфекта в ста­рофранцузском языке, мы сталкиваемся с рядом трудностей. И во многих ис­следованиях по истории французского языка содержатся высказывания о не­дифференцированности, хаотичности употребления времен в старофранцуз­ском языке. Однако этой распространенной точке зрения справедливо возра­жает Е.А. Реферовская, утверждая, что «человек, знающий свой язык и отдаю­щий себе отчет в значении применяемых им выражений, следует им совер­шенно интуитивно и поэтому неуклонно» [Реферовская 1949: 147]. Формой простого перфекта обозначаются события второстепенной важности, в то время как презенс и аналитический перфект отображают события первого плана. По­следнее употребление аналитического перфекта подчеркивает результативность действия по отношению к моменту речи, и этим достигается возвращение пове­ствования к плану настоящего [Чередник 1983: 6]. Нередко чередование форм приводит к тому, что серия однородных последовательных действий рассмат­ривается под разными углами зрения: одни, обозначенные презенсом, пред­ставлены в процессе протекания, другие представлены через достигнутый ре­зультат.

Подводя итог вышесказанному, приходим к выводу, что своеобразие ста­рофранцузского перфекта заключается в следующем: 1) Форма простого пер­фекта отличается в старофранцузском языке широким набором функций. В от­личие от современного языка, старофранцузскнй простой перфект сохраняет, унаследовав от латыни, не только значение исторического перфекта, т.е. выра­жение законченного действия в прошлом вне связи с настоящим, по и самое древнее значение логического перфекта, т.е. выражение законченного действия, результат которого актуален в настоящем, т.е. к моменту речи, простой перфект соотносит обозначаемое законченное действие с настоящим, т.е. с актом речи. 2) Простой перфект в старофранцузском языке мог еще выражать неограничен­ную длительность действия в прошлом, а именно вне начального и конечного пределов, если по своей лексической семантике глагол относился к непредель­ным и обозначал состояние, простой перфект семантически уподоблялся им­перфекту, т.е. был непредельным статальным. 3) Встречаясь в одном контексте презенс индикатива и простой перфект употреблялись как для выражения тем­поральных оттенков, так и для обозначения видовой оппозиции. Презенс инди­катива выражал одновременность с моментом речи и длительный несовершен­ный вид, простой перфект – предшествование моменту речи и недлительный, совершенный вид. Причем презенс индикатива мог употребляться в сочетании либо с историческим перфектом, либо с логическим перфектом. Когда речь идет об употреблении презенса индикатива в сочетании с историческим пер­фектом глаголы, выраженные в настоящем времени выражают одновремен­ность действия с моментом речи, в то время как глаголы в прошедшем времени, не имеют ни какой связи с настоящим. При употреблении же презенса индика­тива с логическим перфектом настоящее обозначает одновременность с момен­том речи, прошедшее время хоть и предшествует настоящему, однако выражает законченное действие, результат которого актуален в настоящем, т.е. он имеет следствие, результат в настоящем. 4) При выражении видовой оппозиции пре­зенс индикатива выражает несовершенный вид, простой перфект – совершен­ный. Именно эти функции презенса и простого перфекта предшествовали всем остальным, ибо категория вида древнее других глагольных категорий. Все дей­ствия происходят на одном временном отрезке, хотя выражены глаголами в разных временах. Однако употребление глаголов в разных временах объясня­ется также тем, что глаголы в презенсе, обозначают длительное, незаконченное действие и несут в себе оттенок несовершенного вида; глаголы же в простом перфекте обозначают действия кратные, целостные, т.е. с помощью простого перфекта здесь передается совершенный вид.

Отметим, что развитие аналитических конструкций не останавливается на образовании passé composé. К концу XIV в. в письменный язык начинают про­никать формы так называемых «сверхсложных прошедших» (passés surcom­po­sés).

Характеризуя значения перфектности в аналити­ческих морфологических формах глагола во французском языке, отметим, что среди личных форм фран­цузского глагола формами чистого перфектного значения является passé composé и passé сослагательного (условного) наклонения, в остальных лич­ных формах значение перфектности совмещается или со значением времени или со значением мо­дальности. Формами чистого перфектного значения яв­ляются также наличные сложные формы глагола (avoir chanté – спеть, ayant chanté – спзыкеском,ся как форма форм ие ев), т.е. перфект­ные инфинитивы, которые до сих пор не отмеча­ются в рус­ско-иностранных словарях.

О том, что различие между passé composé как сложной формой и про­стыми формами прошедшего (imparfait и passé simple) имеет место, свиде­тельствует прежде всего сам факт существования сложных форм помимо passé composé, среди которых и неличные глагольные формы. Формы ayant chanté и avoir chanté, входящие в парадигму сложных форм, не имеют значе­ния категории времени, но характеризуются значением перфектности. От­сюда следует, что в аналитических формах заложено значение, отличное от значения категории времени. Таким образом, в passé composé, обозначающем осуществление про­цесса до момента настоящего, содержится значение, от­личное от семантики простых неперфектных форм прошедшего, которые, как и passé composé, обо­значают действие, предшествующее моменту речи. Тео­ретически значение формы passé composé, являющейся сложной формой, не может совпадать со значением passé simple, главным конкурентом которого она выступает в разго­ворной речи.

Конечно, passé composé не может совпадать с простой глагольной фор­мой passé simple, поскольку они выражают разные видовые значения, хотя обе эти формы относятся и являются формами одного прошедшего времени. Но в од­ном и том же сегменте текста passé composé выступает в речи как форма плана актуального настоящего, а passé simple – как форма плана повествования: Je n’ai jamais osé vous en parler, mais nous sommes si vieux maintenant que cela n’a plus d’importance. C’était au temps où j’aimais Harry qui revenait de Tokio [Maur­ois 1975: 145–146] – Я никогда не осмеливалась говорить с вами об этом, но те­перь мы так стары, что это больше не имеет зна­чения. Это происходило в то время, когда я любила Гарри, который возвращался из Токио.

В современном французском языке passé composé приобретает повест­вова­тельно-описательную функцию. Мы приходим к выводу, что рassé compose, обозначая предшествование моменту настоящего, воспринимается говорящим как прошедшее, так как прошедшее есть действие, предшест­вующее настоя­щему. Происходит совпадение функции перфектности (пред­шествование, пре­кращение действия до момента настоящего) и функции прошедшего (обозначе­ние прерванной связи с моментом речи). Указывая на предшествование мо­менту речи и становясь эквивалентным прошедшему, т.е. выполняя повествова­тельно-описательную функцию, passé composé, од­нако потенциально всегда со­держит в себе связь с настоящим. В тех случаях, когда эта связь становится скрытой, создается впечатление тождества значе­ний passé composé и passé simple.

В четвертой главе, «Соотношение категории вида и перфекта в романских и русском языках», утверждается, что все романские языки не сохранили старин­ных видовых оттенков «индоевропейского праязыка» (А. Мейе), который обладал четкими видовыми оттенками, но путал еще основные грамматические времена; современные романские языки, напротив того, диф­ференцируют времена, но утратили способ­ность выражать категорию вида. Классическая латынь, промежуточный этап от «праязыка» к романским языкам, сохраняет еще остатки видо­вых различий, но категория времени начинает уже вытеснять категорию вида [Meillet 1921: 185]. В латинском языке, как это было отмечено выше, временные формы гла­гола были тесно связаны с видовыми (формы инфекта противостояли формам перфекта). Более древний порядок на­блюдается еще тогда, когда идея вре­мени вышла на первый план. В старофран­цузском некоторые глагольные формы сами по себе могли выражать видовой оттенок, как старом латинском, и широко развился прием описания [Соболев­ский 1950: 187].

В учении о грамматических категориях одной из теоретических предпо­сы­лок является их соотнесенность с ситуацией объективной дей­ствительно­сти. Преимущественно отражательный характер наблюдается в тех случаях, когда формы глагола соотносятся с разными отрезками объективной дейст­вительно­сти. Наиболее типичный случай: imparfait описывает ситуацию, фон, на кото­ром развертываются события, переда­ваемые формой passé simple: A l’entrée de l’une des ravins, se dressait une yeuse à sept ou huit troncs, disposés en cercle, et ses ramures d’un vert sombre surgissaient d’un îlot de broussailles, où les déchirants ar­géras se mélaient aux chênes-kermés. Cette masse de verdure épi­neuse paraissait im­pénétrable; mais je baptisai mon ceuteau “machette’, et j’entrepris de me frayer un passage [Pagnol 1956: 243] – У одного из оврагов возвышался вечнозеленый дуб с семью или восемью растущими по кругу стволами, и его ветви и листва темно-зеленого цвета всплывали над остров­ками густого кустарника, в котором колючие аргеры смешивались с хермесо­вым дубом. Эта масса колючей зелени казалась непроходимой; но я назвал мой нож «мачете» и при­нялся проклады­вать себе путь.

Сложные личные и неличные формы французского глагола, образо­ван­ные вспомогательным глаголом avoir (être) и причастием прошед­шего вре­мени, пра­вомерно рассматриваются подавляющим большинст­вом лингвистов как анали­тические формы морфологического уровня. Аналитические морфо­ло­гические формы включены в систему соотно­сительных синтетических форм любого гла­гола. Перфектность анали­тических форм обусловлена пер­фект­ным значением participe passé, ко­торое может обладать значением пер­фект­ности вне глагола avoir (être), который сам по себе не имеет перфектного зна­чения. Значение пер­фектности отлично от значения вида: оно выражает сложную времен­ную отне­сенность к какому-либо моменту, выражающуюся в обозначе­ние предшество­вания этой временной точке и связи с ней. Это зна­чение отлично и от семан­тики категории времени: оно лежит вне момента речи.

Прослеживая историю преподавания романских языков, и, в первую оче­редь французского, в сред­ней и высшей школе в России, приведем умо­зак­лючение, основанное в том числе на многочисленных наблюдениях во время преподава­ния языков в течение ряда лет: нельзя не отметить тот факт, что в русскоя­зыч­ной среде всегда возникала трудность в восприятии и пони­мании совершенно непривычных форм времен, отличных от русского языка. Это объясняется тем, что глагол в романских языках не имеет особой формы для выражения грамма­тиче­ской категории вида, представленной в своей класси­ческой форме в сла­вянских языках. Об этой проблеме докладывает на IV Международном съезде сла­вистов еще в 1958 г. известный французский языковед А. Мазон, от­мечая: «Изуче­ние славянских языков обогатило сравнительное языко­знание понятием, ко­торое имело чрезвычайно счастливую судьбу, – по­нятием вида глаголов. Граммати­сты изощрялись в попытках обнару­жить категорию вида в грече­ском, латин­ском, немецком, английском, французским и даже в древнееврей­ском языках» [Мазон 1958: 3, 31]. Но, тем не менее, значение грамматиче­ской кате­гории вида находит выра­жение в романских языках временными формами гла­гола и нали­чием соответствующих обстоятельств в структуре предложения. В ΧΧ в. по­лу­чает активное развитие аспектология – направле­ние в языкознании, изучающее глагольный вид (аспект) и всю сферу аспек­туальности, т.е. видовых и смежных с ними значений, получивших в языке то или иное выражение. Од­нако до сих пор оспаривается само наличие грамма­тической ка­тегории вида во француз­ском глаголе. А. Мейе полагает, что для фран­цузского языка характер­ной чер­той является сильно развитая система временных отношений в ущерб грамма­тическому виду [Meillet 1929; Jesnière 1927, 1966]. Наиболее яркое от­ражение эта точка зрения находит в теории французских авторов Ж. Дамурета и Э. Пи­шона, конституирующей «интел­лектуальную систему» (“système intellectuel”) французского языка. Авторы проводят анализ от формы к значе­нию, откуда и назва­ние труда «От слов к мысли» (“Des mots à la pensée”), но в их труде, по справедливому замечанию А. Клюма, практически не встречается слово “as­pect” (вид).

Толкование сущности перфектных форм также весьма противоречиво как в отечественной, так и в зарубежной лин­гвистике: если зарубежные ис­следо­ва­тели в большинстве трактуют эти формы как временные, то отечест­венные ис­следователи считают их или видовыми или видовременными.

Высокая степень грамматизации и полная парадигматизация пер­фекта в со­временном языке не вызывает никаких сомнений: перфект – идеальная анали­тическая форма, образующая при противопоставлении с неперфект­ными фор­мами некую категорию. В лингвистической литера­туре, посвящен­ной рассмат­риваемой нами проблеме, существуют, как известно, несколько точек зрения на сущность перфектных глагольных форм.

Первая, временнáя, точка зрения рассматривает перфект как принадле­жа­щий системе времен, где категория перфекта должна быть отнесена к сле­дую­щему ряду: настоящее, прошедшее, будущее. Приверженцами данной точки зрения являются датский лингвист Отто Есперсен, амери­канский Джордж Керм, английский Генри Суит и русский профессор Н.Ф. Иртеньева.

Вторая, аспектная (т.е. чисто видовая), точка зрения сводится к следую­щему: перфектные формы являются частью категории аспекта. Данную точку зрения разделяют гер­манский лингвист Макс Дойчбайн и профессор Г.Н. Во­ронцова, которая ввела термин «трансмиссивный (переходящий) аспект». Дру­гие лин­гвисты используют термины – «ретроспективный», «последова­тель­ный», «результативный» аспект.

Третья точка зрения – временно-аспектная – утверждает, что перфект – это форма двойного темпорально-аспективного характера. Наиболее под­роб­ную и цельную картину взаимодействия категорий вида и времени в англий­ских гла­гольных формах создала профессор И.П. Иванова. Вслед за профес­сором В.Н. Ярцевой И.П. Иванова рассматривает видовое значение в тесной связи с вре­менными формами, считая, что вид является постоян­ной характе­ристикой гла­гольной формы, а время – обязательной, но пе­ременной величи­ной. Поскольку вид и время для И.П. Ивановой являются взаимосвязан­ными понятиями, она называет временные группы разрядами и рас­сматривает со­держание каждого из них с точки зрения свойственного ему видового и вре­менного значения. Если мы обратимся к значению перфектного разряда про­фессора И.П. Ива­новой, то увидим, что перфект настоящего времени от пре­дельных глаголов обозначает завершенное действие в границах настоящего вре­мени, видовой характер гла­гола совпадает с грамматическим значением формы. При употреблении в этой форме непредельного глагола, дейст­вие им обозначаемое, прекращается ранее момента речи, заканчивается не в силу достижения – предела его у этих глаго­лов нет, – а в силу ка­ких-то других причин. Общим оказывается для предель­ных и непре­дельных глаголов в данной форме значение выполненности, пол­ноты действия. Глаголы двойст­венного характера выступают со значением, ана­логичным значению пре­дельных глаголов. Все глаголы, независимо от их видо­вого характера, высту­пают со значением действия, выпол­ненного в на­стоящем и рассматриваемого в его полном объеме. Следо­вательно, здесь мы имеем дело с грамматическим значением перфекта. Действие, обозначенное перфектом, не происходит в момент речи, оно закончено ранее, но связано с моментом речи тем, что про­исходит в период конечной точкой которого явля­ется момент речи. Отсутст­вует фиксация действия во времени, так как проме­жуток между дейст­вием и моментом речи может быть разным. Необходимо от­метить, что пер­фекту не свойственна повествовательная функция, он не пере­дает по­следова­тельных действий в порядке их развертывания.

По определению профессора И.П. Ивановой, две глагольные формы, вы­ра­жающие темпоральную и аспективную функцию, в сово­купности проти­во­пос­тавлены формам неопределенного времени. Эта точка зрения упускает из виду категориальную природу перфекта, по­скольку она не раскрывает грам­матиче­ских функций перфекта, которые реализуются в противопостав­лении с фор­мами продолженного времени или неопределенного. Но все же эта точка зрения наиболее приемлема.

Четвертая теория, теория временнóй соотнесенности, рассматривает пер­фект как не относящийся ни к временной, ни к аспектной форме, а к не­коей особой грамматической категории, отличной как от времени, так и от ас­пекта. В свете новых трактовок перфекта в работах А.И. Смирницкого, Д.А. Ште­линга, Б.А. Ильиша и других авторов перфект рассматри­вается не как время со­вершенного вида, а как особая грамматическая категория вре­менной отнесен­ности. Впервые профессор А.И. Смирницкий ввел термин временной отнесен­ности. Согласно его точке зрения, перфект (предшество­вание) и не­перфект (не­посредственная данность) образуют в соотношении друг с другом особую грамматическую категорию гла­гола, отличную и от времени, и от вида, – кате­горию временной соотне­сенности. Ее же отдельные формы могут называться, с сохранением традиции, перфектом (представлен­ным целой системой отдельных пер­фектных форм, различающихся по дру­гим катего­риям) и неперфектом, или обычной формой (подобным же образом в виде системы разных не­перфектных, или обычных, форм, противопостав­ляемых между собой по линии других кате­горий). Впоследствии профессор Б.А. Ильиш предложил новый термин – вре­менной соотнесенности. Данную точку зрения разделяют такие совре­менные лингвисты, как Г.Б. Аксютина, Б.С. Хаймович, Б.И. Рагорская (двое последних ученых предлагают термин «категория порядка»). По мнению профессора Б.А. Ильиша, категория соот­несенности представлена регу­лярной оппозицией (ре­гулярным противопос­тавлением) всех перфект­ных форм ко всем неперфектным формам. Главным значением является предшествование настоящему мо­менту. Но дело не только в противопоставлении всех перфектных форм всем непер­фектным формам. Понятие «соотнесенность», пусть даже временная соотне­сенность, с логической точки зрения и диа­лектического рассуждения предпола­гает, под­разумевает соотнесение чего-то с чем-то, т.е. соотнесение по крайней мере двух объектов, явлений, двух грамматических категорий и т.д. Поэтому по­нятие «временной соотнесенности» должно включать и включает в себя не одно временное соотнесение само по себе, а соотнесение действия во вре­мени совершения и действия в образе, степени протекания.

Профессор М.Я. Блох указывает следующие недостатки этой тео­рии: во-первых, она недооценивает аспективный план категориальной семантики пер­фекта; во-вторых, рассуждения, по которым определяется и распознается эта категория, – неполны, так как они путают общие грамматические понятия вре­мени и аспекта с категориальным статусом конкретных (слово)форм в каждом отдельном языке, выражающих со­ответствующее значение.

Новый перфект повторяет в общих чер­тах эволюцию от «статальности к ак­циональности», но в разных языках не в одинаковой мере. Например, во фран­цузском языке passé composé – аналити­ческий перфект – широко используется в неперфектных функциях в качестве повествовательного времени, фактически вытеснив passé simple – про­стое прошедшее – в сферу книжной речи. Таким об­разом, основное семантическое различие между тремя типами прошедшего времени (passé simple, imparfait и passé composé) в совре­менном французском языке сводится к различию видовому. В современном французском языке вид как грамматическая категория явля­ется спорным вопросом. Существуют раз­личные точки зрения на про­блему су­ществования во французском языке кате­гории вида. Вплоть до на­стоящего вре­мени категория вида во французском языке является объектом дискуссии. На­правление, восходящее к концепции вида А. Мейе, изучавшего эту категорию на материале славянских языков, от­рицает наличие вида во французском языке.

Противоположная точка зрения, принадлежащая представителям разных школ и направлений, приобретает в настоящее время во французской лин­гвис­тике все большую популярность. Так, например, Г. Гийом считает, что катего­рия вида не только наличествует во французском языке, но представ­лена в нем с гораздо большей степенью четкости, чем в славянских языках. Это положение аргументируется тем, что во французском языке сложная гла­гольная форма, указывающая на исчерпанность внутреннего времени дейст­вия, т.е. на его за­конченность, может быть образована от любого глагола. В отличие от француз­ского языка, где каждый глагол выступает в оппозиции «простая форма/сложная форма», в русском языке далеко не каждый глагол образует ви­довую пару [Guillaume 1928: 35]. Категория вида, если признавать ее существо­вание во французском языке, нашла свое выражение с помощью других языко­вых средств.

Особое место внутри видовых оппозиций в системе французского гла­гола занимает противопоставление простой перфект / имперфект т.е. il entra / il entrait, il chanta / il chantait. Эти формы составляют микрооппозицию, основан­ную на значениях целостности /неделимости, глобальности / процессности дей­ствия. На вопрос, в чем же состоит отличие passé simple от passé composé, по­скольку эта последняя форма тоже не выражает процессности, незакон­ченности дейст­вия. Профессор Л.П. Пицкова отмечает, что установить, есть ли видовое отли­чие между аналитическим и простым перфектом помогает простой лин­гвисти­ческий эксперимент. Употребление непредельного глагола в формах passé simple и passé composé дает разные семантические резуль­таты. Так вне какого-либо контекста il a voyagé означает, что «он путешест­вовал и перестал путеше­ствовать», a il voyagea может значить как «он путе­шествовал и перестал путе­шествовать», так и «он стал путешествовать»; il a vécu означает «он от­жил», т.е. «умер»; между тем il vécut может значить как «он отжил», т.е. «умер», так и «он стал жить» [Пицкова 1982: 34]. Глагол может также иметь непредельный или предельный характер, и вследствие чего некоторые глаголы могут приобретать определенные видовые оттенки, так, например, формы ана­литического пер­фекта непредельных глаголов не выражают значения начина­тельности, которое отчетливо проступает в про­стом перфекте таких же глаго­лов при отсутствии каких-либо дополнитель­ных воздействий со стороны кон­текста. Это означает, что passé simple имеет особое видовое значение, отли­чающееся от семантики сложных глагольных форм [Сабанеева 1990: 112]. Та­ким образом, есть все ос­нования считать, что категория вида выражается в со­временном французском языке двумя фор­мальными оппозициями: (1) простые формы /сложные формы; (2) имперфект /перфект. Эта система оппозиций каче­ственно отличается от ла­тинской, по­скольку в последней средством выражения категории вида служило противо­поставление основ (основы инфекта противо­поставлялись основам пер­фекта). От видового содержания глагольных форм непосредственно зависит их относительно-временное употребление. Формы не­совершенного вида вы­ра­жают непредшествование, т.е. одновременность или следование по отно­ше­нию к другому действию, а формы совершенного вида выражают предше­ство­вание.