Чернигова
Вид материала | Документы |
КАПЛИ
Жизнь каждая,
Как капля в море, –
Есть мириады
Капель там.
Они все вместе,
С ветром споря,
Дают дыхание волнам.
И, хотя капли все
Похожи,
В одном
Не сомневаюсь я –
У каждой капли
Жизнь
Есть тоже
И биография своя.
МАТЕРИНСКИЙ ВЗГЛЯД
Русская старинная икона –
Дорогой серебряный оклад.
У Марии
Одухотворённый
К человеку обращённый
Взгляд.
В этом взгляде
Глубина и нежность,
Доброта, тревога,
Свет и боль.
Посмотрите, люди,
Как безбрежна
Эта материнская
Любовь!
А глаза такие
У Марии,
Как у наших
Русских матерей, –
Кажется,
Задумалась Россия
Над нелёгкой
Участью своей.
* * *
Любовь приходит к нам
Не по заказу:
К одним – на время,
А к другим – на годы.
Одни её растратят
Как-то сразу,
Другие – пронесут
Сквозь все невзгоды.
Одних она коснётся
Чуть заметно,
Другим навек
Оставит в сердце боль.
Но я за ту,
Что не пройдёт бесследно –
За настоящую,
Тернистую любовь,
За ту,
Что очень трудными дорогами
Идёт – порой не понята,
Заплакана,
Не зацелована
Губами многими
И грязными руками
Не запятнана.
* * *
Не стану я
Удерживать тебя.
Вослед тебе
Не закричу:
«Постой!» –
Того,
Кто прочь уходит,
Не любя,
Нельзя насильно
Удержать
Уздой.
А если есть
В душе твоей
Любовь,
Которую,
Как талисман
Хранишь…
То возвратишься
Непременно вновь –
Придёшь,
Приедешь,
Или прилетишь.
Николай БЫКОВЕЦ
(1931 – 1993)
МЫСЛЬ
Мысль стремительна и беспокойна,
от мысли в сердце –
горящий факел,
её берегли, как оружие воины
перед атакой.
Её не баюкали
и не тешили.
Она вырастала в окопах будней,
по ней стрелял
самодержец-вешатель
из орудий.
Она сатанела
в нагаечном свисте,
рвалась на простор
из-под крыш соломенных.
Стыли в петлях тела декабристов
на ветру солёном.
А мысль жила,
напоённая светом,
в каждом порыве,
в каждом стремлении –
то уходили отцы за советом
к Ленину.
Жизнь приходила
на смену жизни,
лавой земля клокотала от войн…
И вот уже мы
эстафету мысли
несём с собою.
Я в мысль эту верю,
как верю в мать,
в её чистоту и силу,
ибо под мыслью привык понимать
Россию.
СВОЯ ДОРОГА
От порога
до порога
мчат стремительно дороги,
без оглядки,
по порядку,
будто строки на тетрадке.
Только всё же
в них прохожий
заплутать никак не может:
хоть дорог
и очень много,
всяк идёт своей дорогой.
В РЕДАКЦИИ
На пороге, робкая, вспыхнула зарницею –
Два кусочка неба в радуге ресниц.
Прятала, смущённая, взгляд между страницами
В окруженьи строгом незнакомых лиц.
А потом на сердце струны задрожали
И запахло талой просинью Десны:
То в тетрадке девушки строки оживали,
Лепестком роняя первый луч весны.
Маленькая, хрупкая, с куцыми косичками
В окруженьи дружеских и знакомых лиц.
То сама поэзия шелестит страницами –
Два кусочка неба в радуге ресниц.
МАЙ
Платье, какое платье
Надела весна сегодня!
В кружеве ярких пятен
Весеннее половодье.
Краски живой палитры
Вспыхивают цветами.
Сердце моё залито
Серебряными стихами.
* * *
Солнце дрожит
В золотой паутине лучей.
Бьются под снегом
В оживших проталинах струи.
Снег, словно шуба,
Сползает с нагретых плечей.
Поют, словно в арфе,
Весной пробуждённые струны.
* * *
По лесной дороге,
словно в бирюзе,
я купаю ноги
в утренней росе.
Что милей и краше!
Пробудясь от сна,
мне ветвями машет
каждая сосна.
Здесь любые грёзы
превратятся в быль,
мне для вас, берёзы,
наплевать на стиль.
Сброшу пиджачишко,
влезу на сосну,
чтобы лучше с вышки
разглядеть весну.
БАБЫ
Клубится пар
над горящей массой.
Вгрызаются в массу
лопаты-грабли.
Как будто на булку
сливочное масло
кладут бетон
невесёлые бабы.
Вдруг ухватила за душу
стыдоба,
а в горло вцепилась
жестокая боль:
да разве не стыдно,
что в грязную робу
одета прекрасная
чья-то Ассоль!
Кому это нужно,
чтоб женщины эти
(таких воспевали
Петрарка и Блок)
таскали лопаты –
уже на рассвете,
кляня бесконечно
свой тягостный рок!
Мадонны, мадонны,
не здесь ваше место,
здесь только шипы
и – ни капельки роз.
А вы, наши дочери,
жёны, невесты,
достойны любви,
а не горя и слёз…
* * *
Плывут облака лохматые,
вольно себе плывут,
будто утки с утятами
переплывают пруд,
плещутся в небе брызгами
так, что пушок вразлёт…
Ах, до чего же дорог мне
этот небесный свод!
И не цветастой радугой,
не голубой звездой…
Небо меня радует
чистотой.
* * *
Люблю, когда под куполом рассвета
заря смеётся в розовый рукав.
Мне кажется тогда, что вся планета
лежит младенцем на её руках.
Под небосводом – девичьим начёсом
свисает туч седеющая прядь,
и месяц – побледневший знак вопроса –
торопится ночлег свой отыскать.
Уже, собрав серебряные фишки,
исчез куда-то Млечный – старикан,
остались только звёзды-коротышки
и – тишина, как смолкнувший орган.
* * *
Листья умирают на ветру,
корчатся, поблёкшие, от боли.
Не видать им больше поутру,
как в росе купает гриву поле,
не шептаться в парке при луне,
наслаждаясь трелью поцелуя…
Умирает что-то и во мне,
если чью-то смерть я вдруг почуял.
ПОЗЁМКА
Уже декабрь, а снега так и нет.
Хлопочет дождь у милого порога.
Свинцово лёг за окнами рассвет.
В туман – как в шаль – закуталась дорога.
Но вот вздохнул украдкой ветерок,
Плеснул с ладошей утренние трели,
И брызнула пороша на порог,
К ногам давно отчаявшихся елей.
* * *
Декабрь капризничал, как малое дитя:
То в шубу кутался при первой же пороше,
То, испугавшись хилого дождя,
В плащ прятался и надевал галоши…
Но вот сумел напрячься, наконец,
И задышал могуче, незлобиво,
Потом надел привычный свой венец,
И началась зима. Свершилось диво.
ЯНВАРЬ
Сухарём хрустит примятый снег,
ветерок шершаво лижет щёки.
Белый дым развесив по Десне,
сам январь шагает по дороге.
То взмахнёт он кистью как маляр –
и румянец в небе заиграет,
то мигнёт шутливо, как фигляр –
и сугроб мгновенно вырастает.
Или вдруг сердито закричит
и как пьяный станет хулиганить,
в каждое окошко постучит
и потом метелицею станет.
Не студи ты сердце, не студи,
не ходи напрасно под окошком,
всё равно – любимую найти
мне поможет каждая дорожка.
* * *
Разметала вьюга волосы,
разметала кудри белые,
причитая бабьим голосом,
вдоль по улице забегала;
задышала в окна холодом,
зацарапала, колючая.
– Ты беги, беги из города,
уходи в леса дремучие.
Нынче ведьм совсем не жалуют –
ведьмы нынче просто лишние.
Уходи отсюда, шалая,
то ли к чёрту, то ль к Всевышнему! –
Испугалась вьюга, съёжилась,
затряслись от страха плечики…
И опять на небе ожили
звёзды – яркие кузнечики.
* * *
Зима приходит и уходит,
не вечна белая метель.
Так уж заведено в природе:
Сначала – снег, потом апрель.
С младенчества познавши это,
готовим летом сани мы,
а в зное солнечного лета,
бывает, хочется зимы.
Зимой же ждёшь июльской ласки,
рассветов тёплых и цветов.
Чуть-чуть устав от зимней сказки,
уж с летом встретиться готов.
И нету здесь каприза, вроде,
и никакая тут не цель.
Так уж заведено в природе:
сначала – снег, потом – капель.
* * *
Я встретил весну – молодую и жаркую,
не руки – а гибкие ветви берёзы,
косыночки – цвета зелёной лужайки,
и губы – которые пахнут как розы…
Я пил поцелуй – бесконечный от сладости,
шептались о чём-то в пожатии руки.
Я знаю: при встречах пьянеют от радости,
но лучше – когда не бывает разлуки.
* * *
Мне по-домашнему уютно и тепло.
Вдали, как ручейки, бегут дороги.
А рядом дед – как будто бы назло –
Тоскливо философствует о боге.
Не против бога я, не против старика.
Мне б только слушать тишину и ветер,
Мне б только видеть чистые луга
И чуточку бы помечтать о лете.
А дед… Ну что ж… Крути хоть, не крути,
Но он счастливым в жизни тоже не был. –
Не так уж трудно сбиться на пути,
Когда живёшь с людьми, а думаешь о небе.
ДОБРОЛЮБОВ И ШЕВЧЕНКО
То было в пору мрачных лет,
Когда земля стонала в муке.
По-братски критик и поэт
сплели в пожатьи крепком руки.
Над миром, вспыхнув, как заря,
Пронёсся гордый клич Тараса…
Восстал народ против царя
От Петербурга до Кавказа.
Сегодня тоже как-то вдруг
Померкли радостные блики…
И всё ж мы чтим пожатье рук
Двух Прометеев, двух великих.
ФИЛОСОФИЯ ЖЕСТОКОСТИ
На прилавках – головы телячьи,
На прилавках – головы иные,
Даже и сейчас глаза их плачут,
Несмотря на то, что и свиные.
Ну а если допустить безумство
И представить эти морды в лицах,
То возникнет тягостное чувство:
Надо всем пойти и удавиться.
СЛОВО
Нелегко даётся ласковое слово,
Хоть в душе с пелёнок мы его храним…
Вот тогда и зреет семя слова злого,
Мог бы быть и добрым – стал совсем другим.
Так бывает в жизни, если нету света,
Если чахнут всходы неокрепших чувств.
Пусть их больше будет – слов, теплом согретых!
Пусть их много будет!
Пусть! Пусть! Пусть!
* * *
Нет ни отца, ни матери давно:
В раздумье вечном скорбные кресты.
А мне всё представляется одно:
Сам не прошёл я и одной версты.
То ль попрощался с детством, то ли нет?
Была ли встреча с юностью когда?
И трудно даже вспомнить, как вослед
Засеменили зрелые года.
Мелькнёт косынка где-то – это мать…
Фуражку-восьмиклинку – чтил отец…
Не устаю я в людях узнавать
Знакомый стук любимых двух сердец.
Без них я мало значу и сейчас,
Хоть и прошёл сквозь чащу долгих лет.
Порой мне кажется, что нету жизни в нас,
Когда родных и близких рядом нет.
Григорий ЗИНЧЕНКО
(1932 – 2008)
* * *
Не искали друг друга взглядом,
Получилось само собой:
Оказались случайно рядом –
Повстречались с своей судьбой.
И теперь уже друг без друга
Мы не можем прожить и дня.
Знаешь,
милая,
всё в округе
Стало радостным для меня.
И в смятенье душа буяет
Зрелой осенью у плетня…
Как же мог до сих пор – не знаю –
Я на свете жить без тебя?
РОМАШКИ
Погадай мне на ромашке,
На мою поставь судьбу.
Отгадаешь, отгадаешь,
Что давно тебя люблю.
С сенокоса свежесть веет…
Лепестков тревожный счёт…
Почему-то я уверен,
Что ромашка не солжёт.
И сияло счастье наше,
Выпадая вновь и вновь…
Если б не было ромашек –
Не поверил бы в любовь.
СОЗРЕВШАЯ НИВА
Над нивою ветер проказник
Волною хмельною бежит.
Созревшая нива, как праздник,
Казною державы звенит.
Нелёгкие зёрна – по сути –
Крутой хлебороба замес.
Их зрелость, как женские груди,
Оценят ладонью на вес…
И щедро под солнцем томится
Невестой в созревшей поре…
Склонилась весомо пшеница
В поклоне к родимой земле.
СТАРАЯ БЕРЁЗА
Над ручьём берёза поседела:
Ей на долю выпал век крутой.
Каждый год с листвою пожелтелой
Уносилась молодость водой.
Разгнездились кочками наплывы
На её извилистых боках. –
А она
шумит листвой счастливо
Среди порослей березняка.
* * *
Деревья
корнями
С Землёю
сплелись –
Как с матерью
кровные
Дети.
Зелёное пламя листвы –
Это жизнь!
Наивысшая
суть
На свете.
ПЕРВЫЙ СНЕГ
Вокруг бело, светло, пушисто.
Папахи новые
стогов.
И на душе – просторно, чисто –
От первозданности снегов.
* * *
Я думал, встречу –
обомлею…
Боялся: сердце подведёт.
И, вдруг,
не я –
Она бледнеет…
Случилось
Всё
наоборот.
Смахнул с ресниц слезинки ветер.
В них что- то прежнее ловлю.
Да кто ж из нас
двоих
В ответе,
Что не её
теперь
Люблю?
СЕРОГЛАЗАЯ МАДОННА
Сероглазая Мадонна,
Без младенца на руках,
За стеклом стоит оконным
На высоких каблуках.
Туго схвачена в застёжки
Пышно поднятая грудь.
Бирюзовые серёжки
Перезванивают грусть.
Скромно созданным уютом
В комнате её светло.
Всё для жизни есть, как будто, –
Только счастья не дано.
Не искала в жизни принцев,
Просто так – не повезло…
Не случайно дождик брызнул
На прозрачное стекло.
БЕЗБОЖНИЦА
Взгляд обычный,
Взгляд привычный
С ложью смешанный.
Не типичный,
Не логичный,
Не утешенный…
Как пружина от нажима
Напрягается.
Полоснула злостью мнимой –
Удаляется.
Но не спрячешь за порогом
Правду горькую.
Не замолишь перед Богом
Суть жестокую.
* * *
Горит в траве цветов стожар.
Сбив лапками пыльцу их,
Берёт пчела из них нектар
Лишь через поцелуи.
* * *
Румянец у осин.
С дубов отстрелян жёлудь.
И с неба
Льётся синь
В зияющую прорубь.
А вон
в мои стихи
Зашли сторонкой лоси.
На их рога с ольхи
Серёжки нижет
Осень.
Светлеет березняк,
В траве синеют грузди…
И повелось уж так –
Глядеть
на осень
С грустью.
ГДЕ НЕТ МЕЖИ
Где нет межи – есть перекрёстки
И радость встреч на большаке.
Шумят весёлые берёзки
На всем понятном языке.
Десна и Припять,
Как две песни,
Спешат к Днепру,
Как в отчий дом.
В двух берегах
Троим не тесно,
Как кровным братьям
За столом.
Десна берёт исток
В России,
Из Белоруси Припять мчит,
И Днепр в просторах Украины
В поток единый с ними
Слит.
КРАЙ РОДИМЫЙ
Я опять брожу простоволосым
По родным оврагам и лугам.
И опять мне голубые росы
Наклоняют васильки к ногам.
Как из сита, утренняя морось
Брызжет маком в солнечных лучах.
…Там была берёзовая поросль,
аисты стояли на стогах.
Вот и вяз (на нём сидел мальчишкой) –
Зашумел, узнал озорника.
Вон калина – петушиной шишкой
Закивала мне от родника.
Здесь когда-то, в босоногом детстве,
Я гонял пасти коров стада,
И кукушка, потревожив ветки,
Мне считала малые года.
Всё до боли сердцу дорогое –
Нет нигде чужого уголка.
Вспоминаю детство озорное,
Словно по страницам дневника.
Край родимый, в васильковой роздыми,
Над Десною зарево рябин…
Если б смог, то всё – до хруста – обнял бы
Так, как мать соскучившийся сын.
* * *
Распускаются почки улыбками
И не гаснут до самой поры…
Засветлели берёзки гибкие,
Наготу не успев прикрыть.
Мчит автобус –
Вокруг всё знакомое.
Ярко буйствуют зеленя.
Песня жаворонка –
в невесомости –
Звонким детством настигла меня…
В изначальности пробуждения –
Напряженьем томится земля.
…Сердце –
в трепете от волнения, –
Лишь
увижу
родные края.
Феликс СПИРИДОНОВ
(г. р. 1932)
СВЕТ И ТЬМА
Кончился сеанс последний в клубе.
Дождь пережидаем я и ты.
Видно в дверь: от молнии на клумбе
Вспыхивают мокрые цветы.
Кажется, что крыши золотые
И что посеребрены сады.
Ты ладонью ловишь дождевые
Капли ниспадающей воды.
Ниточку хрустальную при этом
Хочешь ты задеть, когда она
Не полночной темнотой, а светом
Молнии ликующей полна.
Я ж, наоборот, ценю мгновенья
Самой непроглядной темноты.
Вспыхнув вся от страха и смущенья,
Руки мне протягиваешь ты.
Кто влюблён и молод, тот и счастлив.
Гаснет для меня весь мир опять.
Голубую жилочку запястья
Успеваю я поцеловать.
ИЗ НАШЕЙ ЖИЗНИ
Проходим сквер – весь лунно-голубой,
Минуем двор – весь приглушённо-серый,
И от мороза прячемся с тобой
В чужом подъезде за дверной фанерой.
Колючий снег порывом сквозняка
Сквозь выбитые стёкла задувает.
Но, вспыхнув в темноте, твоя щека
Мою щеку несмело задевает…
Ещё ты в школьном узеньком пальто,
А я в солдатской вытертой шинели.
Наследства нам не подарил никто,
Да мы б и взять его не захотели.
Я – не один теперь, ты – не одна.
Мы всех богаче сделались с тобою.
Для нас навек останется луна
Единственною вещью золотою.
* * *
Утром
Зелень рощ заветных
Ярче
В горней синеве…
Сколько пачек сигаретных
Да окурков на траве!
Застоялся запах винный
И костра горчащий чад.
Никого нигде не видно –
Лишь грачи в ветвях кричат.
Головня ещё дымится,
Но покинут бивуак…
Неужели это птицы
Нахозяйничали так?
ПЕЙЗАЖ
Как хорошо тут! Серебристо-бел
Высокий самолётик в дымке мглистой,
Как будто это с тополя взлетел
С изнанкой алюминиевой листик.
Как пламя – бабочки. Как лёд – река.
Блеск стрекозы на камешках нагретых.
В гусиных белых перьях берега,
Как будто в пригласительных билетах.
…Но и сюда – на сказочный простор
Из милых трав да из цветов желанных –
Уже несёт, несёт обидный сор,
Постыдный сор наклеек иностранных.
СТРЕЛЬБИЩЕ
Земля солдатами измята,
Заря дымком засинена.
В лесу брусничном автоматы
Чёт-нечет мечут допоздна.
Должно быть, ветки нету целой
На измочаленных кустах.
Пойти за ягодою спелой –
Вернуться с пулями в горстях.
А я и рад тому, что пули
Из автомата моего
В лесном болоте потонули
И не задели никого.
ТАЙНИК
В болоте, где торфяная
Вода и болотная грязь,
Оказывается, живая
Рыбёшка теперь развелась.
Я думаю – это природа
Открыла тайник запасной
В том месте, где нету народа
С когтистым крючком и блесной.
ЯБЛОНЕВЫЙ ЦВЕТ
Опять пришла весенняя пора,
Опять гремят небесные раскаты…
Сегодня собираются с утра
На перекличку старые солдаты.
Летит с фонтана мелкая роса
И обжигает лица майским холодом.
Листочки из блокнота – адреса
На нерасцветших яблонях наколоты.
Написаны коряво от руки
То номера частей, то их названия:
Друзей окопных ждут фронтовики,
И души их взывают о свидании.
Полымем красным сияет закат,
Только они упрямо стоят,
Люди посмотрят на них и уйдут,
Только они до сумерек тут.
Всё меньше бывших фронтовых солдат,
Всё звонче звуки песни величальной…
От ветра ночью тихо и печально
На голых ветках письма шелестят…
Когда ж взойдёт над кровлями рассвет,
Увидишь изумлёнными глазами,
Что превратились в яблоневый цвет
Солдатские листочки с адресами.
СТАЛИН
Теперь ни в камне, ни в металле
Привычных памятников нет.
Остался только на медали
Чеканный маленький портрет.
Со странным выраженьем глаз
Медаль тускнеющую эту
Отец подносит ближе к свету
Не в первый, не в последний раз.
На честную свою награду
В раздумье новом смотрит он –
Как на осколок от снаряда,
Что из-под сердца извлечён.
ЧЕРНОБЫЛЬСКИЙ МОТИВ
Кажется – тот же осенний бор,
Те же деревья, как на подбор.
Только вот не было у сосны
Этой предательской желтизны.
Кажется – та же россыпь маслят,
Да и лисички-сестрички – те же,
Только по капельке чистый яд
В тонкие рюмочки их нацежен.
Кажется – те же и ты, и я,
А и узнать порой невозможно.
В каждом из нас взорвалась своя
Мини-АЭС – и чадит тревожно…
БЛИЗКИЙ ЧЕЛОВЕК
Я русский по всему: по крови,
По языку и по родне.
Но как на украинской мове
Стихи Шевченко близки мне!
В былые зимы мне, солдату,
Не эти ль строчки грели грудь:
«Садок вишневий коло хати,
Хрущi над вишнями гудуть».
А в час раздумья над судьбою
Не выходило из ума
Одно, одно: «…у нас нема
Зерна неправди за собою».
Дай руку, украинский брате.
Да наша речь звучит вовек!
Шевченко – твой великий прадед,
Мне тоже – близкий человек.
ПРАВИЛЬНЫЙ ВЫБОР
«Левой! Лишь левой!» – твердили вчера
Бескомпромиссные инструктора.
Нынче командуют: «Право руля!» –
Эти же самые учителя…
Господи! Смилуйся и помоги
В правильном выборе нужной ноги!
ОТКРЫТЫЕ УРОКИ
Лучше всего украинскую мову
Там изучать, где людская толпа
Дружно скандирует снова и снова
Эти два слова: «Геть!» и «Ганьба!»
Я её ласковой знал и напевной,
Но, интонации новой полна,
Стала теперь по-шевченковски гневной
И по-франковски тревожной она.
Школа открыта для всех. Гул дороги
Или порхающий снег – не беда.
Главное в том, что такие уроки
Врежутся в память уже навсегда.
СОВРЕМЕННЫЕ ПРОРОКИ
Сады и пажити нищают,
Скудеют отчие места.
Но манну с неба обещают
Медоточивые уста.
Витиеватые пророки
Собой запрудили алтарь
И – рай сулят… А Днепр широкий
Ревёт и стонет, словно встарь.
СВЕТ И ТЕНЬ
Засверкали от холодной
Ослепительной росы
Театральные колонны
И вокзальные часы.
Город жмурится от света
Наступающего дня.
Но откуда горечь эта
И тревога у меня?
Насмотрелся у вокзала,
Как шпалерами стоят
Безработные менялы –
Чей-то сын и чей-то брат?
Может быть, дорогу к храму
В ярком солнечном огне
Иностранная реклама
Загораживает мне?
Или вправду мира нету
Потому в душе моей,
Что от натовской ракеты
Стала тень ещё длинней?
ПОСЛЕДНЯЯ ЗЕМЛЯ
Я родом с Северной Двины,
Как прадед мой и дед.
У переливчатой волны
Я жил бы до ста лет.
Край голубеющих лесов
Красив, величествен, суров.
При свете звёзд и блеске дня
Он всех милее для меня.
Но перевёз отец семью
На Украину, где в бою
С фашистами он ранен был
И землю кровью окропил.
Казалось – кто нам будет рад,
Коль там и тут беда.
Зола и пепел вместо хат,
В руинах города.
А нам помог простой народ,
Как помогали в свой черёд
Там у себя, среди зимы,
Эвакуированным мы.
Я буду до скончанья лет
Лелеять здешний сад. –
Щемяще бел весенний сад,
Щемяще розоват.
У снежно-голубых широт
Мой первый детский крик живёт.
А здесь – мой дом, моя семья,
Моя последняя земля.