Чернигова

Вид материалаДокументы

Содержание


Материнский взгляд
Николай БЫКОВЕЦ
Своя дорога
В редакции
Добролюбов и шевченко
Философия жестокости
Григорий ЗИНЧЕНКО
Созревшая нива
Старая берёза
Первый снег
Сероглазая мадонна
Край родимый
Феликс СПИРИДОНОВ
Из нашей жизни
Яблоневый цвет
Чернобыльский мотив
Близкий человек
Правильный выбор
Открытые уроки
Современные пророки
...
Полное содержание
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   15

КАПЛИ



Жизнь каждая,

Как капля в море, –

Есть мириады

Капель там.

Они все вместе,

С ветром споря,

Дают дыхание волнам.

И, хотя капли все

Похожи,

В одном

Не сомневаюсь я –

У каждой капли

Жизнь

Есть тоже

И биография своя.


МАТЕРИНСКИЙ ВЗГЛЯД


Русская старинная икона –

Дорогой серебряный оклад.

У Марии

Одухотворённый

К человеку обращённый

Взгляд.

В этом взгляде

Глубина и нежность,

Доброта, тревога,

Свет и боль.

Посмотрите, люди,

Как безбрежна

Эта материнская

Любовь!

А глаза такие

У Марии,

Как у наших

Русских матерей, –

Кажется,

Задумалась Россия

Над нелёгкой

Участью своей.


* * *


Любовь приходит к нам

Не по заказу:

К одним – на время,

А к другим – на годы.

Одни её растратят

Как-то сразу,

Другие – пронесут

Сквозь все невзгоды.

Одних она коснётся

Чуть заметно,

Другим навек

Оставит в сердце боль.

Но я за ту,

Что не пройдёт бесследно –

За настоящую,

Тернистую любовь,

За ту,

Что очень трудными дорогами

Идёт – порой не понята,

Заплакана,

Не зацелована

Губами многими

И грязными руками

Не запятнана.


* * *


Не стану я

Удерживать тебя.

Вослед тебе

Не закричу:

«Постой!» –

Того,

Кто прочь уходит,

Не любя,

Нельзя насильно

Удержать

Уздой.


А если есть

В душе твоей

Любовь,

Которую,

Как талисман

Хранишь…

То возвратишься

Непременно вновь –

Придёшь,

Приедешь,

Или прилетишь.


Николай БЫКОВЕЦ

(1931 – 1993)


МЫСЛЬ


Мысль стремительна и беспокойна,

от мысли в сердце –

горящий факел,

её берегли, как оружие воины

перед атакой.

Её не баюкали

и не тешили.

Она вырастала в окопах будней,

по ней стрелял

самодержец-вешатель

из орудий.

Она сатанела

в нагаечном свисте,

рвалась на простор

из-под крыш соломенных.

Стыли в петлях тела декабристов

на ветру солёном.

А мысль жила,

напоённая светом,

в каждом порыве,

в каждом стремлении –

то уходили отцы за советом

к Ленину.

Жизнь приходила

на смену жизни,

лавой земля клокотала от войн…

И вот уже мы

эстафету мысли

несём с собою.

Я в мысль эту верю,

как верю в мать,

в её чистоту и силу,

ибо под мыслью привык понимать

Россию.


СВОЯ ДОРОГА


От порога

до порога

мчат стремительно дороги,

без оглядки,

по порядку,

будто строки на тетрадке.
Только всё же

в них прохожий

заплутать никак не может:

хоть дорог

и очень много,

всяк идёт своей дорогой.


В РЕДАКЦИИ


На пороге, робкая, вспыхнула зарницею –

Два кусочка неба в радуге ресниц.

Прятала, смущённая, взгляд между страницами

В окруженьи строгом незнакомых лиц.


А потом на сердце струны задрожали

И запахло талой просинью Десны:

То в тетрадке девушки строки оживали,

Лепестком роняя первый луч весны.


Маленькая, хрупкая, с куцыми косичками

В окруженьи дружеских и знакомых лиц.

То сама поэзия шелестит страницами –

Два кусочка неба в радуге ресниц.


МАЙ


Платье, какое платье

Надела весна сегодня!

В кружеве ярких пятен

Весеннее половодье.


Краски живой палитры

Вспыхивают цветами.

Сердце моё залито

Серебряными стихами.


* * *


Солнце дрожит

В золотой паутине лучей.

Бьются под снегом

В оживших проталинах струи.

Снег, словно шуба,

Сползает с нагретых плечей.

Поют, словно в арфе,

Весной пробуждённые струны.


* * *


По лесной дороге,

словно в бирюзе,

я купаю ноги

в утренней росе.

Что милей и краше!

Пробудясь от сна,

мне ветвями машет

каждая сосна.

Здесь любые грёзы

превратятся в быль,

мне для вас, берёзы,

наплевать на стиль.

Сброшу пиджачишко,

влезу на сосну,

чтобы лучше с вышки

разглядеть весну.


БАБЫ


Клубится пар

над горящей массой.

Вгрызаются в массу

лопаты-грабли.

Как будто на булку

сливочное масло

кладут бетон

невесёлые бабы.

Вдруг ухватила за душу

стыдоба,

а в горло вцепилась

жестокая боль:

да разве не стыдно,

что в грязную робу

одета прекрасная

чья-то Ассоль!

Кому это нужно,

чтоб женщины эти

(таких воспевали

Петрарка и Блок)

таскали лопаты –

уже на рассвете,

кляня бесконечно

свой тягостный рок!

Мадонны, мадонны,

не здесь ваше место,

здесь только шипы

и – ни капельки роз.

А вы, наши дочери,

жёны, невесты,

достойны любви,

а не горя и слёз…


* * *


Плывут облака лохматые,

вольно себе плывут,

будто утки с утятами

переплывают пруд,

плещутся в небе брызгами

так, что пушок вразлёт…

Ах, до чего же дорог мне

этот небесный свод!

И не цветастой радугой,

не голубой звездой…

Небо меня радует

чистотой.


* * *


Люблю, когда под куполом рассвета

заря смеётся в розовый рукав.

Мне кажется тогда, что вся планета

лежит младенцем на её руках.


Под небосводом – девичьим начёсом

свисает туч седеющая прядь,

и месяц – побледневший знак вопроса –

торопится ночлег свой отыскать.


Уже, собрав серебряные фишки,

исчез куда-то Млечный – старикан,

остались только звёзды-коротышки

и – тишина, как смолкнувший орган.


* * *


Листья умирают на ветру,

корчатся, поблёкшие, от боли.

Не видать им больше поутру,

как в росе купает гриву поле,

не шептаться в парке при луне,

наслаждаясь трелью поцелуя…

Умирает что-то и во мне,

если чью-то смерть я вдруг почуял.


ПОЗЁМКА


Уже декабрь, а снега так и нет.

Хлопочет дождь у милого порога.

Свинцово лёг за окнами рассвет.

В туман – как в шаль – закуталась дорога.


Но вот вздохнул украдкой ветерок,

Плеснул с ладошей утренние трели,

И брызнула пороша на порог,

К ногам давно отчаявшихся елей.


* * *


Декабрь капризничал, как малое дитя:

То в шубу кутался при первой же пороше,

То, испугавшись хилого дождя,

В плащ прятался и надевал галоши…

Но вот сумел напрячься, наконец,

И задышал могуче, незлобиво,

Потом надел привычный свой венец,

И началась зима. Свершилось диво.


ЯНВАРЬ


Сухарём хрустит примятый снег,

ветерок шершаво лижет щёки.

Белый дым развесив по Десне,

сам январь шагает по дороге.

То взмахнёт он кистью как маляр –

и румянец в небе заиграет,

то мигнёт шутливо, как фигляр –

и сугроб мгновенно вырастает.

Или вдруг сердито закричит

и как пьяный станет хулиганить,

в каждое окошко постучит

и потом метелицею станет.

Не студи ты сердце, не студи,

не ходи напрасно под окошком,

всё равно – любимую найти

мне поможет каждая дорожка.


* * *


Разметала вьюга волосы,

разметала кудри белые,

причитая бабьим голосом,

вдоль по улице забегала;

задышала в окна холодом,

зацарапала, колючая.

– Ты беги, беги из города,

уходи в леса дремучие.

Нынче ведьм совсем не жалуют –

ведьмы нынче просто лишние.

Уходи отсюда, шалая,

то ли к чёрту, то ль к Всевышнему! –

Испугалась вьюга, съёжилась,

затряслись от страха плечики…

И опять на небе ожили

звёзды – яркие кузнечики.


* * *


Зима приходит и уходит,

не вечна белая метель.

Так уж заведено в природе:

Сначала – снег, потом апрель.

С младенчества познавши это,

готовим летом сани мы,

а в зное солнечного лета,

бывает, хочется зимы.

Зимой же ждёшь июльской ласки,

рассветов тёплых и цветов.

Чуть-чуть устав от зимней сказки,

уж с летом встретиться готов.

И нету здесь каприза, вроде,

и никакая тут не цель.

Так уж заведено в природе:

сначала – снег, потом – капель.


* * *


Я встретил весну – молодую и жаркую,

не руки – а гибкие ветви берёзы,

косыночки – цвета зелёной лужайки,

и губы – которые пахнут как розы…


Я пил поцелуй – бесконечный от сладости,

шептались о чём-то в пожатии руки.

Я знаю: при встречах пьянеют от радости,

но лучше – когда не бывает разлуки.


* * *


Мне по-домашнему уютно и тепло.

Вдали, как ручейки, бегут дороги.

А рядом дед – как будто бы назло –

Тоскливо философствует о боге.

Не против бога я, не против старика.

Мне б только слушать тишину и ветер,

Мне б только видеть чистые луга

И чуточку бы помечтать о лете.

А дед… Ну что ж… Крути хоть, не крути,

Но он счастливым в жизни тоже не был. –

Не так уж трудно сбиться на пути,

Когда живёшь с людьми, а думаешь о небе.


ДОБРОЛЮБОВ И ШЕВЧЕНКО


То было в пору мрачных лет,

Когда земля стонала в муке.

По-братски критик и поэт

сплели в пожатьи крепком руки.


Над миром, вспыхнув, как заря,

Пронёсся гордый клич Тараса…

Восстал народ против царя

От Петербурга до Кавказа.


Сегодня тоже как-то вдруг

Померкли радостные блики…

И всё ж мы чтим пожатье рук

Двух Прометеев, двух великих.


ФИЛОСОФИЯ ЖЕСТОКОСТИ


На прилавках – головы телячьи,

На прилавках – головы иные,

Даже и сейчас глаза их плачут,

Несмотря на то, что и свиные.

Ну а если допустить безумство

И представить эти морды в лицах,

То возникнет тягостное чувство:

Надо всем пойти и удавиться.


СЛОВО


Нелегко даётся ласковое слово,

Хоть в душе с пелёнок мы его храним…

Вот тогда и зреет семя слова злого,

Мог бы быть и добрым – стал совсем другим.

Так бывает в жизни, если нету света,

Если чахнут всходы неокрепших чувств.

Пусть их больше будет – слов, теплом согретых!

Пусть их много будет!

Пусть! Пусть! Пусть!


* * *


Нет ни отца, ни матери давно:

В раздумье вечном скорбные кресты.

А мне всё представляется одно:

Сам не прошёл я и одной версты.


То ль попрощался с детством, то ли нет?

Была ли встреча с юностью когда?

И трудно даже вспомнить, как вослед

Засеменили зрелые года.


Мелькнёт косынка где-то – это мать…

Фуражку-восьмиклинку – чтил отец…

Не устаю я в людях узнавать

Знакомый стук любимых двух сердец.


Без них я мало значу и сейчас,

Хоть и прошёл сквозь чащу долгих лет.

Порой мне кажется, что нету жизни в нас,

Когда родных и близких рядом нет.


Григорий ЗИНЧЕНКО

(1932 – 2008)


* * *


Не искали друг друга взглядом,

Получилось само собой:

Оказались случайно рядом –

Повстречались с своей судьбой.

И теперь уже друг без друга

Мы не можем прожить и дня.

Знаешь,

милая,

всё в округе

Стало радостным для меня.

И в смятенье душа буяет

Зрелой осенью у плетня…

Как же мог до сих пор – не знаю –

Я на свете жить без тебя?


РОМАШКИ


Погадай мне на ромашке,

На мою поставь судьбу.

Отгадаешь, отгадаешь,

Что давно тебя люблю.

С сенокоса свежесть веет…

Лепестков тревожный счёт…

Почему-то я уверен,

Что ромашка не солжёт.

И сияло счастье наше,

Выпадая вновь и вновь…

Если б не было ромашек –

Не поверил бы в любовь.


СОЗРЕВШАЯ НИВА


Над нивою ветер проказник

Волною хмельною бежит.

Созревшая нива, как праздник,

Казною державы звенит.

Нелёгкие зёрна – по сути –

Крутой хлебороба замес.

Их зрелость, как женские груди,

Оценят ладонью на вес…

И щедро под солнцем томится

Невестой в созревшей поре…

Склонилась весомо пшеница

В поклоне к родимой земле.


СТАРАЯ БЕРЁЗА


Над ручьём берёза поседела:

Ей на долю выпал век крутой.

Каждый год с листвою пожелтелой

Уносилась молодость водой.

Разгнездились кочками наплывы

На её извилистых боках. –

А она

шумит листвой счастливо

Среди порослей березняка.


* * *


Деревья

корнями

С Землёю

сплелись –

Как с матерью

кровные

Дети.

Зелёное пламя листвы –

Это жизнь!

Наивысшая

суть

На свете.


ПЕРВЫЙ СНЕГ


Вокруг бело, светло, пушисто.

Папахи новые

стогов.

И на душе – просторно, чисто –

От первозданности снегов.


* * *


Я думал, встречу –

обомлею…

Боялся: сердце подведёт.

И, вдруг,

не я –

Она бледнеет…

Случилось

Всё

наоборот.

Смахнул с ресниц слезинки ветер.

В них что- то прежнее ловлю.

Да кто ж из нас

двоих

В ответе,

Что не её

теперь

Люблю?


СЕРОГЛАЗАЯ МАДОННА


Сероглазая Мадонна,

Без младенца на руках,

За стеклом стоит оконным

На высоких каблуках.

Туго схвачена в застёжки

Пышно поднятая грудь.

Бирюзовые серёжки

Перезванивают грусть.

Скромно созданным уютом

В комнате её светло.

Всё для жизни есть, как будто, –

Только счастья не дано.

Не искала в жизни принцев,

Просто так – не повезло…

Не случайно дождик брызнул

На прозрачное стекло.


БЕЗБОЖНИЦА


Взгляд обычный,

Взгляд привычный

С ложью смешанный.

Не типичный,

Не логичный,

Не утешенный…

Как пружина от нажима

Напрягается.

Полоснула злостью мнимой –

Удаляется.

Но не спрячешь за порогом

Правду горькую.

Не замолишь перед Богом

Суть жестокую.


* * *


Горит в траве цветов стожар.

Сбив лапками пыльцу их,

Берёт пчела из них нектар

Лишь через поцелуи.


* * *


Румянец у осин.

С дубов отстрелян жёлудь.

И с неба

Льётся синь

В зияющую прорубь.

А вон

в мои стихи

Зашли сторонкой лоси.

На их рога с ольхи

Серёжки нижет

Осень.

Светлеет березняк,

В траве синеют грузди…

И повелось уж так –

Глядеть

на осень

С грустью.


ГДЕ НЕТ МЕЖИ


Где нет межи – есть перекрёстки

И радость встреч на большаке.

Шумят весёлые берёзки

На всем понятном языке.

Десна и Припять,

Как две песни,

Спешат к Днепру,

Как в отчий дом.

В двух берегах

Троим не тесно,

Как кровным братьям

За столом.

Десна берёт исток

В России,

Из Белоруси Припять мчит,

И Днепр в просторах Украины

В поток единый с ними

Слит.


КРАЙ РОДИМЫЙ


Я опять брожу простоволосым

По родным оврагам и лугам.

И опять мне голубые росы

Наклоняют васильки к ногам.

Как из сита, утренняя морось

Брызжет маком в солнечных лучах.

…Там была берёзовая поросль,

аисты стояли на стогах.

Вот и вяз (на нём сидел мальчишкой) –

Зашумел, узнал озорника.

Вон калина – петушиной шишкой

Закивала мне от родника.

Здесь когда-то, в босоногом детстве,

Я гонял пасти коров стада,

И кукушка, потревожив ветки,

Мне считала малые года.

Всё до боли сердцу дорогое –

Нет нигде чужого уголка.

Вспоминаю детство озорное,

Словно по страницам дневника.

Край родимый, в васильковой роздыми,

Над Десною зарево рябин…

Если б смог, то всё – до хруста – обнял бы

Так, как мать соскучившийся сын.


* * *


Распускаются почки улыбками

И не гаснут до самой поры…

Засветлели берёзки гибкие,

Наготу не успев прикрыть.

Мчит автобус –

Вокруг всё знакомое.

Ярко буйствуют зеленя.

Песня жаворонка –

в невесомости –

Звонким детством настигла меня…

В изначальности пробуждения –

Напряженьем томится земля.

…Сердце –

в трепете от волнения, –

Лишь

увижу

родные края.


Феликс СПИРИДОНОВ

(г. р. 1932)


СВЕТ И ТЬМА


Кончился сеанс последний в клубе.

Дождь пережидаем я и ты.

Видно в дверь: от молнии на клумбе

Вспыхивают мокрые цветы.


Кажется, что крыши золотые

И что посеребрены сады.

Ты ладонью ловишь дождевые

Капли ниспадающей воды.


Ниточку хрустальную при этом

Хочешь ты задеть, когда она

Не полночной темнотой, а светом

Молнии ликующей полна.


Я ж, наоборот, ценю мгновенья

Самой непроглядной темноты.

Вспыхнув вся от страха и смущенья,

Руки мне протягиваешь ты.


Кто влюблён и молод, тот и счастлив.

Гаснет для меня весь мир опять.

Голубую жилочку запястья

Успеваю я поцеловать.


ИЗ НАШЕЙ ЖИЗНИ


Проходим сквер – весь лунно-голубой,

Минуем двор – весь приглушённо-серый,

И от мороза прячемся с тобой

В чужом подъезде за дверной фанерой.


Колючий снег порывом сквозняка

Сквозь выбитые стёкла задувает.

Но, вспыхнув в темноте, твоя щека

Мою щеку несмело задевает…


Ещё ты в школьном узеньком пальто,

А я в солдатской вытертой шинели.

Наследства нам не подарил никто,

Да мы б и взять его не захотели.


Я – не один теперь, ты – не одна.

Мы всех богаче сделались с тобою.

Для нас навек останется луна

Единственною вещью золотою.


* * *


Утром

Зелень рощ заветных

Ярче

В горней синеве…

Сколько пачек сигаретных

Да окурков на траве!


Застоялся запах винный

И костра горчащий чад.

Никого нигде не видно –

Лишь грачи в ветвях кричат.


Головня ещё дымится,

Но покинут бивуак…

Неужели это птицы

Нахозяйничали так?


ПЕЙЗАЖ


Как хорошо тут! Серебристо-бел

Высокий самолётик в дымке мглистой,

Как будто это с тополя взлетел

С изнанкой алюминиевой листик.


Как пламя – бабочки. Как лёд – река.

Блеск стрекозы на камешках нагретых.

В гусиных белых перьях берега,

Как будто в пригласительных билетах.


…Но и сюда – на сказочный простор

Из милых трав да из цветов желанных –

Уже несёт, несёт обидный сор,

Постыдный сор наклеек иностранных.


СТРЕЛЬБИЩЕ


Земля солдатами измята,

Заря дымком засинена.

В лесу брусничном автоматы

Чёт-нечет мечут допоздна.


Должно быть, ветки нету целой

На измочаленных кустах.

Пойти за ягодою спелой –

Вернуться с пулями в горстях.


А я и рад тому, что пули

Из автомата моего

В лесном болоте потонули

И не задели никого.


ТАЙНИК


В болоте, где торфяная

Вода и болотная грязь,

Оказывается, живая

Рыбёшка теперь развелась.


Я думаю – это природа

Открыла тайник запасной

В том месте, где нету народа

С когтистым крючком и блесной.


ЯБЛОНЕВЫЙ ЦВЕТ


Опять пришла весенняя пора,

Опять гремят небесные раскаты…

Сегодня собираются с утра

На перекличку старые солдаты.


Летит с фонтана мелкая роса

И обжигает лица майским холодом.

Листочки из блокнота – адреса

На нерасцветших яблонях наколоты.


Написаны коряво от руки

То номера частей, то их названия:

Друзей окопных ждут фронтовики,

И души их взывают о свидании.


Полымем красным сияет закат,

Только они упрямо стоят,

Люди посмотрят на них и уйдут,

Только они до сумерек тут.


Всё меньше бывших фронтовых солдат,

Всё звонче звуки песни величальной…

От ветра ночью тихо и печально

На голых ветках письма шелестят…


Когда ж взойдёт над кровлями рассвет,

Увидишь изумлёнными глазами,

Что превратились в яблоневый цвет

Солдатские листочки с адресами.


СТАЛИН


Теперь ни в камне, ни в металле

Привычных памятников нет.

Остался только на медали

Чеканный маленький портрет.


Со странным выраженьем глаз

Медаль тускнеющую эту

Отец подносит ближе к свету

Не в первый, не в последний раз.


На честную свою награду

В раздумье новом смотрит он –

Как на осколок от снаряда,

Что из-под сердца извлечён.


ЧЕРНОБЫЛЬСКИЙ МОТИВ


Кажется – тот же осенний бор,

Те же деревья, как на подбор.

Только вот не было у сосны

Этой предательской желтизны.


Кажется – та же россыпь маслят,

Да и лисички-сестрички – те же,

Только по капельке чистый яд

В тонкие рюмочки их нацежен.


Кажется – те же и ты, и я,

А и узнать порой невозможно.

В каждом из нас взорвалась своя

Мини-АЭС – и чадит тревожно…


БЛИЗКИЙ ЧЕЛОВЕК


Я русский по всему: по крови,

По языку и по родне.

Но как на украинской мове

Стихи Шевченко близки мне!


В былые зимы мне, солдату,

Не эти ль строчки грели грудь:

«Садок вишневий коло хати,

Хрущi над вишнями гудуть».


А в час раздумья над судьбою

Не выходило из ума

Одно, одно: «…у нас нема

Зерна неправди за собою».


Дай руку, украинский брате.

Да наша речь звучит вовек!

Шевченко – твой великий прадед,

Мне тоже – близкий человек.


ПРАВИЛЬНЫЙ ВЫБОР


«Левой! Лишь левой!» – твердили вчера

Бескомпромиссные инструктора.


Нынче командуют: «Право руля!» –

Эти же самые учителя…


Господи! Смилуйся и помоги

В правильном выборе нужной ноги!


ОТКРЫТЫЕ УРОКИ


Лучше всего украинскую мову

Там изучать, где людская толпа

Дружно скандирует снова и снова

Эти два слова: «Геть!» и «Ганьба!»


Я её ласковой знал и напевной,

Но, интонации новой полна,

Стала теперь по-шевченковски гневной

И по-франковски тревожной она.


Школа открыта для всех. Гул дороги

Или порхающий снег – не беда.

Главное в том, что такие уроки

Врежутся в память уже навсегда.


СОВРЕМЕННЫЕ ПРОРОКИ


Сады и пажити нищают,

Скудеют отчие места.

Но манну с неба обещают

Медоточивые уста.


Витиеватые пророки

Собой запрудили алтарь

И – рай сулят… А Днепр широкий

Ревёт и стонет, словно встарь.


СВЕТ И ТЕНЬ


Засверкали от холодной

Ослепительной росы

Театральные колонны

И вокзальные часы.


Город жмурится от света

Наступающего дня.

Но откуда горечь эта

И тревога у меня?


Насмотрелся у вокзала,

Как шпалерами стоят

Безработные менялы –

Чей-то сын и чей-то брат?


Может быть, дорогу к храму

В ярком солнечном огне

Иностранная реклама

Загораживает мне?


Или вправду мира нету

Потому в душе моей,

Что от натовской ракеты

Стала тень ещё длинней?


ПОСЛЕДНЯЯ ЗЕМЛЯ


Я родом с Северной Двины,

Как прадед мой и дед.

У переливчатой волны

Я жил бы до ста лет.


Край голубеющих лесов

Красив, величествен, суров.

При свете звёзд и блеске дня

Он всех милее для меня.


Но перевёз отец семью

На Украину, где в бою

С фашистами он ранен был

И землю кровью окропил.


Казалось – кто нам будет рад,

Коль там и тут беда.

Зола и пепел вместо хат,

В руинах города.


А нам помог простой народ,

Как помогали в свой черёд

Там у себя, среди зимы,

Эвакуированным мы.


Я буду до скончанья лет

Лелеять здешний сад. –

Щемяще бел весенний сад,

Щемяще розоват.


У снежно-голубых широт

Мой первый детский крик живёт.

А здесь – мой дом, моя семья,

Моя последняя земля.