Чернигова
| Вид материала | Документы |
Михаил ДЕМИДОВ
(г. р. 1923)
ЛЕДОХОД
Услышав взрыв буквально рядом,
Чуть-чуть на землю не прилёг.
Я испытал печаль и радость –
Сапёры подрывали лёд.
Сдавил Десну он, как тисками,
Загнав течение в проран,
На мост с могучими быками
Давил, как танковый таран.
Нет, не испуг – с войны привычка
До сей поры живёт во мне:
При орудийной перекличке –
Прижаться к матушке-земле.
ТИШИНА
Мы вечером с позиций сняли пушки,
Вернув последним залпом тишину.
Черешни цвет вдыхали у избушки
И находились у мечты в плену.
Не нужно больше ползать по-пластунски
И кланяться снарядам до земли.
Кружилась голова – не те нагрузки,
Что в этот день мы испытать могли.
И порохом пропахшие мозоли
Заныли, чуя страдную весну.
В душе два чувства – радости и боли,
Мы их в себе носили всю войну.
И вдруг, о чудо!
Словно на пирушке,
Запел шальную песню соловей:
Шельмец сидел на зачехлённой пушке
И майским соло радовал людей.
ЯБЛОКИ
Хотел он съесть их перед боем,
Но не успел, –
Сигнал «Вперёд!»
Солдат присыпал их землёю
И в бой пошёл
Сквозь артналёт.
Он был в бою смертельно ранен
В свои неполных двадцать лет.
…А над окопом,
Словно пламя,
Теперь пылает яблонь цвет.
И летом сочный плод срывая,
Вдыхая яблонь аромат,
Никто и не подозревает,
Что посадил их здесь солдат.
* * *
На фронте был я лейтенантом,
А коль прикинуть на весах,
Чем отличался от солдата –
Был меньше риск?
Неведом страх?.. –
Из общей кухни, общий повар
Нам раздавал в походе щи.
Война карала без разбора
За слабость воли и души.
И были поровну, до капли,
Удача, горе и беда. –
Иначе до Берлина вряд ли
Дошли б с победой мы тогда.
* * *
Становится всё больше неизвестных
Известными героями войны.
Их имена звучат в стихах и песнях,
В наш мирный ритм вливаются они.
Вливаются в шинелях обожжённых,
С обветренной улыбкой на устах,
Из городов и сёл испепелённых,
Чтоб в благодарных вечно жить сердцах.
Вольются все – все двадцать миллионов –
И встанут в наш
единый
плотный строй.
И в перекличке славы поимённой
Пусть будут рядом
павший
и живой.
* * *
Сверкает медью, как поднос,
Луна над сонной деревушкой,
Считает у дерев макушки
И льёт холодный свет на плёс.
На таинства влюблённых пар
С ухмылкой смотрит из-за тучи
И, обозрев весь грешный шар,
Под утро спрячется за кручей.
Протрёт глаза земная твердь,
И забурлит род человечий,
И снова – рядом жизнь и смерть
Пойдут своей чредою вечной.
ДЫХАНИЕ ОСЕНИ
Жёлтую точку – на фоне зелёном –
Я на берёзе увидел в лесу.
В мареве утреннем, красном, огромном
Листья деревьев роняли росу.
Небо дышало ночною прохладой,
Травы качал на лугу ветерок…
Лето – живущим природы награда –
Очередной подводило итог.
Скоро в лесу запылает калина,
Угли рябины потушит мороз.
С грустью проводим мы клин журавлиный
В жаркие страны – до будущих гроз.
РАССВЕТ
Падают белые струи берёз
В пёструю поросль поляны.
Съёжились травы под тяжестью рос,
Бродят в лощинах туманы.
Дышит речушка парным молоком,
Крякают сонные утки.
Солнце над лесом,
Как огненный ком,
В дымке осеннего утра.
Тучки, как пена на синей волне,
Вяло плывут над лугами.
Плач журавлиный плывёт в вышине, –
Плач расставания с нами.
* * *
Нет на земле ненужных птиц, зверей…
И нет творца талантливей природы.
Нет бесталанных отроду людей,
Но есть пустая, как балласт, порода.
Они – бесплодно коротают век,
Но – нам Всевышним посланы на землю,
Чтоб, видя их, подумал человек:
«Такую жизнь себе я не приемлю».
НА ОСТРОВЕ ХОРТИЦА
Ветвистый дуб на острове свободы
Шумит листвой, как сотни лет назад.
Он о казачьем непокорном роде
Потомкам может много рассказать.
Подует ветер в страны к басурманам,
И мы услышим запорожцев сечь,
Сарказм и желчь пера письма султану,
Презрения и ненависти речь,
Могучих предков богатырский хохот,
В ответ на ультиматумы врагов,
Призывный клич, свист сабель, конский топот
И звон цепей – разорванных оков.
С приливом сил, любви – уйдут от дуба
И стар, и мал, поговоривши с ним,
Как будто повидались с давним другом
И с давним предком встретились живым.
МУДРЫЙ СОВЕТ
Граница Украины и России
Легла по чистой, узенькой реке,
Что меж лесов змеится лентой синей
И пропадает где-то вдалеке.
Над ней каштаны тянутся друг к другу,
Собой любуются в сверкающей реке
И тихо шепчутся, как девушки-подруги,
На только им понятном языке.
С другого берега берёзки шлют поклоны,
Привет им шлют на том же языке,
И тот же ветерок колышет кроны,
И то же зеркало в сияющей реке.
У всех лесов – хотя и с диалектом –
Один язык уж миллионы лет.
«Живите дружно, люди всей планеты!» –
Леса-волшебники нам подают совет.
ГЛАВНАЯ ОПОРА
Мы в гору катим камень демократии
Старательно, как некогда Сизиф,
И на весь мир ругаем партократию,
Когда нас камень сталкивает вниз.
И не поднять –
всей братией недружною.
Ни шага мы не сделаем вперёд,
Пока считают силою ненужною
Вожди опору главную – народ.
Вячеслав СОРОКИН
(1925 – 2004)
СМЕРТЬ ХОДИТ БЛИЗКО
Снаряд шелестит упруго,
Рылом ввинтившись в воздух.
Смерть ходит близко,
По кругу,
Осколки жужжат, будто осы.
Жизнь – как воздушный шарик,
Лопается мгновенно.
Небо с землёй мешая,
В поле горят копны сена.
А над окопом шальные
Пули со свистом летают,
Да от глины цветные
Дождинки в окоп стекают.
Говорят:
перед смертью
В детство нас память уносит.
Бывает и так,
поверьте…
Но чаще – без лирики,
просто
Смерть нас косою косит.
О ТОЙ ВЕСНЕ
В окоп наш, выжженный до дна
И перепаханный снарядами,
Пришла без вызова весна
С весенними нарядами:
Одела брустверную грязь
Зелёной травкою чудесною,
В сердцах солдат отозвалась
Цветною радугою – песнею;
И небо стало посветлей,
В окоп глядит глазами синими,
А у берёз и тополей
На ветках почки ждут пружинисто,
Когда им будет дан приказ
Листочком свежим, клейким выстрелить…
В окопах меньше стало нас,
Но мы стоим
И знаем – выстоим.
Опять гремит металлом бой
Так, что оглохли даже рации.
…В окопе встретился с весной –
С весною восемнадцатой.
В СЕРДЦЕ МОЁМ ЧЕРНИГОВ
Я в жизни городов немало видел:
Больших и шумных, небольших, –
Не на открытках,
не в красивых книгах –
Солдатский путь меня вёл через них.
Но врезался мне в память древний город
Над тихою и светлою рекой,
Когда через кирпичные заторы
Шагал устало нашей роты строй.
Оскал разбитых окон стыл тревожно,
Под сапогами – стёкол жёсткий хруст.
Окрестные леса несли сторожко
Зелёную задумчивую грусть.
Мне показалось:
Жизнь веков скрывая,
Собор тихонько покачнул главой,
Послышалось, как всё перекрывая,
Звон колокольный раздался густой.
И словно шлемы витязей былинных
Сверкнули в одночасье за рекой,
Над огненными гроздьями рябины,
Над светлою деснянскою волной.
Я прошагал Черниговом военным
Немного.
Но он цепко в память врос:
Он был со мной, когда входил я в Вену,
Когда в последний бой шёл в полный рост.
Я уцелел в нём – в том бою под Прагой,
И даль звенела скорбно и легко,
И кто-то улыбался,
кто-то плакал, –
Так плыл над миром Сорок Пятый год.
Победный тост,
слезу о павшем друге,
Чреду бессонных суток,
грязь дорог,
Бесчисленных боёв лихие вьюги –
Всё в память впрессовал, в себе сберёг…
Прошли года. –
Черниговский я житель.
Люблю свой город сердцем и душой.
И без него – не представляю жизни,
Теперь навеки – верный друг он мой.
…Светло струится меж лугов весна.
«Чернигов, – говорю я тихо снова, –
Ты в знак любви прими солдата слово,
Ведь дружба наша кровью скреплена!»
НЕЗАБЫВАЕМОЕ
Мне Чернигов наш дорог вдвойне:
Помню год сорок третий, далёкий,
Дни боёв и ночные дороги,
И себя в той жестокой войне.
Я командовал танком тогда.
Подошли мы к реке спозаранку,
Заглушили моторы танков,
Стало слышно, как плещет вода.
Пили жадно пригоршнями мы,
Отмывали усталые руки.
До сих пор помню светлые звуки
Той сентябрьской деснянской волны.
Свист снаряда к земле нас прижал,
Взрыв качнул поседевшую землю –
И взвихрились в глазах моих змеи,
Ощутил на мгновенье я жар…
Над Черниговом зори легки.
В небе стынет осенняя просинь.
Снова память пройти меня просит
На знакомый мне берег реки.
ВЕСЕННИЕ КАРТИНКИ
Крадётся утром вдоль низин туман
В белёсой, плохо сотканной одежде.
Дорогой полевою, непроезжей
Идёт весна, одевшись в сарафан.
Земля ещё тоскует по теплу,
Ещё несмелы птичьи голоса,
Но взрезал землю острый, прочный плуг,
А не клубится пышным цветом сад.
Но вот скользнуло солнце по сосне,
Огнём сверкнули у неё бока.
Искря, промчалось солнце по Десне
И заблудилось где-то на лугах…
ПЛАМЯ ЛЮБВИ
Сереет небо.
Тёмен взгляд ветвей.
В саду вечернем сумрачно и стыло.
Вдруг встретился случайно взглядом с ней, –
Вокруг взметнулось всё голубокрыло.
Хоть и не стало небо голубым,
Но обернулись ветви враз цветами, –
Моей души коснулся нежный дым,
Который может обратиться в пламя.
Я ВЕРЮ
Я сорок лет армейских отслужил,
Освобождал в войну я Украину.
Но если годы службы все сложить –
Какой республики мне называться сыном?
В лесах Урала танки я водил,
Развёртывая жизненную повесть:
В степях казахских в старой юрте жил:
На Сахалине брёл в снегах по пояс:
Под небом белорусским ночевал,
Когда в домах уютных люди спали:
В горах молдавских утро я встречал
В колонне танков, средь рычащей стали…
Приказ бросал меня из дали в даль,
Я много лет стоял в строю солдатском.
Какой республики я верным сыном стал –
Решать им всем: по-дружески, по-братски.
Так неужели наш единый дом
Мы разберём, по брёвнышку таская?
Я верю:
нужный путь мы все найдём,
Поможет дружба наша вековая.
У ЧЕРНОБЫЛЯ
Будто красочный фейерверк,
Листья падают с веток деревьев.
Ничего,
что день хмур и сер,
И прохладой от речки веет.
Заблудился в лесной глуши
Домик маленький, в два оконца.
Света нет.
Вокруг – ни души…
Невидимкой таится стронций.
ПОЧЕМУ?
Почему так в жизни тревожно
И покоя душевного нет?
Разбираю года осторожно:
Как найти ветерану ответ? –
Легче лёгкого всё охаять,
И всё прошлое – в грязь втоптать…
Что ж молчишь ты, страна родная?
Как ты можешь сейчас молчать?
ПАМЯТЬ
Когда в толпе, в расхристанном порыве,
Ругают оккупантами солдат,
Я слышу шелест лебединых крыльев
И вижу обелисков светлый ряд.
Своих друзей погибших вспоминаю,
Их подвиг ратный – честный и простой,
Во имя жизни и родного края
Плечом к плечу со мной ходивших в бой.
А крики из толпы летят, как пули,
Впиваются в могилы тех солдат.
Встают солдаты, что навек уснули,
В крови, в бинтах – идут за рядом ряд.
Они уходят от неблагодарных,
Предавших их,
Забывших их людей.
В глазах незрячих – отблески пожаров,
Боёв за честь земли родной своей.
ПУЛЕЙ В СЕРДЦЕ
Сказал однажды мне один «знаток»:
– Вы, старики, конечно, «сталинисты».
Мне показалось, что в меня был сделан
выстрел,
И пулей в сердце впился тот упрёк.
В абсурд
всё в жизни можно превратить,
И все устои, походя, разрушить.
У каждого из нас – свои пути:
Порой идём путём не самым лучшим.
ТИШИНА
Тревожно вечер сдвинул брови,
В домах устало гаснет свет.
Не много стало новостроек –
Для них в державе денег нет.
В подвалы бомжи потянулись,
Девчонка вышла на панель,
В киоск проник бездомный жулик,
Затих – весь день гудевший – шмель.
И тишина заходит властно
В дома, в подвалы, на панель…
Двоятся счастье и несчастье,
И стонет голубая ель…
НОЧНАЯ ГРОЗА
Штурмует землю с неба сизотучье,
Вонзая вилы молний в твердь земную.
Как воз пустой гремит, съезжая с кручи, –
Грохочет гром, пугая тьму ночную.
Всё небо в буйстве красок фантастичных,
Гроза ночная тишину взрывает…
Лишь в комнате всё просто и обычно, –
И стол привычно лампа освещает.
Иван АНДЕНКО
(1925? –1997?)
ПОРУКА
В лесу – собрание зверей.
О Волке там вопрос решается:
Вчера, разбойник и злодей,
Прикончил в глухомани Зайца.
И чтоб не дать дороги злу
И прений не вести без толку,
Они отдать решили Волка
На воспитание…
Козлу!
ЭСТЕТ
Кастет
Считал себя эстетом!
Попробуйте при этом
Поспорить с тем
Кастетом!
ПУТЬ НА ОЛИМП
«Подумаешь, Олимп, –
Глупец промолвил, –
Подняться по лесенке рифм
В безделье и неге!..»
Глупец!
А ты поднимись
По лесенке Молний,
Соединяющих
Землю и Небо!
ПОЭТУ
Чтоб вдохновенье не погасло,
Стегай себя,
А не Пегаса!
ЛАМПОЧКА И АБАЖУР
Когда электролампочка светила,
И Абажур считал,
Что он – Светило!
СОТРУТНИЦА
Возле пасеки
Муха крутится:
– Дайте мёда мне,
Я – сотрутница!
НЕЗАМЕНИМАЯ
Хоть Муха в Главке с давних пор
Без дела,
Без забот
Сидела,
Зато – не выносила сор
Из своего
Отдела…
БАРАБАН
Тем Барабан
И знаменит,
Что пуст. –
Профан…
Но как гремит!
ПУЗЫРЬ НА ВЫСОТЕ
Пузырь хотя и вверх поднялся.
Но
И вверху пустым остался!
* * *
Истина бывает не так проста:
Вот – вертихвостка…
А без хвоста!
ОБИЖЕННЫЙ НОС
Нос как-то прищемила дверь –
Не суйся, Нос, куда не надо!
Нос каждому слезит теперь:
– Я, братцы, пострадал за правду!
ГРЯЗЬ И МЕТЛА
Грязь везде Метлу кляла:
– Очень грубая Метла… –
Оттого, что та Метла
Беспощадно
Грязь мела!
ЗЕРКАЛО
Зеркало
Ни доброе, ни злое.
Зеркало
Не так уж и бесстрастно:
Плохое в нём –
Всегда плохое.
А что прекрасно –
То прекрасно!
Олег КОВАЛЕВСКИЙ
(1927 – 1997)
ОФЕЛИЯ
Посвящается тёте Талюсе*
в день её ангела.
Я видел – листья ярко-красные
Спускались тихо к лону вод.
Как Гамлет, я смотрел напрасно
На их трепещущий полёт.
Спускалась ночь. Ещё чернее,
Бездонней делалась вода.
И только лилии белели
У лебединого пруда.
И вдруг, так плавно, что казалось,
Что вся вода напряжена,
Из тёмной глубины безжалостно,
Как тень, поднялася она.
Освещена в воде звездами,
Рукою сжала так цветок…
Что хрустнул белыми стеблями
Полузатопленный венок.
Или то дятел в чаще хвойной
Ударил клювом о сосну?
Но мне казалось, что рукою
Ты разбудила тишину.
И ты лежала недвижимо,
Рукой холодной сжав цветы,
Как бы боясь упасть незримо
Опять с такой же высоты.
Взошла луна, и ты осталась
Невидимой среди кустов,
Пока неслышно опускалась
Под тяжкий, водяной покров.
Взошла луна, и луч несмело
Лишь осветил в тени осок
Цветок, рукою схвачен белой,
И платья белого кусок.
____
*Антиох-Вербицкой Наталье Фёдоровне.
Николай КОМОВ
(г. р. 1928)
НА ПАСЕКЕ
На пасеке, где дух цветов и мёда
Над ульями витает в вышине,
Живёт старик почти что четверть года.
Давно знакомый и приятный мне.
Одет он странновато – как учёный
В лаборатории над опытом своим.
Его порой по-свойски жалят пчёлы,
Когда он слишком докучает им.
Но пчёлы любят пасечного деда.
В пылу неутомимого труда
Он покоряет их своей беседой
И – если надо – дымом иногда.
Когда ж от мёда тяжелеют соты,
А крылья устают у пчёл-трудяг,
Приходит смена, чтоб вершить работу
И таинство земное на цветах.
Пчелиная отвага и силёнка
Не зря растрачены и в этот год:
Гудит, как центрифуга, медогонка,
И мёд густой медлительно течёт…
* * *
Привольной Десны голубое теченье,
Да вербы, да ивы над быстрой водой,
Да хлебное поле, да ветер на воле,
Летящий, как песня, сторонкой родной.
Размеренный рокот стального комбайна,
Чубы запотевшие сельских парней.
И поле – как тайна – безбрежно, бескрайно,
И щедрость больших, удивительных дней…
В ЧЕРНИГОВГРАДЕ
Жить на этой земле интересно –
Среди славных легенд и имён.
Этот край придеснянский – как песня,
Как былина далёких времён.
И когда-то под солнцем всё это
Русью было от моря до гор:
Столько вольного ветра и света
Принял этот бескрайний простор.
Эти пущи и тучные земли
Эти лавры, где купы церквей,
Вечно граю вороньему внемлют
И ветрам с дальних гор и степей.
Город-сад на высокой опушке
Возникает, как сон, на заре.
Здесь когда-то Шевченко и Пушкин
На «царьградском» гостили дворе.
Где б ты ни был, куда б ни поехал,
Путешествия в мире любя,
Лишь вернувшись к родительским вехам,
Здесь покой обретёшь для себя.
Побродив по задворкам Эллады
Иль в турецком каком-то углу,
Так захочешь, как высшей награды,
Постоять на родимом Валу.
НА БОЛДИНОЙ ГОРЕ
В парке, над могилой Коцюбинского,
Ветры наддеснянские чисты.
Дремлют липы роста исполинского,
Ярко рдеют свежие цветы.
Болдиной горою называется
Этот холм, открывший солнцу грудь.
В этом уголке душа старается
Памятью к великому прильнуть.
Весь Подол в садах, как в белом инее,
Куполам раздолье золотым.
Старина не спорит со святынями,
Новое в согласии с былым.
Живы, не развеялись предания
В письменах, в рассказах стариков.
Каменные чудные создания
Шлют привет из глубины веков.
В битвах с супостатами погаными
Полегли не зря богатыри.
Время их украсило курганами,
Бронзою и золотом зари.
* * *
Век ли наш бестолковый и нервный,
Иль какая иная беда, –
Уплывают людские резервы
В города, в города, в города.
На асфальте пасутся, как кони,
Тьмы и тьмы человеческих стад.
Ну какие мирские законы
Их способны покликать назад –
В голубые да синие дали,
Где колодезный скрип журавля,
Где избушки старух захудали
И по-вдовьи тоскует земля?
Помраченье в умах? Или кто-то
Нахимичил с народной судьбой? –
Нет в крестьянстве былого оплота,
Всё идёт вкривь и вкось, вразнобой.
Силы есть, есть широкое поле
И тенистый – для отдыха – сад.
Да неужто нет выхода боле,
Дорогой современник, собрат!
Птицы вольные крыльями машут,
Облака над полями сошлись.
Воротись в свой простор, землепашец,
Землепашец, к земле воротись!
* * *
Когда откроется большая чаша неба
И ветер сдунет пену облаков,
Покажется, что на пиру ты не был
Ни разу перед чашею такой.
Забудь, о чём трибуны нашумели,
От злободневных оторвись страниц,
Пригубь из чаши голубого хмеля,
Дай волю сердцу реять между птиц!
СИНЕВА
Я с увлеченьем, вечно новым,
Весной встречаю синеву.
В. Брюсов
Какая лепка и раскраска,
Какая ширь, какая высь!
Я неба голубую сказку
Воспринимал всегда, как жизнь.
Закинув голову, бывало,
Любил я в синь небес глядеть.
Я рад, что и теперь не стала
Бледней и ниже эта твердь.
В иные дни она грозилась
Бомбёжек шквалистым огнём,
Разрывов тучами клубилась,
Шрапнельным сыпалась дождём.
Тогда я ненавидел небо
И припадал к земле ничком.
(По Украине шли за хлебом
Мы вместе с мамою пешком).
Но ничего забыть не в силах,
Опять на мирном берегу,
От синевы, навеки милой,
Глаз оторвать я не могу.
МАМА И ТАРАС
Две зимы ходившая почти
В школу над наукой горбить спину,
Говорила мама: «Ты прочти,
Ты прочти, сынок, про Катерину».
Маме очень нравился «Кобзарь»,
Довоенный, с массой иллюстраций,
Бедному поэту русский царь
Не велел искусством заниматься.
Штык был дан певцу взамен пера,
Вместо гибкой кисти – шомпол гнутый.
Муштра столь жестокою была,
Что не пожелаешь и врагу ты.
Помню складки маминого лба
И в родных глазах – слезинки-искры.
Трудная Тарасова судьба
Ей была близка по-матерински.
Я читал, стараясь донести
До сознанья каждую картину,
А она просила: «Ты прочти,
Ты прочти ещё про Катерину…»
* * *
Люблю читательниц стихов,
Они уж, верно, толк в них знают, –
Колечки милых завитков
Над книжкой бережно свисают.
Летит экспресс, гремят мосты,
Огни подмигивают праздно.
Бегут столбы из пустоты
В какой-то спешке несуразной.
Ах, мало как разгадан мир,
В нём столько тайн неразрешимых!..
Плывёт в глазах строки пунктир,
Как свет, бегущий на вершины.
Душа поёт от звонких слов,
А в юном теле крепнут силы…
Люблю читательниц стихов,
Таких отзывчивых и милых…
* * *
Ещё мы ценим плотность штор
И высоту оград массивных,
Ещё ведём мы трудный спор
О душах – лживых и красивых.
Но есть мечтатели. Они
Черту преодолели эту.
Сердцам их сделалось сродни
Одно лишь в жизни: тяга к свету.
Я ХОТЕЛ БЫ СБЕРЕЧЬ…
Я хотел бы сберечь
в чистоте и порядке
свой скудельный сосуд,
где мой трудится мозг,
где работает мысль,
как хозяйка на грядке,
среди истин и тайн,
как средь терний и роз.
На земле, где обычна
картина распада
среди чистых душой
иль погрязших во лжи,
я хотел бы не знать
рокового разлада,
сохранить ясность духа
до крайней межи.
Рок по-разному здесь
расправляется с каждым,
понимаю, что я –
не Монтень, не Эразм.
Но не кажется мне,
что я многого жажду,
что собой быть хочу,
не впадая в маразм.
ДОЛЖНИК
В копеечку влетела жизнь моя
Стране, меня поившей и кормившей.
В большом долгу перед Никитой я,
А также перед Горбачёвым Мишей.
За стол и дом я Сталину должок
Отдать готов был честной жизнью всею,
А расплатиться до конца не смог,
О чём сегодня очень сожалею.
И Брежнев столько всякого сырья
Был вынужден на Запад переправить,
Чтоб накормить несытого меня
И для Кремля хоть что-нибудь оставить…
Как ни крути – я грешник, я должник.
Терпима власть. Мне многое прощают.
Вот и теперь, когда я уж старик,
Меня все социально защищают…
А я, неблагодарный, всё ворчу:
Не слишком ли я много денег трачу,
Бесплатно езжу, бегаю к врачу,
Налогов не плачу… Но и не плачу.
Людмила УЛЬЯНИЦКАЯ
(род. 1930)
ЛИЦО И ИЗНАНКА
Пиджак красив был с виду и опрятен,
А на изнанке он имел немало пятен.
Но тот,
кто был с изнанкой не знаком,
Считал его
приличным пиджаком.
СОЛИДНЫЙ ВИД
Портфель
имел солидный вид.
Все говорили: «Деловит».
А заглянули внутрь – позор!
Сказали: «Взяточник и вор!»
ТРИ БРАТА
Три брата:
первый – мотогонщик,
Второй – отличный велогонщик,
А третий – злостный самогонщик.
Вот вам пример такого рода,
Когда
в семье не без урода.
СВЕРХЗАБОТА
Одна весьма заботливая Утка
К воде боялась подпустить утят.
И жизнь сыграла с нею злую шутку:
Утята выросли,
а плавать не хотят.
ОРАНЖЕРЕЙНОЕ ВОСПИТАНИЕ
Всё время кутали сынка.
Он стал бояться ветерка,
Тумана, дождика, мороза… –
Не парень вырос, а мимоза.
КОМПЛИМЕНТ
За Чашкой Чайник увивался,
Её влюбить в себя старался.
Однажды, улучив момент,
Пропел со свистом комплимент:
– Вы так изящны, грациозны!
Мои намеренья серьёзны.
Вы лучше всех знакомых дам,
Вам предпочтение отдам. –
Чуть жизнь он не разбил бедняжке:
Ведь нравились ему
все
Чашки.
Одно и то же без труда
Он каждой Чашке пел всегда.