В. И. Философия откровения. Т. Спб.: Наука, 2002 480 с. Фридрих Вильгельм Йозеф Шеллинг философия откровения 1844 Том Третья книга
| Вид материала | Книга |
- Фридрих Вильгельм Йозеф Шеллинг философия откровения том 1 Шеллинг Ф. В. И. Философия, 7109.5kb.
- Маска откровения, 18.09kb.
- Т. А. Сулейменов Курс лекции по философии Шымкент-2010 г. 1-лекция, 1988.6kb.
- Эрнст Кассирер философия классических форм том Мифологическое мышление, 4676.59kb.
- С. В. Булярский Принято на зас каф философии и политологии 4 апреля 2000 г., протокол, 128.66kb.
- Воспоминание о будущем или горькая правда «Откровения Иоанна богослова», 2885.85kb.
- Ф-программа вступительного экзамена в аспирантуру Утверждаю, 664.78kb.
- «Философия и общество», 3434.59kb.
- «Предмет философии. Философия и мировоззрение. Философия и наука», 257.59kb.
- Ю. М. Бохенский современная европейская философия, 3328.46kb.
Греческая Церковь не может противостоять Римской, ибо у нее точно такие же притязания, неосуществленные лишь потому, что ее захлестнуло мусульманство, которое воспре
Откр. 12.
ФИЛОСОФИЯ ОТКРОВЕНИЯ. ТРЕТЬЯ КНИГА 353
пятетвовало ее дальнейшему развитию, хотя тем самым впоследствии защитило ее от Римской Церкви и хранит как живое противоречие той вселенскости (кафоличности), которую последняя дерзновенно приписала себе, в связи с чем греческие отцы Церкви уже давно, хотя и напрасно, старались истолковать слова Христа, обращенные к Петру («Ты — Петр, и на сем камне...» и т. д.) не в личностном плане. Греки утверждали, что под камнем, на котором Христос решил основать свою Церковь, надо понимать не Петра как такового, а его исповедание. Особенно Ориген и Златоуст5 настаивали на этом. «Если ты мнишь построить всю Церковь только на нем одном (на Петре), что ты скажешь о сыне грома Иоанне да и о всяком другом апостоле? Или мы дерзнем сказать, что врата ада бессильны только против Петра, а другим они что-то могут сделать и могут их одолеть?»* С нашей точки зрения, согласно которой в упомянутых словах Христа речь идет о Петре как таковом, эти доводы ничего не доказывают, ибо даже если говорить о личности, в этих словах нет желания отодвинуть на второй план Иоанна и Павла, — мы связываем с ними иное предназначение, отличное от возлагаемого этими словами на Петра, которому, согласно сказанному, надлежало быть лишь основанием и к тому же лишь основанием Церкви, т. е. той особой и в то же время ограниченной формы, в которой христианство впервые получило возможность существовать. Что касается остальных апостолов, то здесь примечателен тот факт, что за исключением небольшого послания Иуды (если считать его апостолом), которое я, как я уже говорил, хотя и считаю очень древним документом апостольской поры и единственным в высшей степени ценным писанием, но о котором надо сказать, что оно тем не менее имеет относительно небольшое значение и к тому же его основные мыс-
* Matth., с. XVI.
354 ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ЙОЗЕФ ШЕЛЛИНГ
ли встречаются и во Втором послании Петра, — итак, если не считать Послание Иуды и Послание Иакова, которое, вероятно, принадлежит не апостолу, а предстоятелю Иерусалимской общины, брату Господа, и появление которого, по-видимому, было обусловлено посланиями Павла, — кроме этих посланий нет ни одного дидактического писания, которое принадлежало бы перу какого-либо другого апостола: вероучительные послания принадлежат только трем основным апостолам — Петру, Павлу и Иоанну, и уже это обстоятельство намекает на то, что их влияние должно было простираться до последних времен, до высшего развития христианства. Сохранились лишь два коротких послания Петра, повод к появлению которых дал, по-видимому, Павел. Таким образом, Павел, вероятно, был первым, кто надеялся и писаниями оказать влияние на современников, но благодаря этому было документально засвидетельствовано его предназначение для будущего, позднейшего периода существования Церкви.
Мне думается, что здесь уместно коснуться того замечания, которое могли бы сделать по отношению ко всему уже сказанному. Я имею в виду тот факт, что все Писания, которые некогда были включены в Новый Завет и авторитетом Церкви признаны каноническими, мы используем без какого-либо различия или, если угодно, некритически. Между тем подлинность или апостольское происхождение некоторых из них издавна подвергались сомнению, например, Второго послания Петра, и критика простирается все дальше, так что после некогда приведенных примеров ни одна из новозаветных книг уже не представляется полностью достоверной. На это я вкратце хочу заметить лишь следующее.
1) Когда мы по ходу нашего изложения использовали речения новозаветных Писаний, они имели для нас значение прежде всего как документы, авторы которых были преисполнены христианского духа и в которых можно узнать хри-
ФИЛОСОФИЯ ОТКРОВЕНИЯ. ТРЕТЬЯ КНИГА 355
стианское вдохновение. При этом вопрос об авторстве является совершенно вторичным. Чисто историческая задача, ради которой бы их использовали, осуществляется и тогда, когда авторы действительно вызывают сомнение или оказываются совсем не теми, каких называет предание. Достоверное авторство имеет значение лишь для такого догматического подхода, который основные положения христианского вероучения не считает истинными в силу их самих: для него они истинны лишь постольку, поскольку содержатся в книгах, считающихся богодухновенными, апостольскими. Вопроса о богодухновенности (Theopneustie) новозаветных книг мы никогда, по меньшей мере со всей определенностью, не касались, ибо то или иное учение, встречающееся в этих Писаниях, мы считаем истинным не потому, что оно там встречается, а как раз наоборот; так как мы постигли его как истинное, а именно как необходимое в той великой связи, из которой только и можно понять христианство, мы считаем эти книги подлинными и исполненными христианского духа, и лишь в этом смысле на них ссылаемся.
Именно поэтому 2) так как не собственно внешние свидетельства, а содержание того или иного писания делает его христианским и тем более апостольским, всякому, кто сомневается в подлинности какого-либо писания, прежде считавшегося аутентичным, следовало бы сначала показать, что ему самому понятен истинный смысл содержания этого писания. Таким образом, истинной критикой Нового Завета надо считать нечто большее, чем чисто внешнюю ученость и непритязательное обыгрывание исторических возможностей, ибо, например, для того чтобы отказать апостолу Павлу в авторстве какого-либо из его посланий, — а все они несут на себе яркую печать самобытности, — следовало бы, по меньшей мере, доказать историческую возможность существования другого автора. Мне, однако, кажется, что человек, который жил в послеапостольскую эпоху и мог, на-
356 ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ЙОЗЕФ ШЕЛЛИНГ
пример, написать Послание к Ефесянам или Послание к Филиппийцам (автором которых считают Павла) должен был быть человеком совершенно необычайным и чудесным, который просто не мог бы остаться совсем неизвестным, и как раз то расстояние, которое пролегло между апостольскими писаниями и послеапостолъскими, кажется мне самым убедительным доказательством подлинности первых. Если же в авторе хотят видеть современника апостолов, общавшегося с ними, как, например, это произошло в случае с Посланием к Евреям, которое приписывают то Аполлосу, который был родствен по духу Павлу, то Варнаве, тогда с нашей точки зрения это совершенно безразлично. Таким образом, как ни мало мы в нашем рассмотрении занимались критикой или критическими вопросами, я все-таки считаю, что благодаря ему были заложены основы такого понимания, которое может дать правильной критике истинную отправную точку и надежное основание. Поэтому в заключение
3) я хочу отметить, что, если говорить о той прославленной критике, в свете которой скоро ни одна новозаветная книга не будет казаться достоверной, то она далеко не так опасна, как утверждают. Спросите того или иного критика, понял ли он, к примеру, книгу, о которой говорит, причем не кое-как, с точки зрения филологической, грамматической, а по существу. Спросите, уразумел ли он Послание к Филиппийцам, ибо я сильно сомневаюсь в этом, так как вполне вероятно, что основное место, так сильно нас просветившее, он все-таки не понял. Постиг ли он смысл Послания к Евреям? Смею утверждать, что при тех поверхностных толкованиях, которые стали вполне обычными, когда почти каждый отыскивает в Писании лишь то, что согласуется с его разумением, в Послании к Евреям он не нашел или не открыл тех характерных для Павла идей, которые нельзя соотнести ни с каким другим автором, кроме Павла. Если вспомнить, что даже по отношению к событиям, которые совершаютс
ФИЛОСОФИЯ ОТКРОВЕНИЯ. ТРЕТЬЯ КНИГА 357
на глазах у людей, но истинные причины которых они не знают, люди обманываются в своих догадках, то что можно говорить о предположениях, обращенных в такую даль, где совершенно неизбежны самые глубокие заблуждения, что можно сказать о всей этой чрезмерно умствующей критике, особенно если талант к хитросплетениям перемежается талантом к компиляции?
Но вернемся к прежнему замечанию; с достоверностью можно сказать, что сохранились письменные документы лишь трех великих апостолов, их дидактические писания, которые показывают, что их предназначение, не ограничиваясь современной им эпохой, вбирало в себя и будущее, что их влияние простиралось даже до последних ступеней развития христианства.
Судьба христианства будет решаться в Германии; немецкий народ считают самым вселенским и долгое время его считали самым правдолюбивым, принесшим в жертву истине все, даже свою политическую значимость. В немецком государстве старая Церковь и новое исповедание сосуществуют, пользуясь одинаковыми политическими правами. Позднейшая перемена не только в общем и целом, но и в каждом уголке Германии поставила их рядом, наделив совершенно одинаковыми правами. Это произошло не напрасно, но само по себе является предзнаменованием нового, высшего развития. Бессильные вопли тех немногих, которые в какой-то мере отчаявшись привлечь к себе внимание иным способом, теперь хотят снова, причем пользуясь самым слабым оружием, начать спор, долженствовавший разрешиться триста лет назад, не смогут ничего повернуть вспять. При таком поверхностном взгляде на историю и отсутствии подлинно немецкого умонастроения даже самой злой воле, наверное, долгое время будет удаваться сеять семена раздора, но никогда она не достигнет своей цели. Я говорю об умонастроении, противоположном подлинно немецкому,
358 ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ЙОЗЕФ ШЕЛЛИНГ
ибо та великая религиозная перемена, по сути дела, родилась из самого немецкого духа и характера: каждый знает, какими средствами она была подавлена в значительной части Германии. Я здесь не для того, чтобы выступать с апологией протестантизма, моя позиция — рассмотрение христианства вообще, во всей целокупности его исторического развития, а цель — та истинная вселенская Церковь (если слово «Церковь» здесь еще уместно), которую можно построить только в духе и которая может существовать лишь в полном понимании христианства, его действительного слияния со всеобщей наукой и познанием. Пока Христос пребывает в тайне, причем не только для отдельных членов Церкви, но и для самой Церкви, пока всю свою задачу она видит в том, чтобы показывать его издалека, как бы сокрытого в запертом ларце, от которого ни у кого нет ключа, протестантизм не принесет своего истинного плода. Если вернуться к истокам, то станет ясно, что уже в слове содержится нечто ограничивающее. Она представляет собой общину призванных из мира, и тем самым противостоит ему и имеет его вне себя. Здесь протестантизм может согласиться, когда ему начинают отказывать в имени Церкви, причем отказывают те, для кого христианство существует только как Церковь; он может сказать о себе словами Павла, которому отказывают в апостольстве и который говорит о себе так: «Благодатию Божьею есмь то, что есмь, и благодать его во мне не была тщетна, но я более всех их потрудился» (1 Кор. 15, 10). Он может принять и упрек в том, что выступает как разрушительное начало, ответив в том смысле, что все это вообще представляет собой воздействие опосредствующей потенции, которая преодолевает исключительное бытие первой потенции и которая именно поэтому действует в высшей степени положительно, вместо первого, слепого, косного бытия рождая свободную и осознающую себя жизнь. Протестантизм должен признать, что
ФИЛОСОФИЯ ОТКРОВЕНИЯ. ТРЕТЬЯ КНИГА 359
он представляет собой лишь переход, опосредствование, что он есть нечто лишь по отношению к еще более высокому, наступление которого должен опосредствовать. Но именно поэтому только у него будущее, которого лишена Церковь Петра, могущая оказаться в этом будущем лишь при помощи протестантизма. Тем безумнее надежда, с которою эта последняя тщится заставить его снова надеть на себя ярмо.* История — непререкаемый авторитет. Вспомнив слова Шиллера о том, что «всемирная история есть всемирный суд», которые теперь кое-кому стали хорошо известными, я мог бы не повторять их, а сказать несколько иначе: приговор истории есть приговор Божий; обратить ее вспять все равно что вернуть мощный поток к своему истоку или сделать ростком дерево, в кронах которого птицы небесные уже вьют гнезда.
Католицизму надо отдать должное в том, что он делал реальное дело и делает его до сих пор; его заслуга состоит в том, что он сохранил его, сохранил историческую связь со Христом. С другой стороны, надо сказать, что Римская Церковь делала дело, но не осознавала его. Единство, которое она имела и в котором сохраняло определенную часть христианского мира, было лишь внешним, слепым, лишенным внутреннего содержания, не осознанным и не понятым. Это не упрек, ибо внешнее всегда предваряет внутреннее. Если
* Решив, что впредь никогда на духовную должность не будет назначен мирской человек, и тем самым совсем освободив духовное от мирского, папа (Григорий VII7), по существу, сделал мирское независимым и отъединенным от духовного (которым оно прежде было проникнуто и через которое само выступало как духовное); оно больше не было в себе самом связано духовным, потому что внешним образом, вместо того чтобы оставаться внутренним, духовным, связанным духовным, возникло внешнее отношение и тем самым борьба. С юношеским ощущением материнского христианства было покончено, и никакой папа не смог его пробудить. (Календарь от 1835 г.).
360 ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ЙОЗЕФ ШЕЛЛИНГ
теперь она нашла свою противоположность, то значение этой противоположности заключается не в том, чтобы упразднить само это единство, а только в том, чтобы избавить его от его слепоты, в том, чтобы опосредствовать процесс перехода от слепого, чисто внешнего единства к единству понятому и осознанному и, стало быть, — к свободному. Если бы по отношению к христианству эта цель была достигнута, оно могло бы спокойно расстаться с последними формами, в которых пребывает от Петровой Церкви, доверившись однажды и навсегда обретенному знанию, которое, конечно, должно было бы само по себе быть не случайным, а необходимым, могло бы выйти за пределы, которыми оно было вынуждено ограничить себя в этом промежуточном состоянии, и только тогда Реформация полностью завершилась бы. Католицизм больше не упрекал бы ее в непоследовательности, не осуждал бы протестантизм за то, что он противопоставил натурализму, рационализму и т. д. только человеческое мнение. Все, что Петрова Церковь смогла лишь отвергнуть и подавить, противостояло бы ей в открытой борьбе и на любимое изречение его противников ои catholocisme ou deisme8 (который, как известно, считается равным атеизму) ответило бы так: да, даже атеизм, даже эта крайность — не обошлось и без этого, — но именно от этой крайности свободный дух нашел обратный путь, не к какой-то неопределенной религии вообще, а к христианству в его окончательной определенности, и, таким образом, человеческий род именно в этом (христианстве) отныне обладает своей высшей наукой; таким образом, истинное, а именно внутреннее всеобщее, истинно кафолическое есть результат и завоевание как раз этой Реформации, о которой говорят, что оно его разрушило.*
* Даламбер так говорит о протестантской теологии (Oeuvres Т. VII, Notes sur 1'eloge de Bossuet, p. 302): «En plaignant, comme nous le devons
ФИЛОСОФИЯ ОТКРОВЕНИЯ. ТРЕТЬЯ КНИГА 361
Церковь, построенная на авторитете Петра, привела все это лишь ко внешнему единству. В Павле же было подготовлено то начало, через которое Церковь снова смогла освободиться не от единства как такового, а только от своего сле-
les theologiens protestants de se tromper dans le principe fondamental de leur croyance, lorsqu'ils rejettent toute autorite en matiere de foi, ayons du moins assez bonne opinion de leur logique, pour etre persuades, qu'ils pousseront enfin les consequences de ce principe jousqu'ou elles peuvent s'etendre, et que le Socinianisme, dont la plupart d'entre eux font aujourd'hui profession, ouverte ou cachee, degenerera tot ou tard en un deisme franc et sans alliage». (Чуть раньше (р. 301) в качестве «1'argument le plus victorieux», направленного против протестантов, он говорит, ссылаясь на Боссюэ: «Nous da-tons, leur disait 1'eveque de Mcaux, du temps dcs apotrcs, sans interruption ct jusqu'a nos jours; vous ctes de nouveaux venus, arrives d'hier et sans mission; ou reunissez-vous tout-a-fait a nous, on separez-vous en tout-a-fait, et cessez absolument d'etre chretiens, si vous ne voulez vous resoudre a etre tout fran-chement et tout uniment catholiquc»). Теперь они так и сделали; они последовали этому совету. Однако после того как они (протестанты), достигнув чистого деизма, вернулись к познанию позитивного христианства и к тому же во всей полноте его содержания, причем с помощью лишь тех вспомогательных средств, которые сохраняет и эта точка зрения, становится ясно, что тот авторитет, который должен был удерживать от деизма, но не смог удержать, стал излишним, и знакомая альтернатива ou catholicisme ou deisme истинна лишь в том смысле, что человек, не подчиняющийся никакому видимому авторитету, с необходимостью должен прийти к точке зрения чистого деизма (pur deisme), из чего, однако, не следует, что он не может именно от этой точки вернуться к другой, исповедуемой христианством, и отныне стоять на ней совершенно независимо от упомянутого авторитета. Таким образом, у апологетов католического начала будут самые веские причины оспаривать эту философию и, в то время как мои единоверцы обвиняли меня в тяготении к католицизму, в чем они не были совсем не правы, если имели в виду не само это начало, а лишь его сущностное содержание, первые, напротив, будут считать, что я нанесу их началу больше вреда, чем все те хвастуны, которые хотят быть свободными от предрассудков; но так как я отношусь к католицизму без ненависти, справедливо отдавая ему должное, я надеюсь, что могу ожидать от них такого же по отношению ко мне».9(Ср. с вышеозначенным слова автора в предисловии к Стеффенсу). (Примеч. К. Ф. А. Шеллинга.)
362 ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ЙОЗЕФ ШЕЛЛИНГ
пого единства. Это начало заявило о себе в Реформации, которая является лишь опосредствованием и переходом к третьему периоду, где созидается единство, но такое, которому сопутствует свобода, которое согласовывается с убеждением и только поэтому предстает как вечное, непреходящее. Это последнее единство, не испытывающее никакого внешнего принуждения, приходится на третий период, на который уже намекает третий великий апостол, святой Иоанн, и о нем, а также о его предназначении я должен сказать еще несколько слов.
Когда сравниваешь этих трех апостолов между собой, вспоминается видение пророка, о котором я уже вспоминал: Господь прошел перед ним, и сначала разразилась буря, крушившая скалы и горы, затем землетрясение и огонь и наконец — тихое, кроткое дуновение, в котором и был Господь.10 В Иоанне не было неистовости, устремленности вперед, свойственной Петру и всегда отличающей всякое начинание, не было и того потрясающего, что характеризовало Павла, в посланиях которого слышны громовые раскаты его гения, одновременно потрясающие и оплодотворяющие целую область взаимосвязанных понятий. В Иоанне веет кроткий, небесный дух. Христос назвал его сыном грома"; таким он, наверное, и был в ту пору, когда писал Книгу Откровения, в которой чувствуется новизна отношения, а также то, насколько христианство еще обращено в будущее. В Евангелии и Посланиях он предстает как уже преображенный, утвердившийся во Христе, который обращается к нам как отлетевший дух. Гром, еще слышащийся и здесь, грохочет лишь высоко в небе, не обрушиваясь на землю. В Иоанне есть простодушие Петра, с которым он соединяет диалектическую остроту Павла. Всегда больше всего бросался в глаза контраст между тремя первыми Евангелиями и Евангелием от Иоанна, хотя местами Евангелие от Луки, проникнутое духом Павла, сближается с Иоанновым. Считалось невоз-
ФИЛОСОФИЯ ОТКРОВЕНИЯ. ТРЕТЬЯ КНИГА 363
можным, что оба повествования одинаково истинны. В новое время напрашивалась аналогия с Сократом, ибо вряд ли Христос евангелиста Марка и Христос Иоанна разнятся между собой более, чем Сократ Ксенофонта и Платона. Из глубокого несходства обоих изображений, остающихся одинаково истинными в существенных чертах, явствует только то, что Сократ был достаточно велик, чтобы заполнить собою все пространство, простершееся между описаниями Ксенофонта и Платона. Истинное величие заключается в умении снизойти, в способности опуститься до самого низкого, не утрачивая этого величия. Тайна этого нисхождения Сократа, которое мы отмечаем в записях Ксенофонта, кроется в том, что даже его самые высокие и умозрительные понятия везде имеют нравственное значение, и в результате мы имеем то, что славит в нем Алкивиад, а именно, что ни один ученик не ушел от него, не ощутив в то же время, что нравственно он стал лучше и возвышеннее.
Нельзя отрицать, что в Евангелии от Иоанна веет совершенно иной дух; уже в древности это называли то Впрочем, три Евангелия, от Марка, Луки и Иоанна, примечательным образом соответствуют трем великим апостолам. Евангелие от Марка полагает древнейшую традицию в особом отношении к Петру; по моему убеждению оно является самым древним, Матфей, по-видимому, улучшает Марка в речениях и рассказах и в большей степени разъясняет, но тем самым и затемняет исконность Марка. Павлове Евангелие от Луки уже образует переход, тогда как Евангелие от Иоанна явно написано для более отдаленного будущего и выходит за пределы первых веков. Быть может, для того чтобы противопоставить этому Евангелию апостола также апостольское Евангелие, возникла намеренная и искусственная композиция, носящая имя Матфея; отношения между ними характеризуются, по меньшей мере, тем, что в латинских манускриптах за Матфеем следует
364 ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ИОЗЕФ ШЕЛЛИНГ
Иоанн и только потом — Марк и Лука. Давно замечено, насколько близки друг другу Павел и Иоанн в отношении хри-стологии. Соответствие заключается не в том, как привыкли думать, что и тот и другой приписывают Христу божественное достоинство (это признано всюду), а скорее в том, что оба располагают основательными познаниями о промежуточном состоянии, в котором находился Христос и которое одно дает разгадку его личности. — Таково в общих чертах все то, что, как я полагаю, мне следовало сказать об апостоле Иоанне. Но теперь нам надо обосновать ту особую позицию, в которую мы заранее поставили его по отношению к двум другим апостолам.