В. И. Философия откровения. Т. Спб.: Наука, 2002 480 с. Фридрих Вильгельм Йозеф Шеллинг философия откровения 1844 Том Третья книга
| Вид материала | Книга |
- Фридрих Вильгельм Йозеф Шеллинг философия откровения том 1 Шеллинг Ф. В. И. Философия, 7109.5kb.
- Маска откровения, 18.09kb.
- Т. А. Сулейменов Курс лекции по философии Шымкент-2010 г. 1-лекция, 1988.6kb.
- Эрнст Кассирер философия классических форм том Мифологическое мышление, 4676.59kb.
- С. В. Булярский Принято на зас каф философии и политологии 4 апреля 2000 г., протокол, 128.66kb.
- Воспоминание о будущем или горькая правда «Откровения Иоанна богослова», 2885.85kb.
- Ф-программа вступительного экзамена в аспирантуру Утверждаю, 664.78kb.
- «Философия и общество», 3434.59kb.
- «Предмет философии. Философия и мировоззрение. Философия и наука», 257.59kb.
- Ю. М. Бохенский современная европейская философия, 3328.46kb.
* В вине вынужден материализоваться не принадлежащий этому мир\ дух (ср. предыдущий том). Таким же образом в крови Христа материал» зовался дух, который тоже не принадлежал этому миру. Подобно тому каг вино является знаком (явлением) нового времени, Христова кровь хараки. ризуст это новое время, время кспуг) SvaQfjKT), которое относится к свос\п предшествующему, как вино — к своему. Поэтому между вином прим;; щения и настоящей Христовой кровью сохраняется естественная, реал:. ная связь. Хлеб тоже представляет собой элемент, вошедший в мир по зднес. В этом отношении хлеб и вино представляют собой не просто тсл< и кровь Христа в том смысле, что они — только произвольные их обозн;! чения, но хлеб и вино есть то, что есть тело и кровь Христа. Здесь хлебом и вином и телом и кровью Христа сохраняется не внешнее, ш внутреннее отношение. Отсюда ясно, почему Христос еще при жизни мо сказать «сие есть», ибо его тело и кровь есть живое или eicxuvoievov12 зш менис новой эпохи. (Примечание на полях).
ФИЛОСОФИЯ ОТКРОВЕНИЯ. ТРЕТЬЯ КНИГА 341
столько связан в своих средствах, чтобы действовать однообразно: напротив, , через противоположности он порождает величайшее, — он, который во всех противоположностях тем не менее остается Могущественным, неодолимо Единым.
Еще при жизни обоих апостолов обозначилась противоположность, которая во Христе была единством, ибо Христос выходит за пределы всякого обособленного времени, он есть альфа и омега, первое и последнее.13 В последующий период начало господствовать Петрово начало. В Послании к Римлянам* Павел недвусмысленно признает в нем то основание, которое Павел не закладывал. Был ли Петр в Риме или нет, римская община была основана до Павла и, следовательно, была проникнута духом Петра. В то же время Павел дает понять, что он, которому вверена проповедь Евангелия среди язычников, в этом отношении пользуется большей свободой и не связан никаким человеческим авторитетом. Решительнее, чем, быть может, в данном случае следовало и предполагалось бы, он в других местах заявляет, что не зависит от Петра и определеннее всего говорит об этом в Послании к Галатам. Он прямо и вполне осознанно подчеркивает, что принял Евангелие не от человека, а от Господа.14 «И не пошел в Иерусалим, — говорит он,** — к предшествовавшим мне апостолам, а пошел в Аравию и опять возвратился в Дамаск. Потом, спустя три года (после своего призвания и после столь долгого и властного возвещения Евангелия) ходил я в Иерусалим видеться с Петром и пробыл у него дней пятнадцать. Другого же из апостолов я не видел никого, кроме Иакова, брата Господня (это уточнение сделано, вероятно, для того, чтобы отличить упомянутого апостола от того, который был схвачен ранее)». Спуст
* 15, 20\ ср.: Гал. 2, 7-8. ** Гал. 1, 17 и след.
342 ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ЙОЗЕФ ШЕЛЛИНГ
четырнадцать лет Павел снова приходит в Иерусалим, но не по призыву апостолов, а, как он сам говорит (Гал. 2, 2), по Господнему повелению. На этом собрании, созванном теми, кто хотел призвать христиан, обращенных из язычников, к соблюдению Моисеевых установлений, он тоже вполне осознанно хранил свою свободу и независимость от предшествовавших ему апостолов, которых во Втором Послании к Коринфянам (12, 77) называет как бы высшими апостолами, и в уже упомянутом Послании (Гал. 2,6 и след.) говорит: «А что касается тех, кто пользовался авторитетом (т и какими они некогда были (а именно более ранними последователями Христа), то для меня это ничего не значит, ибо Бог нелицеприятен; они мне ничего не добавили (т. е. моему познанию и пониманию), но, напротив, когда увидели, что мне вверено благовествовать язычникам, как Петру — обрезанным, Иаков, Кифа и Иоанн, считавшиеся столпами , признали меня и Варнаву и были едины в том, что нам надо проповедовать язычниками, а им — обрезанным». Однако, когда Петр позднее приходит в Антиохию,16 Павел решительно выступает против него. «Я, — говорит он, — противостал ему, ибо до прибытия некоторых от Иакова (в Антиохию) он ел вместе с язычниками, а когда те пришли, стал таиться и устраняться, опасаясь обрезанных, и вместе с ним лицемерили и прочие иудео-христиане, так что даже Варнава был вынужден лицемерить вместе с ними. Когда же я увидел, что они не прямо поступают по евангельской истине, я сказал Петру при всех: Если ты, будучи иудеем, живешь по-язычески, как делал это раньше, то почему принуждаешь язычников жить по-иудейски?»17 Существуют бесспорные признаки того, что Павла вообще воспринимали как новое начало в Церкви. В Коринфской общине (согласно 1 Кор. 1, 72) одни звали себя последователями
ФИЛОСОФИЯ ОТКРОВЕНИЯ. ТРЕТЬЯ КНИГА 343
Павла, другие — Аполлоса (ученого александрийского иудео-христианина), третьи — последователями Кифы (Петра), четвертые — Христа. Так как здесь вместе упомянуты Павел и Аполлос, Кифа и Христос, ясно, что в Коринфе были люди, усматривавшие в учительстве Павла новое начало, люди, для которых он в известной мере был реформатором, тогда как другие, введенные в заблуждение противоречием, как бы вернулись ко Христу. Ощущение того, что некоторые свободные, смелые, глубокие и в то же время в широком смысле новаторские высказывания Павла могли вводить в заблуждение, по-видимому, выражается и в одном месте из Второго послания Петра, где он упоминает о посланиях Павла, правда в той манере, которая, впрочем, соответствует его доброму нраву. Я имею в виду следующие слова (3, 75-76): «Как и возлюбленный брат наш Павел, по данной ему благодати18 написал вам и пишет во всех посланиях, Может показаться, что следовало бы предпочесть более трудное прочтение, а именно , однако если принять во внимание, как рано делались попытки скрыть все, что, как казалось, вредит авторитету апостолов, так что, например, уже Матфей опускает те отрывки из Марка, в которых последний говорит, что смысл совершенного Христом был непонятен апостолам, что они не поняли многие слова, сказанные Господом,* если принять это во внимание, тогда и здесь можно допустить, что словосочетание ev , о котором, впрочем, нельзя сказать, что оно совершенно не имеет никакого авторства, является истинным вариантом прочтения, как считает и Лахман,20 возвративший его в текст. Смысл таков: «В которых (посланиях) есть нечто трудное для разумения, что невежды и люди нетвердые извращают и понимают превратно, как они это делают и с другими Писаниями, однако к своей собственной погибели». — Так как в
Мк. 6,52; ср.: 8, 17.
344 ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ЙОЗЕФ ШЕЛЛИНГ
этих первых отношениях прообразуется все последующее, в сказанном Петром можно было бы отыскать начало позднейших ограничений и запретов на чтение Библии, которые обычно предварялись такими словами: Cum experientia manifestum sit, si Biblia vulgari lingua passim sine discrimine permittantur, plus inde ob hominum temeritatem detrimenti quam utilitatis oriri.21 Однако Петр не заходит так далеко, чтобы, учитывая эту опасность, запретить чтение Павловых посланий, хотя в то же время не может не заметить, что они легко могут послужить причиной недоразумения.* После Петра такое отношение к Павлу получило еще большее развитие, и самым ярким свидетельством этом служат Recognitiones Климента,23 в которых Павел, хотя и tecto nomine,24 но все-таки довольно ясно отвергается и ставится в явно подчиненное положение по отношению к Петру.
Однако, если Церкви надлежало сохранять постоянство, укрепляться, обретать историческое основание и развитие, господствовать должен был Петр; в нем наличествует тело, средоточие, сплоченность, тогда как в Павле преобладают идеальное, эксцентрическое (это слово употребляется не в уничижительном смысле, а в значении свободного и независимого от центра, движущего и побудительного начала, как я употреблял его и ранее в этой и других лекциях). Но сначала тело, а потом дух — это естественный порядок, и его не
* Папское окружное послание от 8 мая 1844 г., направленное против библейских обществ, действительно прибегает к упомянутому отрывку из Петра (2 Пет. 3, 16-17) как доказательству: «Scd vos quidem minimc latet, vcnerabiles Fratres, quorsum hacc societatum biblicarum molimina per-tineant. Probe enim nostis consignatum in sacris ipsis literis monitum Petri, Apostolorum Principis, qui post laudatas Pauli epistolas esse, ait, in illis quae-dam difficilia intellectu, quae indocti et instabilis depravant, sicut et ceteras Scripturas ad suam ipsorum perditionem, statimque adjicit: "Vos igitur, fratrea praescientes, custodite, ne insipientium errore traducti excidatis a propria fir-mitate"».-2 (Приложение к календарю от 1844 г.).
ФИЛОСОФИЯ ОТКРОВЕНИЯ. ТРЕТЬЯ КНИГА 345
может избегнуть ничто, чему суждено вступить во внешний мир. Павел действительно постоянно занимал в Церкви эксцентрическую позицию, ибо всякий раз, когда он начинал говорить или когда его слово доносилось до слушателя во всей своей захватывающей силе, в Церкви возникало движение, как, например, в новое время в лоне Католической Церкви возник янсенизм,25 когда некоторым благочестивым и глубоко чувствующим людям пали на сердце пламенные слова апостола о благодати, которая дается свободно, без каких-либо дел со стороны человека. Кроме того, самая эксцентрическая религиозная секта Англии, методисты,26 тоже черпают свои живые убеждения прежде всего в писаниях Павла.
Господь знает, почему и для чего в наше время и в нынешних условиях существования мира необходимо, чтобы Христос был столь сокровенен, столь сокрыт, окружен столь многим необычайным и даже утаивающим его, как будто мир не может вынести непосредственного общения с ним, обнаженным, лишенным всяческих одеяний Христом. Известно, что большие собрания методистов, особенно в Америке, и отчасти малые собрания в Англии переходили в экстазы, конвульсии, нечто поистине напоминающее оргию, где проповедовали чистого Христа и возвещали чистое, без каких-либо привнесений, учение о прощении грехов. Разве такие явления возможны, когда за Церковью еще так сильно присматривают и, по большей части, смотрят с немалым подозрением, причем не всегда государство, но даже те, кто называет себя свободомыслящими людьми, но кто сам не свободен от полицейских ухваток по отношению ко всему тому, что не согласуется с их представлениями? Впрочем, все только что упомянутые явления представляют собой лишь следствие одной перемены, самой большой из когда-либо случавшихся в Церкви с апостольских времен, — Реформации, которая, имея долгую предысторию, когда на протяжении всего средневековья за нее проливали кровь
346 ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ЙОЗЕФ ШЕЛЛИНГ
многочисленные жертвы, по своей глубочайшей сути была не чем иным как наконец-то свершившемся возвышением Павла над неограниченным авторитетом св. Петра. Если протестантом считается тот, кто стоит вне Церкви, основанной на авторитете Петра, и держится независимо от нее, то апостол Павел — первый протестант, и древнейшим документом, который должен представить протестантизм, его magna charta27 является вторая глава Послания к Галатам.
Поэтому речь идет не о том, чтобы пристрастно отдавать предпочтение какой-либо особой форме, в которой теперь существует христианство. Истинная Церковь не вмещается ни в какую из них, истинная Церковь есть та, которая от основания, заложенного Петром, через Павла движется к завершению, которым станет Церквь св. Иоанна. Философ занимает недостойную позицию, если в величайшем, могущественнейшем явлении усматривает лишь презренную случайность. Так, например, поступают тогда, когда, говоря о Римской Церкви, заявляют, что она была вольна занимать или не занимать ту политическую позицию, которую заняла в этом мире. Когда мощь Римской империи была сокрушена и она лишилась власти, уже существовавшая Церковь, видя, как народы, гонимые незримым дуновением, подобно морскому приливу, затопляют западный мир, должна была занять опустевшее место, с необходимостью предполагавшее политическую власть. Как только Церковь вообще стала внешней, стала мировой державой, исполнилось сказанное Христом: «Не мир пришел я принести, но меч».28 Там, где политическая власть, там — меч, и поэтому Церкви был необходим меч Петра, единственного апостола, который во время пленения Христа прибегнул к мечу29 и в характере которого уже скрывался снедающий дух, позднее огнем и мечем истреблявший всех врагов римского престола, как истинных, так и мнимых, особенно в XIII в., когда неслыханная ярость обрушилась на так называемых еретиков, ко-
ФИЛОСОФИЯ ОТКРОВЕНИЯ. ТРЕТЬЯ КНИГА 347
торых называли то богомилами, то манихеями, и особенно на так называемых fratres liberi spiritus,30 равно как и на спи-ритуалов из францисканцев,31 которые толпами горели в пламени костров и если и находили прибежище, то только у немецкого императора Людвига Баварского;32 именно они в ту пору впервые заявили о том, что папа — это истинный антихрист и зверь из Книги Откровения.33 Все, что потом бросали в упрек Римской Церкви, в зачаточном виде представлено в тех ошибках Петра, которые евангельская история и особенно Евангелие от Марка не замалчивают. Сразу после того как Христос в ответ на исповедания Петра, в котором тот назвал его Божьим Сыном, ставит Петра во главе апостолов,34 происходит нечто по смыслу прямо противоположное. Далее говорится: «С того времени Иисус начал открывать своим ученикам, что ему надо идти в Иерусалим и много пострадать от первосвященников и книжников и быть убитому... И, отозвав его, Петр начал прекословить ему, говоря: будь милостив к себе, Господи! Да не будет этого с тобою! Христос же, обратившись, сказал: отойди от меня, враг (сатана), ты мне соблазн, потому что думаешь не о том, что Божье, а о том, что человеческое».35
Тот, кто за свою неколебимую веру во Христа как Сына Божия был назван камнем, тот, на ком созиждется Церковь, за свою же мирскую мудрость назван Господом соблазном и сатаной. Может ли быть что-либо более несообразное, чем союз постоянной и неколебимой веры с гнуснейшей мирской мудростью, в которой так часто упрекали Римскую Церковь? Прислушаемся к еще одному речению Христа: если кто хочет следовать за мною (а Петр был призван к тому, чтобы стать прямым последователем Христа), отвергнись от себя. И какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?36 Как значимы эти слова по отношению к позднейшей Церкви, которая действительно приобрела весь мир!
348 ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ЙОЗЕФ ШЕЛЛИНГ
Не менее пророческим является и троекратное отречение Петра от Господа, случившееся после того, как он весьма дерзновенно сказал: «Если все соблазнятся о тебе, я никогда не соблазнюсь и (как он говорит у Иоанна) отдам за тебя свою жизнь».37 В троекратном отречении чувствуется нарастание. На первые слова, обращенные к Петру, он отвечает: «Не знаю, что ты говоришь», — т. е. просто не желает вдаваться в объяснения, на второе же обращение он уже говорит, что не знает этого человека, т. е. здесь налицо действительное отречение; наконец, в третий раз он доходит до того, что начинает клясться и божиться, что не знает этого человека. Римской Церкви можно бросить упрек в том, что она троекратно отреклась от Господа. В первый раз тогда, когда устремилась к политическому всемогуществу, затем, когда она сама попала в зависимость от этого могущества, сделала его своим орудием, требовала от него исполнения кровавых повелений, стремилась господствовать через него и, наконец, когда опустилась до того, что сама стала орудием политической власти. Подобно тому как Христос именно тому, кто трижды отрекся от него, сказал: «Паси агнцев моих»,38 — Церковь, в которой многие достойные ее члены с сожалением смотрели на то, как непрестанно продолжают отрекаться от Господа, не переставала быть Церковью Христа и во все времена сохраняла то основание, которое, не будь оно поистине прочным, давно бы разрушилось среди политических бурь и никогда не затихавших противоречивых раздумий. Быть может, не далек тот миг, когда она, как Петр, под устремленным на нее взглядом Господа вспомнит о его предсказаниях: «Тогда Господь, обратившись, взглянул на Петра, и Петр вспомнил слово Господа, как он сказал ему: прежде нежели пропоет петух, отречешься от меня трижды. И, выйдя вон, горько заплакал».39
Тридцать седьмая лекци
Несмотря на то что Петр не раз отрекся от своего Господа, Христос провозгласил его своим прямым последователем — в беседе, которая описывается в последней главе Евангелия от Иоанна. Здесь он говорит ему следуй за мной,1 и, мне думается, эти слова я должен разуметь не только в смысле будущей крестной смерти Петра, хотя и в этом он следует за ним, но и в общем смысле, в соответствии с общим духом этой последней и явно пророческой картины. Уже трижды повторенное «Паси овец моих», обращенное к Петру, ставит его во главе не только верующих, но и, в общении с другими учениками, делает главою апостолов. Таким образом, это не просто ярютоот-aoia2 без какого-либо авторитета, как обычно хотели это понимать, но ярютостасиа подлинная, главенство, подтвержденное авторитетом, которым Петр был наделен не как любимец Господа (ибо таковым он не был), но по той причине, что в силу особенностей своего характера лучше других годился на это, ибо начало и обоснование — самое трудное в любом деле.
Христос не скрывал своего замысла, заключавшегося в том, чтобы Петр обладал всею полнотою авторитета и чтобы авторитет исходил от него. Однако этому противоречит необычайное призвание Павла, который получает апостольство непосредственно от Господа и тем самым становится независимым от Петра. Тот факт, что Павел вполне сознательно старается сохранить свою независимость от Петра
350 ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ЙОЗЕФ ШЕЛЛИНГ
ясно показывает одно: он осознавал, что ему надлежит быть свободным от Петра началом, независимым от него авторитетом. Между тем это не препятствовало тому, чтобы Церковь, по мере того как она обретала историческое основание, все больше тяготела к исключительному авторитету Петра. Для того чтобы что-либо могло развиться, прежде всего должна сохраняться его основа. Эту плохую услугу христианству оказывал и доныне продолжает оказывать авторитет, между тем как Церковь Павла в большей степени представляла собой Церковь сокрытую, которая, хотя и не переставала соприсутствовать в зримой Церкви и сохраняться в ней, но долгое время не могла заявить о себе как таковой. Однако во времена средневековья Павлове начало всегда довольно сильно проявлялось, даже если и безуспешно. Ибо чел1 сильнее упрочивалось реальное начало, тем решительнее ему следовало исключать идеальное. Поэтому человек, знакомый с истинным положением вещей, мог предвидеть, что не сразу наступит то время, когда это начало вырвется наружу, сможет свободно противостоять Церкви Петра и утвердить себя как начало подлинно историческое, начало второй, новой эпохи.
Те, кто не видит в истории ничего высокого и божественного, могут даже событие Реформации объяснять самыми недостойными причинами, даже грязным своекорыстием нищенствующих орденов, но им не мешало бы хорошенько об этом поразмыслить, чтобы по своему усмотрению не использовать такую позицию в партийных интересах. Даже если и дойдет до поисков таких причин, надо помнить, что вряд ли найдется какое-либо дело, для которого нельзя было бы отыскать совершенно случайных и недостойных оснований. Но не эти случайности правят человеческими начинаниями, и какие бы вспомогательные или просто сопутствующие причины не оказывали своего содействия, а их нельзя исключить даже при первом обосновании и распростране-
ФИЛОСОФИЯ ОТКРОВЕНИЯ, ТРЕТЬЯ КНИГА 351
нии христианства, действительные причины лежат не в этих, а в высших законах, которые божественная воля предписывает всякому развитию.
Все, что вступает в мир, все, что осуществляет себя для него и в нем, нуждается в предпосылке, начале, которое есть не истинное, не подлинно долженствующее быть. Однако таковым оно постигается не сразу. Для того чтобы прочно укорениться, это начало должно воспринимать себя как-сущее ради себя самого. Следовательно, для того чтобы развитие в очередной раз освободилось от своей предпосылки, требуется более высокая потенция. Если то, что является лишь основанием, занимает ложную позицию и по отношению к более высокому требованию выступает как aviiKetuevov,3 как противостоящее, оно не перестает быть основанием, корнем, началом, и познание, устремляющееся вперед, как раз и должно хотеть, чтобы оно оставалось в прежнем положении, дабы в ходе развития всегда сохранялось нечто прочное, к чему в любом случае можно вернуться. Эпохе Реформации предшествовали всеобщее воздыхание и стремление христианства к тому, чтобы глава и члены стали более здоровыми.4 Если же по причине всех своих прошлых противоборств Церковь оказалась в таком запутанном состоянии, что сама была не в силах справиться с охватившим ее кризисом, должен был совершиться разрыв, и то начало, которое она не могла хранить в себе, не могла заключить в себя и принять, должно было вырваться наружу, но не для того, чтобы упразднить ее как основу (доктор Лютер называет Римскую Церковь своей любимой матерью), а для того, чтобы удержать от полного вырождения и в дальнейшем помочь ей самой в ее преображении и окончательном освобождении.
Церковь Петра основана на строгом законе. Все должно начинаться на основании строгой законности. Но уже призванием апостола, свободного и независимого от Петра, было
352 ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ЙОЗЕФ ШЕЛЛИНГ
предусмотрено возникновение Церкви, свободной и независимой от Церкви Петровой, которая обрела исключительное значение. Поэтому независимость, которую новая община была вынуждена принять по отношению к Церкви, ставшей слишком ограниченной, не была разделением истинной Церкви, и благодаря этим противоположностям последняя не упраздняется, а, скорее, лишь полагается в более высоком смысле: то, что прежде именовалось Церковью само по себе так же мало является истинной Церковью, как и новая община, но обе представляют собой лишь опосредствующие члены единой и истинной Церкви, которой надлежит возникнуть. За Петровой же Церковью постоянно сохраняется приоритет: именно в самой своей исключительности она представляет собой необходимую пред посылку другой Церкви.
Свободная Церковь, не зависимая от исключительною начала, должна была возникнуть в Германии и распространиться преимущественно среди германских народов. Ибо ясно, что романские народы относятся к христианству совсем по-другому. Они воспринимают его как нечто почти привнесенное извне, в немцах же оно как будто от природы. Германия — это пустыня, куда бежит жена из Книги Откровения, сына которой, рождаемого ею в великих муках, преследует дракон, враг.* Как буйно в стране, где господствует иерархия, на месте христианства расцвела современная мифология! Жителю Неаполя или Падуи Христос кажется слишком далеким и, в известной мере, его дух не устремляется в прошлое: святой Антоний — куда более близкое утешение, доступное сию минуту.