Логисты преисподней (производственная драма)

Вид материалаДокументы

Содержание


Актер N3: Егудила – демон, хозяин Чистилища, структурного подразделения Ада.
Актер N7: Сатана – архидемон, хозяин Ада.
Актер N11: Чешко – Анна Витальевна Чешко, проректор по учебной и воспитательной работе Ленинопупского ордена Ленина Института ми
Актер N13: Первый браток – член банды Цыганкова по кличке Матрос.
Форман: – Мы будем молчать об услышанном до гробовой доски. Чешко
Чешко (одаряет Формана недовольным взглядом и усаживается обратно на стул)
Мишкин: Анна Витальевна, зачитайте, пожалуйста, письмо. Чешко
Анонимное послание измученной души
На прошлой неделе Михаил Реутов пригласил меня на прогулку в парк.
Вот так оно все вышло…
Кончаю, мне даже страшно перечитать мое письмо. Я, замирая от стыда и страха отправляю его в Вам.
Несчастная, обманутая и навеки опозоренная девушка".
Реутов: – Никакой такой особы я не знаю. Все ложь! В этой анонимке нет ни слова правды. Каблуков
Реутов: – На самом деле ничего не было, Петр Петрович. Не понимаю, кому и для чего понадобилось пачкать меня грязью. Чешко
Реутов: – Никакой "подобной ситуации" не могло быть. Чешко
Реутов: – Нет у меня никакой девушки! Чешко
Чешко: – А почему Вы молчите, Иероним Яковлевич? В конце концов, доцент Реутов Ваш заместитель по кафедре научного атеизма. А Вы
Форман: – Читали ли Вы, Петр Петрович, "Евгения Онегина"? Каблуков
Форман (возвращает письмо Чешко)
Что я могу еще сказать?
...
Полное содержание
Подобный материал:
  1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   12

Виктор Гламаздин


ЛОГИСТЫ ПРЕИСПОДНЕЙ

(производственная драма)


СПИСОК ДЕЙСТВУЮЩИХ ЛИЦ


Актер N1: Реутов – Михаил Реутов, доцент, заместитель заведующего кафедры научного атеизма Ленинопупского ордена Ленина института мировой истории.

Актер N2: Форман –Иероним Яковлевич Форман, профессор, заведующий кафедрой научного атеизма Ленинопупского ордена Ленина института мировой истории и одновременно – 507-я ипостась демона Азраылла и логист преисподней, отвечающий за транспортировку грешных человеческих душ с Земли в Ад.

Актер N3: Егудила – демон, хозяин Чистилища, структурного подразделения Ада.

Актер N4: Каштаянц – Артур Каштаянц: в 1977 году – студент Ленинопупского ордена Ленина института мировой истории, в 2007 году – банкир по кличке Артурчик.

Актер N5: Цыганков – Александр Цыганков, в 1977 году – студент Ленинопупского ордена Ленина института мировой истории; в 2007 году – предводитель одного из кланов ленинопупской мафии, имеющий кличку Цыган.

Актер N6: Пашко – Владимир Пашко, в 1977 году – студент Ленинопупского ордена Ленина института мировой истории; в 2007 году – телохранитель Каштаянца, носящий кличку Пашак.

Актер N7: Сатана – архидемон, хозяин Ада.

Актер N8: Азраылл – демон, член Высшего Совета Ада, директор департамента Ада по логистике.

Актер N9: Сто Второй – главная ипостась Азраылла.

Актер N10: Мишкин – Шалам Федорович Мишкин, ректор Ленинопупского ордена Ленина института мировой истории.

Актер N11: Чешко – Анна Витальевна Чешко, проректор по учебной и воспитательной работе Ленинопупского ордена Ленина Института мировой истории.

Актер N12: Каблуков – Петр Петрович Каблуков, парторг Ленинопупского ордена Ленина Института мировой истории.

Актер N13: Первый браток – член банды Цыганкова по кличке Матрос.

Актер N14: Второй браток – член банды Цыганкова по кличке Клоп.

Актер N15: Третий браток – член банды Цыганкова по кличке Философ.

Актер N16: Официантка – молодая девица.

Актер N17: Толстяк со значком Гагарина на лацкане пиджака – лектор Всесоюзного общества "Знание".

Актер N18: Телохранитель-блондин – телохранитель Цыганкова.

Актер N19: Телохранитель-брюнет – телохранитель Цыганкова.


Массовка:

1. 1977 год: две аспирантки, студенты (голоса за сценой) и лекторы общества "Знание".

2. 2007 год: посетители кафе "Микки Маус".

3. Демоны.


Замечание для актеров и режиссеров

1. Нынешний зритель раз в 5 быстрее воспринимает и пережевывает информацию, нежели современник А.П. Чехова. Следовательно, темп пьесы должен быть максимальным. Все паузы, не работающие на развитие действия паузы надо давить в зародыше. К концам актов необходимо взвинчивать темп до совершенно бешеной скорости.

2. Несмотря на непрерывные стрессы, инфантильность и хронический депресняк, современный зритель хитер, здравомыслящ, мало эмоционален и его не прошибешь ором и соплями. Брать публику за хобот нужно: а) железной логикой физических действий; б) мощной энергетикой речи, мимики и жестикуляции; в) интеллектуальной новизной текстуры.

АКТ I


СЦЕНА 1


Этот Свет. Галактика Млечный Путь. Планета Земля. СССР.

28 октября 1977 год (пятница).

Провинциальный город Ленинопупск.

Ленинопупский ордена Ленина институт мировой истории. Кабинет ректора института.

В кабинете – 5 сотрудников института. Четверо из них – Мишкин, Чешко, Каблуков и Форман – сидят за длинным ректорским столом. А пятый – Реутов – стоит перед ними на красном ковре.


Мишкин: – Товарищи, прежде чем мы начнем разбирать дело товарища Реутова, хочу всех вас предупредить, чтобы вы не распространялись в широких массах о том, что будет сказано в этом кабинете.

Форман: – Мы будем молчать об услышанном до гробовой доски.

Чешко (привстает со стула): – Товарищ Форман, сложилась очень нешуточная ситуация, а Вы…

Форман: – Дорогая Анна Витальевна, я вовсе не шучу. Если бы Вы, драгоценнейшая, были более наблюдательны, то заметили б, что в кабинете у Шалама Федоровича я вообще никогда не шучу. Вот как только выйдем отсюда, тогда сразу же начну острить.

Чешко (одаряет Формана недовольным взглядом и усаживается обратно на стул): – Конечно, мы не станем ни о чем распространяться, Шалам Федорович, будьте уверены.

Каблуков: – Мы же люди партийные. Дисциплину имеем.

Реутов: – Простите, товарищи, я не понимаю, о каком-таком "деле" идет разговор. Меня вызвали сюда, ничего не объяснив. Я в чем-то провинился?

Мишкин: Анна Витальевна, зачитайте, пожалуйста, письмо.

Чешко (открывает лежащую перед ней папку, достает оттуда листок бумаги и начинает с выражением декламировать содержащийся там текст):


"Ректору Ленинопупского ордена Ленина института мировой истории Ш.Ф. Мишкину


АНОНИМНОЕ ПОСЛАНИЕ ИЗМУЧЕННОЙ ДУШИ


Я, студентка Вашего института, пишу Вам, будучи не в силах сдержать свои чувства.

Вы, конечно, можете меня презирать, но, прошу Вас, проявите к моему несчастью хотя бы каплю жалости.

Я верю в то, что Вы и весь педагогический коллектив института узнав, о том, что я сообщу ниже, воспламенитесь чувством справедливости и не оставите меня неотомщенной.

Мне трудно писать это обращение к Вам, у меня даже подписать его не хватило смелости. Я вообще поначалу хотела молчать обо всем случившемся и унести знание о нем с собой в могилу.

Поверьте, Шалам Федорович, Вам бы никогда не узнать о моем стыде, боли и оскорбленных чувствах, если б не поддерживающая мой дух вера в справедливость и надежда на то, что Вы в своих заботах о процветании нашего института найдете время и место, дабы покарать Михаила Реутова, доцента кафедры истории религии.

Я его полюбила и была рада хоть редко, хоть раз в неделю видеться с ним и выслушивать его обещания на мне жениться. Я все время думала о нем и о той крепкой и здоровой советской семье, которую мы создадим. Я ничем не блещу, ни красотой, ни учебными успехами, ни общественной работой, ни спортивными достижениями. И была простодушно рада, что мной заинтересовался такой мужчина, как Михаил Реутов. Считала я, что наконец-то нашла такого человека, которому была бы верной супругой и заботливой матерью наших детей. Никому на свете не отдала бы сердца я, кроме него, и видела его во всех сновиденьях.

Зачем я поверила ему? Зачем начала с ним тайно встречаться? Лучше бы я никогда не знала б о нем, не испытала бы сначала благих волнений моей неопытной души, но зато бы и не знала горького мученья от осознания униженной чести и поруганной мечты.

На прошлой неделе Михаил Реутов пригласил меня на прогулку в парк.

Был поздний вечер. Ни одного прохожего вокруг.

И тут Михаил на меня набросился, как дикий зверь, и изнасиловал.

Я вся обомлела, замерла и не могла ни пошевельнуться, ни слова сказать от ужаса. И лишь в мыслях кричала: "На помощь, люди добрые!"

Вот так оно все вышло…

Судьбу справедливого отмщения отныне я вручаю Вам, Шалам Федорович.

Умоляя Вас о свершении возмездия в отношении Михаила Реутова, я лью слезы на это письмо. Умоляю, накажите мерзавца!

Я совсем одна, никто не поймет той трагедии, что у меня в душе. Мой рассудок изнемогает под бременем тяжких дум. Я погибну, если не выскажусь.

Кончаю, мне даже страшно перечитать мое письмо. Я, замирая от стыда и страха отправляю его в Вам.

И да будет мне порукой Ваша честь. Я смело ей себя вверяю.


Несчастная, обманутая и навеки опозоренная девушка".


Реутов: – Это бред!

Мишкин: – Докажите.

Реутов: – В смысле?

Мишкин: – Разъясните нам, товарищ Реутов, Вашу точку зрения на конфликт с данной особой, считающей себя Вашей жертвой.

Реутов: – Никакой такой особы я не знаю. Все ложь! В этой анонимке нет ни слова правды.

Каблуков: – Товарищ Реутов, не надо так откровенно уходить от честного ответа. Мы все тут партийные люди и понимаем, что под неприятности попасть может каждый. Надо только честно во всем признаться и объяснить, как оно было на самом деле.

Реутов: – На самом деле ничего не было, Петр Петрович. Не понимаю, кому и для чего понадобилось пачкать меня грязью.

Чешко: – Товарищ Реутов, я работаю в нашем учебном заведении уже 40 лет, но не помню, чтобы кто-нибудь на кого-нибудь просто так написал. Писали разные люди по разным причинам, но никогда и никто не сообщал в ректорат или в парторганизацию чистые небылицы.

Реутов: – Вы, Анна Витальевна, верите какой-то бумажке больше, чем мне. Меня Вы уже не первый год знаете, а автор этой кляузы… он, может, вообще сумасшедший.

Мишкин: – Товарищ Реутов, не надо демагогии. Мы вполне доверяем Вам. Поэтому и хотим разобраться в том, что случилось на самом деле. Расскажите нам, что там у Вас было со студенткой. Наверняка она все не так поняла, как надо бы понимать подобную ситуацию.

Реутов: – Никакой "подобной ситуации" не могло быть.

Чешко: – Нет дыма без огня.

Каблуков: – А дым, товарищи, может такой пойти… Предположим, что такие же письма либо уже пошли, либо пойдут в вышестоящие органы. Что тогда? Считаю необходимым, во избежание раздувания ситуации, как можно более быстро принять соответствующие меры.

Мишкин: – Абсолютно согласен с Вами, Петр Петрович. Чем раньше примем меры, тем у нас будет больше шансов, что их не примут ко всему нашему институту.

Чешко: – Товарищ Реутов, давайте не будем ходить вокруг да около. Расскажите своим коллегам, что там у Вас приключилось в отношении этой девушки.

Реутов: – Нет у меня никакой девушки!

Чешко: – Так не бывает, товарищ Реутов. Вы человек давно уж разведенный и, вдруг, без девушки, гм...

Реутов: – А когда мне личные вопросы решать? Вот взять, к примеру, последние полгода. Прием экзаменов во время весенней сессии. Подготовка аспирантов. Выезд в качестве няньки с нашим стройотрядом на все лето. Сентябрь – еду со старшекурсниками на картошку. Октябрь – либо овощная база, либо преподавание. Отпуска, как такового, уже третий год не имею. Плюс ко всему – по выходным вынужден проводить семинары с лекторами общества "Знание"… Какие девушки?!

Каблуков: – У всех у нас работы по горло. И общественную нагрузку несем, между прочим. И все-таки личную жизнь имеем. Советская семья – ячейка общества. Надо Вам, товарищ Реутов, разобраться с личными делами, пока одно из них не превратилось либо в персональное, либо в уголовное.

Чешко: – А почему Вы молчите, Иероним Яковлевич? В конце концов, доцент Реутов Ваш заместитель по кафедре научного атеизма. А Вы молчите.

Форман (протягивает руку к Чешко): – Можно ознакомиться с посланием, Анна Витальевна?

Чешко (отдает Форману анонимку): – Конечно.

Форман (читает, хмурится, качает головой): – Написано мужским почерком.

Мишкин: – Вы разбираетесь в почерках, Иероним Яковлевич?

Форман: – Я много в чем разбираюсь, Шалам Федорович. Например, в русской поэзии. В частности – в творчестве Александра Сергеевича Пушкина.

Каблуков: – Позвольте, Иероним Яковлевич, мы все тут партийные люди… серьезный разговор… При чем тут Пушкин?

Форман: – Читали ли Вы, Петр Петрович, "Евгения Онегина"?

Каблуков: – "Евгений Онегин" – вершина дореволюционной поэзии.

Форман: – В сем романе в стихах есть один фрагмент, который вы, товарищи, должны были расслышать сквозь прозу зачитанной нам Анной Витальевной с большим, надо отметить, декламаторским искусством анонимки.

Каблуков: – Иероним Яковлевич, нельзя ли выражаться поближе к разбираемому делу?

Форман (возвращает письмо Чешко): – В основе данной анонимки лежит текст письма Татьяны Лариной Евгению Онегину.

Чешко: – Я ничего такого не там не обнаружила.

Форман:


Я к Вам пишу – чего же боле?

Что я могу еще сказать?

Теперь, я знаю, в Вашей воле

Меня презреньем наказать.

Но Вы, к моей несчастной доле

Хоть каплю жалости храня,

Вы не оставите меня.


Мишкин: – Действительно. Вроде что-то общее есть.

Каблуков: – А я ничего общего тут не вижу.

Чешко: – И я тоже. Да даже если это и так, то нам от этого не легче. Ну начиталась юная барышня всякой поэзии и чего? Письмо в ректорат она сама написала, а не Пушкин.

Форман: – А мужской почерк?

Чешко: – Она могла попросить кого-нибудь из однокурсников написать, поскольку сама не могла, например, плакала или руки тряслись… Кстати, он может рассказать об этом другим студентам. Возможно, среди них уже пошли соответствующие разговоры. Это может повредить моральному климату в нашем родном Ленинопупском ордена Ленина институте мировой истории, сделав обстановку в его трудовом коллективе совершенно нездоровой. Вот в какую историю Вы нас втянули, товарищ Реутов.

Реутов (кричит): – Анна Витальевна, ну что Вы выдумываете?! Какая история?! Никакой истории не существует!

Мишкин: – Не надо повышать на нас Ваш доцентский голос, товарищ Реутов! Тут не место для воплей. Перестаньте запираться и честно расскажите, что произошло. Поймите, мы всецело на Вашей стороне и верим, что все происходило не совсем так, как описано. Поэтому нам надо знать правду. Иначе мы не сможем Вас защитить, когда разбирательство перейдет на иной уровень.

Реутов: – Я клянусь…

Мишкин: – Не надо нам Ваших клятв, товарищ Реутов. Нам нужна правда.

Реутов: – А я, значит, вру?!

Чешко: – Не надо горячиться, товарищ Реутов. Мы понимаем, что Вам нелегко говорить на столь интимные темы, однако придется.

Реутов: – Мне не о чем говорить!

Мишкин: – Напрасно, товарищ Реутов, Вы так упорно уклоняетесь от прямого разговора. Последствия такого упорства будут неприятны и для Вас, и для нас, и для всех.

Реутов: – Почему вы не хотите мне поверить, товарищи? Я что, давал хоть раз повод усомниться в своей порядочности? Почему вы эту чертову анонимку цените выше моей репутации?

Каблуков: – Товарищ Реутов, ну расскажите хотя бы в общих чертах, что произошло. Мы же партийные люди, а не звери из леса.

Мишкин: – И в самом деле, товарищ Реутов, если Вам так тяжело рассказывать все в деталях, то обрисуйте случившееся в самом общем плане.

Чешко: – Что же Вы молчите, товарищ Реутов? Шалам Федорович и Петр Петрович все делают, чтобы облегчить для Вас создавшееся положение, а Вы молчите? Коли совершили проступок, так имейте мужество за него ответить. А если ничего особенного с Вашей точки зрения не произошло, то не стесняйтесь и объясните нам, что именно имело место быть.

Реутов: – У меня такое ощущение, что я говорю с глухими.

Мишкин: – Не надо повышать градус беседы, товарищ Реутов. Он и без Вашей вспыльчивости высок. Мы живые люди и тоже нервничать умеем.

Реутов: – О, Господи!

Чешко: – Только не надо закатывать истерик! Вы, товарищ Реутов, лучше облегчите душу чистосердечным признанием.

Реутов: – Не в чем мне признаваться, товарищи! У меня даже слов нет, чтобы описать, как дико звучат все обвинения в мой адрес.

Чешко: – Как с девицами шуры-муры крутить, так у товарища Реутова есть слова, а как отвечать за содеянное, так они у него в горле исчезают.

Реутов: – Ну знаете ли…


Реутов выбегает из кабинета, громко хлопнув дверью.


Мишкин: – Не узнаю Мишу. Такой тихоня всегда был… А тут – так дверью хлопнуть. С умыслом хлопнуть. С характером.

Форман: – Что ж, я рад тому, что у моего доцента наконец-то появился характер.

Каблуков: – Но появился-то он против своих же товарищей. Мы же все партийные люди и не должны психовать почем зря.

Чешко: – А я так думаю: по такому психованию, товарищ Форман, сразу видно, что совесть у Вашего доцента не слишком-то чиста, Иероним Яковлевич. Поговорите со своим доцентом. Пусть обдумает свое поведение и расскажет нам правду.

Форман: – А что, если он ее нам уже рассказал?

Мишкин: – И как же нам тогда реагировать, Иероним Яковлевич? Ведь раз есть бумага, ей ход следует дать.

Форман: – Вот и дайте ей ход, Шалам Федорович.

Чешко: – То есть?

Форман: – Выбросьте эту анонимку в мусорную корзину.


Занавес.


СЦЕНА 2


Тот Свет. Ад.

Зал для собраний во дворце Сатаны.

Звучит орган. Постепенно он затихает.

Перед стоящими в зале рядами демонов (сбоку от них сидит на краю сцены Егудила) выступает Сатана.


Сатана: – Собратья демоны! В Аду создалась весьма сложная ситуация. Участились повреждения транспортных каналов подачи из обитаемых миров грешных душ. Из-за их неравномерного поступления планы поставок нашей продукции в Рай регулярно срываются. На этом негативном для нас фоне активизировали свои гнусные происки ангелы. Они используют свою близость к Господу для клеветы на наше учреждение. Несмотря на всю свою непогрешимость, Он, в конце концов, может и поверить этим подлым наветам. И тогда… Историю с дематериализацией Люцифера и его заместителей все помнят?

Демоны: – Все, повелитель.

Сатана: – Это хорошо. А вот все остальное – плохо. Знаете, в чем главный источник наших бед?

Демоны: – Нет, повелитель.

Сатана: – Вы, наверное, считаете, что главный источник наших бед – сама природа Этого Света, где постоянно происходит нечто, нарушающее ход времени и стандартную мерность пространства Вселенной?

Демоны: – Считаем, повелитель.

Сатана: – И зря. Ни разрушительное действие черных дыр, ни прочие космические катаклизмы не вредят нашей работе столь сильно, как действия разумных существ Этого Света. Случаи с баадианским пространствоедом, думбарианскими дубликаторами реальности и корианской бомбой, пожирающей время, думаю, помните вы все. Или не все?

Демоны: – Все, повелитель.

Сатана: – Наши ремонтные бригады имеют огромный опыт в ликвидации повреждений, нанесенных стихией. Наши прогнозисты и аналитики даже научились предвидеть, где и когда стихия начнет бушевать. А вот какую гадость учинят разумные существа в том или ином обитаемом мире предугадать становится все труднее и труднее. И знаете, что я по этому поводу решил?

Демоны: – Нет, повелитель.

Сатана: – Я решил, что нашим ремонтникам должны помочь вы, точнее ваши ипостаси-логисты в обитаемых мирах.


Среди демонов поднимается ропот.


Сатана: – Я прекрасно понимаю всю нелегкую специфику их работы и мне не нужно объяснять, как трудно жить среди аборигенов обитаемых миров и надзирать за транспортировкой душ и их промежуточным складированием в галактических накопителях. Однако, поймите и вы, что ремонтным командам Ада все труднее работать в условиях технологического прогресса рас Этого Света. Все чаще нашим специалистам приходится делать скачки в будущее той или иной цивилизации, перекраивать ее прошлое и по-новому конструировать настоящее. И если ремонтников освободить хотя бы от обязанностей по отладке околопланетных систем душепоглотителей и душеотправителей, то тогда труд ремонтных команд станет более производительным.


Среди демонов снова поднимается ропот.


Сатана: – Естественно, что вашим ипостасям, осуществляющим логистическую деятельность в обитаемых мирах, будут переданы дополнительные энергетические и информационные ресурсы, которые позволят справиться с возросшей нагрузкой. Кроме того, каждой такой ипостаси разрешаю взять себе помощников из числа местных разумных существ.


Среди демонов опять поднимается ропот.


Сатана: – Понимаю, что увеличение кадрового состава за счет аборигенов Этого Света может обернуться некоторой напряженностью в нашем трудовом коллективе. Создания Этого Света честолюбивы и склонны к интриганству и склокам. Но я другого пути усиления не вижу. Кто из вас его видит?

Егудила (подходит ближе к Сатане): – Я, повелитель.

Сатана: – Опять, Егудила, будешь рассказывать о прелестях своего плана? Станешь расписывать необходимость созданию аварийных систем внутри подвергшихся ремонту реальности цивилизаций?

Егудила: – Вроде того, повелитель.

Сатана: – Пойми, Егудила, работа полевых агентов на Этом Свете вне твоей компетенции. Ты прекрасно справляешься на Том Свете с делами вверенного тебе Чистилища. И я не вижу причины, по которой тебя должны интересовать дела логистов и ремонтников.

Егудила: – Так ведь у меня в Чистилище постоянные авралы. Все планы идут насмарку из-за нестабильной работы транспортных каналов. Будь из Чистилища протянуты в обитаемые миры сигнальные сети, я бы легко вычислял…

Сатана: – Для стабилизации каналов работы есть галактические накопители. Они не дают разнице между планируемым количеством душ и их реальным поступлением достичь критических величин.

Егудила: – Это так, повелитель. Почти так. Но не совсем так.

Сатана: – А как?

Егудила: – Связь между Чистилищем и обитаемыми мирами должна быть более оперативной. Я должен знать, что там происходит, чтобы заранее принимать соответствующие меры, а не ждать рапортов ремонтников и отчетов ипостасей-логистов.

Сатана: – Вот что я тебе скажу, Егудила. Договорись с кем-нибудь из наших логистов об эксперименте на этот счет. Если все кончится удачно, то… тогда посмотрим. У тебя есть еще вопросы?

Егудила: – Есть, повелитель.

Сатана: – Надеюсь, ты не станешь, как обычно, жаловаться на "отсутствие нормативов труда" и введения "премиальных поощрений и отпусков"?

Егудила: – Повелитель проницателен и мудр. Именно про это я и хотел спросить.


Среди остальных демонов проходит одобрительный гул.