Логисты преисподней (производственная драма)

Вид материалаДокументы

Содержание


Все трое студентов испуганно вздрагивают, оборачиваются и изумляются, глядя на непонятно откуда появившегося профессора.
Форман: – С каких это пор Вас, молодой человек, оно начало интересовать? Цыганков
Друзья переглядываются. Затем вопросительно смотрят на Формана.
Пашко (в сторону)
Форман: – Ты спрашиваешь, Артур, о чем наш нынешний разговор? Каштаянц
Форман: – Это неважно. Важно, что я вам сделаю. И сделаю, возможно, не сейчас. Нет, скорее всего, даже не я сделаю, а вы сами. Ц
Форман: – Странности, друг мой, для тебя еще только начинаются. Каштаянц
Испуганный Пашко, озадаченный Каштоянц и обозленный Цыганков уходят.
Реутов: – Скажите, товарищ, Вы боитесь смерти? Толстяк со значком Гагарина на лацкане пиджака
Все члены общества "Знание" покидают коридор.
Реутов: – И каково Ваше мнение о семинаре? Форман
Реутов: – А когда начнется моя служба Аду? Форман
Реутов: – А платит ли преисподняя жалованье в земных деньгах? Форман
Реутов: – А какой чин у Вас, Иероним Яковлевич? Форман
Реутов: – О своем чине в иерархии Того Света я тогда даже и не спрашиваю. Форман
Реутов: – Постараюсь.Уходят.Занавес.СЦЕНА 3
В кабинете двое – Реутов и Форман.
Реутов: – М-м-м… Иероним Яковлевич, я получил от Егудилы знания по истории, а не по биофизике. Форман
Реутов: – Почти. Форман
Реутов: – А есть ли у души, оторвавшейся от тела чувства? Форман
...
Полное содержание
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   12

Форман: – Добрый вечер, товарищи студенты.


Все трое студентов испуганно вздрагивают, оборачиваются и изумляются, глядя на непонятно откуда появившегося профессора.


Пашко (в сторону): – Черт! Если профессор наш треп просек, нам всем кранты! А я ведь совершенно ни при чем. Так и скажу, случись что. Коли прижмут к стенке, молчать, как партизан в гестапо, не стану. Скажу, мол, я, граждане, касательства к такому безобразию не имею. Не знал я, скажу, что они все это всерьез затеяли. Думал, шутят.

Каштаянц (в сторону): – А ведь мою последнюю фразу профессор наверняка услыхал. Теперь я к Зябликовой и на пушечный выстрел не подойду. С анонимками нужно завязать и уйти в тину. Правда, деньги придется Цыгану вернуть… А лишних денег у меня нет. Черт! Вот положеньице… Во всем Пашак виноват, бестолочь! Если бы не потребовалось ему в сотый раз все объяснять, не остановились бы мы здесь, а пошли бы дальше... Что же теперь делать-то, а? С профессором связываться – себе вредить. Прикинусь валенком, авось прокатит.

Цыганков: – Здравствуйте, Иероним Яковлевич. Как Ваше драгоценное самочувствие?

Форман: – С каких это пор Вас, молодой человек, оно начало интересовать?

Цыганков: – М-м-м…

Форман: – Помирать я не собираюсь, товарищи студенты. У меня в нашем орденоносном ВУЗе еще очень много разных дел. Некоторые из них ведомы каждому и не представляют особого интереса. А некоторые – мало кому известны, зато могут представлять целый океан интереса для определенного круга лиц. Одно из таких дел – по вашей, товарищи студенты, части.


Друзья переглядываются. Затем вопросительно смотрят на Формана.


Форман: – Прошу вас понять, молодые люди: доносы на доцента Реутова – пустое дело. Знаете почему? Потому что я его в обиду не дам. И для всех нас будет лучше, если анонимки перестанут поступать в ректорат. Зачем вам, друзья мои, брать на душу лишний грех? Подумайте, товарищи студенты, над моими словами, ибо сказаны они не просто так, а со смыслом, который, чем раньше вами будет понят, тем меньших страданий принесет по прошествию срока, определенного судьбой.

Пашко (в сторону): – Ну, скажем, насчет того, чтоб доносами перестать изводить доцента, это я врубился. А вот про "страдания" и "прошествие срока" не въехал. Не морды же нам профессор чистить собирается?

Каштаянц (в сторону): – Так, Форман, значит, в курсе. Картина Репина "Приплыли"… Сдаст ли меня старик или не сдаст? Если сдаст, то чего именно про меня наговорит? А если не сдаст? Вдруг, решит не связываться?

Цыганков (в сторону): – И на тебя, профессорская морда, управа найдется.

Пашко: – Извините, Иероним Яковлевич, но мне кажется, что Вы все неправильно поняли, а если и поняли правильно, то не все. А я… А мы тут совершенно ни причем. Честное слово, ни при чем. И доцент Реутов ни при чем. И вообще – все тут ни при чем.

Форман: – Теперь вы все уж точно ни при чем, поскольку зачеты и экзамены не только по научному атеизму, но и по логике, истории КПСС и латинскому языку, у вашей, друзья мои, учебной группы в связи со сложившейся вокруг нее нездоровой обстановкой буду принимать лично я. Пощады не ждите. Вы мой стиль знаете. Тем студентам, кто хорошо отвечает на все вопросы, я ставлю четверку. Остальные отправляются на пересдачу.

Каштаянц: – Однако.

Цыганков: – Вы же не должны…

Пашко (в сторону): – Теперь нам всем хана!

Каштаянц (в сторону): – Доигрались. Пощады от профессора не жди, он неудов может всему нашему курсу понаставить не меряно.

Форман: – Не надо так остро реагировать на мелочи учебного процесса. Берегите нервную систему ребята. Губит человека не страдание, а глубоко загнанный вовнутрь страх перед ним. Пострадайте, как советуют классики русской литературы, и все пройдет. А лучше выучите предмет, как надо, тогда и страдать не будете.

Каштаянц: – А нельзя ли сказать, что стало причиной… м-м-м, нашего с Вами, профессор, нынешнего разговора? Кроме, конечно, совершенно не относящихся к нам каких-то там доносов на товарища Реутова. Честное слово, мы не имеем к ним абсолютно никакого значения. Мы комсомольцы, в конце-то концов, у нас есть эти… гм… моральные стержни и нравственная опора. Я вот, например, перед сном книжки Владимира Ильича Ленина читаю.

Форман: – Ты спрашиваешь, Артур, о чем наш нынешний разговор?

Каштаянц: – Вроде того.

Форман: – В частности и твоей судьба тоже. Думаю, что как раз лет через 30 ты созреешь для эксперимента распорядителя Чистилища.

Каштаянц: – О чем это Вы, профессор?

Пашко: – Иероним Яковлевич, чего мы Вам сделали?

Форман: – Это неважно. Важно, что я вам сделаю. И сделаю, возможно, не сейчас. Нет, скорее всего, даже не я сделаю, а вы сами.

Цыганков (в сторону): – Поначалу доцент свихнулся, а теперь и профессор чокнулся. Или он и был таким, только мы не замечали?

Каштаянц: – Странный какой-то разговор, Иероним Яковлевич. Какие-то неясные рассуждения, какие-то непонятные угрозы. Странно все это.

Форман: – Странности, друг мой, для тебя еще только начинаются.

Каштаянц: – О чем Вы?!

Форман: – Да все о том же: не рой яму другому, сам туда попадешь.

Каштаянц: – Нам очень даже обидны Ваши странные намеки.

Цыганков (хочет нагло посмотреть в глаза Форману, но тут же опускает глаза): – Мы… мы, это… мы жаловаться будем.

Форман: – Идите, товарищи студенты, и жалуйтесь на здоровье, сколько хотите и кому хотите. Но лучше бы вы засели за конспекты и учебники.


Испуганный Пашко, озадаченный Каштоянц и обозленный Цыганков уходят.


Форман (смотрит им вслед с грустной улыбкой и говорит, обращаясь к висящим в коридоре портретам историков Н.М. Карамзина и В.О. Ключевского): – Вот, господа, какая ныне молодежь пошла… Ну по крайней мере хоть бомбы в губернаторов не кидают.


Из аудитории в окружении представителей областной организации общества "Знание" выходит улыбающийся Реутов, диктуя знаньевцам на ходу список литературы для подготовки к следующему семинару.


Толстяк со значком Гагарина на лацкане пиджака: – Товарищ Реутов!

Реутов: – Слушаю Вас, товарищ.

Толстяк со значком Гагарина на лацкане пиджака: – Не знаете ли Вы, где впервые появился миф о воскресающем и умирающем боге? В Древнем Египте или в Древней Индии?

Реутов: – В данном вопросе я присоединяюсь к мнению автора знаменитой "Энциклопедии масонской, герметической, каббалистической и розенкрейцеровской символической философии" Менли Холла. Он относит еще к первобытному обществу легенду о боге, умирающем зимой и воскресающем летом. Менли Холл и я вместе с ним считаем, что впервые культ такого бога оформился 4 000 лет тому назад в Древнем Вавилоне. Этого бога звали Таммуз, и о нем я уже говорил, как о возлюбленном богини Иштар.

Толстяк со значком Гагарина на лацкане пиджака: – А в чем Вы, товарищ Реутов, видите неувядающий интерес к смерти и воскрешению богов на протяжении всей истории человечества? Как это можно объяснить с точки зрения марксистско-ленинского материализма?

Реутов: – Позиция материализма, товарищ, заключается в том, что в религии в мистическом виде отразились реальные потребности человека, стремящегося одолеть личный страх перед смертью и найти причину невсемогущества богов.

Толстяк со значком Гагарина на лацкане пиджака: – А что же это за материалистические потребности, если на них создается культ?

Реутов: – Скажите, товарищ, Вы боитесь смерти?

Толстяк со значком Гагарина на лацкане пиджака: – Смерть есть такой же естественный продукт жизни, как слюна – продукт деятельности слюнной железы.

Реутов: – Нисколько в том не сомневаюсь, товарищ. Только я – про другое. Про страх перед смертью.

Толстяк со значком Гагарина на лацкане пиджака: – Если честно, я ее немного побаиваюсь. Как представишь себя в гробу, сразу жутковато становится.

Реутов: – И все люди побаиваются. А миф говорит о бренности самой смерти, о возможности ее победить. Миф говорит человеку: смотри, пришла весна и убившая ее зима сдохла сама в страшных мучениях, уничтоженная солнечными лучами под бодрое пенье птиц.


Все члены общества "Знание" покидают коридор.

Реутов замечает стоящего у окна профессора Формана и подходит к нему.


Реутов: – Вы так и не пришли на мой семинар, Иероним Яковлевич. А обещали.

Форман: – Я был на нем, Миша. Но не телесно. Я ж почти демон и могу себе позволить всякие технические штучки.

Реутов: – И каково Ваше мнение о семинаре?

Форман: – Начало его, когда ты опрашивал бедняг лекторов в надежде отыскать у них хотя бы базовые знания предмета, прошло несколько вяловато. Зато потом появилась хорошая экспрессия. А конец был просто великолепен. Даже придирчивый Егудила, пожалуй, не стал бы критиковать твое выступление. Если так пойдет и дальше, то знаньевцы у тебя скоро станут просить поставить им автографы в журналы вроде "Наука и жизнь", "Знание – сила", "Наука и религия". Возможно, со временем тебя наградят медалью Вавилова.

Реутов: – А когда начнется моя служба Аду?

Форман: – Она началась с момента заключения договора.

Реутов: – Но я пока что ничего не сделал.

Форман: – Не спеши, Миша. Наша работа не терпит суеты. Поначалу ты должен пройти обучение.

Реутов: – А платит ли преисподняя жалованье в земных деньгах?

Форман: – Регулярной оплаты труда у нас нет. Но если понадобиться, мы с тобой можем распоряжаться любыми разумными суммами в любой из местных валют Земли.

Реутов: – А какой чин у Вас, Иероним Яковлевич?

Форман: – Смотря где.

Реутов: – На Том Свете, естественно.

Форман: – Если брать земной эквивалент, то всего лишь капитанский.

Реутов: – А что так?

Форман: – Нам, условно говоря, звездочку на погоны лишь раз в миллиард лет дают. Ничего, когда-нибудь я все равно дослужусь до генерала. Пока – не к спеху.

Реутов: – О своем чине в иерархии Того Света я тогда даже и не спрашиваю.

Форман: – И правильно делаешь, ты пока что еще даже не рядовой… Ну как тебе понравилось выступать с головой, наполненной столь обширными знаниями?

Реутов: – Знаете, Иероним Яковлевич, я вроде бы и победитель, а как-то грустно на душе. Полученные в Чистилище знания делают бессмысленными все институтские дела, общественную работу и даже маячащую впереди докторскую диссертацию.

Форман: – Это пройдет. Вживание в действительность, Миша, какой бы она скучной не казалась, теперь неотъемлемая часть твоей новой работы. Ты снова должен будешь зажить интересами простого советского доцента.

Реутов: – Постараюсь.


Уходят.


Занавес.


СЦЕНА 3


Этот Свет. Галактика Млечный Путь. Планета Земля. СССР.

7 ноября 1977 года (вечер).

Город Ленинопупск. Кабинет заведующего кафедрой истории религии Ленинопупского ордена Ленина Института мировой истории.

В кабинете двое – Реутов и Форман.


Реутов: – Скажите, Иероним Яковлевич, а у душа… м-м… это нечто материальное?

Форман: – И да, и нет. Основа, конечно, материальна. Нервные импульсы бегут по нервным волокнам, строением своим напоминающих электропровод. Только роль проводника тут играют аксоны. А роль изолятора – миелиновая оболочка аксона. Ну а важнейший элемент сей оболочки – липопротеид миелин – обладает свойствами диэлектрика.

Реутов: – М-м-м… Иероним Яковлевич, я получил от Егудилы знания по истории, а не по биофизике.

Форман: – Короче говоря, Миша, душа человека не имеет состояния покоя, ибо представляет собой совокупность нервных импульсов, скачущих по нервным волокнам от одного перехвата Ранвье до следующего. Скорость распространения нервного импульса по толстым миелинизированным волокнам до 120 метров в секунду, а по тонким немиелинизированным – не более двух метров за секунду. То есть по временным параметрам душа – это секунды. А пространственно – метры. Понимаешь?

Реутов: – Почти.

Форман: – Остается понять, что представляет собой душа вне тела, пространства и времени. Не имея атомарного субстрата для существования нейронов и обмена между ними сведениями, та конструкция, что зовется душой, существует в виде чистой информации. Иначе говоря, душа – совокупность слепленных из пустоты перехватов Ранье, существующих без фиксируемых нервных импульсов.

Реутов: – А есть ли у души, оторвавшейся от тела чувства?

Форман: – Там целый океан чувств… Но хватит теории, Миша, переходим к практике.

Реутов: – К заклинаниям?

Форман: – Скорее, к квантовым эффектам.

Реутов: – А мы не взорвем институт?

Форман: – Вокруг моего кабинета имеется экран, не пропускающий вовне энергетические волны.

Реутов: – Тогда я спокоен.

Форман (щелкает пальцами): – Начинаем.


На сцене воцаряется мрак.

Слышится гудение и потрескивание.

Кабинет превращается в пространство с огромными экранами, на которых светятся неизвестные человечеству письмена.

Постепенно сцену заливает яркий белый свет.


Реутов: – Ух ты!

Форман: – Подумай о себе, как о представителе всего человечества.

Реутов (закрывает глаза): – Попробую…

Форман: – Ну как?

Реутов (открывает глаза): – Жутко. Я начал было соприкасаться с каждой уходящей от человека душой. Но испугался.

Форман: – Ничего, привыкнешь. Сейчас я открою вход в надпространство и ты увидишь насколько сложен механизм переноса душ с этой планеты.


Форман щелкает пальцами.

Исчезают экраны и меркнет белый свет.

На погруженной во мрак сцене стоят Форман и Реутов в зеленом свете прожектора.

По потолку зрительного зала плывут цветные зайчики.

На сцене в круге красного света появляется сто вторая ипостась демона Азраылла.


Сто Второй: – Спасибо, что открыл мне дверцу в твой мир Сто Второй. Мне теперь не придется тратить силы на взлом.

Форман: – Судя по тому, что ты, Сто Второй, не стал тратить время на формальные приветствия, ты пришел сюда, чтобы сообщить мне нечто гадостное.

Сто Второй: – Я пришел сюда, чтобы тебя ликвидировать, Пятьсот Седьмой.

Форман: – За что?!

Сто Второй: – Ты слишком ненадежен. А значит опасен. Сейчас слишком высоки ставки в игре, чтобы оставлять в живых таких, как ты.

Форман: – Неужели Азраылл решился-таки на мятеж против Сатаны? А я-то все думал, зачем он накапливает ресурсы… Но против повелителя Ада у моего прообраза нет ни единого шанса.

Сто Второй: – Мой хозяин не один.

Форман: – Заговор? Понимаю…

Сто Второй: – Только не говори, что с радостью бы поддержал своего прообраза в его борьбе.

Форман: – Я бы остался на стороне Сатаны. Азраылл выступает за сокращение обитаемых миров. Нам, логистам, не будет работы. Останется мыкаться по Аду, перебиваясь случайной работой.

Сто Второй: – Это так. Один обитаемый мир я, например, уполномочен сократить уже сейчас.

Форман: – Землю?

Сто Второй: – Именно.

Форман: – Но Книга Судеб?

Сто Второй: – Я там кое-что подправил, после ухода Егудилы. Кстати, старик, совсем потерял чутье, не заметив присутствия моей ментальной матрицы в базе Книги Судеб.

Форман: – Он заметил, но не придал этому значения.

Сто Второй: – Земляне погибнут через год в пламени ядерной войны.

Форман: – Рай такого не потерпит.

Сто Второй: – Посмотрим.

Форман: – Итак, ты собираешься меня уничтожить?

Сто Второй: – Я уже об этом говорил.

Форман: – Что же, попробуй.

Сто Второй: – Хозяин снабдил меня дополнительной силой, а у тебя отняли даже то, что ты имел. У тебя нет шансов.

Форман: – Посмотрим.


Сто Второй взмахивает рукой.

На сцене гаснет свет.

Черное пространство сцены прорезает молния.

Вокруг Реутова, Формана и Сто Второго снова появляются круги света.

Форман лежит на полу. Он поднимается на колени. Выбрасывает в сторону Сто Второго руку ладонью вперед.

Из нее в сторону Сто Второго протягивается луч оранжевого света.

Сто Второй пренебрежительно машет рукой.

И луч гаснет, а Форман без сил валится на пол.


Сто Второй: – Ты оказался еще слабее, чем я думал. Прощай, коллега.

Реутов (в сторону): – Ну уж нет!


Сто Второй заносит объятую молниями руку над Форманом, готовясь добить его.

Реутов подбегает к Сто Второму и пытается скрутить ему руки за спиной.

Сто Второй отталкивает Реутова.

Тот падает.


Сто Второй: – Тебе-то чего надо, глупый человек?! Это дело Ада.

Реутов (вскакивает на ноги): – Да хоть самого ЦК КПСС!


Сто Второй делает пассы руками.

Реутов падает и корчится от боли.


Реутов: – Я Вам, товарищ, за такие шуточки морду набью! Честное слово, набью!

Сто Второй: – Ты еще живой?! Ба! Да тебя инициализировали. Иначе бы ты рассыпался на атомы. Интересно, а кто тебе дал Силу?

Реутов: – Мир не без добрых существ.

Сто Второй: – И не без злых.


Сто Второй взмахивает рукой.

Реутов сжимается в ожидании удара.

Но тут пришедший в себя Форман, поднимается на ноги, делает шаг к Сто Второму и тоже взмахивает рукой.

На сцене гаснет свет.

Черное пространство сцены прорезает молния.

Форман и Реутов оказываются в кабинете Формана.


Реутов (сидя на полу, ощупывает себя, ища повреждения): – Мы живы, Иероним Яковлевич?

Форман (садится в кресло): – Я опередил Сто Второго с ударом. Он не успел поставить защиту.

Реутов (поднимается): – Мы этого упыря… того?

Форман: – Мы его уничтожили.

Реутов: – Круто!

Форман: – Извини, Миша, мне надо отлучиться на Тот Свет.

Реутов: – Я понимаю, Иероним Яковлевич, что о таких вещах обязательно следует докладывать кому надо. Вы меня надолго бросите?

Форман: – На Том Свете время течет по иным законам. Здесь не успеет пройти и минуты. Ты даже не успеешь соскучиться.


Форман исчезает.

Реутов садится на стул.


Реутов: – Да-а-а, дела-а-а… Доцент-коммунист против пришельца из Ада… Настоящее приключение. Это вам, товарищи, не в "Спортлото" холодильник выиграть.


Появляется Форман.


Реутов: – Ну как там все было, Иероним Яковлевич?

Форман: – Заговор ликвидирован. Мой прообраз Азраылл дематериализован. Теперь я сам демон. Скоро мне придется покинуть Землю, ибо теперь я курирую множество миров. Придется тебе, Миша, попотеть, усваивая основы нашей логистики в ускоренном порядке.

Реутов: – Как оно все, однако… Не знаю, чего и сказать.

Форман: – Чем собираешься прямо сейчас заняться?

Реутов: – А что Вы, Иероним Яковлевич, предлагаете?

Форман: – Предлагаю посидеть в кафешке. Выпьем винца за нашу победу. А также – одно интересное шоу посмотрим, если, конечно, Егудила нам его устроит, как обещал. Ну как, не откажешься совершить небольшой променад во времени?

Реутов: – Не откажусь.

Форман: – Ты хотел бы прыгнуть на 30 лет в будущее? В свете последних изменений в наших должностных инструкциях я имею право организовать такой прыжок.

Реутов: – Да. Увидеть общество будущего – моя мечта. Там, небось, уже коммунизм построен?

Форман (смеется): – Сейчас увидишь.


Занавес.


АНТРАКТ.


АКТ III


СЦЕНА 1


Этот Свет. Галактика Млечный Путь. Планета Земля. Россия.

5 ноября 2007 года (понедельник).

Коттедж банкира Каштаянца под Ленинопупском.

В гостиной, чьи стены увешаны картинами, коврами и головами оленей, кабанов и медведей, за уставленным бутылками со спиртным и тарелками с щедрой закуской столом сидят двое пятидесятилетних мужчин. Это бывшие студенты Ленинопупского ордена Ленина института мировой истории, только уже постаревшие и обрюзгшие: генеральный директор банка "Российский рубль & все такое" Каштаянц и его телохранитель Пашко. Они играют в шашки.

Из колонок домашней аудиосистемы несутся куплеты блатняка.

В негромкую блатную музыку вторгаются тревожные трели мобильника. Каштаянц достает его из кармана и подносит к уху.