Логисты преисподней (производственная драма)
| Вид материала | Документы |
- Производственная мощность и производственная программа предприятия (фирмы), 206.72kb.
- Тема 10. Производственная функция. Продукт фирмы, 289.79kb.
- Реферат на тему: " Роди І жанри літератури" жанр (франц genre), 131.65kb.
- Практика производственная 151001, 107.39kb.
- Рабочая программа производственная практика по специальности в государственных, 67.88kb.
- "Лесной царь" драма с несколькими действующими лицами, 4294.22kb.
- Библиотека Альдебаран, 3263.18kb.
- Миллер А. Драма одаренного ребенка и поиск собственного я / Пер с нем, 1279.02kb.
- «Научно-производственная фирма «Геофизика», 290.7kb.
- Рабочая программа дисциплины «производственная санитария и гигиена труда», 171.95kb.
Егудила: – Не дергайся, человек! Эта штука тебя не съест.
Реутов останавливается, бросает затравленный взгляд на синий шар, обреченно вздыхает и зажмуривает глаза.
Щупальца шара касаются висков доцента.
Проходит минута.
Шар исчезает.
Реутов, пошатываясь, делает несколько шагов вперед-назад.
Реутов: – Вот это мощь. Я чувствую, что каждая клеточка моего тела полна энергией.
Форман: – А как насчет знаний?
Реутов: – Объединение племен… Строительство городов… Войны… Искусство… Научные достижения… Восстания… Начало эры полетов в космос… Я теперь понимаю, почему Артаксеркс Второй пошел против монотеизма, добавив к культу Ахура-Мазды еще и культы Митры и Анахиты, и знаю каждую строку в оригеновском "Против Цельса".
Форман: – Неплохо. Спасибо тебе, Егудила.
Егудила: – Не стоит благодарности. Мы же друзья. Сегодня я тебе помогаю, завтра ты мне… И куда ты хочешь поместить своего Каштаянца?
Форман: – Как там насчет октября-ноября две тысяча седьмой года по земному летоисчислению?
Егудила (на миг исчезает в клубах дыма, затем появляется): – Этот год, после ремонта линий причинно-следственного поля прошел серьезную модификацию. Уже вторую прошел. Зарублена версия открытия мультиядерного процессора и Южно-Китайский мятеж. Зато в месопотамских пустынях армия Североамериканских штатов по-прежнему воюет с исламскими партизанами… Мне показалось, что кто-то из ипостасей демонов копался в базе Книги Судеб именно в материалах по Земле…
Форман: – И что из этого?
Егудила: – Да ничего. Это я так… к слову…
Форман:– А в тамошней России тихо?
Егудила: – Ага. Как и в предыдущих версиях – народ сидит на нефтегазовой трубе и тихо гниет мозгами от безделья. А чего тебе в том времени надобно?
Форман: – У меня предчувствие, что именно там и свершится наша маленькая месть. Если ты ей поспособствуешь.
Егудила: – Предчувствие?
Форман: – Естественно, я провел анализ судьбы Каштоянца и установил примерное время его гибели.
Егудила: – Ты, что, Пятьсот Седьмой, сумел предугадать мою просьбу!?
Форман: – Послушай, Егудила, неужели хоть кто-то может предугадать, что именно придет тебе в голову?
Егудила: – Никто. Даже я сам.
Форман: – Я просто делал расчеты. Такая уж у меня профессия: вычислять и просчитывать.
Егудила: – Две тысячи седьмой год... Не слишком ли близко по временной шкале к месту катаклизма?
Форман: – Самое то. Метка на душе, случись что, сразу же сработает. Лучшего расположение для детектора сигнальной сети не найти.
Егудила: – Но не будет ли помех?
Форман: – Будут помехи, будем думать, как им противостоять.
Егудила: – Тебе-то хорошо…
Форман: – Мне хорошо?! Да мне так может достаться от прообраза, что придется бесом в Геенну Огненную идти.
Егудила: – Мой эксперимент одобрен сверху.
Форман: – Официального извещения пока не было.
Егудила (смотрит на Реутова): – Ты опять что-то хочешь спросить, человек?
Реутов: – Позвольте Вас спросить, уважаемый Егудила, как Вы успеваете разбираться с душами. Есть здесь кабинеты с канцеляристами, сжимающими в натруженных руках книги с записями грешников?
Егудила: – Не поверишь – всю сортировку делаю сам. Понимаю, несолидно. Но доверить столь серьезное дело не могу никому. Тут же все изгадят. Мои подчиненные осуществляют лишь сугубо техническую и юридическую работу.
Реутов: – Так ведь душ… их же, должно быть, миллиарды.
Егудила: – Ха! "Миллиарды"! – воскликнул Егудила. – Миллиарды – это тьфу, это развлекаловка. А вот миллиарды миллиардов миллиардов в день – это да, это серьезная работа.
Реутов: – Ого!
Форман: – Никто толком не знает, каким образом Егудила может одновременно беседовать с великим множеством живых существ, не сходя при этом с ума. Вот и сейчас: он беседует и с нами и еще с огромным количеством других существ. Егудила – самый загруженный работник преисподней. По сравнению с ним – мы все лентяи.
Егудила: – Да брось, логистикой заниматься тоже тяжкий труд. Так что, Пятьсот Седьмой, ты особо не скромничай, тебе тоже приходится вкалывать.
Реутов: – Логистика? "Логистика"… Гм, насколько я помню, подобным термином определялась математическая логика, основанная на вычислительных и измерительных алгоритмах-эталонах. Ее рациональность должна была спасти тонущую под грузом противоречий и растущей условности в выкладках высшую математику. Термин "логистика" в значении математической логики начал использовать еще Лейбниц.
Форман: – Совершенно верно...
Реутов: – Не понимаю. Иероним Яковлевич, Вы, чего же, с математической логикой имеете дело? А я думал, что Вы душами занимаетесь.
Форман (шутливо грозит Реутову пальцем): – Миша, в твоем голосе я слышу недоверие.
Реутов: – Что Вы, что Вы! Нет у меня к Вам, Иероним Яковлевич, совершенно никакого недоверия. А вот огромное удивление есть.
Форман: – Мы с Егудилой используем человеческий термин "логистика" не в значении науки, а в качестве обозначения специальности. Вообще-то у нее иное название. Когда ты станешь понимать язык Того Света, то узнаешь, как она называется на самом деле. В человеческом же языке название "логистика" наиболее точно выражает суть нашей с тобой работы. Мы с тобой – логисты.
Реутов: – Я не слышал ни о каких логистах.
Форман: – В семидесятые годы о них мало кто слышал на всей Земле. Лишь в конце восьмидесятых логистика на Западе обретет популярность, поскольку к тому времени логисты помогут многим компаниям сэкономить десятки миллиардов долларов. В девяностые годы в развитых странах логистика превратится в очень востребованную профессию и придет в Россию.
Реутов: – Так что же такое логистика?
Форман: – Наука о рационализации грузооборота и складирования, а по большому счету – об эффективном управлении всеми ресурсами, включая время.
Реутов: – Грузооборот – наука?
Егудила: – А ты как думал, человек? Во вселенском масштабе даже ловля мух – великая наука.
Реутов: – А как же души перевозить и складировать? Для этого же механизмы какие-либо нужны.
Форман: – Таковые имеются. Просто люди их не видят и не чувствуют.
Егудила: – А вот кошки их чувствуют, хоть и не видят.
Форман: – Да, некоторые звери могут чувствовать нашу работу.
Реутов: – А какова же технология… этого процесса?
Форман: – Технология простая. Везде, где есть живые разумные существа, рядом с ними находятся невидимые ими камеры-приемники. От камер тянутся путепроводы к месту переноса. Там грешные души проходят первичную сортировку, складируются, проходят стадию упаковки, делятся на партии и партиями отправляются в Чистилище, где происходит уже более тщательная сортировка душ и подготовка их для цехов Геенны Огненной. После прохождения тех цехов, очищенные от грехов души отправляются в Рай.
Реутов: – И Вы, Иероним Яковлевич, все это один делаете?
Форман: – Это делают духи-операторы. Задача логиста состоит в контроле над их работой, в том, чтобы не допустить существования на Земле ни одной неприкаянной грешной души. Сколько их отделилось от тел, столько должно попасть на сортировку в Чистилище. Наше дело – планирование душеоборота, контроль над производственным циклом до стадии сортировки душ в Чистилище и нахождение вариантов оптимизации работы.
Егудила: – Ты, Пятьсот Седьмой, лучше своему ученику пример какой-нибудь приведи.
Форман: – Вот тебе, Миша, пример работы логиста. С тысячи планет через тысячу каналов идет перемещение душ в Чистилище. На каждый канал нужен логистик-ипостась, чтобы оптимизировать процессы. Мы делаем один канал на одну планету, а к ней тянем обычные надпространственные тоннели, контролируемые духами-диспетчерами самых примитивных моделей. С этим справится и один логист вместо тысячи.
Егудила: – Это правильно: работу по экономии, надо начинать с сокращения самих экономящих.
Реутов: – Смысл Вашей, Иероним Яковлевич, деятельности я, хоть и с трудом, но понял. А в чем будет заключаться моя работа?
Форман: – Я тебе позже объясню. Надо будет немного переделать твое тело, чтобы появились новые органы чувств, тогда уже и можно будет объяснить суть нашего труда, сопровождая объяснение примерами из окружающей действительности.
Реутов: – А откуда появились первые демоны?
Егудила: – Все мы от Бога.
Реутов: – Он таки существует?
Егудила: – Еще как существует. Так существует, что дальше существовать-то уже и некуда.
Реутов: – И все происходит по воле Божьей?
Егудила: – Увы.
Реутов: – И в Аду тоже?
Форман: – И у нас тоже, несмотря на присущие нашему ведомству элементы всепроникающего Хаоса.
Егудила: – Говори прямо: разгильдяйства и тупости у нас не меряно. Тупости у нас не меньше, чем на Этом Свете. Хотя технологии у нас – о-го-го. Однако научно-технический прогресс редко приносит новые радости, зато всегда обостряет старые беды.
Реутов: – А в загробном мире можно делать карьеру, не будучи демоном?
Форман: – Демон – это звание плюс положенные по статусу ресурсы, а не какая-либо отдельная сверхраса. Ты, считай, уже на пути к нему. При удачном раскладе ты даже сможешь подсидеть Егудилу и сможешь распоряжаться душами.
Егудила: – Не верь ему, человек. У нас легче профукать карьеру, нежели сделать ее. Интриги, подставы, наушничество. Главное, не позволяй собой помыкать никому, кроме Пятьсот Седьмого. С ним не пропадешь.
Реутов: – Интриги, наушничество… В Аду все, как и у нас, людей… Иероним Яковлевич, а каков срок нашего с Вами договора?
Егудила (поворачивается к Реутову и всплескивает руками): – Вот лопух! Не удосужился даже перед заключением контракта узнать, сколько придется пахать по нему.
Форман: – Контракт стандартный. На 5 000 земных лет. Правда, земная цивилизация столько не просуществует и придется работать в другом месте.
Реутов: – Ничего себе!
Егудила: – Не парься, человек! 5 000 лет – чепуха! Пролетят и не заметишь! Зато потом можешь наслаждаться пребыванием в теле представителя чужой расы. Научишься менять тела, как перчатки. Главное – много ни о чем не думай. Иначе – хана. Уж я-то знаю, что, говорю. И не вздумай верить кому-либо, кроме Пятьсот Седьмого. У нас тут не пансионат для благородных девиц. Скорее – смесь каторги с воровским притоном… Эх, а ведь наверняка Создателем все было задумано прекрасным и милым.
Форман: – Фома Аквинский это несоответствие между первоначально задуманным и позже осуществленном чувствовал.
Егудила: – Теолог на то и теолог, чтобы беспристрастно выносить вердикт – это его работа. Впрочем схоластов называть только теологами я бы не взялся. В их богословском слишком много философского. Недаром для "Elementa philosophiae scholasticae" и остальных такого рода путанных опусов характерен приоритет именно философии над теологией.
Реутов: – Вы какие-то странные демоны… Извините, кажется, я сморозил большую глупость.
Егудила: – Ха-ха-ха-ха-ха! – Егудила даже согнулся от приступа смеха. – И много ты, стажер, демонов видел!? Узрел бы кого-либо в его истинном виде, например, Бэлзр-Буба… Вот это – полный инфаркт.
Форман: – Я вообще-то еще не демон, а лишь его ипостась. Вот мой прообраз Азраылл настоящий демон… А кто ж не странен в обитаемых мирах? Даже среди людей-то можно отыскать такие экземпляры, что закачаешься.
Егудила: – Вообще-то мы с Пятьсот Седьмым вовсе не такие, как ты нас видишь и слышишь. Наш облик зависит от восприятия нас самим контактером. Ежели б ты меня увидал глазами, скажем, средневекового шваба, то мало б тебе не показалось. С совершенствованием технологий люди воспринимают нас все более блекло и антропоморфно.
Реутов: – Иероним Яковлевич, а лично Вам нравится служить Аду?
Форман: – Мне по вкусу такая работа, хотя у нее есть и побочные стороны – нечто вроде профессиональных заболеваний. Я, допустим, настолько научился вживаться в людей, что, мне кажется, могу уже вживаться даже в их вещи. В такой ситуации очень трудно не начать мыслить и чувствовать, как человек. А это недопустимо для логиста преисподней.
Реутов: – А что будет с моей душой по истечении контракта?
Форман: – С ней может быть все, что угодно… Но мы, однако, засиделись в гостях, Миша. Тебя ждет лекция, а меня – демонстрация и праздничное собрание.
Егудила: – Давай, Пятьсот Седьмой, напоследок подытожим наш проект с участием твоего Каштаянца.
Форман: – А чего тут итожить? Все очень просто. По моим прогнозам, а я редко ошибаюсь, Каштаянц попадет к тебе в 2007 году. Ты ему предлагаешь попасть назад на Этот Свет и вставляешь в душу свой детектор.
Егудила: – А если он не согласится возвращаться?
Форман: – Сделаешь ему экскурсию в Геенну Огненную. Все. Мы вынуждены откланяться, уважаемый Егудила. Я не хотел бы, чтобы Азраылл успел отследить мой контакт с тобой.
Реутов: – Будьте здоровы, уважаемый Егудила.
Егудила: – И ты не хворай, любезный… Пятьсот Седьмой, не забудь об уговоре.
Форман: – Не забуду. Как только вернусь на Землю, сразу же открою тебе окно на две тысячи седьмой год по местному летоисчислению. Будь здоров, Егудила!
Егудила: – И вам – не хворать, господа хорошие. Приходите еще. Завсегда рад хорошим гостям.
Занавес.
СЦЕНА 2
Этот Свет. Галактика Млечный Путь. Планета Земля. СССР.
7 ноября 1977 года (понедельник, праздничный выходной день).
Город Ленинопупск. Главный корпус Ленинопупского ордена Ленина института мировой истории.
Увешанный портретами историков коридор второго этажа.
На стене коридора – стенд с расписанием консультаций, зачетов и экзаменов по курсам и факультетам и с намалеванной бурой тушью шапкой: "В ЧЕСТЬ 60-ЛЕТИЯ ВЕЛИКОЙ ОКТЯБРЬСКОЙ СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ СДАДИМ ЗИМНЮЮ СЕССИЮ ТОЛЬКО НА "ХОРОШО" И "ОТЛИЧНО"!"
Слева от стенда – дверь. На ней – табличка "АУДИТОРИЯ №13". Под табличкой – плакат с текстом: "КУРСЫ ПОВЫШЕНИЯ КВАЛИФИКАЦИИ ЛЕКТОРОВ ВСЕСОЮЗНОГО ОБЩЕСТВА "ЗНАНИЕ". СЕМИНАР ПО ИСТОРИИ РЕЛИГИИ ПРОВОДИТ ДОЦЕНТ КАФЕДРЫ НАУЧНОГО АТЕИЗМА РЕУТОВ М.Ю."
Мимо этой двери проходят со свернутыми знаменами и транспарантами студенты, вернувшиеся с демонстрации. От общей толпы отстают трое – Пашко, Цыганков, Каштаянц. Их заинтересовало объявление на плакате. Они подходят к двери, на которой он висит, и приоткрывают ее.
И тут же на сцену врывается энергичный голос Реутова, доносящийся из-за приоткрытой двери.
Реутов: – …Вечная тьма. Гигантский город. Дворец с тысячами этажей. Семь огромных стен окружают Великое узилище. Но даже через них слышны отчаянные вопли мертвецов. Но ничто не может изменить участь, предписанную решением Палаты судеб Мардука. Нагими предстают умершие перед ужасной богиней Аллату. И никому в подземном мире нет дела до того, какой образ жизни вел до своей смерти человек. И лживых, и честных, и злых, и добрых, и грешников, и праведников – всех ждет один конец. Но самое страшное уготовано тем, кто остался не погребенным. Тогда мертвеца ожидает вечное скитание по миру… Как видите, товарищи, именно мистика Древнего Вавилона явилась той сюжетной основой, на которой возводились более поздние модели загробной жизни в монотеистических религиях Запада и Востока. Однако идея безгрешной жизни, как своего рода проездного билета в Рай, и посмертного воздаяния за преступления против божественных предписаний политеизму не присуща. Для него главное личный контакт с богом-покровителем через жертвоприношение и молитву. Вообще же, если смотреть на ранние культы человеческой цивилизации, то в них на первом месте – реальная помощь богов в войне, охоте, земледелии, мореходстве, а уж какие-то там заветы и заповеди на самом последнем месте. Завершая мою лекцию, я бы сказал так: политеисту высшие силы нужны для помощи на Этом Свете, монотеисту они нужны для помощи на Том Свете, а советскому атеисту они совершенно не нужны ни там, ни там, он умело обходится без помощи богов, строя светлое будущее человечества по заветам классиков марксизма-ленинизма и в соответствии с последними решениями Коммунистической партии Советского Союза. На следующем семинаре мы разберем взгляды на потустороннее существование ушедших из жизни людей в мифах народов Америки, Африки, Океании и Австралии. Благодарю за внимание.
Из аудитории №13 слышатся восторженные аплодисменты.
Каштаянц, Цыганков и Пашко закрывают дверь и отходят от нее – озадаченные и озабоченные.
Пашко: – Ишь ты, как наш доцент раздухарился-то!
Каштаянц: – Его надо обязательно загасить.
Пашко: – Ты чо?!
Цыганков: – Гм.
Каштаянц: – Да нет, пацаны, вы не о том подумали. Я имел в виду чисто анонимки. Я что вам, мокрушник какой-нибудь. Я понятие о чистых руках и холодной голове имею. Все буду делать чисто литературным путем. С помощью чернил и бумаги.
Пашко: – А-а-а.
Цыганков: – "Я хочу, чтоб к штыку приравняли перо".
Каштаянц: – Бумага в нашем обществе может человека в пыль стереть.
Цыганков: – Спору нет, доцента обязательно надо как-нибудь выпереть из института. Он только и ждет, чтобы мне подлянку устроить. Псих он. А канает под тихоню. А мне батя про таких "тихонь" рассказывал. У него на зоне подобных типов немало имелось.
Каштаянц: – А что конкретно-то твой батя рассказывал?
Цыганков: – Он рассказывал, что такой вот "тихоня" пару лет оттрубить может и мухи не обидит, а потом из-за ерунды, например, взгляд ему чей-то не понравился, без всякого кипиша человека на перо поднимает, а потом снова ходит мирным божьим одуванчиком.
Пашко: – Ну не знаю. По-моему, сейчас настроение у доцента хорошее. Вряд ли он станет кому-либо гадить. Это раньше он, как побитый, ходил. А сейчас…
Каштаянц: – Не гони, Пашак. Запомни на всю жизнь: все самое поганое дерьмо на свете делается с хорошим настроением. Как пить дать, доцент всех нас сожрет на зачетах! Я тут как-то столкнулся с ним в коридоре. Так доцент на меня так посмотрел, что и слепому бы стало ясно, что он не только Цыгану хочет неприятности организовать, но и нам, его друзьям, тоже.
Пашко: – А нам-то за что?! Мы ни при делах. Мы даже пиво водкой перестали разбодяживать, чтобы поводов придраться меньше было.
Каштаянц: – Доцент наш враг, Пашак, и тут не поможет никакая конспирация с пивом.
Пашко: – Но ведь это глупо – преследовать ни в чем не повинных студентов.
Каштаянц: – Это не глупость, это сдвиг по фазе. Доцент – сумасшедший.
Цыганков: – Маньяк! К ногтю поганую тварь, пока нас всех не извела.
Пашко: – Ребята, а может, не надо? Ну его на фиг этого ополоумевшего доцента! Если попадетесь, шума будет, мама не горюй. Тебя же первого, Артурчик, выкинут из нашего института.
Каштаянц: – Насчет меня не беспокойся. Знакомый психиатр мне справку сделает про невменяемое состояние. По медицинскому оно называется… Забыл. Помню только, что-то там с бредом связано.
Пашко: – А кто, случись чего, Цыгана отмажет?
Каштаянц: – Он ни при делах. Кто ему чего предъявит? Все на меня свалится, если что. Ежели ты, Пашак, не расколешься, то ни тебе, ни Цыгану ничего не будет. Все предусмотрено.
Пашко: – Предусмотрено, говоришь. Ну-ну.
Цыганков: – Ты, Пашак, не дергайся раньше времени. Будут бить, будем плакать. Доцент нам враг. А врагов надо давить.
Каштаянц: – Сказано абсолютно верно. Давить, давить и еще раз давить. А если ты сам свою шею всяким гадам подставляешь, то не плачь потом, что по ней опять накостыляли.
Пашко: – Никому я свою шею не подставляю! Просто…
Каштаянц: – Просто боишься вылететь из института. И из-за этого готов пойти на союз со злейшими врагами свободного и прогрессивного советского студенчества и его жестокими угнетателями.
Пашко: – Может, доцент и не враг. Ну вышла у него история с тобой, Цыган, так ведь у нас много чего в институте случалось...
Каштаянц: – Что-то я не припомню, Пашак, еще хотя бы одного случая, чтобы препод студента за ухо таскал.
Пашко: – Так Цыган сам виноват. Чего ему западло, что ли, было списать со шпоры или с учебника? А препод, он на то и препод, чтобы вскипать и возмущаться. Работа у них такая. У нас в школе училка по математике, например, в начале урока всегда минут 10 орала, как резаная, про всякую фигню. А потом успокаивалась и, если ее никто своей простотой не напрягал, очень даже вдумчиво все нам объясняла.
Цыганков: – Я не понял, Пашак, ты на чьей стороне? Меня ниже плинтуса опустили, а ты…
Каштаянц: – Действительно, Пашак, ты чего это ренегатствуешь на ходу? Вся сознательная часть нашей дружной компании, не жалея сил и не щадя времени, бьется не на жизнь, а насмерть с Реутовым, а ты проводишь соглашательскую линию, направленную на раскол нашей сплоченной группы и капитуляцию перед лицом злодейских происков мирового доцентства. Не знай я тебя как пламенного борца за свободу и справедливость, мог бы подумать, что слышу кого-нибудь из подхалимов нашей деканши.
Пашко: – Ничего я не ренегатствую. Просто пытаюсь объяснить, что можно обойтись без крайних мер. Чего нагнетать обстановку там, где она, может быть, уже рассосалась?
Цыганков: – В каком смысле "рассосалась"? Ты что-то слышал?
Пашко: – Да нет, ничего я не слышал, просто употребляю здравый смысл. А он говорит, что, оттаскавши Цыгана за ухо доцент угомонился да и забыл про него. Может, Цыган, он уже и фамилию твою не помнит. Что у него своих дел нету?
Каштаянц: – Фига с два он про Цыгана забыл! Вспомни, как его на пересдаче мучили? Другим просто так трояки ставили, а у него спросили какую-то байду про критику каким-то хмырем…
Цыганков: – Фихте.
Каштаянц: – …Про критику Фихте кантовской "вещи для себя"… нет, "вещи из себя" или "вещи у себя"… не помню.
Цыганков: – И я уже забыл. Да и черт с ними, с Фихте и Кантом. Задолбали они меня. И вспоминать не хочу.
Пашко: – "Вещь в себе".
Каштаянц: – Ага, вот-вот, Пашак, всякую муть ты помнишь, но, небось, уже забыл, как мы Цыгана после той пересдачи торжественно красным вермутом от стресса отпаивали?
Пашко: – Я думал, что мы вермут просто так пили.
Каштаянц: – Просто так только павлины в нашем городском зоопарке поют. Рекомендую тебе, Пашак, меньше думать, больше доверять своим пацанам.
Цыганков: – Верно, не твое это дело – думать за других, Пашак. Ты лучше своими спортивными рекордами занимайся. Качай (стучит кулаком по животу Пашко) пресс. Жми штангу. Бегай кросс. Словом, двигайся к чемпионству и медали получай. А вот думать ты лучше прекрати. Иначе с ума сойдешь.
Каштаянц (смотрит в окно на институтский двор): – О! Ленка Зябликова топает.
Цыганков: – И чего ты в ней нашел? Она в свои 20 уже на старуху похожа. И с головой не дружит. Как до сих пор не отчислили, не понятно.
Каштаянц: – Я нашел в ней верного союзника. Пойду сейчас к ней и договорюсь насчет того, чтобы кляузу на Реутова своей рукой накатала. Встретимся в столовке. Чем раньше под Реутова копать начнем, хлопцы, тем быстрее его повалим.
За спинами трех друзей прямо из стены выходит Форман.