Логисты преисподней (производственная драма)
| Вид материала | Документы |
- Производственная мощность и производственная программа предприятия (фирмы), 206.72kb.
- Тема 10. Производственная функция. Продукт фирмы, 289.79kb.
- Реферат на тему: " Роди І жанри літератури" жанр (франц genre), 131.65kb.
- Практика производственная 151001, 107.39kb.
- Рабочая программа производственная практика по специальности в государственных, 67.88kb.
- "Лесной царь" драма с несколькими действующими лицами, 4294.22kb.
- Библиотека Альдебаран, 3263.18kb.
- Миллер А. Драма одаренного ребенка и поиск собственного я / Пер с нем, 1279.02kb.
- «Научно-производственная фирма «Геофизика», 290.7kb.
- Рабочая программа дисциплины «производственная санитария и гигиена труда», 171.95kb.
Второй браток (Каштаянцу): – Опоздал, алмазный ты наш.
Каштаянц: – Давайте серьезно, пацаны. Это наезд?
Первый браток: – Какой наезд, фраер? Мы ж твоя крыша. А крыша, Артурчик, не наезжает, она просто давит. Не надо было прикарманивать чужое бабло, гнус.
Второй браток: – И было б все в ажуре.
Клоп пробует остроту одной из игл для загонки под ногти на собственном пальце и придает своему лицу выражения крайнего страдания.
Третий браток: – Теперь же, господин Каштаянц, Вас ждет моральное разоблачение и физические страдания.
Каштаянц: – Кончайте. Чего языком трепать зазря и железками всякими мне угрожать? Вам все ясно. И мне все ясно. Требую публичного разбора. Пусть на нем Абшабон и Луза будут. И Арчил Мамадзаевич.
Третий браток: – Не желаете ли, господин Каштоянц, чтобы к Вам еще и нашего губернатора вкупе с областным законодательным собранием позвали?
Каштаянц: – Губернатора не надо.
Первый браток: – Колом тебе по башне надо шарахнуть, а не губернатора звать. Ты даже Пашака хотел кинуть. А ведь он за тебя, гадилку, 100 разов под смертью ходил.
Второй браток: – Нет, братва, Артурчик наш еще не врубился в то, как он жестоко влип. На роже у него так прям и написано: "Я не въехал, пацаны, и въезжать ваще не собираюсь!" Посмотрите, как брови хмурит, шакал.
Третий браток: – Наверное, Клоп, у него экзистенциальный криз. На почве безнадежной фрустрации. Он предчувствует всю неизбежность страданий и безвыходность ситуации, но не может понять причин, которые привели его на путь боли и отчаяния.
Первый браток: – А нефиг было братву кидать! Афишу себе вон какую отъел, а совесть просрал. Со своим ансамблем сосулек заигрался. На шмар потратился и нас прокатить решил.
Третий браток: – Женщина есть путь искушения и греха, ведущий в объятия Врага Рода Человеческого. А продажная женщина есть тот же путь, только укороченный многократно.
Второй браток: – И пиписка, укороченная многократно. (С вожделением щелкает ножницами, вытащенными из чемоданчика.) По самые гланды укороченная.
Первый браток (смотрит на коллег по ремеслу и вздымает руки вверх): – Ну, ладно, братаны. Мирная дипломатия, ясен пень, накрылась. Придется втыкать пациенту ума по обычному варианту. За работу, Клоп. Начинай с паяльника.
Братки подходят к банкиру.
Каштаянц: – Чо такое?! Чо такое, блин!?
Первый и Третий братки раздевают отчаянно сопротивляющегося насилию и громко орущего Каштаянца догола, сопровождая сей процесс ударами по всем частям банкирского тела.
Второй браток берет в руки паяльник и воинственно потрясает им.
Первый и Третий братки вытаскивают из брюк своей обнаженной жертвы ремень и ухитряются не только связать им ей руки за спиной, но еще и прикрутить к ним голеностопы банкира.
Второй браток: – Пашак! Где тут розетка.
Пашко указывает пальцем расположение розетки. Берет с полки стеллажа порнографический журнал. Садится на диванчик и начинает пролистывать журнал, показывая свое полное равнодушие к происходящему.
Второй браток: – Провод коротковат. Надобен удлинитель.
Третий браток: – Зачем удлинять провод, Клоп?! Ведь можно переместить объект к месту контакта?
Каштаянц: – Вы чо удумали, падлы?
Второй браток: – А-а! Точняк, Философ! Двинем козла к розетке. Делов-то. Чего-то я сегодня туплю. Матрос, ща б опохмелиться…
Первый браток: – Мы на работе, Клоп. Сварганим дело, тогда и буханем.
Второй браток (подбегает к розетке и сует в нее штепсель от паяльника): – Давайте сюда пациента.
Первый браток и Третий браток, уронив по пути на пол вазу с фруктами, подносят ко Второму братку отчаянно сопротивляющимся банкира и кладут его на спину.
Каштаянц (плюет в Третьего братка и кусает Первого братка за руку): – Волки-и-и дра-а-а-ные!!!
Первый браток (морщась от боли, потирает укушенную руку): – Трепыхается, падаль.
Третий браток (достает платок и брезгливо разглядывая следы слюны на рукаве пиджака): – Мы не "волки", господин Каштаянц. Мы ангелы возмездия, мон шер. Слуги, так сказать, Немезиды.
Первый браток: – И братва из бригады Цыгана.
Второй браток (водит нагревающимся паяльником перед глазами Каштаянца): – А вот ты, Артурчик, гнида. И за это ща поимеешь неприятности.
Третий браток (Каштаянцу): – И позавидуешь ты, пес шелудивый, умершим и неродившимся, когда узришь, куда привела тебя дорога гордыни и стяжательства.
Каштаянц: – Ничего вам не скажу, падлы!
Первый браток: – Зря ты так, Артурчик, даже если окочуришься, все равно мы твои счета найдем. Может, с помощью шмона твоей хаты. А может, жена твоя все выложит.
Каштаянц: – Хрена лысого вы чего найдете, дегенераты!
Второй браток: – Обидно такое от чмошника слышать. А ты, Артурчик, значит, гением себя считаешь? Думаешь, мразь, паяльник переживешь?
Первый браток: – Считает-считает.
Второй браток: – Зря считает. Не получится с задом, начну ломать пальчики и иголки под ногти загонять. Пару агальцов обработаю, сразу перестанет Ваньку валять.
Третий браток: – В случае Вашего упорного молчания, господин Каштаянц, Вас ждет столь незавидная участь, что и через века люди будут содрогаться от ужаса при одном лишь упоминании о ней. Подумайте, пока еще есть время.
Каштаянц: – Уже подумал.
Второй браток: – И чо ты, Артурчик, удумал?
Каштаянц: – Никому нельзя верить и ни на кого нельзя рассчитывать.
Первый браток: – Пациент дуру бакланит.
Третий браток: – Этим он сообщает врачебной бригаде о своей готовности к принятию лечебных процедур. (Клопу.) Пора начинать лечение, коллега.
Второй браток: – Крутаните пациента попой вверх.
Первый и Третий братки берут на руки Каштаянца и опускают его головой вниз на стоящий рядом диван.
Второй браток аккуратно вставляет паяльник в анус банкира.
Каштаянц: – У-о-а!
Первый браток: – А ты как думал, Артурчик?
Каштаянц: – У-о-а-у-о-а-а-а-а!!!
Клоп вынимает дымящийся паяльник из ануса Каштаянца.
Братки кладут банкира животом на пол.
Первый браток: – Фу-у-у! Ну и вонь… Кха-кхе… Пашак, открой окно и вруби кондишн.
Пашко открывает окно и включает кондиционер.
Все смотрят на Каштоянца, пытаясь понять, насколько он проникся готовностью к сотрудничеству.
Каштаянц тихо скулит и зло сверкает глазами.
Третий браток: – Как ни странно, господа, но, по моему субъективному мнению, наш пациент настаивает на дополнительной дозе эликсира перманентной правдивости.
Каштаянц: – И-и-и-и-и-и-и-и-и.
Первый браток: – Не-а, кажись, процесс пошел.
Второй браток: – Пациент дозревает. Алямсы-тралямсы отвалили и скоро попрет у него из нутра правдушка.
Третий браток: – Боль и ужас откроют заблудшему путь к правдивости и раскаянию. Ибо нет ничего тайного, что бы не стало явным. Особенно – при вставленном в задний проход паяльнике.
Каштаянц: – У-у-у-у-у.
Второй браток: – Будешь колоться, мразь, или снова тебе жопу проканифолить?
Каштаянц: – А-а-а.
Первый браток: – Подождем, пока в себя придет.
Братки подходят к открытому окну. Закуривают.
Пашко садится на диван и с удовлетворением смотрит, как страдает его бывший хозяин.
Паяльник чадит в пепельнице.
Каштоянц постанывает, лежа на полу.
Второй браток: – Секите хохму, пацаны. Вчера мне ее Хохол рассказал. Едут на юг, в смысле в поезде, два мужика. Один – со своей женой. Та бесится и по-всякому напрягает мужа. Потом его баба уходит в сортир. Тогда тот, что без бабы едет, говорит женатику: "Братан, знаю в Москве клинику – там за 5 штук баксов твою дурынду операцией на мозге успокоят по гроб жизни, зуб даю". А женатик в ответку: "Какого хрена, братан, я попрусь в Москву да еще там 5 косарей на ветер выброшу?! Я жену ща в Грозный везу. Там мою стерву всего за 100 баксов закопают, да еще и ее палец с обручальным кольцом назад вернут".
Каштаянц: – Скоты! Мелкое быдло на службе у кретина! Вы не люди, вы волки драные!
Третий браток: – Не скисайте, господин Каштаянц. Как говорит знаменитый Бырмангаларболат Турчалый-Аайулла: "Жаман ойламай жаксы болмайды".
Клоп и Матрос несколько секунд недоуменно пялятся на Философа, ожидая перевода.
Первый браток: – Философ, базарь на нормальной фене. И не прикидывайся, что ты умнее, чем я в детстве.
Третий браток: – Мысль на чужом языке звучит мудрее.
Братки выбрасывают окурки в окно и подходят к Каштаянцу.
Первый браток (подходит к банкиру и пинает его в толстый живот): – Эй, там, внизу! Бабки вертать собираемся?
Каштаянц: – Хрен вам моржовый, а не бабки! Нет у меня никаких бабок, говноеды! Можете тут хоть раком танцевать, а ничего от меня не получите!
Второй браток: – Ты б не выпендривался, Артурчик. Мы за тебя серьезно взялись. Будем давить, пока не окочуришься. Мне попадались кремни – терпели муки аж по месяцу. Но и они спекались. А ты не кремень, Артурчик. Кишка у тебя тонка, это всем известно.
Первый браток: – Точно, Артурчик, не дури. Сдай счета, подмахни доверенность на получение за тебя бабок и гуляй рванина, жуй опилки. Глядишь, через пару годков, снова баблища нагребешь себе не меряно и заживешь сытым и наглым фраером.
Второй браток: – Яхту себе не хуже, чем у Абрамовича, заведешь. Будешь плавать по морям-океанам и баб с собой целый батальон возить. Все соски твои будут. Тот же Абрамович тебе завидовать будет, рыдать он будет от зависти, а ты на его зависть блевать трюфелями будешь.
Каштаянц: – Нашли дурака! Сдам счета – и вы меня тут же и пришьете.
Первый браток: – Чудак ты, Артурчик. Ты ж все равно расколешься и выложишь нам все на блюдечке. Еще ползать в ногах у нас будешь и умолять, чтобы тебе, жмоту, поверили.
Второй браток: – Матрос дело говорит. Действительно, Артурчик, колись лучше сразу. Ведь зазря мучиться будешь…
Каштаянц: – Идите на хрен.
Первый браток: – Давай, Клоп, повторяй процедуру. Артурчик не въезжает. Надо ему мозги прочистить.
Каштаянца опять поднимают и переворачивают вниз головой.
Клоп аккуратно вводит паяльник в зад банкира.
Тот дергается и громко воет.
Третий браток: – "Легкой жизни я просил у Бога…"
Каштаянц: – Чтоб вы все сдо-о-о-о-о-о-хли!
Третий браток: – "…Легкой смерти надо бы просить".
Тело Каштаянца сотрясают предсмертные судороги.
Первый браток: – Чо с Артурчиком-то?
Второй браток: – Наверно, эта, как ее… липилепсия. У нас на зоне имелся такой кадр в соседнем отряде. Как в мороз на работу шагать, так его корчит, плющит и по полу катает. Причем колбасило его исключительно в бараке или в лепильне. Ни разу, хитрован, в грязь не бултыхнулся.
Третий браток: – Такое состояние, сэры, именуется в клинической науке эпилептическим припадком и сопровождается выделением пены изо рта. Я, коллеги-эскулапы, однако же, не вижу в данном амбулаторном случае никакой пены. Поэтому не стоит записывать данный диагноз в больничную карту нашего пациента, ибо вскрытие может показать совершенно иную картину.
Первый браток: – Артурчик, ты как там поживаешь?
Первый браток и Второй браток пинают мертвое тело банкира.
Пашко подходит ближе к трупу.
Третий браток: – Э! Господа! У пациента, кажется, миокард подкачал. Лицо у него какое-то… донельзя инфарктное.
Первый браток: – Вроде сдох, падла, 100 эклеров ему в хавальник…
Второй браток (хлопает покойника по лицу): – Вот гад! Отмазался, жаба. Даже тут ухитрился братву облапошить. Небось, специально чего-то там внутри себя напряг, чтобы сдохнуть.
Первый браток: – Сумел, падла, нагадить. Сумел, падла, и от втыка уйти. А мы обложались, пацаны. Обложались, так сказать, по полной программе. Чо теперь Цыгану втирать будем?
Третий браток: – "Правду, одну лишь чистую правду, ничего, кроме правды, но никогда – полную правду".
Пашко (в сторону): – Вот и помер Артурчик… А я на это ничтожество годами пахал, как проклятый. Ночей не спал. Жизнью рисковал. Врал. Изворачивался. Терял друзей… Надо уходить, к чертовой бабушке, из этого бизнеса. И от Цыгана надо потихоньку сваливать. Он рано или поздно тем же кончит, что и мой босс… Странная у нас с Цыганом и Артурчиком судьба. Учились на историков, а стали черти кем… Вот так и все наше поколение. С виду – вроде до фига всего мельтешит: артисты, чинуши, погоны, политики. А на самом деле из нас, десятков миллионов, получились только 3 вида существ: буржуи вроде Артурчика, бандиты вроде Цыгана и лохи вроде меня. Почему так? Неужели уже тогда, в семидесятых, все было предопределено? Неужели у этих миллионов не могло быть иной жизни – не такой дерьмовой, как сейчас? Зачем же нам столько лет пудрили мозги в школе, а потом в институте? А вдруг нас с самого детского сада так запрограммировали, что мы уже никогда ни кем иным, кроме как быдлом, бандитами или буржуями, стать не сможем?
Второй браток: – Теперь заколебешься шмонать хату, вышаривая эти чертовы счета. И подписи под доверенностью подделывать придется…
Первый браток: – Ша, Клоп! Доверенность не твоя забота. Найдется, кому с той шнягой разобраться и все остальное сварганить. Русь-матушка, слава Богу, толковыми пацанами не обеднела… Философ, проверь, вправду ли у нас жмурик на руках. Артурчик ушлый хмырь, с него станется нам фуфел запустить своим карачуном.
Философ щупает у банкира пульс: сначала – на запястье, потом – на шее. А затем, прижимается ухом к груди банкира. Потом Философ достает из своего кейса фонарик и светит им в широко раскрытые глаза Каштаянца.
Третий браток: – Господа, с прискорбием сообщаю вам: у пациента – полный и безвозвратный аут. Полное, так сказать, адью.
Второй браток: – Отыгрался хрен на скрипке. Ну, чо, Матрос?
Первый браток: – Чо "чо"?
Второй браток: – У меня трубы горят, сил нет. (Клоп, нервно теребит кадык и кивает на уставленный бутылками стол.) Может, теперь-то хоть дернем по чуть-чуть за упокой души усопшего?
Пашко: – Не было у усопшего никакой души. У крыс нет душ.
Занавес.
СЦЕНА 2
Этот Свет. Галактика Млечный Путь. Планета Земля. Россия.
7 ноября 2007 года (среда).
Город Ленинопупск. Остекленная веранда кафе "Микки Маус".
Над крышей веранды висит крепящаяся на двух фонарных столбах растяжка "ВСЕ НА ВЫБОРЫ-2007!". А на примыкающем к кафе сером заборе надписи: красной краской: "В ЖОПУ ВСЕХ КАНДИДАТОВ!", синим мелом – "ПИДОРЫ, НА ВЫБОРЫ!" и чем-то коричневым – "БИЛАН АЦСТОЙ! AC/DC КРУЧЧИ ВСЕХ!".
Звучит турецкая музыка.
Реутов и Форман садятся за столик, на котором только: пепельница, солонка, перечница, меню да пустая салфетница.
На перилах веранды примостилась с толстой книгой в руках Официантка, не обращающая на клиентов никакого внимания.
Реутов: – Я тоже смогу перемещаться во времени?
Форман: – Иногда ты даже обязан будешь это делать, чтобы отслеживать колебания направлений детерминистических векторов.
Реутов: – Насколько далеко можно перемещаться?
Форман: – В прошлое – насколько того требует оперативная обстановка. А вот в будущее – не дальше определенного инструкцией порога. В нашем случае это две тысячи восьмой год.
Реутов: – А почему так?
Форман: – Путешествие в будущее – прерогатива высших ангелов. Нам же, работникам преисподней, дают возможность перемещаться вперед сквозь годы только, если на Этом Свете произошла катастрофа и нужно восстановить реальность, отремонтировать каналы транспортировки душ и привести в норму систему душеоборота.
Реутов: – Раз мы здесь, значит, где-то приключилась катастрофа?
Форман: – Она произошла прямо на Земле в недалеком будущем – десятого сентября две тысячи восьмого года. Тогда Европейский центр ядерных исследований ради постижения секретов Мироздания провел один эксперимент по поиску новых частиц материи вроде нейтралино – гипотетической частицы, предсказанной Теорией суперсимметрии, – а также дополнительных пространственных измерений... Как глупо…
Реутов: – Что именно?
Форман: – Глупо ту материально-техническую базу, что могла бы послужить познанию внутреннего мира человека, тратить на разгадку тайн мира внешнего.
Реутов: – А что представляет собой упомянутый Вами, Иероним Яковлевич, эксперимент?
Форман: – По двадцати семикилометровому тоннелю под швейцарско-французской границей 2 пучка протонов со субсветовой скоростью столкнулись друг с другом. В космосе постоянно протоны сталкиваются между собой и ничего. А тут вышло так, что они взорвали Солнечную систему, вызвав мегаэнтропийные всплески в пространственно-временном континууме Млечного Пути и окружающих его галактик. Специалистам Ада стоило больших трудов воссоздать разрушенное и вернуть человеческой цивилизации прежнюю жизнь.
Реутов: – Неужели ученые не могли представить себе последствий работы этой штуки?
Форман: – Этого не смогли сделать даже аналитики Рая, пытающиеся угадать, где и когда во Вселенной что-то пойдет не так. И что интересно, после того, как наши аварийщики, восстановив земную реальность до атома, устроили десятого сентября две тысяча восьмого года диверсию на коллайдере, в результате которой его рабочий запуск состоялся на годы позже, никаких неприятностей от работы данного ускорителя частиц больше не последовало, если, конечно, верить сведениям ангелов, побывавших в далеком будущем.
Реутов: – Так что же получается, Иероним Яковлевич, даже Рай не всеведущ?
Форман: – "Только искушен".
Реутов: – А все ли последствия катастрофы устранены?
Форман: – Не все. Ремонтники Ада устраняют только самые разрушительные, связанные с течением времени, расположением материальных масс и метрикой пространства. А вот отладку линий причинно-следственного поля на более тонком энергетическом уровне, поврежденном на целые десятилетия вперед, производим мы – логисты преисподней, оснащенные соответствующим оборудованием. Поэтому-то я и здесь, а не на планете зурумдианцев, где работал без малого 2 миллиона лет, пока меня не засунули в эту дыру под названием Земля.
Реутов: – Если у Вас, Иероним Яковлевич, в руках такая мощная аппаратура, какая и снилась нашим мудрецам, то ради чего Вы взяли на службу меня?
Форман: – Никакое оборудование не заменит чутья.
Реутов: – Чутья на что?
Форман: – На всякое нарушение в социальных и психологических полях человеческого сообщества. Естественно, такое чутье у тебя будет усилено до максимума.
Реутов: – И что я с ним буду делать в нашем Ленинопупске? Извините, Иероним Яковлевич, за вопрос, но почему Вы живете здесь и служите в нашем институте? Разве Вы не можете обосноваться где-нибудь в Москве или Токио? Как я понял, на Земле Вы единственный представитель Того Света. К чему же так прибедняться? Стали б генсеком КПСС или президентом США, к примеру. Неужели наш городишко и кафедра научного атеизма столь важны для человечества?
Форман: – Совершенно не важны. И поэтому здесь мало полей социальной и психологической напряженности. Потому-то целых 10 лет я и торчу именно тут, а не в Пекине, Москве или Нью-Йорке. Нам, логистам, надо держаться подальше от стратегических центров жизнедеятельности земной цивилизации, там слишком большая плотность душ и быстро притупляется чутье. Именно в таких местах, как Ленинопупск, легче всего отслеживать сбои в работе механизма душеоборота, ибо вся их земная совокупность представляет собой единое целое и по любой, пусть и весьма малой, части этого целого можно определять его состояние с абсолютной точностью. И чтобы обнаружить время и место очередного сбоя, надо только внимательно следить за состоянием душ на любом локальном участке.
Реутов: – Значит, я стану эдакой ищейкой с тонким чутьем?
Форман: – Скорее, живой антенной. Работать ты будешь не столько разумом, сколько ощущениями собственной души. Она, накаченная энергией преисподней, станет улавливать все, что твориться в чужих душах.
Реутов: – Верно ли я понял, Иероним Яковлевич: логисты Ада, кроме всего прочего, еще и приглядывают за человечеством?
Форман: – Кому-то ведь нужно за ним приглядывать.
Реутов: – Я имею теперь некоторое представление о транспортировке и складировании душ, исправлении дефектов линий причинно-следственного поля, сортировке душ в Чистилище и процедуре отправки их согласно тяжести грехов в печи Геенны Огненной. Дальше идут: очистка душ от грехов и отправка полученного продукта в Рай… Но кое-чего я не пойму. Например: для чего, скажем, очищать души от грехов весьма мучительным способом? Неужели нет менее живодерского метода?
Официантка перевертывает страницу книги и рассеянно смотрит в зал. Замечает Формана и Реутова. Слезает с перил, оставляет на них книгу и идет к нашим героям.