Geum.ru

Проф. Е. Месснер луцкий прорыв к 50-летию великой победы Всеславянское Издательство Нью-Йорк

Вид материалаДокументы

Содержание


Глава Х СРАЖЕНЬЕ ЗА СРАЖЕНЬЕМ
Подобный материал:
1   ...   7   8   9   10   11   12   13   14   15
Глава Х
СРАЖЕНЬЕ ЗА СРАЖЕНЬЕМ


"Славно мы врага разбили! Трубач, труби отбой!" – такой сигнал с давних времен давал военачальник, по окон­чании боя. В наше время он был устаревшим: современная тактика не признает прекращения действий – после боя на­до преследовать побеждённого врага. Но генералу Каледину пришлось 26-го мая дать сигнал "Отбой!" (не через труба­ча, конечно, но приказом, который останавливал победонос­ные XL и VIII Армейские Корпуса верстах в 10 к западу от реки Стырь). Так великолепно добытую победу надо было развивать, использовать, так как она открывала разнообраз­ные оперативные возможности: наступая на Ковель, глубже и глубже вбивать клин в стратегическую линию австро-венгерских армий или повернуть на север и утопить левое кры­ло Армии Линзингена в болотах Полесья, или повернуть на юг и взять Львов, столицу Галиции.

Генерал Каледин вышел в 1914-м году в поход Начальни­ком 12-й Кавалерийской дивизии, а в начале 1916-го года он уже был командующим 8-й Армией. Такую быструю ка­рьеру сделал он потому, что показал себя большим масте­ром тактики и оператики. И вот теперь этот мастер должен был прервать блестяще начатую операцию, потому что ему не дали резервов. Досада усугублялась ещё тем, что в этот оперативный момент, который мог стать переломным для хода войны, в бездействии стояли 3 Армейских и 3 Кавалерийских Корпуса (на севере против Чарторыйска и на юге против Бучача).

Изумленный успехом Луцкого сражения, таким успехом, который и во сне никому из стратегов не виделся, Штаб в Житомире принимает меры к подкреплению Луцкой груп­пы Корпусов 8-й Армии. И Ставка в Могилеве находит нуж­ным, не прекращая подготовки наступления на главном – Западном – Фронте, подкрепить победоносную 8-ю Армию вспомогательного – Юго-Западного – Фронта. Но провозоспособность железных дорог того района не велика, проходоспособность нашего тяжело-навьюченного пехотинца ограничена силами человеческими (войска Суворова делали "Суворовские переходы" потому, что Полководец приказы­вал ранцы везти на повозках, да и уставшим разрешал под­саживаться на телеги – в Великую войну такими нежностя­ми пехоту не баловали). Целых 6 дней простояли 4-я Стрел­ковая и 15-я Пехотная дивизии в 10 километрах к западу от Луцка и лишь 1-го июня им, вместе с подошедшими резер­вами, приказали возобновить наступление.

Потеря 6 оперативных дней – потеря невозместимая. За эти 6 дней германские и австрийские железные дороги подвезли на помощь генералу Линзингену отборные дивизии из под Вердена – за 2000 километров (некоторые из участ­ков железных дорог, по которым мчались к Ковелю герман­ские корпуса, были четырехколейными). Поэтому 8-я Ар­мия могла продвинуться 1-го июня только до линии дере­вень Затурцы-Блудов (на полпути от Луцка к Владимиру-Волынску) и соприкоснулась с германскими авангардами. 2-го июня началось Второе Луцкое сражение, но обратного характера: противник хотел взять Луцк.

Генерал Брусилов, получив приказ Верховного насту­пать, не дожидаясь готовности к битве прочих двух фрон­тов и имея все основания опасаться за результат своего на­ступления, если оно будет самостоятельным и изолирова­нным, спросил генерала Алексеева, когда же будет атаковать генерал Эверт? Ему было отвечено: 28-го мая. Но, когда генерал Брусилов повторил 22-го мая свой вопрос, ответ был иным: 1-го июня Эверт и Куропаткин начнут действия. Значит: ещё 4 дня отсрочки, для Юго-Западного Фронта тягостной, а, может быть, даже опасной. В конце мая ока­залось, что генерал Эверт попросил отсрочить его наступле­ние до 5-го июня, а когда приблизился этот срок, доложил Верховному что наступать по оперативной линии Молодечно-Вильно невозможно и что он намерен атаковать по на­правлению Барановичи-Гродно. Ставке пришлось ему ра­зрешить это с тем, что он всю перегруппировку войск и ин­женерную подготовку на участке наступления завершит к 20-му июня. Это создавало совершенно новую стратегиче­скую обстановку: на протяжении целого месяца – с 22-го мая по 20-е июня – Брусилов должен в одиночку сражать­ся против Австро-Венгрии и Германии. Это налагало на Став­ку обязанность поддержать Юго-Западный Фронт, чтобы противник его не раздавил. И с фронтов к северу от Полесья стали следовать поездами подкрепления для Брусилова.

Брусилов же, будучи полководцем энергичным, не гля­дел трагически на свое положение, но настойчиво требовал от генерала Каледина настойчивого продолжения наступле­ния. Однако последний должен был сперва постараться от­бить контрнаступление немцев, которые 2-го июня стреми­тельно и мощно атаковали нас на линии Затурцы-Блудов.

Для наших войск это сражение было неожиданностью в том смысле, что после семи позиционных месяцев, после переучивания новой тактике, тактике борьбы за укреплен­ные полосы, пришлось из архива памяти вытащить тактику полевых боев, пришлось заученный автоматизм в планиро­ванных действиях отбросить и возвратиться к действиям инициативным, импровизированнию в соответствии с тре­бованиями боевой обстановки. Кадровые офицеры и их за­местители почувствовали себя в родной стихии, но для офи­церской молодежи эта метаморфоза тактики была трудно­усваиваемой. К счастью (если уместно в данном случае ска­зать "к счастью"), наши роты, имевшие накануне Пелжинского боя по 250 штыков, несколько поредели, перестали быть такими громоздкими, трудно-управляемыми и поэтому молодые офицеры могли справляться с задачами, какие на них налагал полевой бой.

Бои рот, батальонов, полков в сражении 2-5-го июня были крайне тяжелы: германцы наступали яростно, атаковали повторно, артиллерией, тяжелой и легкой, громили не­престанно. Но мы выдерживали тяжесть артиллерийского огня, повторно отбивали атаки врага и сражались так же яростно, как и он. После четырех дней бесплодных усилий и тяжелых потерь германцы прекратили сражение, отошли на дистанцию ближнего ружейного огня и принялись ока­пываться. Торжествуя эту оборонительную победу, мы ста­ли спешно готовиться к новому сражению, к наступательному.

Генерал Гинденбург оказывал помощь пострадавшему в Луцком и Черновицком сражениях австро-венгерскому вой­ску не только тем, что от Риги и Пинска слал дивизии к Ковелю, но и нанесением нескольких не очень сильных ударов по армиям генералов Куропаткина и Эверта. Такие удары были 31-го мая нанесены между Неманом и Припятью, а 7-го июня на Рига-Двинском участке, у озера Вишневское и у Сморгони. Целью этих наступательных действий было – привязать русские резервы к Северному и Западному фрон­там. Эти удары, наспех организованные, никакого успеха не имели и всюду были отбиты. Едва ли они достигли и поста­вленной им цели: если Ставка не очень энергично отнима­ла у Главнокомандующих дивизии для отправки их на Ковельское направление, то эта вялость стратегического ма­нёвра не была, вероятно, вызвана опасением, что Гинденбург может от щелчков перейти к ударам и тогда дивизии эти потребуются Куропаткину или Эверту – вялость стратеги­ческого манёвра Ставки имела, надо думать, иное и очень правдоподобное объяснение: прими наша Ставка, под вли­янием Луцкой победы, решение отказаться от Южного По­хода на Берлин (о котором шла речь в главе III) и возвра­титься к первому плану генерала Алексеева – поход на Бу­дапешт –, то против такого решения решительнейшим образом запротестовал бы Париж, для которого вся стра­тегическая мудрость и единственная стратегическая мудрость заключалась в согласовании своих осторожных действий по стратегическому направлению Париж-Берлин с нашими ин­тенсивными действиями на стратегическом направлении Минск-Берлин. Для Парижа взятие Лунка Калединым было так же маловажно, как взятие Эрзерума Юденичем, потому что в представлении французов немцы были единственным опасным врагом, а австро-венгры и турки – незначитель­ными величинами в стратегии, в войне.

Как бы там ни было, но после Луцкой победы страте­гия Ставки и оператика генерала Брусилова остаются преж­ними: хотя пессимистичному Главнокомандующему Север­ным Фронтом, генералу Куропаткину, и разрешено отменить предписанное ему военным советом (в марте) наступление, но не столь пессимистичному Главнокомандующему Запад­ным Фронтом не была отменена директива о наступлении у Барановичей в конце июня; генерал же Брусилов остаётся при своём первоначальном плане наступать двумя Армиями на юге и группой Корпусов произвести главный удар на Сарны-Ковельском направлении. Впрочем, он или перестал этот удар рассматривать главным, когда выяснилась победа у Луцка и её последствия, или же он, скрывая ошибки сво­его основного плана, уклоняется от истины в своих "Воспо­минаниях", когда пишет, что, по его замыслу, главный удар был нанесён у Луцка. Ему, конечно, не хочется признаться в своей книге, что он просчитался, возлагая главную свою надежду на кавалерийско-пехотную группу Корпусов, сосре­доточенную перед Чарторыйском, тогда как все надежды превзошла пехотная группа Корпусов, ударившая от Олыки-Палжи. Людям свойственно ошибаться, ещё римляне гово­рили, но.... признаваться в том не свойственно – всем лю­дям, вплоть до Главнокомандующих, когда они пишут свои мемуары.

Никто не сомневался в том, что южный фланг Юго-Западного Фронта не мог стать главным сектором Луцк-Черновицкой битвы (по причинам географическим и стратеги­ческим), но с оперативной точки зрения он был весьма цен­ным. 3-го июня войска генерала Лечицкого были уже в 50 километрах к востоку от исходного своего положения, от Окны, взяли Хороденку и подошли к Черновикам; город этот был взят 4-го июня; многочисленны были пленные и трофеи. Ко 2-му июня 8-я и 9-я Армии взяли в плен 2467 офицеров и 150.000 солдат, захватили 163 артиллерийских орудия, 268 пулеметов, 131 бомбомёт и 32 миномёта, а че­рез два дня – 4-го июня – подсчёт дал такие цифры: 3350 офицеров, 169.134 солдата, 198 орудий, 550 пулемётов, 189 бомбомётов, 119 зарядных ящиков и 25 прожекторов. В мае месяце австро-венгерское войско на Восточном театре име­ло 450.000 воинов; следовательно, к 4-му июня 38% этих воинов уже были в русском плену. Но надо принять во вни­мание, что из шести Армий было потрёпано лишь две – Лензингена и Пфлянцера – тогда станет ясным, что эти две Армии почти целиком были взяты в плен.

3-го июня рамки битвы расширяются – перешёл в на­ступление генерал Щербачёв. Его (7-я) Армия называлась профессорскою, потому что Щербачёв был в своё время На­чальником Военной Академии (Генерального Штаба), а его Начальник Штаба, генерал Головин, был выдающимся про­фессором той же Академии. Профессора взяли Бучач, отлич­но разыграли сражение на реке Стрыпе и быстро продвину­лись вперед, вступив в Галицкое сражение на подступах к Галичу.

7-я Армия выдвинулась от исходного положения на 60 километров, 9-я Армия – на 70 километров (к середине июня) и, идя по оперативному простору, теснили противника к Карпатам.

8-я Армия не долго давала немцам возможность опра­виться от поражения во Втором Луцком сражении (2-5-го июня): уже 10-го июня она перешла в наступление у дерев­ни Блудов – это было Первое Ковельское сражение 8-й Армии. Генерал Каледин разыграл в течение трёх меся­цев (с 10-го июня по середину сентября) 6 Ковельских сражений, пробиваясь, по приказу Главнокомандующего, на Ковель от Луцка. Не было забыто и Сарны-Ковельское на­правление: в десятых числах июня, разыграв сражение у Чарторыйска (тут был разгромлен легион Пилсудского), наши войска подошли к реке Стоход, где были остановлены про­тивником, укрепившимся на этой водной преграде. Тот ка­валерийский прорыв к Ковелю, который генерал Брусилов поставил в основу своего плана, не удался: "Стоход остано­вил наш ход" – говорили солдаты.

Ковельские сражения 8-й Армии велись с неимоверным ожесточением. Пленные немцы, из числа тех, которые дра­лись уже под Верденом, говорили: "Там нам казался ад, но только здесь, в битве с русскими, мы увидали, что такое настоящий ад: русские в атаке это – черти". Здесь – у де­ревень Затурцы, Шельвов, Корытница, Блудов, Ощев и др. – создалось русское Верденское сражение, сражение Введен­ского типа, то есть сражение на истощение.

Получилось это не по чьему-либо плану, а в силу сцеп­ления ряда обстоятельств, которые поразят будущих исто­риков Великой войны. Первым обстоятельством была радость, что, с выходом нашим на оперативный простор, мож­но воевать просторно, размашисто, а не мелочно, тесно, как учила новомодная французская доктрина20 – в просторном стиле было разыграно сражение 2-5-го июня. Во вторых, в промежутке между этим сражением и последовавшим 10-го июня сражением германцы с непостижимой быстротой воз­вели укреплённую позицию и прикрыли её тоннами и тонна­ми колючей проволоки; правда, эта фортификационная си­стема не имела фортов, подобных Вобановым фортам Вердена, но каждый германский командир оказался маленьким Вобаном и в пределах своего боевого участка сотворил отлич­ную фортификацию. В третьих, наше фронтовое, (а отчасти и Армейское командование), которое в мае так старательно обучало нас способам позиционного воевания, сдало в июне "Наставление для борьбы за укрепленные полосы" в архив (потому что победоносные войска уже высвободились из паутины фортификационной системы) и стало приказывать полевым способом атаковать врага, укрепившегося пози­ционным способом.

Сражения на Ковельском направлении велись силами 2-х, 3-х, 4-х Армейских Корпусов; Корпуса эти всегда строи­лись в одну линию; резерва за ними не было (кроме кава­лерии); тяжелая артиллерия придавалась в ничтожном коли­честве; авиационное фотографирование перестало давать войскам точную картину неприятельской фортификации: инженерная подготовка района атаки делалась наспех, по­тому что командование, спеша победить, ставило малые сроки для подготовки победы. Этот перечень дефектов не есть обвинительный акт против кого-либо. Вероятно, были основания к торопливости в операциях; вероятно, нельзя бы­ло получить тяжелые батареи или же снаряды к ним; веро­ятно, на верхах, в штабах высокого ранга верили, что Олыки-Пелжинская доблесть может повторяться несчётное число раз. Во всяком случае, получалось так: атакуем недостаточ­ными силами пехоты и с недостаточной силой артиллерии, атакуем артиллерийским искусством и пехотной храбростью ("русские в атаке – черти!"), врываемся в германскую по­зицию, а потом либо враг нас оттесняет в исходное положе­ние, либо мы закрепляем за собою ту выщербинку, кото­рую мы сделали в неприятельской фортификационной ли­нии. В обоих случаях и противник, и мы, несём большие, очень большие потери. Раз такими сражениями невозможно было добиться прорыва вражеской позиции, а сражения этого стиля повторялись и массовые потери повторялись, то выходило, что – на манер Вердена – сражения разыгры­вались для того, чтобы причинить, ценою собственных по­терь, большие потери противной стороне.

Цель эта до некоторой степени достигалась. В одном из сражений (18-19-VIII) немцы для спасания положения бросили в бой все свои резервы, вплоть до конницы. Генерал Гинденбург донес Кайзеру: "Находящихся в моем рас­поряжении войск не достает, чтобы удержать положение, не говоря о том, чтобы его восстановить".

Напряженность битвы всё возрастала. Генерал Эверт в конце июня предпринял давно ожидавшееся наступление и получил давно им ожидавшийся результат: кровавую не­удачу. Не изменником был он (как его считал Брусилов), не желавшим наступать, но прозорливым полководцем, ви­девшим, что наши тяжело-артиллерийские средства совершенно недостаточны для прорыва тяжело-позиционной си­стемы противника, которую немцы (не в пример австрий­цам) создавали с немецкой старательностью и разумением. Кроме больших потерь, результатом Эверта и наступления было то, что Ставка сочла возможным отказаться от выпол­нения французского диктата и основательно усилить Бру­силова за счёт Эверта и Куропаткина. 3-я Армия генерала Леш была из состава Западного Фронта передана в Юго-Западный, туда же была направлена вся Гвардия и ряд от­личных корпусов, в том чище и сибирские. Была образо­вана 13-я Армия в составе Гвардейских и Армейских Корпу­сов. Отдавая дань суеверию, её назвали не 13-ю, а Особою; однако этот псевдоним не сделал Армию удачливою – она несла большие потери, вследствие чего генерал Безобразов был отрешен от командования ею (генерал Безобразов стоял во главе Гвардии).

Юго-Западный Фронт стал состоять из пяти Армий:

3-я у Полесья, Особая на Ковельском направлении, 8-я на Ковельско-Владимир-Волынском направлениях, 11-я, имев­шая целью Львов, 7-я, действовавшая в южной части Галиции, и 9-я, маршировавшая по Буковине.

Генерал Лечицкий одержал победу в сражении на реке Серет (22-23-го июля), причем было взято в плен 8000 чело­век. Эта победительная Армия и рядом с нею энергичная Армия генерала Щербачёва, взяли города: Станиславов, Коломыю, Делятин, Тысмачицу, Надворную. Огромны были массы пленных и трофеев. Одна лишь 9-я Армия взяла – с начала операции 22-го мая и по 30-е. июля – в плен 2139 офицеров, 100.578 солдат и захватила 127 орудий, 424 пуле­мёта и 44 мино- и бомбомёта. Армия генерала Сахарова (11-я), растянувшая свои 5 Армейских Кор­пусов в ниточку протяжением около 120 километров, получила возможность придти в наступательное дви­жение, когда выдвинулись вперед 8-я и 7-я Армии. 30-го июня Сахаров берёт Дубно (в этот день 7-я Армия атаковала Монастержиско, а авангард 9-й Армии достиг Кимполунга в Карпатских юрах). На реке Серет, выиграв сражение, 11-я Армия берет в плен 8000 солдат, а в сражении у Звеняч-Лашков – 34.000 солдат с 45-ю орудиями и 71-м пулемётом. Противник оказывает ей упорное сопротивление. Так, Радзивилов (на русской земле) она берет 5-го июля, а в 10 ки­лометрах к западу от этого города лежащие Броды (на австрийской земле) удаётся взять только 15-го августа.

Глубина продвижения армий определяет размеры двух взаимно-противоположных сил: с одной стороны, она гово­рит о нападательной энергии данной армии, но, с другой стороны, показывает и напряжённость оборонительных дей­ствий врага против этой армии. От Окны до Кимполунга – расстояние в 130 (приблизительно) километров: значит, 9-я Армия проявила огромную энергию, а противник не прила­гал больших усилий, чтобы защитить Буковину, не имевшую такого стратегического значения, как иные районы, которым мы угрожали. Далее к северу от реки Серет до Станиславова 80 километров следовательно, на фронте 7-й Армии противник сопротивлялся упорнее. Ещё крепче была его оборона против 11-й Армии: тут его отход равнялся 50 ки­лометрам (это – расстояние между Дубно и Бродами). А на Владимир-Волынском и Ковельском направлении неприя­тель, образовав после потери Луцка новую оборонитель­ную линию, защищал каждую пядь земли, потому что здесь мы, приобретая боями пространство, могли обойти Полесье с запада и выйти в тыл германскому фронту между Бал­тийским морем и Полесьем. Сюда, на северную часть поля Луцк-Черновицкой битвы, были направлены резервы, при­бывавшие с французского театра войны. А прибыло оттуда 24 пехотных дивизии.

Примечательно, что битва на Сомме, которую (по ве­сеннему договору с нами) предприняли французы и кото­рую вели в темпе улитки, не помешала германской Главной Квартире увезти из Франции 24 дивизии. Такова была пре­словутая координация действий союзников – России, Фран­ции, Англии и Италии. Мы ведём битву без ограничения це­лей, усилий и жертв, а новый Французский Главнокомандующий генерал Нивель предпринимает атаки "с ограничен­ными целями": отгрызли у противника несколько квадрат­ных километров земли и довольно; пауза; опять укус и т. д.

Генерал Брусилов, с самого начала наметивший город Ковель главнейшей целью своего наступления, с великим упорством стремился к этой цели в течение всей битвы. Упорство и упрямство – трудно различимые свойства. Упор­ство это – сложение сильной воли и разума, логики; упрям­ство не сильно логикой, разумом и может быть присуще слабовольному человеку. И всё же различить их бывает очень трудно, а упрямствующий и не желает различать: ему его упрямство кажется упорством. Генерал Каледин, видимо, считал, что Брусилов упрямится, настаивая на повторении ударов в Ковельском направлении. Каледин полагал, что разумнее и логичнее атаковать на Раву Русску, потому что на этом направлении германские войска перемешаны с ав­стрийскими, а нервы австрийцев так издерганы поражения­ми на пространстве от Луцка до Черновиц, что войска Фран­ца-Иосифа к крепкой обороне, как германские, не способны. Говорили, что Каледин прямо отказывался наступать на Ко­вельском направлении. Говорили, что Брусилов в раздраже­нии сказал: "Передайте генералу Каледину, что он трусит и что я не позволю ему быть трусом".

Трус боится за свою жизнь, а если человек не решает­ся что-либо сделать, что может погубить подчиненных ему людей, то в этом трусости нет. Офицеры любили Каледина, всегда грустного, всегда печального, но в боях энергично­го и отважного генерала, и вознегодовали, что его сверху обозвали трусом. (Брусилов в своих "Воспоминаниях" с удовольствием вспоминает, как он пришпорил Каледина, назвав его трусом. Генерал Деникин в "Очерках Русской Смуты" говорит, что Каледин страдал душою будучи при­нуждаем Брусиловым приносить своих солдат в жертву Брусиловского упрямства; Каледин хотел даже уйти в от­ставку, чтобы не нести ответственности за бесполезно про­ливаемую кровь – только чувство офицерского долга за­ставило его остаться на своем посту).

Спор между генералами сводился к следующему: Кале­дин считал, что легче и дешевле (в смысле расхода людей-жизней) атаковать по линии наименьшего сопротивления, то есть атаковать не германцев, а австрийцев. Брусилов же хотел атаковать непременно в направлении на Ковель, хотя бы это усилие направлялось по линии наибольшего сопротивления. И генерал Фалькенгайн выбрал пунктом атаки Верден, так укрепленный, что неизбежно было встретиться с наибольшим сопротивлением врага; но он на то и шёл, потому что предлагал противнику единоборство на истоще­ние. Едва ли генерал Брусилов сознавал, что он разыгры­вает сражение Верденского стиля. Едва ли он хотел истощить врага – он просто хотел прорваться к Ковелю. И упорство­вал в этом или упрямствовал в этом.

Истощение врага осуществлялось. С 22-го мая по 30-е июля Армии Юго-Западного Фронта взяли в плен 8255 офи­церов и 370.153 солдат, а с ними: 496 артиллерийских орудий, сотни пуле-мино-бомбомётов, а также 100 прожекторов. О нашем истощении данных нет, но оно было велико. Однако обе стороны не только резервами и пополнениями покрыва­ли убыль людей, но и нагромождали на пространстве битвы всё большее количество солдат. 22 мая сумма бойцов обоих противников равнялась одному миллиону, а к сентябрю до­стигла трёх миллионов. "Вам не видать таких сражений" – могли мы повторить слова Бородинских воинов.

Сражения разгорались за сражениями. Одно из наибо­лее грандиозных произошло 18-19-го августа, когда три Ар­мии – 3-я, Особая и 8-я – почти одновременно предприня­ли наступление, тремя-четырьмя Корпусами каждая. Генералы Леш и Безобразов взяли 8000 пленных при 40 орудиях, а ге­нерал Каледин в бою у Кошева увел в плен 9000 немцев с 46-ью орудиями. На участках этих атак удалось немного вдавить вражескую передовую линию.

Наиболее трагичным было наступление тех же трех Ар­мий (не столь одновременное) в конце августа, начале сен­тября. Тут Гвардия понесла очень тяжелые потери на реке Стоход. После этого словом "Стоход" стали обозначать кро­вавые потери в безрезультатном бою, подобно тому, как словом "панама" называют скверную аферу. Столичная знать, не привыкшая к таким страшным кровопусканиям Гвардии, какие безропотно сносила родня наша, армейских офицеров21, виновником гвардейской катастрофы сочла ге­нерала Безобразова и он был отрешён от командования Гвар­дией и Особой Армией.

В это время (вследствие Луцк-Черновицкой битвы и от­части битвы на Сомме) положение Германии и её союзника стало столь критическим, что Кайзер и общественное мне­ние стали искать виновного и нашли его в лице генерала Фалькенгайна, Начальника Главной Квартиры. Чудо может предвидеть чудотворец или пророк, Фалькенгайн же, будучи только генералом, но не пророком или чудотворцем, не мог сигналы разведки и шпионажа о возрождении Российской Армии понимать, как признаки творившегося чуда: наше­го перехода от предельного бессилия осенью 15-го года к беспредельной силе весной 16-го года. Фалькенгайна заме­нили дуумвиратом Гинденбург-Людендорф – их считали стратегическими чудотворцами.

На верхах нашего Войска положение Центральных Дер­жав считали тяжёлым, мы же, строевые офицеры, этого не понимали, потому что не видели собственных побед. Ковельские сражения мы мерили Луцким метром и, видя, что в каждом сражении мы продвигаемся только на сантиметры, думали, что не достигали победы, раз не было победы Луцкого размера. Но французы и англичане, начавшие 24-го июня наступление на Сомме и маленькими шажками насту­павшие пять недель, считали и провозглашали победой каждую фазу этой битвы, дававшую им надгрызание враже­ской укрепленной системы на 2-3 километра22. Если эта тактика грызунов считалась там, на Западе, победоносною, то и мы не должны были преуменьшать значение наших бо­евых успехов только потому, что мы грызли, а не прогры­зали, Ковельские сражения были нашими победами пози­ционного стиля.

Победы эти были совсем не так маловажны, как могут казаться, вследствие малости (сравнительной с Пелжей и Олыкой) обломков неприятельской позиции, попадавших в паши руки. Так, в 20-х числах августа вражеский фортифи­кационный пояс был почти прорван и только напряжением последних резервов данного сектора немцы предотвратили катастрофу. В наступлении 2-4-го октября левый фланг 8-й Армии не только сделал скачек свыше 10 километров, но и побудил к отступлению австрийцев, удерживавших правый фланг 11-й Армии невдалеке от Броды – генерал Сахаров получил возможность продвинуться на запад на весьма зна­чительное расстояние.

Это, только что упомянутое, наступление 8-й Армии бы­ло триумфом генерала Каледина и его тезиса "бить по ли­нии наименьшего сопротивления". Командующему 8-й Ар­мии удалось получить от Главнокомандующего разрешение атаковать в направлении на Раву Русску, где путь преграж­дали австрийцы. Удар наносил один лишь VIII Армейский Корпус. Он овладел в несколько часов вражеской позицией и гнался за противником, сколько хватило пехотного дыха­ния. Конечно, и этот раз резерва не было и некем было раз­вить победу.

В начале октября (числа 8-го) отзвучали последние вы­стрелы Луцк-Черновицкой битвы. Закончилась борьба, длив­шаяся 140 дней.

Механики не изобрели perpetuum mobile. He изобрели и стратеги. Битва не может длиться бесконечно. Как часы идут, пока раскручивающаяся пружина имеет силу, так и битва длится до тех пор, пока закрученная главным страте­гом пружина воинского духа и военной материи, раскручи­ваясь, приводит в движение механизм битвы. В 1915 году битва, начатая генералом Макензеном у Горлице (18-го апреля) заглохла на нашем Юго-Западном фронте в середине августа без какого бы то ни было эффектного завершения. Точно так же без эффектной сцены "под занавес" закончилась Луцк-Черновицкая битва, полная замечательных эффек­тов – наших побед. Частных побед – в сражениях – было столько, что вся битва стала великой Победой.