Проф. Е. Месснер луцкий прорыв к 50-летию великой победы Всеславянское Издательство Нью-Йорк

Вид материала

Содержание

Подобный материал:

1 ... 4 5 6 7 8 9 10 11 ... 15

Глава VII

СРАЖЕНИЯ У ЛУЦКА И ЧЕРНОВИЦ

На рассвете 22–го мая / 4–го июня 1916 года многомесячную дремоту боевой линии нарушил залп всех наших батарей на 19–ти штурмовых плацдармах, выкопанных, по приказанию генерала Брусилова всеми его 19–ю Армейскими Корпусами. За залпом последовал ураганный огонь по вражеской позиции. Так началась Луцк–Черновицкая битва, которая закончилась лишь в октябре месяце, в которой приняло участие 7 миллионов воинов, которая обошлась обеим сторонам в 4 миллиона человек – убитых, раненых, попавших в плен.

Гудело и громыхало на фронте в 400 километров в то майское утро, солнце которого осветило и рвущихся в бой русских и встревоженных австро–венгро–германцев на Юго–Западном Фронте.

Битва состоит из сражений, сражения из боев. Луцк–Черновицкая битва состояла из несчетного количества боев, которые вели дивизии и корпуса, и из нескольких сражений возникавших последовательно или одновременно, как Луцкое сражение 22–25 мая 8–й Армии и Черновицкое сражение 22–28 мая 9–й Армии.

Армейские Корпуса, симулировавшие артиллерийскую подготовку атаки, не могли развить интенсивного огня, потому что часть их артиллерии была передана Корпусам, действительно предназначенным к атаке. Но эта повсеместная канонада, как и предшествовавшее ей многонедельное повсеместное рытье плацдармов, ввело противника в заблуждение: такое множество признаков предстоящей атаки лишает возможности догадаться, где будет атака; такое множество признаков атаки может привести к заключению, что атаки вообще не будет: в позиционном воевании широким фронтом не атакуют.

Противник смутился и это было одной из причин, что атака у Луцка и Черновиц так блестяще удалась. Военные хитрости часто способствовали победам. Генерал Брусилов перехитрил эрцгерцога Франца–Иосифа.

* * *

Ровенская ударная группа Армии генерала Каледина развернулась на фронте деревень Олыка–Пелжа, если можно употребить термин "развернулась" для теснейшего боевого построения XL и VIII Армейских Корпусов, сжавшихся на участке шириной в 15 километров.^¹² У Олыки заняли позицию 3–я Стрелковая дивизия и знаменитая, в последнюю Турецкую войну прозванная Железной 4–я Стрелковая дивизия (собственно Железной была названа 4–я Стрелковая бригада, но в Великую войну она развернулась в дивизию и, естественно, это почетное название перешло на нее). Этой дивизией командовал генерал Деникин, прославивший дивизию и прославленный дивизией во многих боях Великой войны. 3–я и 4–я Стрелковые дивизии составляли XL Армейский Корпус.

У Пелжи стала 15–я Пехотная дивизия во главе с талантливым офицером Генерального Штаба Генерал–лейтенантом Ломновским. Левее её была 14–я Пехотная дивизия того же знаменитого в Великую войну VIII Армейского Корпуса. знаменитого тем, что его слали из боя в бой, поручая ему задачи невыполнимые, а он их выполнял под командой таких генералов, как Ратко Дмитриев, Драгомиров Владимир, Деникин.

Командующий 8–я Армией правильно выбрал участок для атаки: местность давала возможность хорошего обзора вражеской позиции – это было важно для наших артиллеристов –, а позиция врага имела один дефект – это было важно для наших пехотинцев – а именно: вторая полоса лежала близко от первой, что давало надежду взять обе единым наступательным прорывом.

Позиция противника была изучена с земли и воздуха и путём опроса пленных, которых иногда удавалось выкрасть ночью отважным разведчикам, для добывания, "языка" нападавшим на неприятельские выдвинутые сторожевые посты, так называемые "секреты". После тщательной работы разведки, авиации, наблюдения и командования были распределены цели и задачи, выполнена осторожная (чтобы не встревожить врага) пристрелка батарей по целям, были вырыты траншеи, ходы сообщения, укрытые дороги, нагромождены склады огнеприпасов. Словом, не было упущено ничего, что должно было способствовать победе, а победный дух был воспитан в ротах в предшествовавшие месяцы, когда боев не было.

Артиллерийская подготовка атаки – 28 часов методической, прицеленной стрельбы – была отлична: проволочные заграждения были сметены (не были в них, как приказано, сделаны проходы, но просто они были уничтожены); все важные точки неприятельской позиции разрушены; окопы, убежища обвалены, батареи приведены к молчанию. После этой великолепной, искусной работы артиллерии, которую не могли прервать вражеские батареи, пока они ещё действовали, пошла работать пехота: первые её волны накатилась на передовой неприятельский окоп и заполнили его, выбивая, добивая уцелевших от канонады врагов, последующие волны, обогнав первые, кинулись вглубь атакуемой позиции. Впрочем, не похожи они были на морские волны: морская бьет скалу и разбивается, наши же пехотные били врага и разбивали его.

Странное было это сражение и страшное. Только мгновеньями были видны с артиллерийских наблюдательных пунктов и с командных пунктов передвижения по земле наших атакующих частей. И это не потому, что их скрывали дым и пыль от тысяч артиллерийских разрывов, а потому что значительная часть боя взводов, рот, батальонов, полков велась в земле, в траншеях, где смельчаки, пользуясь ручными гранатами, штыками, прикладами (при поддержке бомбометов и минометов) теснили врага шаг за шагом, зигзаг за зигзагом ходов сообщений.

Пехота противника не успела выскочить с винтовками и пулеметами в те ямы, которые остались от переднего окопа – наша первая волна опередила её – но в глубине своей укрепленной полосы враг оказывал упорное сопротивление.

Безлюдие поля боя поражало. Только кучки пленных, торопившиеся в безопасность нашего тыла, свидетельствовали и о том, что, кроме артиллерийского, идет и пехотное сражение, и о том, что сражение это развивается благоприятно для нас – это доказывалось шествием пленных.

Атака началась в 10 часов. Вскоре после полудня была очищена от противника первая полоса. При сравнительно малых наших потерях порыв атакующих полков не ослабел и они пошли брать вторую полосу. Если можно, не обижая пехоты, сказать, что победа на первой полосе фортификации противника на две трети добыта артиллерией, то победу на второй полосе надо признать пехотною: в дивизиях, по взятии первой полосы, создалась такая сложная тактическая обстановка, что артиллеристам пришлось почти отказаться от заранее составленного плана стрельб и действовать по обстоятельствам. Обстоятельства эти были неясны: где наши? где противник? какие вражеские опорные пункты особенно задерживают нашу пехоту? какие пункты намерена атаковать пехота? Но стрелки XL–го Корпуса и пехотинцы VIII–гo Корпуса преодолели все тактические трудности, преодолели и сопротивление противника и, где вечером, где ночью, выбросили неприятеля и из второй фортификационной полосы. "Мы победили и враг бежит, бежит, бежит. Так за Царя, за Родину, за Веру мы грянем громкое ура! ура! ура!" – пели утром 24–го мая роты, маршируя полями на запад, к Луцку.

Как ни странно, но уже 22–го числа, когда еще не было штыкового соприкосновения пехот, мы взяли много сотен пленных. Это были солдаты, которые, психологически не выдерживая эффекта нашей канонады, сдавались поодиночке и группами и целыми ротами. 23–го мая пленных мы уже считали многими тысячами, а при подсчете к полудню 24–го числа их оказалось за 20.000.^¹³ Многочисленны были и трофеи.

Невозможно было установить количество убитых врагов – не разрывать же для этого обвалившиеся под бомбами тяжелых батарей блиндажи и засыпанные лисьи норы. Но, не впадая в ошибку, можно утверждать, что неприятельские дивизии, защищавшие позицию против Олыки и Пелжи, были уничтожены: к Луцку отошли жалкие остатки и были увезены раненые. Наша победа была сокрушающей.

Наши потери были не велики. В глазах не понимающих военного дела людей это снижает величие победы: для них мера победы измеряется тоннами крови, вытекшей из тела победившего войска. Но наш великий полководец Царь Петр учил, что побеждать надо "малою кровью", т. е. ратным искусством, а не самоубийственной яростью. В той части Луцкого сражения, что разыгралась у Олыки–Пелжи, нами было в совершенстве применено ратное искусство: пушкарями – в стрельбе, пехотинцами и стрелками – в бою тысяч одиночных бойцов на изрытой воронками земле и в траншейной тесноте, а командованием полковым и дивизийным – в предвидении хода борьбы, в руководстве ею.

Ген. Каледин счёл нужным дать корпусам днёвку и поэтому остановил их в нескольких километрах к западу от завоёванной позиции: после такого жестокого сражения, войскам необходимо привестись в порядок – переставить офицерство и унтер–офицерство ради замены павших или раненых командиров. Да и солдату надо придти в себя, успокоиться нервами после ужасов боя и радости победы. В этот день Начальников дивизий и Командиров Артиллерийских бригад ждало огорчение: у них отобрали все те батареи, которые им были приданы для огневого боя у Олыки–Пелжи. Следовательно, третью фортификационную полосу придется атаковать при огневой силе лишь органической артиллерии дивизий. Если отнятие легких батарей можно было объяснить необходимостью возвращения их в соответствующие дивизии, которые, при создавшейся теперь обстановке на фронте Армии, могли выйти из своей пассивности и вступить в сражение (об этом, вероятно, заботился генерал Каледин), то увод тяжелой артиллерии надо приписать по–видимому, желанию генерала Брусилова усилить ту Сарненскую ударную группу, которая была – в его представлении – главным козырем в игре и которой теперь надлежало показать свою кавалерийскую энергию в победном марше на Ковель, по прорыве пехотой позиции у Чарторыйска.

Третья вражеская фортификационная полоса в оперативном коридоре, которым шла Ровненская группа, лежала на восточном берегу реки Стырь, прикрывая Луцк и переправу в нём, а также мостовые переправы выше и ниже по течению реки. Укрепления были очень солидны, в особенности по сторонам от Ровно–Луцкого шоссе, где предстояло атаковать 4–й Стрелковой и 15–й Пехотной дивизиям. Слабых мест в этой позиции мы не искали, потому что знали, что самым слабым её местом была подавленность духа остатков вражеских дивизий, отступивших на эту укрепленную полосу. Нам надо было атаковать поспешно, пока противник подкреплён лишь местными резервами, пока не подошли свежие силы из тыла. Начальники двух дивизий – генералы Деникин и Ломновский, не сговариваясь, решают атаковать, что называется, с ходу: развернули свои походные колонны в боевой порядок и дали приказ: пехоте атаковать, а артиллерии поддержать атаку. Бой начался часов в 9 утра 25–го мая.

3–ья Стрелковая Дивизия лицом на северо–запад и 14–я Пехотная Дивизия лицом на юго–запад прикрывали оба фланга ударной группы генерала Каледина, ворвавшейся вглубь вражеской позиционной системы. Около полудня 25–го мая к противнику из–за Стыри подошла дивизия. Ее направил генерал Линзинген не на Луцкий тет–де–пон, который, вероятно, считал неприступным, а для удара по 14–й Пехотной дивизии. Но резерв этот попал под перекрестный огонь 14–й и 15–й Артиллерийских бригад и, не успев вступить в пехотный бой, бежал, с потерями, за реку Стырь.

Наше наступление на Луцк развивалось с превеликим трудом – сказывалось отсутствие тяжелой артиллерии. Проф. генерал Головин в книге о Галицийской битве писал: "В такой Армии, как старая Русская Армия, командный состав был избалован доблестью войск... Эта доблесть войск располагала к умственной лени. Подобно очень богатому человеку, наш командный состав привык слишком нерасчетливо лить офицерскую и солдатскую кровь. А между тем, чем доблестнее Армия, тем более она имеет морального права требовать от своего командного состава высшего умения". Отобрание у атакующих Корпусов тяжелой артиллерии было следствием избалованности Генерала Брусилова доблестью этих двух войсковых соединений, стократно ему доказанной в 14–м и 15–м годах.

Под вечер 25–го мая 4–й Стрелковой дивизии удалось ворваться и прорваться через укрепленную полосу врага. Прорвалась затем и 15–я Пехотная дивизия. Обе устремились вперед: 15–я на Луцк, как ей было заранее указано, а 4–я – к реке Стырь; но и её, словно магнит, притягивал Луцк и поэтому её левый фланг захватил одно из предместий города, когда полки генерала Ломновского брали город и мостовую переправу в центре его. Ночью обе победоносные дивизии переправились через Стырь. Враг бежал. 25–го мая число пленных возросло до 1240 офицеров и 71.000 солдат, а количество трофеев увеличилось до 94 орудий, 232 пулемётов и бомбомётов.^¹⁴

Закончилось Луцкое сражение, завершилась Луцкая победа. 8–я Армия генерала Каледина своим левым флангом (Ровненской ударной группой Корпусов) прорвала всю толщу вражеской позиционной системы и вышла на оперативный простор. Ни разу, никем во время Великой войны не осуществленная мечта пробиться сквозь тесноту позиционного воевания к воеванию манёвренному, осуществлена нами, русскими воинами. "Слава Богу, слава нам!" – донёс Суворов о взятии Измаила. Генерал Каледин должен был о взятии Луцка тоже донести словами: "Слава Богу, слава нам!"

* * *

4–я Армия генерала Линзингена потерпела катастрофическое поражение. Остатки разбитых дивизий ушли далеко в тыл (большая их часть ушла в наш тыл военнопленными). Мы продвинулись на запад от Стыри километров на 10. Линия фронта, которая была прямолинейной у Олыки и Пелжи и равнялась 16–17 километрам, стала теперь дугой, протяжением в 90 километров. По этой дуге тонкой линией батальонов растянулись четыре дивизии XL и VIII Армейских Корпусов. Генерал Каледин мог подкрепить их всего лишь одной кавалерийской дивизией, бывшей в резерве Ровненской группы. Мы вышли на простор и остановились перед этим простором, потому что шагать по нем четырьмя пешими и одной конной дивизией было бы безумием: челнок не выплывает в океан.

Генерал Брусилов в своих "Воспоминаниях" упрекает генерала Каледина, что он упустил случай захватить Ковель, остановившись за Луцком. Этот упрек сделан не для исторической истины, а для самозащиты: им Брусилов хочет отвести от себя укор – справедливый и неотвратимый – в неразумном планировании битвы, в невежественном намерении сражаться без резервов, в образовании ударных групп, бессильных использовать результаты своей жертвенности и доблести, и умения, результаты своей победы.

Имей генерал Каледин не две группы – Сарненскую и Ровненскую, а одну, и имей он у Олыки–Пелжи два Армейских Корпуса, а в резерве у Ровно один Армейский и два Кавалерийских Корпуса (те, которые 22–25 мая бездеятельно стояли против Чарторыйска, по плану Брусилова), мы бы Луцкую победу обратили из оперативной в стратегическую, в победу, которая была бы сокрушительной для Австро–Венгрии и, следовательно, роковой для Германии.

История войн, есть история упущенных возможностей, но это не оправдывает полководцев, упускавших возможности.

Противник, рассуждая оперативно–грамотно, не мог думать, что мы – Брусилов – оперативно–неграмотны, что мы шагнули в оперативный простор, не имея кем шагать в нём. Противник – генералы Конрад–фон–Гётцендорф и Фальккенгайн – встревожился известием о поражении Линзингена и кинули резервы к району катастрофы. С Двины и верховьев Немана, с Уазы и Мааса, с Пияве и Изонцо спешат германские и австро–венгерские дивизии на Стоход, Стырь, Серет, Прут. Генерал Конрад–фон–Гётцендорф смещен, генерал фон–Гинданбург получает под свою команду сперва все германские Армии к северу от Полесья (так взволнованы немцы возрождением нашей способности к победам после поражений 1915 года), а вскоре – и все австро–венгерские Армии, будучи назначен Главнокомандующим на Востоке.

Наша Ставка, обрадованная победой у Луцка, шлет генералу Каледину два Армейских Корпуса из резерва генерала Эверта. Луцкая блистательная победа должна быть использована – это понимает Ставка, понимает наше командование, понимаем мы, делатели этой победы, офицеры и солдаты.

* * *

Выше было сказано, что неприятельские резервы поспешили к рекам Серет и Прут, т. е. на участок, где дралась 9–я Армия Генерала Лечицкого. Эта Армия также одержала великолепную победу в дни 22–28 мая.

Четыре Армейских Корпуса 9–й Армии были растянуты на широком фронте вдоль Днестра и в пространстве между Днестром и Прутом. По замыслу генерала Брусилова, она должна была атаковать двумя Армейскими и одним Кавалерийским Корпусами. Но для того чтобы эти два корпуса пехоты собрать в крепкий кулак, пришлось не только предельно растянуть фронты двух прочих корпусов, но и посадить в окопы, спешивши, Кавалерийский Корпус генерала графа Келлера, предназначенный также для участия в сражении. Это не противоречило распоряжениям Главнокомандующего фронтом, который считал, что сидящие в окопах войска надо рассматривать резервом тех, которые ведут сражение.

Подготовка к майскому сражению была сделана в 9–й Армии основательно. Хотя фортификационная сила вражеской позиции была на участке Армии не столь значительной, как у Олыки и Пелжи, но всё же надо было тщательно разработать план артиллерийского боя с максимальным использованием того минимального (ниже норм позиционного воевания) количества артиллерии, какою располагала Армия. Подполковник Кирей (офицер, окончивший две Академии – Артиллерийскую и Военную), отлично расположил батареи и дал им задания, объединённые его планом артиллерийской подготовки пехотного штурма (и в соседней, 7–й Армии артиллерийский бой был планирован тем же подполковником Киреем). Решение его было своеобразно: вместо слабого артиллерийского удара по всему фронту пехотной атаки нанести мощный огневой удар на участке подле Хотина, чтобы тут сломать вражеское сопротивление – если прорвемся здесь, прорыв расширится на соседние участки.

Канонада наша 22–го мая была столь мощной, что целые роты австрийцев, с платками, привязанными к стволам винтовок, сдавались в плен; местечко Окна, опорный пункт неприятельского сопротивления, было разрушено до основания всех его домов. Когда артиллерия смела позиции противника, пехота овладела ими без больших потерь. Этот прорыв у деревни Юрковцы и железнодорожной станции Окна (23–го мая) решил исход сражения: на фронте двух наших Корпусов позиция была прорвана. В прорыв была генералом Лечицким брошена Уссурийская Конная Дивизия. Победный восторг был так велик, что командир конно–горной батареи капитан Омельянович–Павленко, увидав отступающую вражескую тяжелую батарею, посадил своих пушкарей на коней и в конном строю захватил эту батарею. Разгром врага был бы ещё грандиознее, если бы в момент победы были брошены для преследования врага не только уссурийцы, но и дивизии генерала Келлера, но они сидели в окопах пассивного участка.

Генерального Штаба полковник Слёзкин, участник этого сражения (тогда – молодой командир эскадрона, георгиевский кавалер), пишет мне: "Конный Корпус Генерала графа Келлера, в котором я имел честь служить, в то время входил в 9–ю Армию генерала Лечицкого и, посаженый в окопы, занимал самый левый участок всего Юго–Западного Фронта, упираясь левым флангом в реку Прут". На время Черновицкого сражения "Корпусу была дана пассивная задача обеспечение левого фланга 9–й Армии. Графа Келлера не удовлетворяла такая пассивная роль, особенно, когда обнаружился успех прорыва наших войск правее (севернее) нас, на реке Днестре, в Черновицком направлении. Граф Келлер три раза посылал генералу Лечицкому телеграммы, прося разрешения "рвать" Корпусом на его участке. Два раза генерал Лечицкий отказывал, считая эту задачу для конницы, не имеющей тяжелой артиллерии, невыполнимой (перед нами были долговременные бетонные позиции австрийцев). На третий раз генерал Лечицкий ответил: "Разрешаю, но вся ответственность ляжет на вас". Генерал Келлер отдал приказ о наступлении, но Начальник Штаба Корпуса, генерал Сенча, считая задачу невыполнимой, отказался подписать боевую диспозицию, за что был графом Келлером отрешен от должности".

"Ночью 10–я Кавалерийская дивизия имея в авангарде Ингерманландский гусарский полк, в пешем строю, по горло в воде, форсировала реку Прут. Наступая по другому берегу Прута, она должна была взять несколько линий австрийских окопов. Впереди шли гранатомётчики с офицерами – они должны были забросать передний окоп ручными гранатами. Под страшным миномётным, пулемётным и артиллерийским огнем (до 6–ти дюймов включительно) гусары взяли передний окоп, но дальше продвинуться не могли. Из 23 офицеров, бывших в тот день в строю, полк потерял 10 (3 убитых, 7 ранены). Переправиться через Прут успели только ингерманландцы и Оренбургский казачий полк".

"В то время как конница так безрезультатно, не имея артиллерии, выполняла пехотную задачу, в то время на участке главного прорыва 9–й Армии, где был успех, не было конницы для развития успеха и преследования... Эта битва обнаружила полное неумение старших военачальников использовать свою конницу: вместо того чтобы держать её за участком главного удара, конницу графа Келлера посадили в окопы на пассивном участке. Когда Штаб 9–й Армии, спохватившись, отдал приказ графу Келлеру поспешить с Корпусом для преследования отступающих австрийцев, момент был упущен. Если это объясняется тем, что генерал Лечицкий был пехотинцем, то это непростительно для его Начальника Штаба, генерала Санникова,^¹⁵ который числился по кавалерии". Несомненно, этими словами полковника Слёзкина передаются негодующие мысли тогдашнего штаб–ротмистра Слёзкина, который где мог знать, что Корпус генерала Келлера сидел в окопах по плану, предписанному генералом–от–кавалерии Брусиловым и что генерал Лечицкий не мог держать конницу в резерве: если бы он, вместо неё посадил в окопы на левом фланге дивизию пехоты, он бы ослабил свою ударную массу и прорыва, победы не добился бы.

"Во время своего марша по территории удавшегося прорыва'' – продолжает полковник Слёзкин: "мы могли видеть, какие основательные разрушения произвела наша артиллерия: что называется, камня на камне не оставила. Австрийцы были потрясены огнем нашей артиллерии: было много сошедших с ума и сидящих на земле с безумными глазами.

Развивая успех, наши войска легко взяли город Садогуры и почти без боя вошли в Черновицы". Это случилось 4–го июня.

"Предмостное укрепление у города Садогура" – пишет мне сын генерала Санникова: "было (подобно местечку Окна) сравнено с землей, но в городе Черновицы не было ни одного артиллерийского попадания. Говорили, что таково было желание Верховного Командования, якобы из–за того, что в Черновицах было место пребывания православного митрополита. Наши войска (дивизия генерала Лукомского) форсировали реку выше по течению и обошли город с тыла, вынудив этим австрийцев оставить Черновицы".

Черновицкое сражение было великолепно выиграно доблестью пехоты, искусством артиллерии, прорывом кавалерии (в завершающей фазе) и командным дарованием генерала Лечицкого, помощниками которого были: генерал Санников, Начальник Штаба Армии, генерал Кельчевский, Генерал–квартирмейстер, подполковник Кирей, организатор артиллерии, и военный инженер полковник Нилус. По словам полковника Слёзкина, попытка атаки спешенной конницей бетонных укреплений "была за всю войну единственным "неудачным" боем графа Келлера, вызвавшим большие, лишние потери".

Неудачи приходится признать, но нельзя не признать и высокий боевой дух и генерала Келлера, считавшего необходимым атаковать, и ингерманландцев, атаковавших неприступную позицию.

Пехота же генерала Лечицкого атаковала успешно и храбро, довершая победу, начатую артиллерией. Описание, более подробное и точное, Черновицкого сражения войдет блестящей страницей в историю Российского воинства.

* * *

Луцк–Черновицкая победа в двадцатых числах мая 1916–го года вызвала такой развал духа австро–венгерской Армии, что императору Вильгельму пришлось объезжать её дивизии, чтобы поднять в них бодрость. Это, может быть, наилучшим образом определяет значение этой победы.

Достигнута она была:

несмотря на то, что генерал Брусилов неправильно, неразумно раздробил свои силы;

несмотря на то, что он не создал ни одной мощной ударной группы, а группы создал, не дав им резервов;

несмотря на то, что количество артиллерии было значительно ниже норм, предусмотренных "Наставлением для борьбы за укрепленные полосы";

несмотря на то, что артиллерии было дано лишь 30 часов на выполнение многочисленных задач по подготовке штурма позиций пехотою.

Победа была достигнута:

потому что артиллерия свою малочисленность компенсировала изумительно искусной стрельбой;

потому что пехота наша, отдохнувшая за зиму, окрепшая духом, проявила не только храбрость, но и умение в ведении позиционного боя;

потому что Командующие Армиями и их Штабы своими распоряжениями, пехота же доблестью, а артиллерия искусством исправляли ошибки Главнокомандующего;

потому что, наконец, противник был застигнут врасплох: он не верил в наступление, которое инженерно–сапёрно, а потом и артиллерийски подготовлялось на всём 400–километровом фронте – в этом заключается и заслуга генерала Брусилова в одержании Луцк–Черновицкой победы.

Blog

Проф. Е. Месснер луцкий прорыв к 50-летию великой победы Всеславянское Издательство Нью-Йорк

Содержание

Глава VII

СРАЖЕНИЯ У ЛУЦКА И ЧЕРНОВИЦ