Проф. Е. Месснер луцкий прорыв к 50-летию великой победы Всеславянское Издательство Нью-Йорк

Вид материала

Содержание

Подобный материал:

1 2 3 4 5 6 7 8 9 ... 15

ПЛАН ГЕНЕРАЛА БРУСИЛОВА

На военном совете в Могилеве, получив разрешение наступать войсками Юго–Западного Фронта, генерал Брусилов стал излагать свою собственную теорию позиционного воевания. Все неудачи французов, англичан и немцев в попытках прорвать фортификационную полосу происходят, мол, от того, что ударяли они в одном пункте и противник сразу знал, куда надо притягивать резервы, притягивал их и затыкал дыру – получалась не дыра, а выщербина.

Это рассуждение противоречило нашему мартовскому опыту: мы атаковали в трех пунктах и в трех пунктах были отбиты подоспевшими вражескими резервами. Но есть люди, которые не позволяют фактам противоречить выдуманной этими людьми теории. "Факт не согласуется с теорией – тем хуже для факта".

– Я, – говорил генерал, – намерен атаковать во многих пунктах. Этим я собью противника с толку. Он не будет знать, куда направить резервы. Только такой способ действий может дать успех.

Участники военного совета возражали Брусилову. В литературе нет изложения этих возражений, но не трудно догадаться, какие аргументы выдвигали наши серьезные, опытные Главнокомандующие и их Начальники Штабов, возражая на легкомысленные рассуждения Брусилова.

Опыт позиционных сражений показал, что атакующие дивизии сгорают в огне жестокого боя, как солома в костре. Дивизии первой линии могут овладеть только первой фортификационной полосой. Для штурма второй полосы надо кинуть дивизии из резерва. И эти сгорят и потребуются ещё и ещё дивизии, чтобы не затухал костер. Показательно в этом отношении было сражение у Арраса, начавшееся 17/30 сентября 1915 года. Англичане атаковали на фронте в 7 километров, а французы на участке в 16 километров, израсходовали 3 миллиона снарядов и продвинулись вперед: "томми" на 3 километра, а "пуалю" на глубину от 1,5 до 4 километров. В сражении приняло участие шестьдесят дивизий. Сперва израсходовали дивизии первой линии, потом сожгли дивизии приготовленного резерва, затем стали потрепанные дивизии ставить на пассивные участки фронта, а сменённые ими свежие войска бросали в сражение у Арраса. На боевом участке могли развернуться не более 8 дивизий, а 52 дивизии вступили в дело в течение сражения, чтобы оно не заглохло. И все–таки заглохло с единственным результатом – 25.000 пленных (пленных немцев было так много потому, что германское командование ещё не поняло, что в передовом окопе надо держать лишь сторожевое охранение, а обороняться надо ротами и батальонами, стоящими в глубине позиционной полосы; при густой заселённости переднего окопа, солдаты там оказываются во время вражеского наступления под крышкой из вражеских снарядов и не могут ни обороняться, ни отступить и попадают – кто уцелел – в план).

Генералу Брусилову, вероятно, возразили на военном совете простой арифметикой: если вы имеете для наступления 20 дивизий, то ударяя в одном пункте, развернете в первой линии 4 дивизии, а за ними будете держать 16 дивизий для замены ими сгоревших в бою; но если вы будете атаковать в 5 пунктах и в каждом развернете, скажем, по 2 дивизии, то каждая такая ударная группа будет иметь резерв только в 2 дивизии и бой ваш заглохнет через несколько часов после начала штурма. Но Брусилов помнит, как он атаковал на Гнилой Липе (16–17 августа 1914 года) и в Карпатах (в январе 1915 года) без резервов и имел успех. На основании этих успехов в непозиционном воевании он строит свою теорию позиционного воевания и военному совету не удалось убедить его в ошибочности его оперативного плана.

Против Юго–Западного Фронта стояли войска Эрцгерцога Иосифа–Фердинанда: Армии генералов Линзингена, Ботмера, Бем–Ермоли, Пфлянцер–Балтина и других силою в 45 пехотных и 7 кавалерийских дивизий (в числе тех и других были и германские). По описанию генерала Брусилова (его "Воспоминания") вражеская фортификационная система состояла из трех укрепленных полос – каждая последующая в 3–5 километрах позади предыдущей; в каждой полосе не меньше трех линий окопов, отстоящих одна от другой на 150–300 шагов. Перед каждой линией траншей лежали проволочные заграждения – до 21 ряда кольев, т. е. до 21 забора из колючей проволоки; местами было несколько таких проволочных полос, устроенных одна за другой шагах в 20–50; на некоторых участках проволока была такой толщины, что её нельзя было разрезать специальными ножницами; местами по проволоке был пущен электрический ток. Были участки, защищённые ещё и рядами закопанных в землю мин–фугасов. Это описание относится к максимально оборудованным секторам неприятельского фронта; в северной его половине они были оборудованы почти так, как описывает Брусилов; в южной половине – несколько слабее. Во всяком случае, вся линия вражеского фронта была укреплена по правилам позиционной войны и для прорыва её надо было приложить усилия многочисленных артиллерии и пехоты. Этой многочисленности на Юго–Западном Фронте не было. А Брусилов, во власти своей теории, раздробил те силы, которые были в его распоряжении.

Правофланговой Армии – 8–й, генерала Каледина, он приказал атаковать двумя ударными группами. Главный удар наносит Сарненская группа из XLVI Армейского, IV и V Кавалерийских Корпусов; действуя в направлении Сарны–Ковель, она должна прорваться к Ковелю. В резерве I пехотная дивизия.

Вспомогательный удар наносит Ровненская группа 8–й Армии, составленная из XL и VIII Армейских Корпусов; ее задача: наступлением на Ковель, взять в клещи вражеские войска, расположенные между оперативными направлениями обоих групп 8–й Армии^⁷. Резерв составляла I кавалерийская дивизия.

Влево от 8–й Армии стоявшая 11–я Армия генерала Сахарова^⁸ будет в готовности к наступлению, но в первой фазе битвы ограничивается лишь усилением артиллерийского огня.

Далее к югу стояла 7–я Армия под командою генерала Щербачева. Её XVI и II Армейские Корпуса с I Кавалерийским Корпусом будут наступать на Бучач и далее на Львов, имея в резерве I конную дивизию^⁹.

Левофланговая Армия генерала Лечицкого (9–я) получила задание атаковать в пространстве между реками Прут и Днестр в направлении Черновицы и на Коломею, что предстояло выполнить Х1–му, ХП–му Армейским и 111–му Кавалерийскому Корпусам^¹⁰. Резервом служила конная дивизия.

Образованы были ударные группы так: пассивные Корпуса растянули свои участки фронта, а в пунктах удара сконденсировались Корпуса, предназначенные для атаки. Сила четырех атакующих масс равнялась 7 Армейским и 4 Кавалерийским Корпусам, позади которых стояли I пехотная и 3 конные дивизии.

Сказано: "победителей не судят", но нигде не сказано, что победителей не критикуют, а потому позволительно сделать несколько критических замечаний об этом оперативном плане генерала Брусилова.

Прорыв фортификационной системы – дело артиллерийско–пехотное; коннице, не огневому роду войск, тут делать нечего. Её можно приберечь для завершения битвы, когда пехота прорвётся через всю фортификационную систему противника. Брусилов же забывал всю войну, что он общевойсковой (генеральный) полководец, и думал, как и в бытность свою корнетом, кавалерийские образом. Это – отличный образ военных мыслей, но для Главнокомандующего Фронтом он не годится. Если в Черновицком сражении конница атаковала неприступные окопы, то это не значит, что план Брусилова был хорош – хороша была, изумительно хороша была конница.

Нельзя также не удивиться постановкой конных дивизий в резерв Ровненской группы 8–й Армии и ударных групп 7–й и 9–й Армий. Их немыслимо было применить для поддержки атакующей пехоты, потому что коню не пройти в лабиринте траншей и ходов сообщения да ещё под напряжённейшим вражеским огнём. А если употребить эти конные дивизии в спешенном виде, то их огневая и ударная сила будет так незначительна, что в позиционном сражении роли большой не сыграет.

Лишь Сарненская группа 8–й Армии имела в резерве одну пехотную дивизию – можно ли было считать это достаточным подкреплением для сгорающих в огне боя дивизий первой линии?

В сражении у Арраса 8 дивизий для удара и 52 в резерве, а в сражениях у Луцка и Черновиц 15 пехотных и 8 конных дивизий для удара, а в резерве I пехотная и 3 конных дивизий. Такой план битвы не сулил успеха, а победа была достигнута неописуемой доблестью войск, несмотря на абсурдность Брусиловского плана.

Ещё одно замечание: для удара (атакующие соединения и резерв) было назначено 16 пехотных дивизий, т. е. 42% всей пехоты на Юго–Западном Фронте. По понятиям позиционного воевания, это чрезвычайно высокий процент (на французском театре процент не превышал 10–15 в начальный момент сражения). Но эту внушительную массу – 16 дивизий пехоты – Главнокомандующий раздробил на 4 ударные группы. Силу свою расплескал на пространстве в 400 километров. Сделал, чтобы не победить, а победил. Победил потому, что был удачлив в военных предприятиях, и потому, что войска его были годны для самых невероятных, невозможных военных предприятий. Войска эти, герои Луцк–Черновицкой битвы, заставляют усомниться в правильности изречения: и для героев есть невозможное.

В Штабе Юго–Западного Фронта, расположенном в Житомире, советниками и помощниками Главнокомандующего были генералы: Клембовский, Начальник Штаба, Дидерикс, Генерал–квартирмейстер (ведавший оперативным руководством), Марвин, Начальник Снабжения, и Величко, военный инженер.

Штаб позаботился о сокрытии от шпионских взоров сути предстоявших операций. В войска было пущено дезинформирующее объяснение предписанных наступательных приготовлений: ожидается большое германское наступление к северу от Полесья, а потому Юго–Западный Фронт должен быть готов к нанесению удара, чтобы выручить генерала Эверта. Для введения противника в заблуждение было приказано всем, без исключения, Корпусам окопными работами превратить свою позицию в плацдарм для атаки, всем Корпусам было сказано, что они будут наступать. Надо делать вид, что ударим в 20 пунктах, говорил Брусилов своим Командующим Армиями.

Не малое значение имели те указания, которые рассылал войскам Штаб Фронта в дополнение к "Наставлению для борьбы за укрепленные полосы". Мы, строевые офицеры с антипатией отнеслись к этому "Наставлению", к "французской моде". А указания Штаба Фронта, что неудача мартовского наступления имела причиной пренебрежение к "Наставлению", заставили нас отнестись очень серьезно к правилам позиционной тактики. Так, артиллеристам было указано, что в марте батареям ставили задачу: столько–то часов стрелять по такой то цели, но конкретного задания не давали; снаряды просто разделили по числу батарей, не считаясь с важностью целей, порученных той или иной батарее; командиры батарей вели ураганный огонь, когда надо было подготовлять атаку, стрелять методически; не было предусмотрено перемещение артиллерии вперед вслед за продвинувшейся пехотой. Словом, было много ошибок, но главнейшей оказалась та, что руководство артиллерийским боем поручали артиллеристу, старшему в чине, а не способнейшему. В германском войске таким способнейшим оказался полковник Брухмюллер, гениальный организатор системы артиллерийских огней перед прорывом и во время штурма позиции (его в шутку прозвали Дурхбрухмюллером – от слова "дурхбрух", означающего "прорыв"). У нас таким гением на Юго–Западном Фронте был подполковник Кирей, которому было поручено проверить правильность артиллерийских планов во всех четырех ударных группах.

Навсегда, вероятно, останется тайной, как мог генерал Клембовский, рассылавший в войска такие ценные и правильные руководящие указания в связи с подготовкой ударных групп к наступлению, как мог он согласиться с планом генерала Брусилова, который хочется назвать невежественным^¹¹ уже потому, что Главнокомандующий, располагая 13–ю кавалерийскими дивизиями, все 13 включает в ударные группы для атаки мощной и глубокой фортификационной системы, непосильной, может быть, и для пехоты.

* * *

Генерал Брусилов знал, что Ставка прикажет начать наступление 28 или 29 мая. Для противника же – через шпионов – он приказал закончить к 19–му мая все приготовления: окопные и дорожные работы, пристрелку батарей и т. д. Но случилось непредвиденное. Генерал Конрад–фон–Гётцендорф повел из Южного Тироля наступление на итальянцев, сбросил их с гор в долину реки По и, тесня темпераментно бегущих барсальери и прочих горе–воинов, шёл к окончательному разгрому войска Италии. Париж послал несколько дивизий, чтобы подпереть итальянцев и, конечно, обратился к Ставке с настойчивейшей просьбой немедленно ударить на врага, чтобы спасти Италию. И, конечно, Ставка сочла себя обязанной спасать худосочного союзника.

Приготовления Западного и Северного Фронтов к битве ещё не были закончены, а к тому же было логичнее бить не по германцам, а по австрийцам, чтобы австрийцев заставить перебросить часть своих войск с итальянского театра войны на русский. 20–го мая Главнокомандующий Юго–Западным Фронтом получает приказ начать наступление 22–го числа. Было бы трудно предпринять операции на 6 дней раньше предполагавшегося срока, если бы генерал Брусилов благоразумно не приказал Армиям быть готовыми к 19/20 мая. Но все же создавалась непредвиденная и для Юго–Западного Фронта весьма неблагоприятная обстановка. На вопрос, будут ли одновременно наступать и прочие Фронты, как было договорено на военном совете в Могилеве, генерал Алексеев с некоторой уклончивостью ответил, что Эверт будет готов к 28–му мая, а что до того дня Брусилову придется наступать одному и самостоятельно. Выполнение самостоятельной задачи не входило в расчеты Брусилова – он ведь на военном совете пожелал участвовать в битве, как второстепенный, подсобный участник.

В Великую войну не было ни Суворовых, ни Наполеонов ни фон–Мольтке (победителя австрийцев и французов), дерзавших атаковать превосходящие силы противника. В Великую войну повелось – почти как правило – нападать, имея хотя бы небольшое превосходство в силах. На Юго–Западном же Фронте не мы, а противник имел численный перевес: у него 45 Пехотных Дивизий, а у нас всего лишь 38. При совместном наступлении трех наших фронтов это могло не иметь значения, но, если Куропаткин и Эверт будут продолжать копать и копаться – думали в Житомирском Штабе – то против Брусилова появятся не только австрийские дивизии из Италии, но и германские из–за Полесья, присланные на помощь Иосифу–Фердинанду.

Но приказ Верховного Главнокомандующего был категоричен и генерал Брусилов был вынужден рискнуть на самостоятельное наступление. Командующие 8–й и 9–й Армиями получили распоряжение: вступить в бой 22–го мая (у Каледина – только Ровенская ударная группа). Прочим ударным группам быть в боевой готовности.

Брусилова ждала ещё одна неожиданность. В ночь на 21–е число (пишет он в своих "Воспоминаниях") его вызвал к прямому проводу генерал Алексеев и передал ему повеление Царя вести наступление не на четырех участках, а на одном, всеми предназначенными для операций силами. Взволнованный Брусилов ответил: доложите Государю, что я не могу в 24 часа сделать перегруппировку Корпусов и Армий. Алексеев ответил: Его Величество спит; доложу завтра. Это был очень дипломатичный ответ: завтра Верховный Главнокомандующий увидит, что остается мало времени для перестроения всего Фронта – Фронт не рота.

На том и осталось: 22–го мая начинают наступление Ровненская группа генерала Каледина и Армия генерала Лечицкого, чтобы отвлечь на себя резервы врага; затем генерал Щербачев подопрет 9–ю Армию и, наконец, пехота Сарненской группы 8–й Армии откроет дорогу двум кавалерийским Корпусам, которые прорвутся к Ковелю... Так представлял себе ход битвы генерал Брусилов.

Глава VI

Blog

Проф. Е. Месснер луцкий прорыв к 50-летию великой победы Всеславянское Издательство Нью-Йорк

Содержание

ПЛАН ГЕНЕРАЛА БРУСИЛОВА