Проф. Е. Месснер луцкий прорыв к 50-летию великой победы Всеславянское Издательство Нью-Йорк

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   15

Введение


Непростительна вина наша, офицеров–участников Вели­кой войны 1914–17 гг. и наших генералов, что мы в Зарубежьи не написали истории военных событий 1914–16 гг. Правда, архивы войсковых частей и соединений были нам недоступны, потому что находятся в СССР, а разрешение на пользование военными архивами наших бывших союз­ников и врагов было не легко получить, но у нас в 20–х, в 30–х годах был великолепный архив памяти – по свежим воспоминаниям сотен, тысяч капитанов, полковников, гене­ралов (особенно их, как видевших события с высоких ба­шен,) можно было с достаточной точностью нарисовать бои, сражения, битвы, успехи наши, неуспехи, победы и по­ражения. Мы бы создали письменный памятник славы Армии Императора Николая Второго. А славы она заслуживает, потому что была величественна в своих победах и была мужествен­на в перенесении тяжелых боевых испытаний, подчас весь­ма трагичных.

В университетских архивах и, вероятно, в личных чемо­данах лежат воспоминания отдельных письменных офице­ров, а сколько пожелали остаться неписьменными и ничего не записали для истории о пережитом ими, о виденом ими на войне. Опубликованы были десятки, может быть, сотни статей и несколько книг, но даже самые основательные из них, как труды генералов Головина и Данилова, дают лишь представление об исторических событиях, но (за недостат­ком данных) не могли стать историей этих событий.

Наиболее примечательным из них надо признать Луцк–Черновицкую битву, потому что в этой битве русское ору­жие добилось того, чего не могли достичь ни германское, ни франко–британское: они не могли ни пробиться, ни про­грызть вражескую фортификационную систему, а мы рвану­ли нашей русской солдатской храбростью, нашей русской духовной силою и прорвали позиционные полосы и у Луцка, и у Черновиц1.

К 50–летию Луцк–Черновицкой битвы пишется эта кни­га, пишется не как историческое исследование (где взять исторические матерьялы? где достать достоверные свиде­тельства?) а как мемуары на основе, главным образом, тех заметок, какие автор делал – припоминая пережитое и услышанное, и прочитанное – когда память его была моло–да, а воспоминания свежи. Весьма возможно, что некоторые факты будут изображены не так, как они представляются иным еще живым участникам описываемых событий или тем, кто в иных мемуарах прочли описания тех же событий. Но всякий бывший на войне знает, что реляция командира полка о происшедшем бое кажется офицерам этого полка не точной, потому что каждый офицер видел бой в свое окон­це и не видел того, что было видно в другие оконца. Из со­поставления свидетельств и мнений рождается истина, а автор книги может лишь надеяться, что его свидетельства и мнения не далеки от истины.

Мемуаристы нередко впадают в грех самопрославления. Но чем может себя прославить автор этой книги, во время описываемой им битвы маленький офицер, ничтожная пес­чинка в трехмиллионной массе русских воинов, в битве уча­ствовавших? Их, этих воинов, хочет прославить книга, ибо велик их боевой подвиг, велика была их храбрость, велики были их жертвы, прославить три миллиона героев, смертью или кровью, храбростью и упорством и воинским искусством добывавших победу в победные дни и своими ударами по­трясавших врага в дни, когда победа не давалась.

Надо ли их славить с пафосом? Державин с пафосом прославил Суворова:


Станет на горы, горы дрожат,

Ляжет на воды, воды кипят,

Града коснется, град упадает,

Скалы рукою за облак кидает.


А некий Суворовский чудо–богатырь, когда катафалк с телом Генералиссимуса Суворова застрял в воротах Александро–Невского кладбища и начальство совещалось, не надо ли надломать катафалк, крикнул: ,,Всюду проходил – и тут пройдет!" Катафалк тронулся и, треща, прошел в во­рота. ,,Всюду проходил" – лучше, чем ,,ляжет на воды, во­ды кипят". Прославим же Российское войско за Луцк–Черновицкую победу без пафоса, русскому военному обычаю не свойственного и с русской храбростью, с русской доблестью не сочетаемого. Русский воин – капитан Миронов у Пушки­на, Максим Максимыч у Лермонтова – красив в своей про­стоте – в простоте, а не в выспренности надо писать о нем.

Из крошечных – крошечных по сравнению с размерами исполинской битвы – деяний сотен тысяч храбрецов–сол­дат, из доблести тысяч прапорщиков, подпоручиков, пору­чиков шедших впереди своих солдат, из мужества и уменья сотен штабс–капитанов, капитанов, подполковников, полков­ников командовавших батальонами и полками, из воли и разума генералов – сотворена ВЕЛИЧАЙШАЯ ПОБЕДА ВЕ­ЛИКОЙ ВОЙНЫ.


* * *

Боевой период 1914–18 годов мы называли Великой войной, теперь называют Первой Мировой. Старое название лучше – в нем есть душа, тогда как в новом – только ре­гистрация: Первая, Вторая, Третья Мировая... Возвратимся к старому названию: Великая война.

* * *

Александр Македонский блистательно разбил персов при Гранине, при Иссе, при Арабелах, но ни одна из этих битв не названа Александровой; Ганибал разгромил римлян у города Канны и эта классическая операция называется н во­енном искусстве Каннами, а не Ганибаловым маневром; знаменита победа Наполеона под Аустерлицем, однако назы­вается она Аустерлицкой, а не Наполеоновой. Мы не гово­рим "Кутузовская битва", то – Бородинская, не называем Полтавскую баталию Петровой баталией, а победу на Неве над шведским орлом Биргером мы не наименовали именем Великого Князя Александра, а, наоборот, Князя назвали Нев­ским, потому что битва называется Невскою. Но вот, вопреки традиции исторической и нашей военной и нашей народной, боевые операции 1916 года на Юго–Западном фронте полу­чили наименование Брусиловского наступления. Почему Бру­силову оказана такая нигде и никогда невиданная честь?

В России либеральные пресса и общественность бывали очень энергичны, когда находили нужным прославить ка­кого–либо масона или же человека, возвеличение которого было сопряжено с уничижением царизма. Масоном генерал Брусилов, невидимому, не был. Едва ли можно считать на­мёком на принадлежность его к масонству такой эпизод (о нем писал в "Перекличке" полковник Б. Н. Сергеевский) "...через 2–3 дня после отречения Императора Николая 2–го от престола, Его генерал–адъютант, генерал–от–кавалерии Брусилов, будучи Главнокомандующим Армиями Юго–Запад­ного фронта, пригласил к себе на чай политических деятелей левых группировок. На этом чае его супруга утверждала, что её муж уже давно состоит в партии эсэров". Вероятно и даже почти несомненно, что это – ложь неумной женщи­ны (ложь эту, впрочем, генерал не опроверг) и потому эти слова не могут быть доказательством левизны Брусилова, ни его принадлежности к масонству.

Но прославление Брусилова ради нанесения ущерба ре­жиму – такое предположение правдоподобно. Когда, вскоре по принятии Императором па Себя Верховного Главноко­мандования, произошло удачное сражение у Тарнополя и Трембовели, то официальная пропаганда, почти не упоминая имени победительного генерала, внушала народу, что побе­да одержана по той причине, что во главе Действующей Армии стал Царь. Когда обнаружился успех Луцкого и Чер­новицкого прорывов и рождалась надежда, что битва при­мет вид победы решающей и войну завершающей, то и оп­позиционных кругах не могло не возникнуть опасение, что победа эта тоже будет приписана Царю, а это укрепит мо­нархию, режим. Чтобы этого не случилось, было только од­но средство: всю славу возложить на Главнокомандующего – тогда она не ляжет на Верховного Главнокомандующего. И Брусилова стали возносить до небес, как не возносили Иванова за Галицийскую битву, ни Плеве за Томашев, ни Селиванова за Перемышль, ни Юденича (Суворову подобно­го, по мнению генерала Штейфона) за Сарыкамыш и за Эрзерум. В безмерном восхвалении Брусилова битву назвали Брусиловским наступлением. По тем же антимонархическим побуждениям такое наименование битвы понравилось союз­никам России в ту войну и в мировую литературу прочно вошло название "Брусиловское наступление".

Однако мы должны остаться при традиционном наиме­новании битв и сражений по географическим названиям. Мо­жем сделать лишь одно исключение: сохраним за операция­ми 1917 года установившееся название "Наступление Керен­ского" – так ему и надо: пусть позор Калиша лежит не на войске, а на Главноуговаривающем.

Итак, боевые операции 1916 года на Юго–Западном фронте, начавшиеся победными прорывами у Луцка и Черновиц, будем называть Луцк–Черновицкой битвой.


* * *

В книге будет речь преимущественно о сражениях у Луц­ка и о Луцком прорыве, совершенном 8–й Армией генерала. Каледина. Это не означает пренебрежения к заслугам 9–й и 7–й Армий генералов Лечицкого и Щербачева. Но они дей­ствовали – храбро, с великим порывом, с огромным успе­хом – на оперативном направлении» не первостепенном, на направлении, которое выводило в оперативный тупик, в ма­лопроходимую часть Карпатского хребта, в то время как направление Луцк–Ковель открывало огромные оператив­ные возможности. Но этой причине, в равной мере учтен­ной и нашим и вражеским командованиями, в Луцкий район были брошены огромные силы и тут, подле Луцка, разыгра­лись сражения неимоверной напряженности. Не в ущерб славе Черновицкой группы наших победоносных Армий, надо признать, что центр тяжести Луцк–Черновицкой битвы ле­жал у Луцка и что на группу Армий у Луцка легла наиболее трудная роль в этой исполинской битве. Но в воинском под­виге не должно быть местничества в заслугах и почести. Истинный герой не кичится ни своим подвигом, ни своим орденом, потому что верит, что каждый из его боевых то­варищей, очутись он та том же месте и в тех же обстоятель­ствах, совершил бы такой же подвиг. Всем – слава! Всем – благодарность Отечества.

Но... Луцк–Черновицкий подвиг совершен, а Отечества нет. Когда возродится Отечество, будет и благодарность, увы, посмертная и слава, а сейчас да будет эта книга малень­ким прославлением воинов Величайшей битвы и величайшей победы в Великую войну.