«Междисциплинарные исследования в психологии» для слушателей программы
Вид материала | Реферат |
СодержаниеДискурсивная психология Нарративная психология Культурная психология |
- Темы рефератов по дисциплине «История психологии», 21.19kb.
- Темы дисциплин специализированной магистерской программы «Менеджмент в образовании», 701.71kb.
- Э н. профессор Третьяк О. А. Программа, 24.72kb.
- «комплексные и междисциплинарные исследования полярных районов», 1167.68kb.
- С. В. Козенков Член оргкомитета, 162.66kb.
- Тезисы докладов научной конференции «математические модели сложных систем и междисциплинарные, 669.46kb.
- Программа предназначена для руководителей и специалистов организаций и учреждений социальной, 55.94kb.
- Учебная программа дисциплины Курс по выбору «Экспериментальная психология», 217.99kb.
- Программа дисциплины «Оценка и мониторинг инвестиционной привлекательности нефтегазовых, 109.1kb.
- Первые программы психологии как самостоятельной науки. 20. Роль Вундта в оформлении, 24.84kb.
ДИСКУРСИВНАЯ ПСИХОЛОГИЯ
Дискурсивная психология – гибридное поле, возникшее на пересечении дисциплинарных нтересов социальной психологии, теории коммуникации, этнометодологии, социальной антропологии, социолингвистики, философии языка. Её представителей – Рома Харре, Джонотанна Поттера (Поттер 2000), Джона Шоттера (Shotter 1989), Ирвина Паркера (Parker 1987), Маргрет Уезерелл (Уезерелл 1993), Тьена Ван Дейка (Дейк 1989) и др. объединяет интерес к эффектам социального использования языка (дискурса). Дискурс неоднозначно интерпретируется в сфере современных социогуманитарных исследований:
- дискурс - коммуникативное событие, происходящее между говорящим и слушающих в процессе коммуникативного действия, реализуемого в определенном контексте;
- дискурс - организация языка в соответствии со структурами, свойственными высказываниям людей в различных сферах социальной жизни;
- дискурс – письменный или речевой продукт вербального действия (текст или разговор), актуально произнесенный текст;
- дискурс как жанр;
- дискурс – определение социальной действительности посредством языка, «дискурс конституирует социальный мир и социальную деятельность. Эта деятельность составляет особые формы субъективности, которая управляет людьми и придает им форму»
Уровень, на котором рассматривается функционирование дискурса, колеблется от микро-, где порождение смыслов и реальности изучается в ситуации локального взаимодействия и координируется локальным моральным порядком (Якимова 1999, Йоргансон 2000) до макро-, где дискурс описывается в категориях формации и соотносится с символическим порядком (порядком высказывания), присущим той или иной социальной формации (Квадратура 1989).
Представители дискурсивной психологии могут тяготеть к философии языка Витгенщтейна и в этом случае сосредотачивать свое внимание на анализе эффектов использования языка психологических описаний и интерпретации его в категориях языковых игр (Harre 1986), на функционировании высказывания «я не знаю» в интервью принцессы Дианы (Поттер 2000). Исследователи этого направления могут использовать тезаурус и парадигму конгнитивистики для исследования, например, процесса обработки информации в процессе передачи и восприятия новостей или же в устройстве этнических стереотипов жителей Амстердама (Дейк 1989). А могут – с опорой на критические социальные теории знания изучать, каким образом либеральные дискурсы участвуют в воспроизводстве расовой дискриминации в Новой Зеландии (Wetherell 1996) или же выяснять, какие последствия для взаимоотношений со своим «я» (выделенность этой сферы опыта, её маркированность в качестве значимой, дифференцированность и т.д.) имеет использование популярных психотерапевтических руководств и пособий (Hazleden 2003).
Одни авторы делают акцент на порождении в дискурсивных обстоятельствах субъекта, другие – на локальных правилах и конвенциях, а третьи – на общекультурном репертуаре интерпретации (понятие введено М. Уезерелл в дополнение к дискурсу).
Среди задач дискурсивной психологии – изучение того, как люди строят понимание мира в процессе социального взаимодействия, как это понимание влияет на идеологию и поддерживает формы существующего социального устройства, закрепляющего неравное распределение власти; как производство высказываний вовлечено в производство субъектности и т.д. Важно отметить, что многими представителями дискурсивной психологии дискурус трактуется как особая форма социального действия. Под дискурсивной практикой понимаются все возможные символические способы продуцирования психологических и социальных реальностей – институционализированные в политике, культуре, повседневных конвенциях – посредством языка или иных знаковых систем (Davise 2003). Основной метода исследования – дскурс-анализ (Edwads, Potter 2005).
НАРРАТИВНАЯ ПСИХОЛОГИЯ
Можно сказать, что нарративная психология, возникшая в 1980х годах, – это лишь одно из множества новых исследовательских направлений, где нарратологический подход используется вне традиционных рамок литературоведения для понимания того, как именно работают рассказы других людей (Prince, 1982). Один из основателей нарративной психологии Т. Сарбин определяет ее дисциплинарную область как «рассказанную природу человеческого поведения», где люди обращаются к своему опыту и упорядочивают его посредством своих и чужих историй (Sarbin, 1986).
Основные представители нарративной психологии – Теодор Сарбин (Сабрин 2004), Джером Брунер (Брунер 2005), Элиот Мишлер (Mishler 1997), Дэн МакАдамс (MacAdams 1993), Кэтрин Риссман (Riessman 2002), Кэтрин Юнг (Young 1986), Кевин Мюррей (Murrey 1995) проявляют интерес к тому, как тексты, имеющие сюжетно-линейную организацию (повествования, нарративы) оказывают структурирующее влияние на персональный опыт, конструирование памяти и идентичности, организацию перцепции и т.д.
Интересы нарративной психологии к идентичности, нарративному выявлению и определению самости, структуре опыта, автобиографической памяти артикулированы предельно отчетливо. Показательно, что создатели базового Интернет-ресурса по нарративной психологии (Internet Guide in Narrative Psychology) в качестве приоритетных для этой дисциплинарной области вопросов называют те, что отсылают к персонологическому аспекту: каким образом нарратив позволяет нам ответить на вопросы идентификации? Что же имеет в виду психология, когда обращается к категории «я» и оперирует ею? Какова природа нашей идентичности? К. Мюррей и В. Хевен отмечают, что вопросы, традиционно поднимаемые в рамках философии и философской антропологии, сегодня обсуждаются в рамках нарративного подхода (одно или несколько «я» имеется в распоряжении индивида? Каким образом человек приходит к знанию о себе? И вообще, можем ли мы располагать знанием о том, кем является? Каким образом люди адаптируют свой уникальный опыт к культурно-приемлемым типам личности? Какова роль культуры в конституировании «я»? насколько аккуратно человек обращается со своей памятью (в т.ч. с памятью о своем детстве, памятью своей семьи)?
Фундаментальное исследование статуса нарратива в различных социогуманитарных дисциплинах и, прежде всего, в психологии принадлежит Дональду Полкинхорну. Полкинхорн рассматривает нарратив как фундаментальную культурную форму, позволяющую наделять персональный и социальный опыт смыслом, работать с переживанием темпоральности и социального действия. По мнению Полкинхорна, нарратив представляет интерес для психологии. Прежде всего, в качестве культурного основания для оформления психологического развития и персональной идентичности (Polkinghorn 1989). Особе внимание уделяется «истории о себе» (self narrative) и «истории жизни» (life narrative). Именно эти типы повествования рассматриваются как выполняющие наибольшую психологическую нагрузку в структурировании опыта и конструировании идентичности. Karl Scheibe поясняет понятие «я»-нарратива: «Я-нарративы – это истории развития, которые должны быть рассказаны в специфических исторических терминах, с использованием особого языка, отсылающего к базовым для культуры верованиям и ценностям. Наиболее фундаментальные Нарративные формы универсальны, но способы их присвоения и модификации зависят от конкретно-исторической специфики». (Scheibe 1986).
Представители нарративного подхода обсуждают, следует ли считать нарративную психологию особым разделом психологии наряду с возрастной психологией или психолингвистикой? Елиот Мишлер предлагает отказаться от попыток осмыслить нарративный подход в жестких дисциплинарных категориях и рассматривать его как проблемную область исследования, мультидисциплинарную по определению (Mishler 1995). Это замечание справедливо в отношении формы организации постсовременного научного знания, каким и является нарративная психология.
Одной из отправных точек в истории развития нарративной психологии становится коллекция эссе, собранных Sarbin (1986) – первая коллективная монографии, явно посвященная нарративной психологии. Sarbin определил этот проект как исследование способов, которыми индивиды создают ощущение их собственного мира посредством историй. «Тексты идентичности» оказались программным текстом, во многом определившим стратегии развития нарративного подхода в психологии.
Одна из связей между нарративом и жизнью в этой коллекции эссе относится к клинической ситуации. Кин (Keen 1986) исследует клинику паранойи как особую нарративную стратегию, включающую в себя катастрофический горизонт будущего, поляризованность добра и зла и абсолютный раскол между «я» и окружающими. Подобный же подход был реализован Мюрреем в иследовании популярных психологических тестов, которые в отличие от их профессиональных аналогов тяготели к знаменитым мифологемам Фрая от романса до трагического сценариев (Murrey 1986).
С позиций психоанализа нарратив рассматривается как особый процесс, при помощи которого аналитическая терапия реконструирует истории индивида о себе. Для Спенса процесс психоанализа позволяет объективировать и воплотить в слове опыт, который иначе был бы заточен в травматическое молчание. Облечение дискретного, разорванного и неровного опыта в форму истории описывается в категориях «нарративной полировки», которую Spence описал где-то еще как практику предоставления «крыши» для смыслов: «истина заключена в служении само-когерентности (достижении связности и правдоподобном описании своего опыта). По мнению Спенса, успешная история о себе (целостная, правдоподобная, помещенная в коммуникативный контекст) - это непременное условие психологического благополучия. Этот тезис стал одним из фундаментальных оснований для активно развивающейся нарративной психотерапии.
Стремление отрефлектировать не только психологическую теорию, но и психотерапевтическую практику из нарративной перспективы составляет одну из отличительных особенностей нарративно-психологического знания на современном этапе. Неслучайно модуль, посвященный нарративной критике различных психотерапевтических систем и подходов, является обязательным и одним из наиболее воспроизводимых в зарубежных университетских курсах по арративной психологии. Психоаналитик Шафер уделяет внимания особым видам нарратива, которые составляют ядро терапевтичекой работы – конструирования. Для Шафера основополагающей целью терапии должно быть помещение анализанда в активные отношения с его (или ее) ситуацией: когда действие интерпретируется как выражение неосознанного желания, анализанд может рассматриваться, скорее, как активная сила в этой истории, нежели чем как жертва обстоятельств. Для других нарративных терапевтов главная цель – это «самоавторизация» (‘self-authoring'), посредством которой индивид может быть рассмотрен таким образом, чтобы обрести контроль над историями, что управляют его (или ее) идентичностью (Epston, White & Murray, 1992). Это здорово отличается от метода Шафера, который несмотря на внимание к агенту, все же отдает аналитику роль главного рассказчика. Эта проблема может быть описана в катеогриях распределения власти в терапевтической ситуации.
КУЛЬТУРНАЯ ПСИХОЛОГИЯ
В рамках культурной психологии культура (символическая среда обитания) рассматривается как одна из базовых детерминант психического. Джейн Миллер, например, рассматривает культурную психологию как междисциплинарную область, которая имеет исторические корни в антропологии, психологии и лингвистике, при чем часто они находятся в тех областях перечисленных дисциплин, которые считались периферийными или даже на время были забыты.
Культурная психология сохраняет интерес и к индивидуальной психологии, но индивидуальная психология трактуется как культурно сконструированная (Коул 1997, Wersch 1989). В духе культурно-исторической психологии Выготского психические процессы рассматриваются в их культурной опосредованности, историческом развитии, контекстуальной специфичности и связи с практикой.
Представители культурной психологии, С. Шведер, Дж. Брунер, Е. Миллер, утверждают, что индивиды, живут в культурно сконструированном мире, что является фундаментальным обстоятельством для развития их способностей. Миллер: «В рамках культурной психологии культурные и психологические феномены трактуются как взаимозависимые , более того – взаимоконструированные… Предполагается, что индивид – носитель культуры и его субъективность формируется под воздействием культурных значений и практик». В частности, Дж. Верч поясняет: «Я использую термин «социокультурный», когда хочу понять, как осуществляются ментальные действия в культурном, историческом и конституциональном контексте» (Wersch 1989; 15). Объяснить с этих позиций означает показать, каким образом человеческая деятельность обуславливается культурными, историческими и институциональными фактами
Фокусируя свое внимание на дискурсе, интеракции и практике, культурная психология уделяет большое внимание переформулированию психоаналитической теории использованию её для понимания психологических изменений культуры. Качественная природа субъектности и самости в разных культурах различны. Индивидуализированное «я» вместе со связанными с ним эмоциональными силами и ограничениями преобладает в Америке, а родственный и духовный проект «я» - в Японии.
Один из принципиальных вопросов для культурной и кросс-культурной психологий – это вопрос о степени универсальности когнитивных способностей или же их локальной обусловленности культурной ситуацией.
В рамках комплексного изучения культуры и психологии на первый план выходит проблема соотношения культурных значений и психологических составляющих. Клиффорд Гирц, глава школы символической антропологии, настаивал на том, чтобы не приписывать психологическим фактам культурных значений (Гирц 2004). Его противники настаивали на том, что культурные значения имеют мотивационные и эмоциональные компоненты.
Описания научной психологии в качестве одной из разновидностей культурной практики, обусловленной особенностями западной цивилизации и поддерживающей эти особенности, довольно популярны в современной психологической теории. И к тому же не очень новы: еще Маргрет Мид на полинезийском полевом материале показала ограниченность психоаналитических интерпретативных схем (эдипова комплекса, пубертатного периода и т.д) и констатировала их производность от установок европейской буржуазной культуры. Подобного рода трактовка психологических знаний привносит в дисциплинарное исследование антропологическую и культурологическую темы, требует от психолога обращения к кросс-культурным данным, а нередко и обращения к теоретической/идеологической рамке постколониальных исследований.
Быть может, что псевдонаучные исследовательские техники по большинству своему «эмпирической» современной психологии и статистический анализ, который их сопровождает, неуловимо связаны с западными способами мышления, так, что уже само использование этой методологии в местах, отличных от отделений психологии в западных университетах, извлекают западные паттерны мысли из всякого. Как это прекрасно описал Майкл Коул, это может привести к совершенно ошибочным заключениям, например, относительно когнитивной компетентности тех, из кого эти паттерны были извлечены. Опыт Коула заслуживает того, чтобы стать пищей для размышления всякого, имеющего отношение к психологии. Используя «инструменты» доминирующей психологии в своих исследованиях образовательных успехов в Африке, он должен был прийти к выводу, что местные жители имеют крайне низкий уровень компетенции в решении самых элементарных когнитивных задач вроде арифметических действий или подсчета денег. Но затем к своему удивлению он увидел тех же самых детей, только что заваливших его импортные тесты, быстро и хитроумно совершающих те же операции счета на рынке. Как и в физике, явления, которые мы наблюдаем, всегда определены тем, что наши измерительные инструменты позволяют нам извлечь из физической реальности, так и в психологии. Не существует нейтральных инструментов.
Акцент на контекстуальной обоснованности психологической теории и профессиональных представлений об устройстве психики значении культурной ситуации в производстве знаний позволяют ввести психологическое исследование в круг культурологических дисциплин. Важно отметить, что контекстуальное описание и культурная критика психологических знаний осуществляется не в герметичной области «истории психологии», куда традиционно вытесняется все «историческое», а в пространстве психологического исследования, посвященного изучению личности, эмоций, памяти и т.д. Выявление историко-культурных рамок и контекстов, как, например, обнаружение К. Джердженом в психоаналитических доктринах романтических кодов и оснований, в этом случае становится одним из способов осуществления рефлексии по поводу того, как именно работает психологическая теория.