С. В. Куликов Государственноправовой дискурс, императорское правительство и думская оппозиция в начале ХХ в

1   ...   10   11   12   13   14   15   16   17   18

292 Считая, что одобрение палатами законопроекта «бесспорно, несогласно с нашими Основными законами», министры полагали, что «крайне нежелательно вообще создавать конфликт между двумя палатами», а потому «не следует щадить никаких усилий, чтобы найти компромиссное решение уже по одному тому, что всякое столкновение будет только на руку думской оппозиции и осложнит положение в Думе Морского же министерства» (Коковцов В.Н. Указ. соч. Т. 1. С. 296).

293 Перед отказом от утверждения законопроекта П.А. Столыпин постарался рассеять опасения Николая «относительно прецедента и покушения на ограничение прерогатив монарха». Царь, однако, заметил, что «все же статья 96 нарушена, хотя, разумеется, не следует преувеличивать опасности такого нарушения». У П.А. Столыпина сложилось убеждение, что император «подумает еще некоторое время и кончит тем, что утвердит законопроект», поскольку напоследок он заявил: «Эту Государственную думу нельзя упрекать в попытке захватить власть, и с ней ссориться нет никакой надобности» (Коковцов В.Н. Указ. соч. Т. 1. С. 299).

294 Полагая, что «необходимо приступить к переоценке ценностей», Б.В. Штюрмер попытался развеять «легенду о том, что реакция составляет профессию правых бюрократов». Он утверждал «с полной уверенностью, что среди так называемых правых бюрократов течение к возврату к старому столь ослабло и имеет столь мало приверженцев, что серьезно считаться с ним не приходится». Согласно заверению Б.В. Штюрмера, «за три с лишним года совершенно определенно установилось, что в высших кругах бесповоротно оставлена мысль о старом и все направлено к созданию рациональных форм нового строя». «Я, - давал он публичную клятву, наделяя свои слова сугубой достоверностью, - совершенно категорически могу уверить, что отступление от начал манифеста 17 октября не будет допущено ни в каком случае». «Подразделение бюрократов на правых и либералов, - полагал Б.В. Штюрмер, - требует весьма осторожного отношения. Быть может, так называемые либералы не столь преданны прогрессу, сколь правые считаются преданными реакции. Если правые чем-либо отличаются от их коллег, прослывших либералами, то, пожалуй, тем, что они не забегают вперед в области предначертаний верховной власти, но зато эти предначертания правые всегда будут выполнять. И выполнят на деле, а не на словах». Очевидно, с точки зрения Б.В. Штюрмера правые сановники, т.е. те, кого по недоразумению считали реакционерами, на самом деле, в отличие от псевдолибералов, были представителями истинного либерализма (Львов Л.М. «Новый курс» (Из бесед). // Речь. СПб. 10 апреля 1909 г.). О беседе и обстоятельствах ее публикации см.: Куликов С.В. Назначение Бориса Штюрмера председателем Совета министров: предыстория и механизм. // Источник. Историк. История. Сб. науч. раб. Вып. 1. СПб., 2001.

295 Причины такого решения видны из письма царя П.А. Столыпину от 25 апреля: «После моего последнего разговора с Вами я постоянно думал о вопросе о штатах Морского генерального штаба. Ныне взвесив все, я решил окончательно представленный мне законопроект не утверждать. Потребный расход на штаты отнести на 10 миллионный кредит. О доверии или о недоверии речи быть не может. Такова моя воля. Помните, что мы живем в России, а не за границей или в Финляндии (Сенат), и поэтому я не допуская и мысли о чьей-либо отставке. Конечно, и в Петербурге, и в Москве об этом будут говорить, но истерические крики скоро улягутся. Поручаю Вам выработать с военным и морским министрами в месячный срок необходимые правила, которые устранили бы точно неясность современного рассмотрения военных и морских законопроектов. Предупреждаю, что я категорически отвергаю вперед Вашу или кого-либо другого просьбу об увольнении от должности» (Переписка Н.А. Романова и П.А. Столыпина. // Красный архив. Т. 5. М. – Пг., 192. С. 120).

296 Они устанавливали, что на разрешение царя «непосредственно представляются все вообще законодательные дела, относящиеся до устройства сухопутных и морских вооруженных сил и обороны Российского государства, а равно всего управления армиею и флотом, в том числе все положения, наказы, штаты, табели и расписания по Военному и Морскому ведомствам». В то же время, правила предусматривали, что в случаях, когда законопроекты по военным ведомствам затрагивают вопросы общего законодательства, они «подлежат направлению в порядке статьи 86», то есть через Думу, но «в тех только частях, которые именно составляют предмет общих законов» (Особый журнал Совета министров 26 мая 1909 г. «По проекту правил о порядке применения статьи 96 Основных государственных законов». // Особые журналы Совета министров Российской империи. 1909 г. М., 2000). См., также: Дякин В.С. Сфера компетенции указа и закона в третьеиюньской монархии. // Вспомогательные исторические дисциплины. Т. 8. Л., 1976. С. 253.

297 В октябре 1909 г., выступая на Третьем всероссийском съезде Союза 17 октября, главный специалист октябристов по финансам М.М. Алексеенко заявил, что, «просмотрев внимательно, без предвзятых мыслей, Положение о порядке применения 96 статьи, надо признать, что в отношении к бюджетной стороне вопроса Положение не внесло существенных изменений» (Доклад М.М. Алексеенко на 3-м съезде делегатов «Союза 17 октября». // Партия «Союз 17 октября»… Т. 2. 1907 – 1915 гг. М., 2000. С. 238). «По существу, - подчеркивал В.М. Грибовский, - Положение 24 августа не внесло ничего нового в спорный вопрос» (Грибовский В.М. Указ. соч. С. 63).

298 Разъяснение правительством 96 статьи, полагал В.М. Грибовский, «сузить права Думы не может. Положение 24 августа не закон и даже не толкование закона, так как таковое принадлежит не Совету министров, а Сенату. Положение поэтому представляет собою лишь простую инструкцию отдельным министрам и декларацию мнения правительства по данному вопросу». «Любопытно, - писал далее В.М. Грибовский, - что Положение 24 августа действительно суживает смысл закона, но не в отношении Думы, а правительства, которому закон предоставляет более широкие права; именно, статья 96 предусматривает такие специальные законы, которые хотя и вызывают расходы, но, тем не менее, не требуют рассмотрения в парламенте вследствие права подлежащих министров покрывать эти расходы вообще из сбережений по своим сметам. Между тем, в пункте 3 Положения при упоминании о таких законах и кредитах говорится, что последние могут быть покрываемы не из общих, а только из соответствующих сбережений. Отсюда можно заключить, что выражение “соответственный” предполагает обращение остатков кредита лишь на такие нужды, которые по своему содержанию соответствуют кредитам, от которых получились сбережения» (Грибовский В.М. Указ. соч. С. 95, 95 – 96).

299 В сентябре 1909 г. думцы обсуждали списки «соединенного министерства», которое бы де-факто зависело не от императора, а от народного представительства. Согласно донесению Особого отдела Департамента полиции МВД от 12 сентября 1909 г., в Петербурге, в связи с пребыванием императора в Ялте, ожидали «большие перемены в составе высшего управления страной». Первый вариант обновления кабинета был таков: премьер и министр иностранных дел – П.А. Столыпин, министр внутренних дел – А.А. Макаров, полиции – генерал П.Г. Курлов, военный – генерал В.А. Сухомлинов. Далее шли представители общественности: министр финансов – А.И. Гучков, морской – В.В. Хвощинский, земледелия – Н.Н. Львов, народного просвещения – М.М. Ковалевский, торговли и промышленности – В.И. Ковалевский, юстиции – В.Д. Набоков, государственный контролер – Д.Н. Шипов, обер-прокурор Синода – М.Я. Капустин. Второй вариант предусматривал назначение П.Н. Милюкова министром внутренних дел. Третий вариант подразумевал создание кабинета только из думцев во главе с П.Н. Милюковым (Спирин Л.М. Крушение помещичьих и буржуазных партий в России. М., 1977. С. 201 – 202).

300 В октябре 1909 г., выступая на Третьем всероссийском съезде Союза 17 октября, А.И. Гучков заявил: «Наш идеал – конституционная монархия дуалистического типа, сильная монархическая власть и министерство, ответственное перед монархом». В то же время, он отметил, что верит в «естественную эволюцию» «конституционно-монархической формы правления». «Рядом с писаной конституцией, - подчеркивал А.И. Гучков, - постепенно нарастает обычное право» (Документы и материалы 3-го Всероссийского съезда «Союза 17 октября». Москва, 4 – 8 октября 1909 г. // Партия «Союз 17 октября»… Т. 2. 1907 – 1915 гг. М., 2000. С. 85). Таким образом, лидер октябристов публично признал себя сторонником не формальной, а фактической замены дуалистической системы парламентаризмом.

301 «Известно, - заявил В.Н. Коковцов на заседании правительства в феврале 1910 г., - с какой медленностью и с какими трудностями происходит движение законодательных дел в обновленных законодательных установлениях Империи, загроможденных делами до такой степени, что наиважнейшие имперские законопроекты ждут годами очереди своего рассмотрения и не могут получить силы закона, несмотря на самую настоятельную в них нужду» (Особый журнал 22 февраля 1910 г. «По проекту правил о порядке издания касающихся Финляндии законов и постановлений общегосударственного значения». // Особые журналы Совета министров Российской империи. 1910 г. М., 2001. С. 116).

302 И.Г. Щегловитов выступил против этого, на что Николай заметил: «Вы все-таки об этом подумайте и побеседуйте по этому вопросу только с одним лицом, именно с председателем Государственного совета». Председатель верхней палаты М.Г. Акимов «пришел в полный ужас» от сообщения И.Г. Щегловитова, полагая, что «на этом вопросе даже останавливаться нельзя». Николаю М.Г. Акимов заявил: «Худ или хорош этот порядок, но на нем помирился весь мир, и поэтому мириться с ним нужно и вам. И нечего рассуждать, что его нужно ломать» (Допрос И.Г. Щегловитова. 26 апреля 1917 г. // Падение царского режима... Т. 2. М. – Л., 1925. С. 436).

303 Л.А. Тихомиров записал 12 сентября 1908 г., что «сам царь ограничивает царскую власть» (Из дневника Льва Тихомирова (Период столыпинщины) [Публ. В.В. Максакова]. // Красный архив. Т. 73. М., 1935. С. 173). Через полтора года, 16 марта 1910 г., Л.А. Тихомиров отметил, что монарх «доволен положением, и не расположен к каким-либо шагам, способным его изменить» (Из дневника Льва Тихомирова… // Красный архив. Т. 74. М., 1936. С. 170). Показательно, также, что 29 мая 1910 г. Николай написал «Согласен» на Особом журнале Совета министров, в котором признавалось ограничение царской власти в законодательстве и ее неограниченность в управлении. «Как известно, и доктрина государственного права, и наши Основные законы, - гласил Особый журнал, - строго разделяют власть законодательную от власти управления. Первая осуществляется у нас государем императором в единении с Государственным советом и Государственной думой; власть же управления во всем ее объеме принадлежит Его императорскому величеству и действует либо непосредственно, либо через уполномоченные на это места и лица именем и повелениями верховной власти» (Особый журнал Совета министров 26 января 1910 г. «Об изменении порядка направления дел о новых железных дорогах и рассмотрения вопросов, вытекающих из уставов железнодорожных обществ». // Особые журналы Совета министров Российской империи. 1910 г. М., 2001. С. 55, 60, 61). Очевидно, что согласно этому журналу, законодательная власть принадлежала царю не «во всем объеме», т.е. в области этой власти он был ограничен.

304 Как отмечал А.А. Алексеев, «русские представительные учреждения, раз вызванные к жизни, являются фактором, с которым министрам приходится считаться, игнорировать который они уже более не могут, и деятельность их протекает отныне под контролем палат, находится в известного рода зависимости от них» (Алексеев А.А. Указ. соч. С. 284). Подобное поведение министров было бы невозможно, если бы оно не одобрялось императором.

305 В основу думской редакции законопроектов были положены, вспоминал П.Н. Милюков, «три правительственных проекта, вносившие в эту замкнутую сферу принципы свободы совести. Один из них, - отмечал кадетский лидер, - покончил даже с монополией господствующей церкви, допуская свободный переход из нее в другие исповедания» (Милюков П.Н. Указ. соч. Т. 2. С. 57).

306 «Я, - вспоминал П.Н. Милюков, - не был против самого принципа создания общей процедуры для проведения законов, общих для Финляндии и для России». Лидер кадетов протестовал только «против проведения их одними русскими законодательными учреждениями при полном игнорировании соответствующих финляндских учреждений» (Милюков П.Н. Указ. соч. Т. 2. С. 62).

307 Согласно Б.Н. Чичерину, «развитие свободы ведет империю к распадению». Поэтому «только сильное правительство в состоянии сдерживать» «стремления народностей». «Чем обширнее государство, - подчеркивал Б.Н. Чичерин, - чем новее в нем политический порядок, чем более потребности сдерживать отдельные части, тем сильнее должна быть правительственная власть, а потому тем более должна быть развита централизация» (Чичерин Б.Н. О народном представительстве. М., 1899. С. 512, 766).

308 Крыжановский С.Е. Заметки русского консерватора. // Вопросы истории. № 4. М., 1997. С. 110.

309 Николай и П.А. Столыпин расценивали создание Холмщины как шаг на пути к воссозданию польской автономии. Мысли о децентрализации Российской империи «очень пленяли» премьера. По его заказу и с ведома царя в 1907 – 1908 гг. С.Е. Крыжановский составил два проекта. Первый, «об общем переустройстве управления Империей», предусматривал разделение ее на одиннадцать областей. Второй проект, о выделении Холмского края из этнографической Польши, представлял собой «подход к практическому решению в применении к частному случаю». Как отмечал С.Е. Крыжановский, «по первоначальной, официально никогда открыто не высказанной, мысли мера эта имела целью установление национально-государственной границы между Россией и Польшей на случай возможного в будущем предоставления отдельным местностям упомянутой выше самостоятельности в устроении местных дел, которая в применении к Польше могла выразиться в даровании царству автономии. На этот случай заблаговременное выделение из него русской области, население которой еще не слилось с польским и могло быть сохранено за Россией, представляло большие удобства, устраняя вместе с тем одно из существенных препятствий для автономии Польши» (Крыжановский С.Е. Указ. соч. // Вопросы истории. № 4. М., 1997. С. 123, 124).

310 «Закон о западном земстве, - подчеркивал А.И. Гучков, - был законом либеральным. Впервые инородцы приобщались к российской жизни» (Александр Иванович Гучков рассказывает... // Вопросы истории. № 12. М., 1991. С. 166).

311 Подразумевая март 1911 г., П.Н. Милюков отмечал, что царь «не соглашался уволить министра из-за разногласия с законодательными учреждениями», поскольку это «был бы “парламентаризм”» (Милюков П.Н. Указ. соч. Т. 2. С. 76). В ответ на подачу премьером в отставку Николай заявил П.А. Столыпину «самым решительным образом»: «Я не могу согласиться на ваше увольнение, и я надеюсь, что вы не станете на этом настаивать, отдавая себе отчет, каким образом могу я не только лишиться вас, но допустить подобный исход под влиянием частичного несогласия Совета. Во что же обратится правительство, зависящее от меня, если из-за конфликта с Советом, а завтра с Думой, будут сменяться министры» (Коковцов В.Н. Указ. соч. Т. 1. С. 389).

312 Савич Н.В. Указ. соч. С. 68.

313 Дневник А.А. Бобринского. // Красный архив. Т. 26. М., 1928. С. 144, 149.

314 Когда П.А. Столыпин предложил распустить палаты на три дня, Николай заметил: «А вы не боитесь, что та же Дума осудит вас за то, что вы склонили меня на такой искусственный прием, не говоря уже о том, что перед Государственным советом ваше положение сделается чрезвычайно трудным». Тем не менее, напоследок император согласился с премьером: «Хорошо, чтобы не потерять вас, я готов согласиться на такую небывалую меру, дайте мне только передумать ее. Я скажу вам мое решение, но считайте, что вашей отставки я не допущу» (Коковцов В.Н. Указ. соч. Т. 1. С. 390).

315 С.А. Котляревский считал, что статья 87 «не представляет чего-нибудь своеобразного». Подразумевая право, которое эта статья давала правительству, он писал: «Трудно оспаривать его целесообразность в странах с неустановленным конституционным строем, при вероятности конфликтов, неконсолидированности партий, при отсутствии вообще условий, обеспечивающих регулярную, устойчивую работу представительных учреждений». «Во всяком случае, - заключал С.А. Котляревский, - включение в Основные законы 87-й статьи достаточно объясняется примером европейских конституционных норм» (Котляревский С.А. Указ. соч. С. 60, 61). Статьи, аналогичные 87, содержали конституции Австрии (откуда она была заимствована), Аргентины, Бадена, Болгарии, Бразилии, Дании, Италии, Пруссии, Саксонии, Турции, Черногории и Японии.

316 В подобного рода статьях А.А. Алексеев усматривал «косвенные указания на подзаконность административной деятельности государства» (Алексеев А.А. Указ. соч. С. 113). По мнению В.М. Гессена, «чрезвычайно-указное право началу подзаконности правительственных актов отнюдь не противоречит, во-первых потому, что чрезвычайные указы издаются главой государства не иначе, как на основании специальной делегации учредительной власти, и, во-вторых, потому, что они имеют провизорный характер». «В необходимости последующей санкции чрезвычайных указов законодателем, - полагал В.М. Гессен, - находит себе отчетливое выражение начало подзаконности правительственной власти» (Гессен В.М. Указ. соч. С. 47, 48).

317 Статья 87, подчеркивал Б.А. Кистяковский, «имеет чрезвычайно важное значение в смысле гарантий нашего конституционного строя. Благодаря ей ни в коем случае не могут быть изменены Основные законы, Учреждение Государственной думы, Учреждение Государственного совета и Положение о выборах путем высочайшего указа. Эти последние гарантии неприкосновенности наших конституционных законов имеют с политической точки зрения гораздо большее значение, чем вышерассмотренные гарантии неприкосновенности Основных законов, так как они установлены в пользу народного представительства, а не в пользу традиционной власти монарха» (Кистяковский Б.А. Указ. соч. С. 524).

318 В случае с 87 статьей, полагал С.А. Котляревский, «нет необходимости видеть специального стремления ограничить права народного представительства. Именно такого стремления в формулировке нашей 87-й статьи найти, как нам кажется, нельзя». Действительно, «по своему тексту и подлинному смыслу 87-я статья выражает в большей степени готовность признавать естественное право народного представительства, чем многие другие статьи Основных законов» (Котляревский С.А. Указ. соч. С. 60, 61, 64). Аналогичного мнения придерживался и барон Б.Э. Нольде (Нольде Б.Э. Очерки русского государственного права. СПб., 1911. С. 49, 65). О практике применения 87 статьи см.: Дякин В.С. Чрезвычайно-указное законодательство в России (1906 – 1914 гг.). // Вспомогательные исторические дисциплины. Т. 7. Л., 1976.

319 По мнению одного из лидера правых в Государственном совете М.Я. Говорухи-Отрока, приведенному в записке, составленной в конце 1916 г. и адресованной царю, статьи 87, 112 и 113 Основных законов, умаляя «значение неограниченного монарха», «ставят царя не только в равноправные отношения с законодательными учреждениями, но как бы подчиняют его волю усмотрению этих последних: проведенный по 87 статье и царским именем опубликованный закон может быть без всякого его рассмотрения отвергнут Думой и Советом и даже просто механически теряет свою силу сам собой в том случае, если правительством в определенный срок в Думу внесен не будет; каждый законопроект, одобренный Думой и Советом, должен быть, по смыслу этих статей, непременно рассмотрен и утвержден или не утвержден монархом, законопроект же, внесенный в эти учреждения от имени монарха правительством, может быть вовсе не рассмотрен законодательными учреждениями, ибо никакого срока им на это не положено, и судьба такого законопроекта в дальнейшем законом не предусмотрена вовсе; даже согласительные комиссии этих двух учреждений как будто бы имеют более прав, чем сам монарх, ибо им представлена возможность в случае разногласий по отдельным статьям вырабатывать общие согласительные формулы, монарх же не имеет ни права, ни возможности утвердить закона, хотя бы вызванного совершенной государственной необходимостью, при рассмотрении коего хотя бы в одной статье его разногласие между двумя палатами осталось бы неустраненным. Таким образом, монарх не является во всех таких случаях верховным судией, решителем судьбы важнейших государственных мероприятий, и занимает какую-то связанную формальностью, как бы лишь делопроизводственную позицию» (Записка, составленная в кружке А.А. Римского-Корсакова и переданная Николаю II князем Голицыным. // Правые партии… Т. 2. С. 591 – 592). В действительности эта записка была передана царю не Н.Д. Голицыным, а Н.А. Маклаковым (Дякин В.С. Русская буржуазия и царизм в годы Первой мировой войны (1914 – 1917). Л., 1967. С. 271).

320 Schasles P. Le Parlement Russe. Paris, 1910. P. 172. Сам П.А. Столыпин, защищая в апреле 1911 г. свою точку зрения перед законодателями, ссылался на австрийских и германских государствоведов Борнгака, Гельда, Глатцера, Жолгера, Нейгера и Шпигеля (Столыпин П.А. Указ. соч. С. 343, 344).