Н. И. Фалеев Цели военного наказании Диссертация

Вид материалаДиссертация

Содержание


§ 72. Оценка карательных средств.
Поражение воинской части
Liszt, - Lehrbuch, & 4, см. Таганцев
Подобный материал:
1   ...   53   54   55   56   57   58   59   60   ...   65

§ 72. Оценка карательных средств.


Нам остается выяснить, какие именно карательные средства могут быть признаны наиболее отвечающими в наше время общей цели охраны правопорядка.

Мы не будем упоминать о смертной казни. Необходимость ее существования в военно-карательной системе является делом личного вкуса, но приведенным выше исторические данные служат наилучшим доказательством ее вымирания. Это вымирание идет медленно, но последовательно; движение это остановилось в последнюю четверть минувшего столетия; благодаря тому, что литература и законодательство всецело отдались разработке вопросов о военно-тюремном заключении; однако, следует думать, что с возрастанием идеи целесообразности наказания в будущем смертная казнь исчезнет из законодательства, равно как и последние остатки телесных наказаний.

Наше время выдвигает два вида карательных средств: лишение права и лишение свободы.

Сравнивая оба эти карательные средства, можно заметить, что лишение свободы военнослужащего обходится государству слишком дорого: воздвигаются особые здания, содержится особый персонал, виновный отрывается от несения службы и т. п.

В этом отношении лишение служебных прав является мерою значительно более дешевою, так как в этом случае государство отнимает у виновного только принадлежащие ему преимущества, которые созданы и даны ему тем же карающим государством.

Однако, лишение свободы, несмотря на свою дороговизну, дает возможность строго индивидуализировать наказание, приспособлять его к всевозможным оттенкам преступника и преступления и посредством тюремного воспитания подготовлять его к правомерному прохождению службы. Лишение прав — мера более неподвижная и менее допускающая возможность индивидуализации наказания.

Так стоит вопрос этот в теории.

Однако, обращаясь к фактической постановке его, приходится заметить, что теоретическое разрешение его далеко не может считаться вполне отвечающим интересам правоохраны.

В самом деле, всякое наказание, применяемое судом, будь то лишение прав или свободы, назначается виновному за преступление, указанное в кодексе под страхом карательной угрозы, определенной в maximum'e или- minimum'e, или в степенях. Суд не входит в детальное рассмотрение многих условий применения наказания, определяемая им мера неподвижна и только в исключительных случаях может быть строго индивидуализирована. Поэтому на практике наказание лишением свободы может быть или чрезмерно большим, или чрезмерно малым. Отсюда следует, что, несмотря на высокие карательные свойства этого наказания, увлечение им далеко не оправдывается необходимостью и интересами охраны воинского правопорядка; к тому же, принимая во внимание законодательную постановку вопроса о лишении свободы, приходится убедиться, что она слишком далека от идеала, начертанного теорией.

Другое дело лишение прав. Само собой разумеется, что речь может идти только о служебных правах военнослужащего, без всякого участия прав общественных или гражданских. Свойства наказания этого рода более скромны, но за то на практике задачи их легче достижимы

В самом деле, отнимая у виновного его служебные преимущества, государство охраняет правопорядок на будущее время, так как препятствует виновному в этом самым решительным образом, фактически отнимая у него свободу совершать противоправные действия. С другой стороны, объявляя лишенному служебных прав, что лишение это не есть вечное наказание, что военнослужащий может достигнуть прежних прав в течение того или другого срока и при доказанном исправлена, государство действует в интересах исправления, так как дает виновному средства загладить свою вину и тем создает меру воспитания военнослужащего, в интересах охраны воинского правопорядка.

Все это приводит к убеждению, что лишение служебных прав должно получить в военно-уголовном законодательстве большое распространение.

В пользу этого говорить и удобство исполнения наказаний лишением служебных прав, легкость применения его как в мирное, так и в военное время и в высокой степени развитая восстановимость этого наказания. Эта же мера должна считаться и наиболее справедливою, так как она логически вытекает из понятия государства, дающего и отнимающего. Наоборот, служа придатком к лишению свободы, праволишение является малоценным, менее реальным, а потому и менее целесообразными.

Однако было бы неправильно думать, что все виды лишения свободы мало удовлетворяют интересам карательной власти. Наоборот, заключение военнослужащего в особые военно-пенитенциарные заведения, построенные на исключительных основах заключения военного (таковы наши дисциплинарные части), имеет весьма серьезное значение: не отнимая виновного от службы, оно, в сущности, только лишает военнослужащего известных преимуществ, т. е. является, как нечто среднее между действительным лишением свободы и лишением служебных прав.

В наше время, когда уголовно-политическая доктрины завоевывают себе с каждым днем все большее число сторонников, является возможность говорить о введении этих начал в область воинского наказания.

Хотя лишению свободы и служебных прав по преимуществу присваиваются цели исправительного воздействия, тем не менее, постоянство числа рецидивистов в армии служит красноречивым доказательством, что средства карательной деятельности не вполне соответствуют задачам наказания, а отсюда естественно возникает и дальнейшее логическое последствие — необходимость реформы.

Не исчерпывая вопроса до мелочей, укажем, что все предшествующее изложение в достаточной мере заставляет сомневаться в сохранении настоящего status quo военно-тюремного заключения. Здесь требуется только одно: если назначение военной тюрьмы исправить, то в качестве наиболее разумного средства исправления необходимо выставить систему неопределенного по сроку заключения.

Мы не будем говорить еще раз о некомпетентности суда в сфере исполнения наказания и в то же время не предлагаем узурпации его власти административными органами. Примирение здесь возможно на следующих основаниях.

Военно-уголовный кодекс, как «magna charta» преступника, устанавливает maximum и minimum наказания. В этих пределах суд совершенно самостоятелен и определяет меру в зависимости от свойств совершенного преступления личности виновного и других обстоятельств дела. Здесь оканчивается роль судебной власти. Затем преступник и назначенное ему наказание передаются в руки тюремного персонала.

Если правительство решается на подобную меру—передачу администрации исполнения наказания, то последней должны быть предоставлены и способы к достижению задач наказания. Поэтому не будет противоречия, если государство поручит тюремному начальству изменять в установленных судом пределах penpecciro заключения.

Неопределенность срока военно-тюремного заключения не будет произволом, так как высшая мера наказания останется неизменною. В интересах правоохраны необходимо, чтобы виновный, подвергаясь наказанию, в первый же момент лишения свободы наиболее интенсивно почувствовал это лишение. Поэтому _первым этапом в прохождении наказания должно быть самое тяжкое заключение в качестве последнего может служить одиночная камера со всеми отягчающими придатками: лишением света, постельных принадлежностей, уменьшением пищи, права прогулок и т. п. Эта тяжкая изоляция на свежего человека должна произвести особенно решительное впечатление

Срок этой стадии в исполнении наказания устанавливается не судом, а тюремным начальством, которое при этом руководствуется объективными данными дела, субъективными свойствами преступника и своим личным опытом и усмотрением. Признав в каждом конкретном случае необходимость понижения силы репрессий, начальство распоряжается о переводе заключенного в другую среду, с облегченными условиями лишений: в заключение совместное, построенное на основаниях, одинаковых со строевою обстановкою.

Этот перевод, однако, не исключает для тюремного начальства возможности снова изменить репрессию в худшую сторону, что поведение заключенного дурно влияет на окружающих и дает повод сомневаться в желании со стороны виновного исправиться. Словом, начальство, по своему усмотрению свободно передвигает заключенного из одной сферы в другую.

Впрочем, и здесь, из опасения тюремного произвола, можно устанавливать предельный срок одиночного заключения; но это уже будет служить препятствием в деле достижения задач тюрьмы.

Таким образом, возвращение заключенного в одиночную камеру не будет представлять собой дисциплинарного взыскания, а самой нормальной мерой военно-тюремного воспитания.

Далее, с момента вступления в совместное заключение для отбывающего наказание должны предоставляться различные льготы, т. е. эта стадия должна быть прогрессивным заключением, чтобы виновные путем соревнования могли явно свидетельствовать степень своего исправления.

Помимо всего этого, венцом этой системы следует считать условное досрочное освобождение, которому должны подлежать заключенные, под страхом, обнаружения ими неисправления, нового возвращения в первичные тяжелые карательные условия.

Наконец и в этом нельзя видеть противоречия - убедившись, что данный заключенный принадлежит к категории неисправимых, тюремное начальство в интересах охраны правопорядка должно войти с представлением об удалении виновного из военной службы и передаче его в ведение гражданских властей.

Таким образом, одно и тоже карательное средство может сложить для достижения целей устранения, исправления и даже удаления.

Говоря о неопределенном сроке заключения, мы имеем в виду только неопределенность сроков нахождения в тех или других условиях заключения и отнюдь не о неопределенном сроке наказания вообще. Это последнее имеет некоторые основание и может быть принято в общей тюрьме; задача же военной тюрьмы ограниченнее и определение: если исправление не достижимо при данном maximum'e наказания, то в интересах экономии и целесообразности полезнее отказаться от достижения исправления в отношении неисправимая, нежели создавать действительно граничащую с произволом неопределенность наказания.

Поражение воинской части, в форме жестокого карательного средства, имеет по своей безнравственности, то же значение, как и телесное наказание. Если армия нуждается в нем, то только в форме незначительных выговоров, порицаний или наставлений.

Вместе с тем должно отрицательно отнестись и к денежным взысканиям, едва ли уместным в армии и несоответствующим ее интересам.

Итак, охрана правопорядка ведется, различными путями.

Государство в праве обращаться к тем или другим средствам защиты; это вызывается интересами его существования. Но, изобретая карательные меры, оно должно соображаться не только с характером и тяжестью преступления, но и с фактическим исполнением наказанием и его последними для виновного. Судья, стоящий вдалеке от наказания и его осуществления, далек и от цели наказания, которую оно преследует.

В наше время в литературе все сильнее раздаются голоса о необходимости реформировать принятую карательную систему. Она не удовлетворяет ни армию, ни судью, ни преступника. И пока военно-уголовное право будет оперировать над юридическими определениями преступления и другими данными, относящимися к этой области, воинское наказание останется, в большинстве случаев, мертвой формулой, злом, осуществляемым больше в интересах возмездия, чем охраны воинского правопорядка.

Чтобы воинское наказание действительно достигало поставленных ему целей, потребуется ряд исследований в области воинского преступления; необходимо будет отделаться от многого, что завещало нам старое военно-уголовное право, а больше всего от логических определений в науке права.

Как говорит Лист, «наука уголовного права, при наличном положении вещей, привыкла ограничиваться только толкованием уголовного уложения... Преступник не интересует ее, ее интересует преступление не человек, а понятие. Процесс исполнения наказания имеет дело с преступным человеком, а таковой... затрагивается лишь настолько, насколько говорят о нем юридические определения. Различие между покушением и совершением, виновностью и соучастием, кражею и присвоением и т. п. все это разработано подробно и превосходно. Но что уголовное право существует ради человека, что наказание имеет целью охранять правопорядок, а с ним и жизненные интересы членов общества, что оно призвано бороться с преступлением путем исправления, устрашения, обезвреживания преступника, это все считается теперь какою-то ересью»1.

Задачи военно-карательной деятельности почерпают свое содержание из условий военного быта и интересов армии. Устанавливая карательную систему, законодатель должен видеть в объекте преступления только солдата; гражданин исключается, его преимущества не могут служить средством воздействия; смешение прав военнослужащего и гражданина повлечет за собою нежелательные явления: карательная власть корыстна, она легко вторгнется в сферу, ей не принадлежащую, и долго будет «мешать самой себе достигать поставленных целей».

Таким образом, охраняя воинский правопорядок от посягательств на него со стороны военнослужащих, приходится быть особенно осторожным при выборе карательных средств, отвергая все то, что не вызывается требованиями военной службы и задачами существования государства.

Разумеется, эти последние условия не отличаются постоянством: они изменяются легче всего, а вместе с тем изменяют и средства охраны правопорядка; но в наше время вести борьбу с воинским преступлением—этим условно вредным деянием — можно только такими мерами, которые своею конечною задачею имеют разумные и необходимые цели. Воинский правопорядок — настоятельная потребность государства, разумные способы воздействия на правонарушителя — неотъемлемое право наказываемого.

Эти два условия представляют собою исходные пункты для определения карательной деятельности государства, осуществляемой в армии.

В заключение мы считаем необходимым остановиться на оценке действующих систем дисциплинарных взысканий».

Легко видеть, что постепенное понижение строгости воинских наказаний в течение XIX ст. только отчасти коснулось дисциплинарных мер, и в наше время по силе репрессий они свободно конкурируют с наказаниями по суду: достаточно сравнить, например, установленный у нас смешанный арест на один месяц и заключение в одиночной тюрьме на тот же срок, имея к тому же в виду, что первый отбывается в дурно устроенных помещениях, второе—в усовершенствованных кельях, с соблюдением гигиенических требований.

Между тем по идее дисциплинарное взыскание есть незначительная мера, осуществляемая в упрощенном quasi-судеб-ном порядке; поэтому и по содержанию оно должно быть мягким, легким и количественно отличаться хоть чем-нибудь от наказания по суду.

В этом отношении нельзя не признать постановления датского кодекса1 заслуживающими полного внимания2: в самом деле, устанавливая существо этих мер, закон передает исполнение их в руки начальника и предоставляет ему возможность целесообразно применять их. Естественно, что назначая на уборку — ленивых, на службу — дурно служащих и лишая вина алкоголиков, начальство действует больше в интересах правопорядка, нежели отправляя этих лиц под арест с самыми грозными лишениями постели и света.


1 Сергиевский, - Русское уголовное право, стр.99; Таганцев, - Лекции, стр. 1094-95.

2 См. Dangelmaier, - Philosophie des Militar-Rechts, 1896, Wien; в этом сочинении автор уделяет одну главу выяснению вопроса о содержании военно-карательной деятельности.

3 “Сущность идеи наказания всегда одинакова, на кого бы данное наказание не было направлено и посягательству на какую бы норму оно не противопоставлялось. Проф. Кузьмин-Караваев, В.-уголовное право, стр.1.

1 Gibbon, Decadence, т.1; Bouquie, - De la discipline, стр.17.

2 Эти элементы создают т.н. jus puniendi; см. у проф. Вульферта, Лекции, стр.284.

3 Проф. Фойницкий (Учение о наказании, стр.7) называет органы, располагающие карательной властью “не самостоятельно, а на основании специальной уступки, им сделанной государством; к ним он относит учреждения, которым предоставлено издавать постановления, обязательные под угрозой наказания.

4 Св. В. Пост. 1869г., кн.I, ст.1.

5 Так, например, во Франции code de justice militaire издается законодательным порядком, а устав о внутренней службе, содержащий в себе правила, определяющие дисциплинарные нарушения и взыскания, - военным министерством; в Германии Militar-Strafgesetzbuch – законодательным путем, а Disciplinar-Strafordnung – Императором, которому также предоставлено право издания Krieqs-Artikel, заключающего в себе определительные постановления обязанностей нижнего чина и карательные данные почерпнутые из военно-уголовного кодекса. В Швеции воинский устав о наказаниях в этом отношении идет дальше и положительно устанавливает систему дисциплинарных взысканий, но ближайшие определения о применении их передает исполнительной власти государства – глав армии, который и издает особое распоряжение, составляющее дисциплинарный кодекс.- Из этого легко видно, что определять воинское преступное деяние, как неповиновение воли главы армии, теоретически – неверно, практически – бесполезно, так как при таком толковании преступления не выходит из пределов дисциплинарных нарушений.

1 Неелов, Курс, стр. 6

2 Liszt, - Lehrbuch, & 4, см. Таганцев, - Лекции, стр. 1123.

3 Binding, - Das Problem der Strafe in der heutigen Wissenschaft (в Zeitschrift fur das privat. Und offentlich. Recht, В. IV, Н.З.), а также Grundriss, 1884г., & 38. – Изложение его теории у Таганцева, - Лекции, 1121-1122, и Вульферта, - Лекции, 294.

4 Hugo Meyer, - Lehrbuch des deutschen Strafrechts, 1895, & 3, стр. 19, - “Rechtsgrund der Strafe”.

5 Janka, Strafrecht, & 5.

6 Haus, Principes generaux, т.I, & 52-53; см. Энц. Словарь Брокгауза, 39, стр. 471; Таганцев, - 1120.

7 Carrara, - Programma, т.II; см. У пр. Вульферта, стр. 294-295.

8 Фойницкий, - Учение о наказании, стр. 3-4.

1 Таганцев, - Лекции, стр. 1124-1129.

2 Сергиевский, - Русское уголовное право, 66-67.

3 Стр. 74-76.

4 Ibid. Стр. 99, 102-104.

5 Мушников, - Конспект, стр.3.

6 Неелов, - Курс, стр.26.

7 Die Lehre vom Heerwesen, стр. 219 и 255 р.п.

8 Dangelemaier, - Philosophie des Militarrechts, стр.31.

1 Учение о воен. быте, стр. 51.

2 Militant co-operation – по Спенсеру. См. также Кареев, - роль идей, учреждений и личностей в истории Франции, 62.

3 Ibid. стр.219.

1 Ibid. стр. 221-224

2 Неелов, Курс, стр.26.

3 Ibid. стр. 4.

4 Разумеется, нарушение этих норм может быть запрещено или военно-уголовным кодексом, или общим; но для существа понятия правопорядка это совершенно безразлично, так как сама норма, понимая её в том значении, как её устанавливает Биндинг, относится всецело к воинскому правопорядку.

5 Liszt, - Lehrbuch, &4.

6 См. проф. Вульферт, - Лекции, стр. 14.

7 По мнению Биндинга, всякое правонарушение – straffahig. См. Сергиевский, стр.106.

1 В этом отношении мы руководствуемся определением сущности правопорядка, преподанным в курсе проф. Вульферта.

2 Штейн, - Учение, стр.243.

3 “Для военного быта существует друг подле друга две самостоятельные воли и соответственно им два начала повиновения… предполагается, что они всегда находятся в согласии между собою, потому что приказание… должно быть только исполнением закона”. Штейн, - Ibid, стр.244.

4 Dangelmaier, - Philosophie, стр. 31-32.

5 Сергеевский, стр. 104. мы только подставляем в указанную формулу данные из военного права.

6 Таганцев, - Лекции, стр. 1127: “необходимость и разумность правоохранительной деятельности”.

7 Schutze, Lehrbuch, && 14-15.

8 Schutze,- Nothwend. Theilnahme, стр. 8.

1 Кузьмин-Караваев,- Военно-уголовное право, стр.31, 40-41.

2 Droit et legislation, т. VI, стр. XXIX.

3 Commentaire, стр. 2.

4 Code penal militaire, стр. 159-160.

5 Учение, стр. 238-241.

1 Philosophie, стр. 33-34.

2 Курс, часть общая, стр.4.

3 Курс, часть особенная, стр. 3-4.