Geum.ru

Михаил Мухамеджанов

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   9   10   11   12   13   14   15   16   ...   32

Избалованные заводчане, уверенные в том, что этот рог изобилия никогда не оскудеет, неторопливо просили взвесить небольшие кусочки или порции, с усмешками посматривая на случайных гостей, которым, обычно, не хватало денег, чтобы купить все, о чем только можно мечтать. И те, и другие понять друг друга уже не могли. Такого обилия и разнообразия не было на прилавках самых престижных столичных магазинов, даже в столах заказов или через служебный вход в кабинет директора.

Наслушавшись восторженных рассказов своего директора, даже отведав множество деликатесов того сказочного, хлебосольного предприятия, где он побывал, работники базы отчасти понимали гостя, спустившегося из своего рая на грешную землю, и все же им было обидно. Они так старались, всю ночь драили полы и стулья, скатерти и вазы принесли из дома, шеф-повар принес свою бесценную «Комету», а гость не оценил даже этого. Неужели Нил Палыч ошибся, говоря о нем, как о очень добром, радушном, благородном, а главное, простом, непритязательном человеке. Этот вел себя как-то странно, напряженно, все время озирался по сторонам, отворачивался от еды, как будто она ему противна, одним словом, был недоволен.

Они и представить себе не могли, что гость был готов смести со стола все, что ему поставили, вылизав тарелки, еще раза три просить добавки, но утолять свой волчий аппетит, когда на тебя смотрят несколько десятков пар глаз, он так и не отважился. Не могли они представить и того, как бы смеялась его жена, узнав, что он отказался от любимого борща и еще более любимой отбивной. Правда, она оценила бы его «волевой» поступок, заметив, что на столе нет ножа. Без него, особенно в гостях, она запрещала мужу приступать ко второму, терпеливо наблюдая, как он мучается за столом, норовя откусить от целого куска или протянуть руку за нарезкой из общей тарелки. Что взять с азиата, привыкшего есть руками, причем, из общей тарелки?

Так что работники базы могли быть спокойны. Гость оценил их сполна и был им искренне признателен, но, увы, не мог выразить чувства благодарности из-за, казалось бы, пустяка. Позволь он себе хоть немного расслабиться, и ему сполна досталось бы от своих строгих воспитателей, жены и собственного сына. И еще неизвестно, от кого больше? Ведь они находились где-то, здесь, и, вероятно, узнали бы, что он чавкал за столом, разговаривал с набитым ртом, вытирал тарелку хлебом…. Непременно бы узнали, благодаря всем этим любопытным наблюдателям, с нетерпением, ожидающим его очередной оплошности. И за каждый такой ляп пришлось бы держать ответ перед любимой, а может и сыном, который в отличие от папочки, не только искусно владел ножом и вилкой, но и умел придерживать эмоции, не перебивая, слушать собеседника.

Кому-то все это показалось бы странным и смешным, но гость относился к этим вопросам серьезно, даже настойчиво просил родных и близких друзей, быть его строгими учителями. Он был убежден, что человек, решивший поселиться в России, просто обязан, не только знать и уважать ее законы, обычаи и традиции, но и строго их выполнять.

С молоком матери впитавший национальные законы гостеприимства, он понимал, что немного обидел радушных хозяев, изо всех сил стараясь хоть как-то погасить их обиды. Увы, получалось это не всегда удачно. Хотелось бы посмотреть на человека, который с урчащим от голода желудком отказывается и отворачивается от вкусной еды, потому что просто не может на нее смотреть?


Не совсем удачный прием в столовой немного огорчил Нила Палыча, но нисколько не умерил его пыл. Первым делом он подвел его к беседке с надежной, железной крышей и добротным деревянным полом, построенной недавно, с помощью отдыхающих. Там стоял поистине королевский подарок гостя – бильярд, ставший теперь местной достопримечательностью. Нил Павлович с грустью и гордостью поведал, с каким трудом отвоевал его у институтского руководства, которое уполовинило все то, что он тогда получил по письму, да еще оттяпало большую часть щедрых даров. Ничего не поделаешь, институт был нищим и алчным хозяином этой турбазы, требовал разместить, как можно больше, отдыхающих, совершенно не помогая, даже отбирая самое необходимое.

Закончив грустное повествование, Нил Палыч улыбнулся и торжественно сообщил гостю приятную новость. Сын гостя – стал признанным «мастером кия», обыграв абсолютно все мужское население базы.

Нил Палыч был доволен. Гость искренно восхищался всем тем, что удалось сделать работникам и отдыхающим практически на одном голом энтузиазме, обещая оказывать помощь и в дальнейшем. Это с лихвой возмещало все неудачи со столовой.

С нескрываемой любовью посматривая на своего спутника, Нил Палыч был озадачен только одной неприятной мыслью. Как сказать этому замечательному, доброму парню, что здесь вытворяет его супруга, ради которой он облагодетельствовал это хозяйство, приехал в эту, Богом забытую, дыру? Нил Палыч много слышал о неимоверно богатейшем доме отдыха гостя, а его «благоверная», вероятно, специально упросила его, попасть именно сюда, подальше от глаз. И теперь крутит шашни с каким-то красавчиком, который приехал один, без жены для того, чтобы тоже поразвлечься. И он, директор этого хозяйства, будет молчать, покрывать это распутство, не откроет глаза человеку, который протянул ему руку помощи? Да как же он после этого посмотрит ему в глаза? Его жена, Нина Васильевна уже давно уговаривала его сообщить в Москву об этом безобразии.

- Ведь он приедет, узнает, и плюнет в твою сторону, - говорила она. – И будет прав. Он к тебе с добром, а ты?

«Что же делать? – думал он. – Господи! Он же ее высматривает и не знает, как от меня отвязаться? Видно, очень ее любит, как горят его глаза? Нет! Надо решаться, иначе будет поздно. Он сам все поймет, развернется и уедет. И я никогда не посмею к нему даже подойти, потому что буду напоминать ему об этом ужасе. Или, не дай, Господь, что-то сделает с собой или с ней? Я же всю жизнь буду себя корить, что не предотвратил этого кошмара».

Гость заметил его удрученность и поинтересовался, чем он так обеспокоен? Тогда Нил Палыч остановился, с грустью посмотрел на гостя и осторожно спросил:

- Извините меня, что лезу не в свое дело, но хотел бы спросить, вы очень любите свою жену?

Гость поднял на него удивленный взгляд и встревоженным голосом в свою очередь задал вопрос:

- С ней что-нибудь случилось?

- Нет, она жива, здорова, - начал отвечать директор, опустив взгляд. – Только, понимаете, она тут познакомилась…

- Спасибо! – спокойным голосом прервал его гость и побагровел. – Дальше можете, не продолжать!

- Я должен был вам это сообщить, - попытался успокоить его Нил Палыч. – Я просто не хочу, чтобы случилось что-то непоправимое. У вас такой замечательный сынишка, подумайте о нем! Может, я ошибаюсь? Простите меня! Я не мог вам не сказать! Только не горячитесь! Горячка мешает думать.

- Спасибо! – еще раз поблагодарил его гость тем же спокойным, пугающим голосом, поклонился и вышел.

- Надо же! – шутил Аркадий, показывая на «Запорожец», стоящий у калитки базы. – Ожидали, каких важных гостей, а они оказались вполне приличными людьми. В такую дыру, да еще на такой уважаемой, интеллигентной машине. Я-то думал, их на вертолете доставят, а они сами через эти катакомбы. Странно, как они вообще сюда добрались? Видно, желание было огромное. Когда едешь сюда по этой лунной поверхности, аж дух захватывает. Какой надо обладать отвагой, чтобы преодолеть эту безжизненную каменную пустыню? Саша, что с вами? Вы меня совершенно не слушаете? Я вам надоел своей болтовней?

Саша уже его не слушала. Она смотрела на «Запорожец», и ее охватывало тревожное предчувствие, граничащее с ужасом. Она плохо разбиралась в машинах, путала марки, но эта машина была ей хорошо знакома. Это был «Запорожец» Ибрагима, который он получил по страховке, когда полностью сгорел первый, и тут же по доверенности продал своему другу Леше, чтобы тот приобщился к автолюбителям. Леша ничего в нем не менял, только сильно его потрепал, но чехлы, цвет и наклейки на стекле остались прежними. А главное, помятый номер имел те же цифры. Она бы никогда их не запомнила, если бы Ибрагим не шутил, что это год рождения его матери «19-30». Да, это была именно его машина, и он был где-то здесь. Лешке приезжать сюда было незачем.

«Если Ибрагим приехал один, это не к добру. Неужели этот старый пень все-таки выполнил свою угрозу?» - подумала она о директоре, который несколько раз подходил к ней, стыдил за безобразное поведение и грозился сообщить об этом мужу, «благородному и добрейшему человеку».

Молнией мелькнула мысль, что этот блюститель нравственности в чем-то прав. А что он мог подумать? Вот уже две недели она проводит время только с Аркадием, они везде вместе. Она уже и сама давно подумывала о том, что это не совсем прилично, пытаясь влиться в какую-нибудь компанию. Но даже Володя с Асей, чувствуя неловкость, все время оставляли их одних, не говоря уже о том, что весь остальной лагерь, косо поглядывая, перешептывался и даже бросал им вслед пошлые реплики. Сколько раз она слышала, как бабы злобно цедили сквозь зубы: «хоть бы сына постыдилась!», а соседка из соседнего номера вообще обзывала шлюхой. Прежде она старалась не обращать на это внимания, но последнее время все больше задумывалась о последствиях. Действительно, ситуация была абсолютно дурацкой, они с Аркадием до сих пор на «вы», а Ибрагим мог подумать, Бог знает, что?

Она вдруг вспомнила, как мама и Юлька часто предупреждали, что «Ибрагиму нельзя давать повода, что он непредсказуем, порой вскипает так, что хоть пожарных вызывай!» Она все это прекрасно знала и сама. Слава Богу, что за девять лет семейной жизни он перестал хотя бы беситься по мелочам, но в крупных ссорах был просто ужасен. Боже, что он сделал с Людмилой? Таким страшным она его даже не представляла. Тогда испугались все, мама, Юлька, даже бабушка. Если бы ни они, он бы просто ее сжил со свету. Правда, она это заслужила. За ту подлость, какую совершила она, вероятно, полагалось и не такое.

Саше были неприятны эти воспоминания, но память цепко хранила те смутные картины, как Людмила пригласила ее к себе, напоила и сфотографировала полуобнаженной с каким-то мужиком, желая, как сказал Ибрагим, «поживиться счастьем подруги». Он тогда не поверил, нашел этого мерзавца, который оказался каким-то Людкиным сослуживцем, и действительно их наказал. Слава Богу, что сначала ограничился тем, что оба с треском вылетели с работы. Если бы эта дура успокоилась, все бы на этом и закончилось. Так нет же, ее снова потянуло «на подвиги», так до конца ни осознав содеянного, главное, не уяснив, с кем связалась? Действительно, Ибрагима лучше было не доводить до точки кипения.

На этот раз он вскипел так, что ей пришлось уехать из столицы. Оказывается, он предупреждал ее еще давно, до свадьбы. И ведь она, действительно, испугалась так, что лихо обменяла Москву на родную Коломну. Он за этим внимательно проследил и только тогда прекратил ее преследовать. И ведь за все это время ни разу ни повысил голос, казался спокойным, только чуть выдавали глаза, в которых нет-нет, да мелькали искорки злости. Не посмотрел, что она в него влюбилась, как кошка, что белугой ревела, вымаливая прощения. Да, он мог быть жестоким, хладнокровным, когда дело касалось чести. Саша это знала, как никто.

«Господи! – вдруг с ужасом посмотрела она на Аркадия, стоявшего рядом и продолжавшего что-то говорить. – Что он может сделать еще и с ним»?

Перед ее глазами вдруг ясно проплыла другая картина, когда Ибрагим в очередной раз заступился за ее честь.

Приятный, теплый осенний вечер чуть не испортили трое подвыпивших, распоясавшихся парней. Не стесняясь в выражениях, шумно и громко веселясь, они принялись толкать и задирать людей, столпившихся у входа в театр. Она сделала им замечание, на что один из них обозвал ее «интеллигентской сучкой», а двое остальных весело заржали. Надо было в этот момент видеть Ибрагима, отошедшего довольно далеко за лишним билетом. Она даже не заметила, как он выскочил из толпы, и все трое мгновенно попадали на тротуар со стонами и проклятьями. Все их попытки подняться, продолжая извергать ругань и угрозы, были так же жестоко и мгновенно пресечены. Наконец, двоим, удалось вскочить и убежать, а оскорбивший ее, довольно крепкий детина стоял перед грозным заступником на коленях, визжал от ужаса, как поросенок, стараясь вымолить пощаду. Что на самом деле делал Ибрагим, не понял никто, в том числе и она? Впечатление было такое, что он просто заглядывал каждому хулигану в глаза, не производя никаких резких движений, а они почему-то дергались в конвульсиях. Четко было видно только, что только последнего он крепко держал за ворот рубашки одной кистью левой руки, указательный палец которой упирался в самый низ горла, отчего его визг постепенно захлебывался. Именно в таком состоянии это сникшее, дрожащее чудо шустро подползло к ней на коленях и стало просить прощенье. Все произошло так быстро, что она от неожиданности даже отшатнулась. Не дожидаясь, пока неожиданно протрезвевший и полностью раскаявшийся принесет свои извинения, его грозный воспитатель, оттолкнул его в сторону, подмигнул супруге и так же быстро, как и появился, исчез в толпе, которая дружно ему зааплодировала.

Саша часто с гордостью вспоминала этот эпизод, сейчас ее охватывал ужас. Остановить мужа могла только она, но остановится ли он теперь, когда сложилась эта нелепая, глупая ситуация?

«Доигралась! - говорила она себе. – Все хихоньки, да хаханьки, а Ибрагим может этого и не понять. Вот он теперь и покажет мне, дуре и …»

Неожиданно, со злобой она подумала, что Аркадий тоже хорош. Увивается за замужней женщиной, нет бы, подумать о ее чести? Ведь он же на самом деле пожирает ее глазами, ждет, когда она даст хоть малейшую слабину. Даже сейчас, делает вид, что ничего не понимает? Ибрагим, вероятнее всего, такого бы себе не позволил, по крайней мере, постарался сделать все, чтобы не затронуть женской чести. Это для него, действительно, было свято. Конечно, он уступал Аркадию и в воспитание, и в интеллигентности, часто бывал, грубоват, не сдержан, но всегда оставался настоящим мужиком, преданным, сильным и любящим. Ей вдруг стало стыдно, что в какие-то моменты она уже поддавалась чарам Аркадия, которому почти удалось ее обольстить. Ведь у нее появлялись грешные мысли. Этот прожженный ловелас ей на самом деле нравился, только она не хотела в этом признаваться. Значит, им достанется поделом.

«Господи, ну почему он все тараторит, не понимая, что уже давно пора уйти?» – подумала она и попросила, еле сдерживаясь, чтобы не расплакаться. – Аркадий, идите, пожалуйста, домой!

- Хорошо! – весело ответил он. – На полднике встретимся? Мы с Юлей блинчики решили пожарить.

- Да, идите же! – впервые за две недели в сердцах огрызнулась она.


Ибрагим сидел на бревне у кострища на лесной поляне, где, вероятно, вечерами собирались отдыхающие, посидеть у костра и отдохнуть от жаркого, знойного дня. С этого места была прекрасно видна небольшая площадка перед калиткой, на которой стояла машина. Он видел, как к ней подошла Саша со своим кавалером, как они остановились. Мужик был красивый, явно в ее вкусе, немолодой, с начинающей седеть шевелюрой и интеллигентной внешностью. Отсюда прекрасно слышалась его болтовня, его приятный баритон, было видно ее смятение. Он видел, как она окаменела, узнав машину, как перестала слушать спутника и пыталась от него избавиться.

К их появлению он уже немного успокоился.

Выскочив из калитки и споткнувшись об это бревно, он был в бешенстве. В нем все клокотало и первым желанием, было сесть в «Запорожец» и умчатся отсюда подальше, чтобы никогда больше не видеть Саши. Он испугался того, что просто не сдержит своих чувств, убьет ее и себя. Но это прошло довольно быстро. Он понял, что никогда не сможет этого сделать, потому что безумно ее любит и желает причинить ей вреда.

Может, она и виновата, даже согрешила, но и он небезгрешен. Когда дело дошло до развода, разве не он был виновником всего этого кошмара? Он же допустил, чтобы ей звонили эти стервозные бабы, хотя у него с ними ничего не было, хотя, как считать ресторанное знакомство? Доигрался до того, что она стала подозревать его во всех смертных грехах. И ведь причина была намного серьезнее, чем простая интрижка. Он врал безбожно, выкручивался и снова врал, начиная походить на Лешика. Конечно, и ее вины было немало, но он же, мужчина, который должен был уберечь свою семью, найти способ, спасти свою любовь. А он свалил на ее голову такие ужасные подробности, такую грязь, что только чудо, что они вообще остались вместе. А все деньги, проклятые деньги, которые заслонили ему все на свете. Если бы не она, он бы мог превратиться в «Гобсека» или «Скупого рыцаря». Именно она протянула ему руку помощи, как друг, как любящая женщина, а что же он, отплатит ей тем, что устроит жуткий скандал или, не дай Бог, убьет?

«Нет, Ибрагим! – приказывал он сам себе. – Только посмей ее тронуть! Клянусь Аллахом, я из тебя все жилы вырву, на куски порежу! Ты защищал ее от всех, значит, и дальше до последнего вздоха защищать будешь! Полюбила другого, значит, не сумел удержать? Больно, неприятно? А как ты хотел? Сам виноват, надо было больше внимания уделять!»

Он еще долго корил себя, кляня за неуемность, за то, что снова увлекся заводскими проблемами, совершенно забыв и ее, и сына, даже самые свои любимые увлечения, музыку, поэзию, не говоря уже о друзьях. На самом деле, как можно сравнивать Сашу, Юрку и завод? А ведь он уже и не помнил, когда ходил в консерваторию, брал в руки книгу, а еще мечтал стать поэтом?

Немного поостыв и прекрасно понимая, что не сможет оставить завод с его проблемами, он все же дал себе слово, что попробует изменить свою жизнь, по крайней мере, уделять Саше и Юрке больше времени. Действительно, ради чего так вылезать из кожи, рваться на части, когда можно потерять самое главное? Успокоенный этими мыслями, он снова подумал о том, что произошло здесь, на этой базе отдыха.

«А может, она совсем и не виновата? Точно, совершенно не виновата. Она ведь такая доверчивая, даже наивная, а этот хлюст просто заморочил ей голову, как когда-то та сволочь, Лешик?»

Внимательно присмотревшись, он понял, что ошибся. Этот мужик был немного серьезнее и умнее. Конечно, это был кот, да еще какой, избалованный женским вниманием, но, увы, вполне заслуженным. Перед его натуральным, незаигранным обаянием устоять было не просто. Явно он был не слаб и хорош собой. Ибрагим вдруг начал понимать Сашу, потому и сам проникся симпатией.

«Ну, и что делать в этой дурацкой ситуации? – спросил он сам у себя. – Выйти из кустов и бросится Саше на шею? Нет, не стоит! Это еще больше усугубит и без того глупую ситуацию, поставив всех в неловкое положение. Надо ждать, может, что и придумается!»

Когда Саша довольно резко отправила своего спутника домой, а тот растерянный скрылся за калиткой, Ибрагим понял, что она и сама не ожидала всего этого, и сильно расстроена. Скорее всего, никакой измены и не было, по крайней мере, пока. Она не умела лгать, ненавидела ложь, и весь ее вид говорил, что у нее с Аркадием пусть даже теплые, но всего лишь дружеские отношения. Она стояла и с грустью смотрела на машину. Видимо, ей здорово досталось от отдыхающих, которые, конечно же, осуждали ее, как и директор. Они ее совершенно не знали, не понимали и не желали понимать. Для них все было ясно. Проводит время с мужиком, значит, измена. Ведь они судили по себе, не представляя, что между женщиной и мужчиной могут быть иные, не интимные отношения, а уж представить, что это может быть дружбой, было выше их понимания.

«Вот козлы! – со злостью подумал он. – Недаром я так ненавижу толпу. Ей бы только найти повод, чтобы растоптать кого-то, высмеять, унизить. Нет, чтобы внимательно приглядеться, порадоваться счастью других, обязательно надо все изгадить. Чуть меня на грех не подбили. Сам хорош! Ведь я-то знаю свою Сашеньку, верю, что она не совершит ничего дурного. Ненавижу толпу, презираю, а туда же. Вместо того чтобы защищать, убью, зарежу! Тьфу»!

Неожиданно мелькнула злорадная мысль. А что, если отомстить за любимую всем этим блюстителям нравственности, причем, так, чтобы они надолго запомнили этот урок, во всяком случае, прилично пощекотать нервы самым рьяным, злобным и скандальным? Он понимал, что большинство из них так до конца ничего не поймет, ради них не стоило бы и стараться, но оставались те, кто попал под влияние. Тот же Нил Палыч, неплохой, добродушный мужик, вероятнее всего, «подогреваемый» своей женой. Для таких это даже полезно, может, начнут шевелить мозгами, хотя и на это надежды мало?

Ибрагим был доволен задуманной затеей. Постоять за честь Саши, увидеть вытянутые рожи ее обидчиков, заодно и проучить этого «шаловливого котика», - того стоило. На самом деле, почему бы ни совместить приятное с полезным? Этот мужик, кажется, мог стать неплохим приятелем, а может и другом, с которым надо всем этим можно будет потом дружно посмеяться.

Заметив, как к Саше подошли Юрка и какая-то симпатичная девочка, вероятно, дочь ухажера, он встал, отряхнулся и с радостной улыбкой направился к ним. Навстречу уже бежал радостный сын, девочка с удивлением остановилась, а в Сашиных удивленных глазах вспыхнули радость и любовь.


-13-

Все внимание обитателей базы было приковано к этому, необычному, «курортному» роману, который скрашивал их скучноватое, однообразное пребывание здесь. Действительно, в этом оторванном от мира захолустье, где не организовывали даже танцев и элементарного кино, не происходило никаких интересных событий, и вдруг такая драма с животрепещущими сценами, самой настоящей изменой и неминуемой развязкой, обещающей такие бури и накал страстей, какие не посмотришь в самых популярных, столичных театрах. Две недели все с пристальным вниманием наблюдали за развитием событий, и теперь, наконец, наступал самый пиковый, критический момент – приехал обманутый муж, прознавший о неверности супруги.

Из достоверных источников, хотя жена директора строго просила держать это в секрете, было известно, что человек он горячий, восточный, слов на ветер не бросающий. Это ведь не русский, добродушный Ваня, который наставит неверной бабе синяков, в самом крайнем случае, напьется до смерти и ненароком кого-то покалечит, поэтому предстоящие события предвещали такие разборки, о которых даже подумать было страшно. У азиатов такие обиды смывались только кровью.