Михаил Мухамеджанов

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   5   6   7   8   9   10   11   12   ...   32

- Еще как! – шепнула она и уткнулась в его грудь. – Обними меня, пожалуйста, мне это так приятно!

Он же немного отстранился, взял сигарету и закурил. Она удивленно привстала.

- Ты опять о чем-то все думаешь? – кокетливо спросила она. – Прямо беда с тобой, мыслитель ты мой!

- Увы, приходится думать, раз любимая женщина не желает этого делать, - шутливо парировал он ее вопрос. – Например, о Вике. Как она там одна, бедная? Наверное, уснуть не может. Может, навестим ее?

В глазах у Риты появились удивление и растерянность.

- Зачем?.. Почему?.. Она же уже спит, - начала она спрашивать неуверенным голосом.

- Ну, а все-таки! – продолжал настаивать он, окончательно убедившись, что ребята не врали.

- Зачем тебе это нужно? – еще неуверенней спросила она, почувствовав, что он что-то знает.

- Как зачем? – удивленно вытянул он лицо. – Чтобы доставить удовольствие вам обеим и, естественно, себе.

- Ибрагим, умоляю, не надо! – сказала она дрожащим голосом, а в глазах ее заблестели слезы. – Я люблю тебя! Мне больше никто не нужен. Неужели ты хочешь все испортить?

- Я! – даже поперхнулся сигаретным дымом он, откашлялся и спокойно произнес. – Тебе большой привет от тети, Марии Васильевны. Она уже чувствует себя лучше.

Рита упала головой в подушку и зарыдала. Ибрагим встал и начал одеваться. Она вскочила и бросилась ему на грудь.

- Ты сам виноват! – вставляла она фразы между рыданиями. – Ты не приехал. Это я со злости на тебя. Прислал каких-то недоумков. Я дура, прости! Умоляю! Я не смогу без тебя! Не уходи! Ну, пожалуйста! Ты же сам хотел, чтобы мы были свободны.

- Рита! – строго попросил он. – Давай без истерик и эмоций, а, кроме того, эти «недоумки», как ты выразилась, все-таки мои друзья.

- Хорошо! – согласилась она, вытирая слезы. – Постараюсь взять себя в руки и прости за твоих друзей, но позволь мне тебя спросить?

- Конечно!

- Ты твердо уверен в том, что поступаешь сейчас правильно, и никогда не пожалеешь об этом? Ведь я тебя на самом деле люблю, чтобы тебе обо мне не говорили, как бы я себя не вела. А сейчас я поняла это еще сильнее, как только увидела тебя снова. Я, конечно же, дрянь, поступила подло и по отношению к тебе, да и к Вике тоже. Даже не знаю, что на меня нашло? Но поверь мне, если сможешь, что я тебя очень сильно люблю и не хочу терять.

- Знаешь, Рита! – намного подумав, ответил он. – Сейчас я не уверен ни в чем, но допускаю, что все, что ты сейчас сказала, правда, ты меня любишь, не хочешь терять, но вот в одном я уверен твердо. Этот урок я не забуду никогда и вряд ли когда-нибудь смогу простить. Эти игры не для меня.

Видя, что он оделся и собирается уходить, она снова бросилась к нему и обняла его за колени.

- Ну, хочешь, бей меня, убей совсем, только не уходи! – закричала она с отчаянием в голосе и снова начала рыдать. – Я дрянь, но я могу без тебя! Я не хочу, чтобы ты уходил! Прости! Я сделаю все, что хочешь!

Понимая, что дальше так продолжаться не может, он резко отбросил ее от коленей и решительно направился к выходу.

- Господи! – отчаянно кричала она ему вдогонку. – Ты рад, что проверил меня, доволен, но все равно будешь жалеть! Настоящую любовь не проверишь никакими проверками.

Услышав это, он даже опешил. Оказывается, она думает, что он специально устроил проверку. Он остановился и повернулся, подумав про себя, «дороги не будет».

- Так ты думаешь, что я специально тебя проверял? – удивленно спросил он.

Удивленная его неожиданной остановкой, Рита перестала плакать и уставилась на него широко открытыми глазами.

- Ну, так вот, - сказал он с грустью в голосе. – Никаких проверок я тебе не устраивал. Проверку на прочность устроил, наверное, сам Бог, да и ты постаралась. Но я на тебя не в обиде. Больше того, я тебе даже благодарен за любовь. Охотно хочется верить, что она настоящая. И я бы поверил, и простил, если бы ни одно – но. А это «но» теперь заключено во мне. Во мне будто что-то лопнуло, и теперь я ничего не чувствую. Ни любви, ни ненависти, даже обиды. Я же сказал, что эти игры не для меня, вот и доигрался. Так что, прости уже меня ты, но теперь я просто бесчувственный чурбан! Я не знаю, что будет дальше, но сейчас я больше ничего не хочу. Ничего! Видно произошло какое-то перенасыщение. Естественно, не ты одна в этом виновата, но что произошло, то произошло, и ты оказалась последней каплей. В одном ты частично права, проверка была, но какая. Я на самом деле решил проверить, остались ли у меня хоть какие-то чувства? Оказалось, что нет. Так что счастья со мной теперь вряд ли построишь? Притворяться, как ты поняла, я не умею, да и вряд ли научусь. К счастью, дружить я, кажется, еще не разучился, так, что даст Бог, еще свидимся. Пока! Передай привет Вике и тете!


-7-

Риту он больше никогда не видел, хотя иногда вспоминал, как и всех своих женщин, которых, как он считал, на разных отрезках жизни были его любимыми. Именно любимыми. Он не переставал их уважать, относиться к ним с симпатией, даже любовью и благодарностью. Ведь все они дарили ему свою любовь, частицы души и жизни. Все они были разными, по-разному проявляли чувства, интимные отношения, но все они были ему одинаково дороги. Он не мог ими не дорожить. Ведь каждая по-своему скрасила его жизнь, помогла ее лучше понять, осветила любовью, добротой, нежностью, в конечном счете, чему-то научила.

Ибрагим сказал Рите правду. В нем и на самом деле что-то надломилось. Он потерял всякий интерес к противоположному полу, усиленно занявшись учебой и работой. Кроме того, скопилось множество других разных проблем, одну из которых он считал самой важной, определиться, что делать после окончания института? Теперь он всецело увлекся только этим.

При встречах с какой-нибудь понравившейся ему женщиной или девушкой, он уже не испытывал тех, прежних, страстных чувств, а, вспоминая Лену, Киру и, конечно же, Риту, пропадала и влюбленность. Ее место занял комплекс неполноценности, подсказывающий, что от женщин лучше держаться подальше, потому что встречи с ними ничего хорошего не предвещают. Он не понимал, что с ним происходит? Мучился этим вопросом, и когда эти чувства начинали просыпаться, вспыхивая искорками, будя его плоть и сознание, он безжалостно их гасил, стискивая зубы до скрежета, и плакал по ночам от отчаяния. А его близкие друзья и Валентина Петровна, зная его личную жизнь лучше других, удивлялись, как «такому симпатичному, компанейскому парню никто и никак не может вскружить голову»?

И все-таки главная причина его затворничества, вероятно, заключалась в том, что звезды пока еще не послали ему ту, единственную и неповторимую, от которой бы у него снова закружилась голова, и сильно забилось сердце. И подтверждением этому явилось то, что когда она, наконец, появилась, в нем снова вспыхнули эти великие чувства и с еще большей силой.

Видно, так устроен человек, что жить и не любить он не может. Это просто не естественно, поэтому бороться с природой бесполезно. Рано или поздно Ее Величество Любовь одерживает победу. И чем больше противление, тем величественней ее торжество.


Саша, Сашенька, Шурочка. Что она только сделала с рассудительным, независимым, гордым, ловким и пронырливым Ибрагимом? Куда только девались его хваленые качества, которыми он так гордился?

Ибрагим и сам удивлялся, почему в ее присутствии он терялся настолько, что не мог произнести нормально ни одной даже самой простой фразы. Его все время тянуло сказать что-то вычурное, особенное, что рождало какие-то несмешные, глуповатые байки, из которых складывались еще более идиотские рассказы. Желая понравиться и считая, что его истинное лицо может ее отпугнуть, он снова стал выдумывать о себе небылицы, приукрашивая их какими-то нелепыми историями. Естественно, что все это не способствовало их сближению, а наоборот, отталкивало ее, даже пугало.

В какой-то мере, повторялось то же самое, что и с Леной, однако это новое чувство было намного глубже и сильнее. Он вдруг понял, что не может и не хочет ему сопротивляться. От Сашеньки веяло чем-то родным, теплым и очень добрым. И наряду с этим с ума она сводила не меньше Киры или Риты, а значительно больше.

Да, он влюбился, неожиданно и снова очень сильно. Теперь уже ни о каких договоренностях и тому подобном и речи быть не могло. Он полюбил ее и больше всего на свете хотел, чтобы она всегда была с ним. Но еще больше ему хотелось, чтобы она была счастлива, даже если ему не удастся стать ее супругом. Ради нее он был готов на все, даже на самопожертвование.

Этой новой своей «болью» он снова ни с кем не делился, даже с самыми близкими друзьями, хотя перемена его состояния не осталась незамеченной. Не зная истинной причины его растерянности, удрученности и задумчивости, многие ему искренне сочувствовали и хотели помочь, но от этого он только еще больше раздражался и замыкался в себе.

Случиться так, что именно Саша станет для него той единственной и неповторимой, которую он полюбит на всю свою жизнь, а она ответит еще большей взаимностью. Их семейная жизнь не всегда будет усыпана розами, но они до конца сохранят любовь, уважение и верность друг к другу, поровну деля невзгоды и радости. Можно с уверенностью сказать, что счастья будет намного больше.

Саша, конечно же, не будет знать всех подробностей его прежней жизни, а он, щадя ее самолюбие, не станет ими делиться. Это же естественно и понятно. Многое было бы неприятно ей, а что-то и ему. Но, если бы ей удалось заглянуть в его память, она, вероятно, тоже была бы признательна, как всем его женщинам, так и остальным его учителям, за то, что они приняли самое непосредственное участие в том, чтобы сформировать его, как личность. Многие потом говорили, как ей повезло с мужем, какой он надежный, внимательный, умный, добрый, талантливый…? Да, ей повезло, что звезды соединили ее с ним, но ведь немало труда, сил, терпения, души пришлось отдать и ей, чтобы он стал именно таким. Ведь она тоже была его другом, учителем, как, впрочем, и он ее.

Процесс обучения – это великое, радостное и благодарное занятие. Отдавая свои знания, опыт, любовь, душу, все это получаешь обратно, да еще и в большем объеме, как говориться, с торицей. Недаром же существует, придуманное жизнью и многократно подтвержденное людьми правило: сея разумное, доброе и светлое, получаешь все это обратно великим, обильным урожаем. Опять же, получая все это и впитывая в себя, испытываешь чувство благодарности своим наставникам. Еще одним немаловажным условием успешного развития этого процесса является то, что почва для этого должна быть благодатной и соответственно подготовленной.

Совсем, как в природе. Прежде, чем бросить зерно, вскопай, разрыхли, убери сорняки, подкорми, полей и так далее! А дальше смотри за ростком, оберегай, поливай, окучивай, и так до урожая. Но ведь и на этом процесс не заканчивается, и все повторяется: оберегай, поливай, подкорми. И еще много, много нужно делать того, чтобы получить хороший результат, а иного пути просто нет. Есть один великолепный английский анекдот.

Увидев прекрасный, радующий глаз газон, решили поинтересоваться у хозяина: как ему удалось вырастить такое чудо?

– Это абсолютно несложно, - ответил он. – Просто последние триста лет его поливали, стригли, освобождали от сорняков и подкармливали.


-8-

Саша и Ибрагим были счастливы, несмотря на то, что «притирка» была долгой и очень болезненной. Порой дело доходило до серьезных размолвок, даже до развода. Увы, столкнулись два совершенно противоположных мира со своими менталитетами, традициями и законами. Добавить к этому еще и два довольно серьезных, противоречивых характера, вообще себе трудно представить, как они только уживались вместе и не поубивали друг друга в самые первые годы семейной жизни? По поводу характеров, стоило бы привести в пример один небольшой эпизод, случившийся где-то в самом ее начале.

Поругавшись в очередной раз из-за какого-то незначительного пустяка, они престали разговаривать друг с другом. Многие друзья и знакомые, знавшие их лучше других, интересовались у него: «Ну, как, заговорила?» «Нет!» - хмуро мотал он головой неделю. Еще две недели он уже с юмором выяснял, кто дольше продержится? В результате, не выдержал сам и пошел сдаваться, как-никак, виновником ссоры был он. Конечно же, это было уже смешно, но она, вероятно, могла продержаться и дольше. Впоследствии все чаще стали одерживать победу любовь и уважение друг к другу.

Многих Сашиных подруг удивляло, как Ибрагим совершенно спокойно отпускает отдыхать ее одну с сыном? Он не возражал, когда она бегала на свой любимый волейбол, в театр и другие места, куда сам предпочитал не ходить. Самое удивительное, он не возражал, даже способствовал, чтобы ее сопровождали его друзья, даже незнакомые ему мужчины. Она и сама этому удивлялась, чувствуя, что он ее страшно ревнует, мучается, изо всех сил стараясь не подавать вида.

У его богатой, закрытой организации всего в тридцати километрах от Москвы имелся роскошный, фешенебельный дом отдыха. Фазаны и олени свободно разгуливали по территории, а в клетках сидели хищники, даже огромный бурый медведь, не говоря уже о том, что аттракционов, всевозможных развлечений, включая игральные автоматы, было больше чем в парке Горького. Все это скромно называлось живым уголком пионеров и парком отдыха. Казалось бы, там было все, но не было только одного – волейбольной площадки. Учитывая множество спортивных сооружений, включая хорошее, добротное футбольное поле, можно было бы что-то придумать, но заводчане почему-то к этому виду спорта, как, впрочем, и к другим относились равнодушно. Хотя это было и понятно. Руководители завода к спорту были тоже равнодушны.

Но не это было главной причиной, почему Саша не любила отдыхать именно в этой, как она говорила, «роскошной клетке». Ей там было скучно. Отдыхающим предлагалось чинно бродить по дорожкам, купаться в шикарном бассейне, париться в двух банях, финской и русской, обедать в столовой с ресторанным меню с неимоверным количеством официанток. В ненастную погоду можно было отдохнуть в зимнем саду, где на экзотических пальмах сидели самые разнообразные, даже говорящие попугаи, а над уникальными цветами летали самые настоящие колибри. Больше всего Саша ненавидела то, что заводская субординация отражалась и на жизни дома отдыха. К примеру, она, как жена заместителя генерального директора, должна была общаться только женами руководителей высшего эшелона. А, если учесть, что Ибрагим был самым молодым руководителем, проводить время полагалось с матронами, самая младшая из которых годилась ей в матери. Даже тогда, когда он появлялся здесь, ему приходилось все время решать какие-то заводские вопросы. О каком отдыхе могла идти речь, когда его постоянно дергало уже руководство самого дома отдыха? Сашу это просто уже выводило из себя.

Единственное, что еще как-то скрашивало это времяпрепровождение, было присутствие театральной, артистической богемы. Директор завода был родным братом директора одного известного, особо посещаемого московского театра, труппа которого тоже облюбовала это шикарное место. Оставалось общаться только с ней, предпочитавшей шикарный бильярдный зал с буфетом, но артисты тоже появлялись здесь нечасто, не говоря уже о лете, когда театр уезжал на гастроли или распускался на отдых.

Скучновато было не только ей, но и детям. Простаивали многочисленные карусели, переворачивающиеся качели, даже американские горки. Единственный аттракцион, прельщавший взрослых и детей, электрические машинки, надоел даже сыну Юрке. Действительно детворе было скучновато. Спорту и играм уделялось не так много времени, хотя для этого были предоставлены все условия. Танцевальный зал, добротно отделанный под бальный зал девятнадцатого века с настоящими мраморными колоннами, всевозможные кружки, имевшие отдельные уютные здания, даже Дворец пионеров, здание которого нисколько не уступало столичному, за исключением того, что было меньше, но еще шикарнее. Папам было некогда, приходилось все время все это поддерживать в порядке и улучшать.

Естественно, когда встал вопрос о летнем отдыхе, у Саши и восьмилетнего Юрки дружно испортилось настроение. Перспектива, сходить с ума все лето в этой «богадельне» расстроило сразу обоих. Им по горло хватило и двух сезонов, не помогло даже то, что папа, наконец, организовал волейбольную площадку и поставил в фойе столовой стол для настольного тенниса. Конечно же, папа не мог допустить, чтобы любимые сын и супруга мучились все лето, поэтому пришлось уступить слезной просьбе и отправить их в тот несчастный, захудалый пансионат в Рязанской области на Оке, в котором они уже отдыхали, когда еще не имел таких больших возможностей.

На этот раз их поселили в приличный номер с душем и туалетом в добротной деревянной постройке, вместо железного вагончика - кунга, вросшего в землю, где постоянно гасло электричество, не говоря уже о том, что туалет был общий, на улице, точь-в-точь, как привокзальный. Еду, если это можно назвать едой, приходилось самим собирать на поднос, совершенно нетронутой относить на мойку, оставляя только компот и хлеб. Обычно, через день-два, отдыхающие просто переставали ходить в столовую, питаясь за счет близлежащих колхозных полей и огородов, по ночам подворовывая и жаря кабачки, картошку, морковку на кострах, мангалах и самодельных печках, которые приходилось привозить с собой из Москвы. Вот чего здесь было навалом, так это свободы, нетронутой, девственной природы, грибов, ягод, орехов, что с успехом дополняло необычайно вкусный и сытный стол.

Несмотря не некоторые неудобства, Саша была счастлива. Здесь было то, чего не было в шикарном доме отдыха мужа. А это – непроходимый лес и чистая, живописнейшая река, в которой водилась не отравленная отходами, непуганая, настоящая рыба. Она тоже дополняла стол, да еще как. Юрка быстро научился ее ловить, жарить, солить, даже коптить для чего не требовались какие-то специальные рыболовные снасти. Достаточно было иметь рыболовный крючок, кусок пенопласта для поплавка, наживку – «опарыш», мерзких, белых червей, которых в столовой было навалом, прут ракиты, в крайнем случае, обыкновенную палку для удилища. Порой плотву или подлещика можно было поймать даже ведром. А, когда заядлые рыбаки показали Юрке другие премудрости, донку, «телевизор», включая браконьерскую сеть «путанку», его вообще невозможно было вытащить из воды, хотя он ее боялся и не умел плавать.

Река в этой дремучей, недосягаемой глуши была еще замечательна тем, что у института, владевшего этой базой отдыха, хватило сил, средств и ума организовать отличный отдых на воде. Правда, особенных сил и средств не потребовалось. Организатором всего этого был симпатичный мужик-энтузиаст Сафроныч, который и выбил из институтского начальства все эти лодки, байдарки, катамараны, даже катер с мотором, оснастив его водными лыжами, парусами, другими всевозможными водными развлечениями. Теперь все это радовало отдыхающих и тешило его тщеславие. И оно было честно залужено. Вся его флотилия, собранная из списанных, отремонтированных плотов и лодок, использовалась не только для развлечений, но и являлась жизненной необходимостью для отдыхающих. Именно на них они совершали ночные набеги на совхозные поля и огороды, находившиеся на противоположном берегу реки. На них же можно было добраться до ближайшего населенного пункта, чтобы пополнить провиант или позвонить в Москву. Телефона здесь не было, радиотелефоны были еще в строгом ведение, но связь с миром все-таки существовала. Не могла же государственная организация оставить людей без этого. Слава Богу, для экстренных случаев существовала рация, которая находилась у администрации и береглась пуще ока.

Саше и Юрке здесь было по-настоящему хорошо. Саша целыми днями загорала и купалась на реке, вечерами резалась в волейбол на самодельной площадке, где сетка была натянута между двумя соснами, а игровое поле было сплошь изрезано обнаженными корнями деревьев. После ужина и душа она выходила за калитку в заборе, защищающем лагерь от диких зверей, которые здесь водились в большом количестве, чтобы помечтать с какой-нибудь компанией у костра. С Юркой они встречались только во время обеда, ужина и ночью. Он был полностью предоставлен себе, пропадая на реке и играя во все, что только можно. В отличие от мамы он увлекался всем и сразу, и что самое удивительное, у него абсолютно все ловко получалось.

Однажды она была просто потрясена, наблюдая, как он играет в настоящий бильярд. Таковой тоже здесь был, конечно же, не такой шикарный, как в доме отдыха отца, где он впервые его увидел и научился играть. Теперь же он играл так, что посмотреть на это собиралось огромное количество зрителей. Обычно таких «шпендиков» отгоняли за три версты, а здесь же мужики почитали за честь с ним сразиться. Ее просто убивало, когда они устраивали турниры, где делались ставки, кто, сколько продержится и какое количество шаров успеет забить, пока не вылетит из-за стола? Эти турниры проводились, чуть ли не каждый день, но никто так и не выиграл до тех пор, пока Юрка, ни увлекся другой игрой. Через три дня он уже с позором вышибал из-за стола настольного тенниса даже разрядников. И что ее особенно удивило, когда на шахматном турнире он, как самый настоящий гроссмейстер одновременно играл на двадцати досках. И так с большим или меньшим успехом он освоил бадминтон, футбол, баскетбол и ее любимый волейбол.

В отличие от папы, он сразу же подружился с мячом и играл с ней на равных. Увы, скоро он остыл и к волейболу, переключившись на другое увлечение. Увы, сказывались папины гены. Она немного погрустила и тотчас возрадовалась. Исполнилась ее сокровенная мечта. Сафроныч научил его плавать, и теперь из воды его можно было вытащить, если только клещами. Оставалось с гордостью смотреть вместе с другими на сына, который рассекал водную гладь на водных лыжах, осваивал новые стили, нырял, как заправский водолаз, и уже переплывал Оку.

Единственное увлечение, которое она пресекла на корню, был в преферанс. Однажды она видела, как играет его отец. Это был единственный раз, когда они втроем отдыхали на юге в Крыму и в середине срока неожиданно ощутили острую нехватку в деньгах. Она чуть-чуть расслабилась и довольно большая сумма отпускных растаяла, как снег. Оставшийся срок требовал строжайшей экономии, а хотелось еще фруктами накормить малыша.