Geum.ru

Михаил Мухамеджанов

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   32

сделать его счастливым! Храни его, Аллах!


Ничего не подозревающего Ибрагима просьба отца несколько удивила, а потом обрадовала. Наконец-то, родные начинают обращать серьезное внимание на его друзей, у них даже появилось желание познакомиться поближе, а это говорило о том, что он все-таки добился того, что начинают считаться и с его интересами. В конечном счете, это могло послужить тому, что от него, в конце концов, отстали с разговорами о свадьбе и нареченной невесте, которыми последнее время его просто достали.

Только много позже, уже в Москве он понял, какую роковую ошибку чуть не совершил. Пригласить в дом девушку-мусульманку, все равно, что ее посватать.

Тогда же все шло своим чередом. Вначале Фарида вежливо отказалась от приглашения, но он ее убедил. Чего такого особенного в том, если в гости в его дом придет девушка, познакомиться с родителями, по-семейному посидеть за ужином? Во многих русских и прогрессивных, современных национальных семьях таким событиям вообще не придают никакого значения. Приходят и ладно, пусть молодежь себе общается, а родители смотрят, с кем их дети проводят время?

В назначенное время Ибрагим ввел немного смущенную подружку в калитку своего двора и смутился сам. В беседке за празднично накрытым достарханом сидела куча народа. Среди родственников и соседей он неожиданно увидел тетушку и бабушку Нурию, которая неожиданно прилетела из Ташкента.

Все это действительно было неожиданно, насторожило его, но он подумал, что это все могло быть простым совпадением. День был выходным. Родственников и соседей никто не приглашает, они заходят просто так на огонек. Отец мог и не знать, что, как обычно, зайдут гости, та же тетушка, главное, прилетит бабушка. А потом, Ибрагим же сам выбирал этот час и день. Фарида в другие дни была занята. Кроме учебы в школе, она готовилась поступить в институт. Конечно, уж больно много было совпадений, но окончательно сомнения развеяло именно появление бабушки. Уж это точно было случайностью. Бабушка Нурия обычно всегда появлялась без предупреждения, чтобы никого не обременять встречами и проводами. Она могла так же внезапно исчезнуть, только почувствовав, что кого-нибудь обременяет.

Ситуация, конечно же, получилась не совсем желаемой, но делать было нечего. Не разворачиваться же обратно. Поэтому пришлось подводить Фариду к гостям и знакомить.

Выбежавшая из кухни мама подошла к молодой паре, ласково улыбнулась заалевшей и еще больше смутившейся гостье, обняла и поцеловала в лоб, затем взяла за руку и проводила на самое почетное место между бабушкой Нурией и тетушкой. Обе уважаемые, старшие за достарханом женщины, дружелюбно улыбаясь, взяли ее за руки, усадили между собой, так же, как и хозяйка дома, по очереди обняли и поцеловали в лоб. Бабушка, как самая старшая, вознесла руки вверх, по мусульманскому обычаю произнесла благодарственную молитву Великому и Всесильному Аллаху, и началось обычное азиатское застолье.

Бабушка с тетушкой по очереди стали оказывать гостье знаки внимания, поднося ей изысканные угощения, и о чем-то тихо расспрашивали. Уже совершенно пунцовая, с опущенным в пол взглядом и почти неживая от смущения Фарида им что-то тихо отвечала. Отец и остальные участники застолья тоже пытались выразить ей знаки внимания и признательности, но она уже ничего не замечала. Ее смущение было настолько сильным, что бедная была готова упасть в обморок.

К счастью, бабушка с тетушкой поняли, что несколько переборщили, отстали от гостьи сами и сделали знаки остальным. Наконец-то, обратили внимание и на Ибрагима, который, переживая за свою спутницу, так и не присел, и уже был готов решительно вмешаться.

- Вы только посмотрите на нашего Ибрагима! – шутливо улыбнулась тетушка, показывая рукой на племянника. Затем повернулась к гостье и, осветив лицо доброй улыбкой, продолжила. – Сейчас он нас всех поколотит за свою очаровательную спутницу и будет прав. Мы же ее бедную так смутили, что она уже, как неживая. Извини нас, дочка! Мы же не со зла. Наоборот, нам же всем интересно, с кем дружит наш Ибрагим? И ты, сынок, присаживайся! Что ты там стоишь в дверях, как не родной? Не бойся, не обидим мы твою красавицу! Ну-ка, мужчины, прекратите пожирать глазами нашу милую гостью и займитесь делом, ужин стынет!

Ее теплые, добрые и шутливые слова вызвали оживление и смех, что сразу же разрядило остатки торжественной обстановки. Успокоенный и улыбающийся Ибрагим присел к достархану, вливаясь в общее веселье и светские разговоры.

Гостья тоже понемногу пришла в себя. Спала пунцовость с лица, оставив розоватыми ее нежные щечки, стала появляться улыбка. Через некоторое время она уже совершенно успокоенная улыбалась участникам застолья, мирно беседовала с бабушкой, тетушкой, соседками, даже смеялась о чем-то с отцом и братьями Ибрагима. Казалось бы, все проходило, как надо, мирно, спокойно, однако Ибрагим несколько раз ловил на себе ее пристальный, недобрый взгляд, что его тревожило и удивляло.

Вечер подошел к концу и все высыпали провожать гостью за калитку. Когда закончилось обычное затянутое теплое прощание с родней и соседями, Ибрагим, наконец, взял свою спутницу под руку и повел провожать до дома. Когда они в абсолютном молчании отошли на довольно приличное расстояние от провожающей толпы, которая исчезла за поворотом, Фарида подняла на него наполненные ненавистью и слезами глаза, и сквозь зубы процедила:

- Не смей больше никогда, слышишь, никогда мне звонить и встречать!

Она с силой вырвала руку, оттолкнула его, перепрыгнула через арык и побежала по самой середине улицы в направлении проспекта Ленина, не замечая проносившихся мимо нее машин.

Оторопевший Ибрагим посмотрел ей вслед и удивился, что же могло такого произойти? Да, он обманул, может даже оскорбил. Обещал, что ничего особенного не произойдет, а в результате его родители во главе с тетушкой своими средневековыми традициями чуть не довели ее до обморока. Правда, они ведь тоже хотели, как лучше. Что на них за это обижаться? А раз обиделась, значит, не так уж она умна и добра, как он думал. Ну, тогда и черт с ней. Когда-нибудь, когда остынет, он попросит у нее прощенья, хотя еще неизвестно, кто у кого его должен просить?

Немного успокоенный этими рассуждениями, он немного погулял по вечернему Душанбе и вернулся домой. Правду о случившемся на улице родителям он говорить не стал, не хотел обижать. Они, особенно тетушка и мама изредка интересовались их отношениями с Фаридой, а он их успокаивал, говорил, что у них и с ней все нормально, только она очень занята, готовится поступать в университет. Сам же он с ней так и не встретился, она этих встреч просто избегала.

Где-то перед самым его уходом в армию, его родные узнали, что Фарида благополучно вышла замуж. Он погрустил, потом порадовался за нее, а домашние были в шоке. Мама ревела белугой, отец, строго поглядывая на сына, пытался ее успокоить, а тетушка в ярости кричала:

- Не пущу! Трупом лягу, а не пущу! Мало того, что он всех душанбинских проституток ублажал, теперь он еще и там, в армии наш род позорить будет. Обманул нас всех, паразит, говорил, что у него все в порядке с Фаридой. А она от него, оказывается, уже давно сбежала, потому что порядочная и целомудренная. Я у ее родителей была. Они даже слышать о нем ничего не хотят. Пройдоха и гуляка, говорят, ваш Ибрагим…

Она еще долго кричала что-то подобное, но Ибрагим ее не слушал. В его в кармане лежала повестка, а сам он думал только о том, как бы поскорее уйти на призывной пункт?


О том, что произошло на самом деле и как он, сам того не ведая, обидел Фариду, он узнал много лет спустя, в Москве, когда уже был женат и имел сына. Родители, брат Амир и бабушка Нурия к этому времени по его настоятельной просьбе и с его помощью перебрались из Таджикистана в Москву и проживали в отдельных квартирах, полученных тоже не без его помощи. Благо, у него была такая возможность, сделать так, чтобы на новом, незнакомом месте, да еще в преклонном возрасте у них не было каких-то серьезных проблем с жильем. Как любящий и заботливый сын, внук и старший брат, он старался, чтобы и остальных проблем у них было поменьше. В результате ремонт, обстановка, одежда, продукты в первую очередь делались и поставлялись им. Его супруга часто подшучивала, что их семья, вероятно, была бы самой богатой семьей в Москве, если бы ее муж не содержал полностью еще несколько.

Между тем, супруг, понимая, какую ответственность взял на себя, пригласив в Москву самых близких ему людей, оторвав их от их привычной, тихой, размеренной жизни, старался еще и наладить их микроклимат, чтобы они не так болезненно переживали этот отрыв, перемену и адаптацию в новых условиях. Необходимо было подумать о том, чтобы у той же мамы образовался свой круг общения, приятели, приятельницы, друзья. Слава Богу, у отца, бабушки и брата с этим проблем не было. Мама же, оторванная от привычной жизни, где под рукой всегда были: та же тетушка, соседки, куча родственников, терялась на новом месте больше всех. Столица ее пугала своими масштабами, суматошностью, огромным количеством людей, транспорта, а метро просто наводило ужас.

Естественно, что он навещал ее, но не так часто, как ей хотелось.

Приехав в очередной раз, он застал у нее бабушку и двух ее подруг-татарок, с одной из которых познакомил сам. Отца в доме не было. В самый разгар чаепития, мама стала жаловаться на свою не нелегкую жизнь в Москве. Этот разговор, заведенный сразу же после ее приезда, с постоянной периодичностью повторялся каждый раз, как испорченная пластинка. Она жаловалась на то, что ее привезли сюда и бросили, оставляют одну, все заняты своими делами, отец вечно где-то шатается, вероятно, нашел кого-то на старости лет, даже мать не допросишься лишний раз приехать и так далее. А далее шло перечисление множество других неприятностей, главная среди которых заключалась в том, что ее никто не уважает и не считается.

Остальные сидящие за столом пили чай и учтиво молчали. Надо же было человеку высказать все то, что у него наболело на душе. Изредка кто-то пытался ей возразить, что она не совсем права, что ее любят, уважают и понимают ее чувства.

- Апа, - уговаривала ее Дания, сорокалетняя татарка, та, которую привел в этот дом Ибрагим. – Вы не совсем правы. Вы же не будете отрицать, что ваш сын вас любит и уважает. У него же о вас душа болит больше, чем о других. Поверьте, я давно его знаю! Когда вы еще жили у себя в Средней Азии, он много раз приходил к нам в магазин и просил подобрать для своей мамочки самое лучшее украшение. Теперь все наши девушки знают, что ваши самые любимые камни рубины и аметисты. Они вам и в самом деле очень идут.

- Конечно, я согласна с вами, Дания, - соглашалась мать. – Ибрагим очень уважительный сын, внук, заботливый брат, но я ведь говорю не о нем. Вот жена его совершенно меня не уважает.

- Мама! – поперхнулся Ибрагим. – Чем тебе Саша-то не угодила? Уж кто-кто, а она старается всем тебя ублажить, понимая, как трудно тебе приходится в Москве, хотя за девять лет можно было хоть немного привыкнуть. Вон бабушка, привыкла сразу и не жалуется. Наоборот, ей здесь нравиться. Правда, бабуля?

- Правда, внучек! – улыбнулась бабушка. – Спасибо, что всех нас вытащил, иначе бы твоя тетка всех до сих пор поедом ела! Вон твой отец, аж, соколом летает. Я его таким счастливым только здесь и увидела, а моя дочь все жалеет, что оковы потеряла. Ей, оказывается, нравится, когда ей помыкают да понукают.

- Что ты такое говоришь, мама? – возмутилась мама.

- Правду, дочка, - отвечала ей бабушка. – Ибрагим прав, за десять лет можно было привыкнуть, вериги свои забыть и радоваться жизни.

- Нурия-апа, - вмешалась в разговор другая подруга мамы Асия, ровесница бабушки. – Может, не надо так строго с дочерью. Ей ведь на самом деле здесь нелегко. Вы же видите, столько лет она тоскует по родине. А это тоже вызывает уважение. А потом, я тоже Москву не люблю, хотя и прожила здесь всю жизнь. Ничего хорошего не видела. Мой муж, хотя и мусульманин, а был алкоголиком, сыновья тоже в него пошли. Недавно старший приходил, пенсию отобрал. Вот у вас зять и внук - мусульмане настоящие, уважительные. Между прочим, ваша дочь их воспитала. Низкий поклон ей за это. Сколько ваш внук всяких сладостей в дом принес? Это же просто кондитерский магазин. Мои-то мне даже конфетки не приносят. Вот оно – московское воспитание!

- Вот видишь, мама, - улыбнулась мама бабушке, подбодренная высказываниями Асии. – Не все разделяют твое мнение о московской жизни. А Асии-апа верить можно, она всю жизнь здесь живет и знает, что говорит. Москвичи нас не уважают, потому что никого не уважают, в том числе и себя. И невестка моя меня не уважает, это я точно знаю.

- Мама, - улыбнувшись, спросил Ибрагим. – Объясни, пожалуйста, как это проявляется? Приведи хотя бы один пример!

- Хорошо, объясню, - серьезно согласилась она. – Недавно мы с бабушкой приезжали к вам, тебя тогда не было. Ну, немного опоздали. Так она мне целую лекцию прочитала о том, что опаздывать нехорошо. Даже с внуком не дала пообщаться. Из комнаты его выставила, только минут пять и виделась. Скажешь, это уважение?

- Мама, - развеселился Ибрагим. – Но вы же опоздали на три часа. В Москве больше пятнадцати минут не ждут, а вы вместо пяти приехали в девятом часу. Твоему внуку уже пора ложиться спать, какое уж тут общение? Что, разве я не прав?

- Но мы ведь не нарочно опоздали. У нас пироги подгорели, пришлось снова замешивать тесто. Но разве твоей иудейке можно что-нибудь объяснить? Она ведь все равно нас не поймет, потому что не наша, - снова капризно возразила она.

- Что-то мне верится, что у бабушки пироги подгорели? – посерьезнел сын. – Ладно, пусть будет так. Но и ты признайся, что Саша была права, защищая своего сына. Иначе я буду вынужден напомнить тебе о Амире. Та же тетушка всегда была недовольна, как ты его воспитываешь. А вот ту же Сашу считала хорошим воспитателем, строгой, но умной и справедливой.

- Хорошо, хорошо, я согласна! – сдалась мама и неожиданно задумалась. – Слушай, а почему тебе так не нравятся наши женщины? Тебя почему-то всегда тянуло к иноверкам. Мы все так жалели, что ты тогда прогнал Фариду. Такая красивая девушка была, уважительная, умница. Вот уж бы меня уважал, как положено. Мусульманка никогда бы себе не позволила так обращаться с матерью его мужа, и ждала бы столько, сколько нужно, а уж выговаривать свои глупые упреки и вовсе бы не посмела. Я твоего отца всю жизнь жду, а уж, если кто из уважаемых гостей должен прийти, я и вовсе должна умереть, но дождаться и встретить, как положено. Мало ли какие у них дела? Это ее дело, а мое, невестки – ждать. Правда, женщины! Вот видишь, они все единодушно согласны со мной, даже твоя любимая бабуля. Так все же, почему ты обидел Фариду?

- Знаешь, мамочка, дело давнее, не хотелось говорить, но вижу, придется. Дело в том, что обидели девушку, как раз, именно вы, - с улыбкой ответил Ибрагим.

- Что ты такое говоришь? Как это мы? Надо же, такое придумать!? Как тебе не стыдно такое говорить? Не хотел на ней жениться, не любишь мусульманок, так честно и скажи, а то выкручиваешься, чтобы защитить свою гордячку!

- Раз так, хорошо, постараюсь объяснить, - начал он объяснять, немного обидевшись, убрав улыбку с лица, стараясь при этом сохранить спокойный и уважительный тон. - Я вас тогда пожалел, а, выходит, зря. Ни одно доброе дело не остается безнаказанным – любите вы все повторять, вот я опять и оказался виноватым. Причем здесь, мусульманка она или нет? Бедная девушка первый раз приходит в дом парня, который за ней ухаживает, а вы что устроили? Я ведь ей обещал, а вы - мне, что все будет тихо, по-семейному, а что сотворили? Народу, как на свадьбе, все смотрят, оказывают знаки внимания. Ты бы такое выдержала? Думаю, нет. Вот и она чуть не умерла со стыда. Она же мне потом на улице чуть пощечину не влепила, сказала, чтобы не смел больше приближаться. А потом бросилась бежать по мостовой, чуть под машину не попала. Я, конечно, хотел ее догнать, объясниться, но понял, что бесполезно. Думал, что потом как-нибудь попрошу прощенья, не получилось, а вам ничего не говорил потому, что не хотел обижать. Вы к ней со всей душой, а она оказалась такой неблагодарной. Честно говоря, я на нее тогда тоже немного обиделся. Даже, если что-то было не так, она даже не сочла за труд выслушать мои объяснения. Ну, я и решил: «баба с возу, кобыле легче», следующая девушка будет умнее, отзывчивее и почтительнее к вам. Увы, тоже не получилось. Ведь тогда Фарида мне больше других нравилась, да и сейчас бы еще нравилась, я ее иногда вспоминаю. Правда, я это понял не сразу, потом, после того, как она убежала. Она-то и тогда всех остальных девушек оттеснила, и потом долгое время тоже не давала подойти. Ни одна мусульманка после нее мне не нравилась. Они с ней ни в какое сравнение не шли. Она ведь на тебя, мама, чем-то похожа была, наверное, этим и приворожила мое сердце. Наверное, я бы ее всю жизнь любил? Слава Аллаху, что не допустил этого. Ведь оказалось, что она меня не любила. Ее чувства оказались обычным, девичьим увлечением. Я потом часто с ужасом себе представлял, что чуть не обманул девушку, которая, как оказалось, совсем ко мне чувств не питала. Я ее после того вечера не видел, но ребята мне рассказывали, что она нашла своего любимого человека и счастлива с ним. Они уже троих детишек нарожали. Хорош бы я был, если бы заставил ее всю жизнь жить с нелюбимым человеком. А ты ведь знаешь, если бы я дал ей слово, взял ответственность за ее жизнь, то так просто бы не отпустил. А, если бы еще появились дети, то вообще бы убил, наверное, если бы задумала уйти. А ты меня упрекаешь, что я ее обидел? Стечение обстоятельств – вот что тогда развело, а мне и сейчас порой бывает жаль, хотя и очень счастлив с Сашей. Правду говорят, что первая любовь никогда не забывается.

Он закончил говорить, задумчиво прикуривая сигарету, и вышел на лоджию, чтобы не травить дымом женщин. Подруги мамы, не мигая, затаив дыхание, проводили его грустными, сочувствующими взглядами и заплакали, присоединившись к бабушке, которая уже с середины его рассказа не могла сдерживать своего безутешного, тихого плача, вздрагивая от нахлынувшего волнами горя. Раскрасневшаяся мама, своими красивыми, покрасневшими от слез глазами с нежной жалостью смотрела на сына, приоткрыв рот и прикрыв его рукой. Все молчали.

Закончив курить, Ибрагим снова вошел в комнату, присел за стол, весело посмотрел на женщин и пошутил:

- Так, уважаемые женщины, траурная часть отменяется, продолжаем веселое чаепитие! Никто не умер, жизнь продолжается.

- Да! - глубоко вздохнула бабушка, обращаясь к Ибрагиму. – Бедный ты мой! Ты, оказывается, столько выстрадал, а мы даже и не почувствовали. Все тетушка твоя. «Он бабник! Всех помоичных шалав собрал!» Мама твоя тоже хороша! Ах, Наргиз-апа, помогите! Да я не лучше…

- Ладно, бабуля, проехали! Все же нормально. Я в порядке, вы – тоже, а «остальное все приложится», - снова пошутил он, вспомнив слова одной из песен своего любимого поэта Окуджавы.

- И все-таки странно, что же могло такое произойти, почему Фарида тогда так обиделась? – задумчиво, словно задавая вопрос себе и вытирая очередную слезинку, спросила она. – Я ведь с ней разговаривала, объясняла ей, что весь этот народ на вечере появился случайно, никто их не звал, она мне ответила, что все понимает и не обижается. Причем, хорошо ответила, умно, даже шутила по этому поводу, мол, на Востоке еще не то бывает. А вот когда разговор касался тебя, она почему-то замолкала и начинала дрожать, еле сдерживая себя от слез. Я ведь у нее спрашивала, не обидел ли ты ее этим приглашением? Она понижала голос и твердо отвечала: «Нет!». Я снова попыталась выяснить, она молчала, как камень, значит, ты все-таки ее чем-то обидел. Вспомни, внучок, может, случайно что-то сделал не так, сказал?

- Я, обидел? – удивился он, озадаченно, задумавшись. – Сказал?.. Сделал?.. Да к ней в этот вечер вообще не приближался. Ее же сразу посадили к вам с тетушкой. Что я ей мог сделать, тем более сказать. Вы же тогда в ее честь решили говорить по-татарски, а ты же знаешь, я по-узбекски плохо говорю. Конечно, с узбеками на базаре могу разговориться, чтобы меня поняли, а так, чтобы весь вечер болтать, извините, но я - пас. Да и произнес-то я ей всего несколько фраз, пока мама ее за руку не взяла. Ну, «бока, утыр» и …

- Как ты сказал? – воскликнули обе мамины подружки разом, аж, подскочив на стульях и оборвав его на полуслове.

- Ты же ее оскорбил, - прокричала Асия.

- Я бы за такое, не то, что пощечину, глаза бы выцарапала, - округлив глаза, как от ужаса, произнесла Дания.

Ибрагим вместе с мамой и бабушкой посмотрели на них округлившимися от удивления глазами и застыли, как изваяния.

- Господи! – пришел в себя первым Ибрагим. – Что же я такого сказал?

- Милый, бедный, Ибрагим, - стала пояснять ему Дания. – Я понимаю, что ты этого совсем не хотел, но получилось так, что ты обозвал ее гадиной, скользкой лягушкой. Она, правда, могла понять это еще, как мерзость. Это у нас, татар очень плохое, оскорбительное слово, можно сказать, ругательство. Татары из разных областей понимают его по-разному, но все равно оно остается оскорблением. А если родители Фариды происходили из сибирских татар, то она вообще могла понять это, как, извини, кусок дерьма. Вышло так, что ты ее очень оскорбил и унизил.

- О, Аллах, милостивый! – горько заплакала мама. – Он ничего такого не сказал. Я ведь тоже этого не знала. «Бока» по-узбекски безобидное слово: «Проходи!».

Узбекский и татарский языки имеют одни корни, происхождение и очень похожи, но имеют различия. В этом случае они оказались очень существенными, даже роковыми.


Увидев заплаканную, забившуюся в истерике мать и убитую горем бабушку, он мгновенно понял все. Недаром тетушка предупреждала участников семейного заговора, не давать ему никакого, даже малейшего намека. Он уже давно подозревал, что в истории с Фаридой «не все так чисто». Почувствовал он это сразу, а вот подозрения по поводу вмешательства родных появились позже. И первой повод к их появлению дала сама тетушка, когда устроила скандал перед самым уходом в армию. Последующие скандалы только усиливали подозрения, но он отказывался верить в причастность к этому делу отца и бабушки, да и мамы тоже, хотя вера в нее была под большим сомнением. После его побега, эти подозрения снова всплывали, но последующие за побегом события их почти затмили.