Лекция 6 Философская мысль в пореформенной России

Вид материала

Содержание

Реформы Александра II и ускорение модернизационных процессов в России
Место философии в культуре
Институционализация философии
Основные направления в русской философии второй половины ХIХ века
Философия в духовных академиях
Философия в университетах

Подобный материал:

1 2 3 4

Лекция 6

Философская мысль в пореформенной России

·Русское общество, культура и философия во второй половине XIX века

·Основные направления в русской философии второй половины XIX века

У нас теперь все это
только переворотилось и только укладывается.

Толстой Л. Н. Анна Каренина

Русское общество, культура и философия
во второй половине ХIХ века

Философская мысль значительно слабее, чем другие культурные практики, связана со «злобой дня», с социальными и политическими процессами, с общественными и религиозными настроениями. В то же время, в изучении истории философии было бы методологически некорректно полностью отвлечься от того факта, что философия зависит от общественной жизни, от духовного пространства, в котором она себя обнаруживает. Эта зависимость дает о себе знать не напрямую, а косвенно, через те идеи и настроения, что «носятся в воздухе». Именно «растворенные в повседневности» общественные настроения оказывают существенное влияние на стиль философствования, на его тематические приоритеты и ценностные установки. В этой лекции мы сосредоточим наше внимание на общественных настроениях, доминировавших в России в 50—90-е годы, а также на тех социальных и культурных условиях, в которых действовали отечественные мыслители второй половины ХIХ века. Кроме того, мы остановимся на изменениях в институциональном положении философии и философов в 60—90-е годы и поговорим об основных направлениях университетской и духовно-академической философии.

Реформы Александра II и ускорение модернизационных процессов в России

Новые «веяния» пришли в русское общество в середине 50-х годов и были связаны с ожиданиями перемен после восшествия на престол молодого и либерально настроенного государя. Как и в царствование Александра I, деда Александра II, первые годы его правления были отмечены всплеском общественных ожиданий, повышением политической активности молодежи и журнальным бумом. «Дней александровых прекрасное начало» вновь породило генерацию людей «нового типа», и вновь русская интеллигенция прошла через разочарование в царе-реформаторе и в возможности добиться осуществления своих ожиданий мирным путем. От надежд и ожиданий через разочарование в реформах «новые люди» (часть из них) пришли к необходимости применения насилия по отношению к «врагам прогресса». И вновь — как и в 20-е годы — использование насилия радикально настроенной частью «передовой молодежи» привело к усилению репрессий со стороны властей и к изменению общественной атмосферы: на смену эйфории и эмоциональному подъему пришла политическая реакция. Два последних десятилетия ХIХ столетия, как и два заключительных десятилетия его первой половины, были отмечены снижением политической активности общества и… ростом интереса к вопросам религиозно-этического и философского плана. Жажду «прямого действия» сменяет тяга к рефлексии и саморефлексии, стремление всмотреться в жизнь, осмыслить ее, понять свое собственное, личное бытие не только в условной перспективе социально-политических преобразований, но и в перспективе безусловных ценностей морального и религиозного порядка. «Эпоха реакции», «застоя», если смотреть на нее с «другого берега», была эпохой общественного покоя и созидательного труда, временем стремительного подъема промышленности, образования и культуры. И если в 30—40-е годы углубление самосознания «дворянской интеллигенции» имело своим результатом выработку идей, которыми жило русское образованное общество 50—70-х годов (социалистическая программа радикальных западников разрабатывалась реалистами и народниками, славянофильская идея цельного знания и соборности — почвенниками, П. Д. Юркевичем, В. С. Соловьевым), то в 80—90-е годы углубление самосознания разночинной интеллигенции привело к выдвижению идей, определивших картину философской и общественно-политической мысли первых десятилетий следующего, ХХ века (марксизм, метафизика всеединства В. С. Соловьева, зародившееся в конце века символистское движение).

Оживление общественной жизни в России после воцарения Александра II, проводившиеся в годы его правления крестьянская и судебная реформы, принятие положения о земстве и реформа городского управления, преобразование в сфере народного образования и в армии, общая либерализация социально-политической обстановки в стране способствовали бурному росту промышленности, развитию транспортной инфраструктуры и средств связи (железные дороги и пароходные компании, телеграф и телефон) и значительному увеличению доли горожан в ее народонаселении. Все эти перемены свидетельствовали о вступлении России в эпоху ускоренной модернизации.

Рост городов и промышленности, развитие транспорта, военная и судебная реформы, а в особенности реформа местного самоуправления, требовали новых кадров со средним и высшим образованием: образование стало более демократичным и разнообразным по содержанию, нацеленным на подготовку профессионалов по более широкому, чем прежде, набору специальностей. Развитие в России капитализма вело к тому, что русское дворянство утрачивало положение локомотива модернизации; инициаторами либеральных реформ все чаще оказывались разночинцы, то есть люди, получившие образование и оторвавшиеся от сформировавшей их сословной среды^¹. Приобщившиеся к жизни «образованного общества» выходцы из среды духовенства, мещанства и купечества (разночинцы) определили собой социальное «лицо» русской культуры второй половины ХIХ столетия.

Демократизация «сословия» русских европейцев наложила свой отпечаток на развитие отечественной культуры. С одной стороны, историки отмечают падение общего уровня культуры среднего представителя «образованного слоя» (свободное владение иностранными языками, утонченность эстетических вкусов, бытовая культура, овладение культурными ценностями ради них самих, а не ради «пользы», которую они могут принести), с другой стороны, круг людей, вышедших из патриархально-сословного быта в сферу гражданского общества, значительно расширился и Россия сделала еще один шаг по пути европеизации. Выход разночинца на авансцену русской истории обострил конфликт между древнерусской (по своим исходным установкам) ментальностью выходцев из среды духовенства, мещанства и купечества и теми представлениями и понятиями, которые это новое поколение рекрутов петровской империи с легкостью черпало из книг и брошюр, из газет и журналов. «Ножницы» между установками древнерусского сознания и сознания новоевропейского при этом не исчезли, они, напротив, еще более увеличились, поскольку с конца семнадцатого века до второй половины девятнадцатого столетия европейское (гуманистическое) сознание в самой Европе прошло долгий путь и в значительной мере освободилось от религиозных «иллюзий», доставшихся ему от «темных» средних веков и от «воздушных замков» метафизики — этой наследницы теологического сознания. Если европеизация русского дворянства происходила в эпоху барокко и классицизма, то дети мещан, купцов и священников проходили свои первые университеты в эпоху, когда больших культурных стилей (таких как, например, барокко) уже не существовало, а в интеллектуальной жизни Европы на руинах грандиозных метафизических проектов спешно возводились из «новых материалов» легкие конструкции позитивизма и материализма. Столкновение прагматики и утилитаризма европейской мысли ХIХ-го века с религиозным и традиционалистским по своей ментально-психологической основе сознанием русской интеллигенции нового призыва имело как позитивные, так и негативные последствия для новой (послепетровской) русской культуры.

Приход в новую (европеизированную) культуру разночинца сопровождался понижением среднего уровня образования в русском «обществе»^²и упрощением его умственных интересов и запросов. Теперь уже не Шеллинг или Гегель, а Бюхнер и Молешотт, Конт и Спенсер занимали умы активной, думающей части разночинной интеллигенции. Можно сказать, что настрой русского общества в этот период стал значительно более догматическим и нетерпимым к инакомыслию, чем это было в эпоху, когда в социальном плане в нем доминировала «дворянская интеллигенция».

Однако втягивание разночинца в общественную жизнь расширяло пространство, в котором могли существовать и развиваться литература, искусство, философия, наука, общественно-политическая мысль, что через несколько десятилетий сказалось на состоянии этих наиболее сложных, глубоко дифференцированных областей культуры. Вторая половина века была ознаменована качественным скачком в развитии отечественной науки, в это же время сложились классические традиции русского драматического и балетного искусства, русской симфонической и вокальной школы; на эти десятилетия приходится расцвет художественной прозы, оживление общественно-политической мысли и появление новых философских направлений как в рамках академической традиции, так и за ее пределами. К концу девятнадцатого столетия выходцы из разночинной среды во многом уже определяли лицо русской культуры: имена Менделеева и Станиславского, Чехова и Розанова, Вл. Соловьева и Страхова, Гл. Успенского и Михайловского были не редким исключением в кругу выходцев из дворянской среды (как это было в первой половине века), а обычным, рядовым явлением.

Хотя в 50—90-е (а особенно в 50—60-е) годы мы наблюдаем некоторое снижение уровня образованности разночинной интеллигенции по сравнению с уровнем образованности интеллигенции «дворянской», структура русского общества в целом стала на порядок более сложной и дифференцированной. Количество высших учебных заведений (по сравнению с первой половиной века), и в частности университетов, заметно выросло; сами университеты (а также институты, академии) стали крупнее, количество обучающихся в них студентов заметно возросло^³. В эти десятилетия складываются профессиональные сообщества, объединенные не только общим «ремеслом», но и характером полученного образования, общественными и культурными интересами, нравственными ценностями и установками. Врач и инженер, юрист и педагог, музыкант и художник перестают восприниматься как маргинальные персонажи русской жизни: чеховский интеллигент изменил облик и нравственную атмосферу не только старой и новой столиц, но и губернских и даже уездных городов и местечек. Со второй половины века отождествление «публики», «образованного общества» с обществом дворянским, с сословной принадлежностью к нему перестает быть актуальным. Общественно-политическую, культурную, интеллектуальную атмосферу в России, смену царящих в ней идей и «настроений» определяет теперь не дворянство, а «разночинная интеллигенция», вытеснившая дворянина с авансцены культурной и общественной жизни так же, как купец и промышленник потеснил его в хозяйственной жизни.

Социальным институтом, производившим первоначальную «фильтрацию» населения России на «общество» и «народ», была, как и прежде, система среднего и высшего образования. Во второй половине века даже в дворянских семьях домашнее образование уже не рассматривается как полноценное, «хорошее». И, как следствие, воспитание и образование, с ХVIII-го столетия приобщавшие русского человека к «европейскому просвещению» и «европейским ценностям», перестали быть узкосословными и взяли на себя роль социального «лифта» для людей разных чинов и состояний. Качественные изменения в социальной структуре русского общества не могли не сказаться и на постепенном изменении того места, которое занимала философия в системе народного образования и в культурном пространстве России.

Место философии в культуре

В 50-е-70-е годы ХIХ века интерес русского общества — и прежде всего молодежи — к философии значительно ослабел. Характерное для 20—40-х годов увлечение метафизикой сменило не менее страстное увлечение наукой. Причем центром притяжения становятся не гуманитарные, а естественные науки (в особенности — биология) и те из наук о человеке и обществе, которым удавалось убедить общество в тождественности своих методов методам естественных наук (физиология, психология, политэкономия, социология). Увлечение идеализмом сменилось господством материалистических теорий, стремление к интуитивно-синтетическому проникновению в глубины духа — апологией научного анализа и естественнонаучного эксперимента, вера в способность человека посредством философской спекуляции (диалектически) вывести мир из простого начала и понять его как целое, выразив это знание в системе понятий, — уверенностью, что только специалист, ученый-профессионал может достичь объективного и точного знания о том или ином явлении вселенной. Общая картина мира в этот период становится более мозаичной: она складывается из отдельных фрагментов, которые философ-реалист пытается свести воедино, прибегая к понятиям «материи» и/или «опыта».

Однако с конца семидесятых годов обнаруживаются уже иные тенденции: жизнь русского общества становится сложнее и разнообразнее. В эти годы набирает вес и влияние так называемая «университетская» («профессорская») философия (Б. Н. Чичерин, Л. Лопатин, А. Козлов, А. И. Введенский и др.). Публичные лекции Вл. Соловьева (его «Чтения о Богочеловечестве», 1879), с которыми он выступил в Московском университете, собирают множество слушателей, и о них говорят как об общественном событии… И хотя большинство русских интеллигентов в 80-90-е годы по-прежнему придерживалось позитивистской доктрины в ее народнической интерпретации, именно в последние десятилетия ХIХ века формировалось сознание тех мыслителей, чьи имена мы ассоциируем с понятием «религиозно-философского ренессанса начала ХХ века»
(С. Н. и Е. Н. Трубецкие, В. В. Розанов, Д. С. Мережковский, Н. А. Бердяев, С. Н. Булгаков, С. Л. Франк и др.).

Критика метафизики и метафизического знания, характерная для общественных настроений России второй половины ХIХ века, свидетельствовала о включенности русской культуры в общеевропейский «культурный процесс». В Европе на смену романтическому порыву к целостному осмыслению бытия в рамках великих идеалистических проектов (системы Фихте, Шеллинга и Гегеля) пришло глубокое разочарование
в идеализме и попытки его критического преодоления (поздний Шеллинг, Шопенгауэр, Кьеркегор, Л. Фейербах, К. Маркс, О. Конт и др.). Теперь не метафизика и государство, а наука и социализм приковывают к себе все большее число «рекрутов цивилизации» — людей, приобщившихся к городской культуре, получивших начальное или среднее образование и взявших в руки газету и книгу. Бурное развитие городов и городской культуры, стремительное расширение «образованного сословия» — характерная черта западноевропейской и русской истории 60—90-х годов ХIХ века. Русская интеллигенция того времени не могла не попасть в зависимость от «идеологических настроений», господствовавших в Европе. В силу специфики исторической ситуации в послепетровской России наиболее востребованными, «популярными» оказывались те из рожденных в Европе философских и общественно-политических концепций, которые отличались радикализмом в том что касалось отрицания «старого мира» и утопизмом представлений о будущем человечества.

Своеобразие философской ситуации в России в этот период следует искать не столько в том, какие концепции занимали доминирующее положение в сознании русской публики, сколько в том, как протекал процесс заимствования этих идей и как видоизменялись на отечественной ментальной «почве» философские и общественно-политические концепции, родившиеся в Европе. В этом плане правомерно говорить, к примеру, о «русском позитивизме», «русском материализме», «русском социализме», имея в виду ту трансформацию, которую эти феномены европейской мысли претерпели в пространстве российской культуры.

Интерес к философским проблемам (к проблемам этическим, социальным, историософским, религиозным) не в последнюю очередь поддерживался и великой русской литературой. В романах и повестях, в рассказах и в лирических стихотворениях таких ее корифеев как Л. Н. Толстой, Ф. М. Достоевский, Ф. И. Тютчев, А. П. Чехов, И. С. Тургенев, И. А. Гончаров в предельно заостренной форме ставились «вечные вопросы» о смысле человеческого бытия (вопросы о свободе и ответственности, о добре и зле, о Боге и вере…), интерес к которым (не без влияния философствующих литературных критиков^⁴) к концу века поднялся на небывалую со времен полемики западников и славянофилов высоту. Литература «больших вопросов», литература, ориентированная на поиски последней «правды», была, с одной стороны, выражением надежд и ожиданий русского общества, а с другой — действенным стимулом углубления личного и общественного самосознания и пробуждения интереса к «общим», философским вопросам. Впрочем, справедливости ради следует заметить, что побудительным стимулом для развития философского умонастроения русская литература стала только в последние десятилетия ХIХ-го века, когда общественно-политическое движение пошло на спад и интеллигенция, разочаровавшись в философских и социологических теориях народников, обратилась от философии ответов к философии вопросов^⁵.

Как и в предшествующие десятилетия, наиболее оригинальные философские концепции второй половины ХIХ века принадлежали к непопулярной в широких кругах интеллигенции «славянофильской традиции»^⁶: это идеи Вл. С. Соловьева, П. Д. Юркевича, К. Н. Леонтьева, Н. Ф. Федорова.

Институционализация философии

Положение философии как университетской дисциплины к концу века упрочилось: в 1861 году (после более чем десятилетнего перерыва) было возобновлено преподавание истории философии в Московском университете, а затем и в других высших учебных заведениях России^⁷, что имело важное значение как для складывания профессионального философского сообщества, так и для философского просвещения русского общества. После принятия университетского устава 1863 года в учебные программы были включены такие философские курсы, как гносеология, этика, эстетика и др. Важной вехой в развитии философского образования стало открытие философской специализации (с 1874 г.) при кафедре философии Петербургского университета. С 1906 года такая специализация появилась и в Московском университете. «Выпускники кафедры получали знания в самых различных областях философии, а также знание четырех языков: греческого, латинского, немецкого и по выбору французского или английского. Университетская философия… как система философских наук в виде теоретических исследований и в качестве учебных дисциплин начинает, по существу, развиваться в России только в последней трети ХIХ в., когда кафедры философии стали заполняться выпускниками университетов»^⁸. В 1889 году по инициативе проф. Московского университета Н. Я. Грота был учрежден специализированный философский журнал^⁹ — «Вопросы философии и психологии»^¹⁰. Журнал объединил лучших русских философов, имея своей целью выработку философского миросозерцания, которое отвечало бы русской жизни и ее духу. В 1885 году было образовано «Московское психологическое общество» при Московском университете (первым его председателем стал М. М. Троицкий), а с 1897 г. начало действовать Философское общество при Петербургском университете. Появление специального философского журнала
и философских обществ свидетельствовало о складывании в России профессиональной корпорации философов и расширении интереса к философским проблемам у читающей публики. Свидетельством достижения русской мыслью большей, чем в первой половине века, зрелости и профессионализма стало издание С. С. Гогоцким «Философского лексикона» (1857—1873) — первой философской энциклопедии в России.

Во второй половине ХIХ-го века университет был уже не только центром просвещения, науки, профессионального образования, но и центром общественно-политической жизни (студенческие кружки, митинги, демонстрации), что не могло не сказаться на характерном для истории отечественной мысли противопоставлении университетской, «профессорской» философии — философии «вольной», связанной не с академической традицией с ее особой корпоративной жизнью и профессиональными интересами, а с жизнью
общественной и культурной. Общество и университет, после введения элементов самоуправления в университетских уставах 1863 и 1884 годов, стали взаимодействовать более активно, чем прежде. Такие профессора философии, как В. С. Соловьев, Б. Чичерин, Л. Лопатин, А. А. Козлов, братья С. Н. и Е. Н. Трубецкие связывали в своей деятельности университетскую философию с обществом, и им в значительной степени удалось к концу века преодолеть барьер между академическим философствованием и жизнью с ее злободневными общественно-политическими, этическими, религиозно-конфессиональными и иными проблемами.

Таким образом, к концу ХIХ-го века в России сложились общественные и культурные предпосылки для подъема философской мысли и усиления ее идейного влияния на общественно-политическую мысль, образование и искусство в начале ХХ столетия. Стремясь ознакомить читателя с русской философией второй половины ХIХ-го века, мы учитывали то обстоятельство, что с содержательной точки зрения некоторые из направлений философской и общественно-политической мысли конца столетия, такие, например, как марксизм и религиозная метафизика (философы этого направления группировались вокруг журнала «Вопросы философии и психологии»), хотя и становятся заметным явлением отечественной культуры уже в конце века, но своего расцвета достигают позднее, в первые десятилетия следующего столетия. Вот почему во второй части данного курса мы не будем рассматривать деятельность тех мыслителей, чье творчество хотя и принесло свои первые плоды уже в девятнадцатом столетии, но взятое в целом принадлежит уже ХХ веку (русский марксизм, религиозно-философский Ренессанс). А потому в центре внимания второй части нашего курса лекций будут находиться те мыслители, чьи главные труды были не только созданы во второй половине девятнадцатого века, но и принадлежат его «духу».

Blog