Михаил Мухамеджанов

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   32   33   34   35   36   37   38   39   ...   47

И только один дирижер, хоть и поднявший музыкантов для того, чтобы они с перекошенными от улыбок и пережитого ужаса лицами тоже аплодировали своими инструментами, почему-то нервно дергался и никак не мог натянуть улыбку на лицо. Как потом оказалось, он впервые увидел «забитых и униженных» женщин Востока.

Если бы он только мог себе представить, какое событие сегодня произошло в этом театре? Сегодня впервые аплодировали ненавистному злодею, которому, правда, не позволили завершить задуманное. И все же эти аплодисменты были революционным шагом в культурной жизни республики.


Ибрагим смотрел на все это и не переставал удивляться. Прежде всего, его восхищало, как тетушка почти молниеносно исправила такую довольно сложную, критическую ситуацию, которую, правда, сама же и создала. При всей своей детской наивности, она была поистине великим сценаристом и таким же мастером мгновенных превращений. Видимо поэтому она так не любила артистов, чувствуя каждую их фальшь и неискренность.

- Зачем ходить в театр или кино? – вспомнил Ибрагим слова, что повторял ему про нее с улыбкой дед. – Твоя тетя может устроить все это дома, не выходя на улицу. Вот уж кто истинная актриса и режиссер в одном лице!

Еще больше его поразило поведение жительниц города. Оказывается, их можно было зажечь, как спичку, и так же быстро погасить. Еще минуту назад все они, охваченные страшной ненавистью и злобой, единодушно были готовы разорвать несчастного актера на куски, а сейчас так же единодушно, резко поменяв свое мнение, стали добрыми, радушными и уже с радостью готовы были целовать его ноги.

«А есть ли у них свое мнение? – вдруг подумал он и почувствовал, как стало страшно и похолодело в груди. Ведь это был его народ, который он любил и уважал за доброту, сердечность и душевную чистоту. Причем, это были женщины: матери, сестры и бабушки. И теперь все они, как свора злобных собак, готовы были сделать все, что им прикажут. И никто из них не возражал, не вставал на защиту ни в чем не повинных людей, не думая, не замечая, что же они, в конечном счете, делают. Получалось, что тетушка снова оказывалась права, говоря о них, что «это стадо баранов можно вести куда угодно и сколько угодно. Прикажи им, и они сметут все на своем пути, и дружно прыгнут в пропасть».

И эти мысли долго еще не давали ему покоя и не желали отпускать боль в груди.


На следующий день он и его школьные друзья сидели на развалинах упавшей во время землетрясения аптеки и обсуждали последние события.

В его родной, канибадамской школе учились дети представителей почти всех народов, населявших СССР. Самое смешное, что таджиков в классе, кроме него и двух уйгуров, больше не было. Преимущество составляли русские дети, за ними следовали узбеки, киргизы, казахи, татары и корейцы. По двум представителям имелось от армян, украинцев и грузин, остальные - по одному: эстонец, чеченец, аварец, поволжский немец, даже грек и китаец. Уже потом выяснилось, что из восьми русских детей двое ребят оказались евреями, а одна девочка на половину француженкой.

Этот национальный винегрет давал много поводов для шуток. Например, отец шутил, что у сына теперь будет настоящая «интернациональная закалка», а учительница начальных классов Мария Юрьевна, часто входя в класс, с радостной улыбкой приветствовала детей, перефразировав строчки популярной песни: «Здравствуйте, дети разных народов, что мечтою о мире живут!». И в этих шутках была существенная доля правды. Дети действительно жили мирно, дружно и спокойно. Ибрагим потом часто с теплотой вспоминал эти полтора года безмятежной учебной жизни, за которые практически ни разу не обострились отношения из-за национального вопроса.

Это уже потом, сначала в московской, а потом в душанбинской школе, где он будет учиться, сопровождая тетушку, вплотную столкнется с проявлением антагонизма детей и их родителей к представителям других национальностей. И все-таки первый раз познакомиться с этим ему пришлось в родном Канибадаме.

- Ибрагим, - говорил Коля Жиминкин - староста класса и, как считал Ибрагим, один из самых близких его друзей. – Ты только не обижайся! Ты же знаешь, как мы все тебя уважаем, но позволь сказать, что все твои родственники просто придурки, а твоя тетя ничем от них не отличается. Подожди, не перебивай и выслушай до конца! – строго сказал Коля, увидев, как вспыхнул Ибрагим, пытаясь возразить. - Сам же видел, что она натворила в театре. Отец говорил, если бы не ты, она и таджички города вообще бы убили артиста. Черт знает, что бы натворили? Ты нам рассказывал, что она добрая, мудрая и справедливая. Что же она такая добрая и справедливая выгнала мать твоего брата на улицу? Это не только я говорю, а все твои любимые родственники. Они говорили, что твоя тетя предложила ей быть служанкой у твоей мамы. Ты же, наверное, сам знаешь обо всем этом? Так ты и сейчас будешь утверждать, что она добрая и справедливая?

Ибрагим молчал, опустив глаза. Возразить на самом деле было нечем.

- Мама говорила, что она была женой главного курбаши, - добавил Юрий Чумачев, по прозвищу «Чума», сын высланного поволжского немца. – Разве может быть доброй и справедливой жена басмача?

- Но она же потом стала женой красного командира, - возразил Ибрагим.

- И всю жизнь его мучила, - усмехнулся «Чума». – А это мне рассказывала не только мама.

- Я тоже об этом слышал, - нарушил молчание третий друг Армен Баланян, сын заместителя управляющего трестом дорожного строительства области. – Папа еще говорил, что она способствовала назначению на ответственные должности ваших родственников – кретинов, которые сорвали строительство каких-то очень важных объектов. Надували щеки, все время устраивали пышные застолья а, как дошло до дела, выяснилось, что денег и материалов уже нет. А еще моя мама рассказывала, как горько плакала Зейнаб Саидовна, когда твоя тетя, Ибрагим, забрала тебя к себе в Душанбе. Вот и сейчас она снова надолго забирает тебя в Москву, да еще в начале учебного года. Тебе же придется идти в новую, московскую школу. А там, говорят, задают и спрашивают не так, как у нас. Может, сразу троечником станешь, а может, и второгодником. Вообще, она у вас делает все, что захочет, и никто ее не останавливает, даже твой отец. Если бы моя тетка такое устроила, мой папа ее бы с грязью смешал, не посмотрел бы, что она старшая. А твоя тетя не отпускала тебя сюда целых два года, а если привозила, то только с собой, как будто ты ее вещь, какая. А на этот раз вообще не отпустит, если, конечно, не сбежишь сам. Сам же рассказывал, как убегал от нее к дедушке в горы. Да и он тоже сбежал от нее. От добрых и мудрых людей не убегают.

- Вот видишь, - как бы подвел итог Коля. – Получается, что не такая уж она добрая, умная и справедливая. Скорее, совсем наоборот, злая и глупая.

- Точно, точно! - воскликнул «Чума». - Злая и глупая. Вообще, все таджики злые, глупые и заносчивые.

Ибрагим медленно поднял на него удивленный взгляд и медленно спросил:

- Значит и я глупый, злой и заносчивый?

- Нет! – улыбаясь, ответил «Чума. – Ты – исключение. Причем, очень большое исключение. А знаешь, почему?

- Почему же? – сверкнул глазами Ибрагим.

- Да потому, что ты только наполовину таджик. Мать-то у тебя наполовину - узбечка, наполовину – татарка. Тебя разбавили, вот ты и стал похож на человека. Вон Расим Хайретдинов – татарин, потому и отличник. Татары в тысячу раз умнее таджиков и в сто раз умнее узбеков.

- Значит, мой отец, деды и все братья остались глупыми, злыми и заносчивыми, а меня сделали похожим на человека? – продолжал спрашивать Ибрагим, еле сдерживаясь, чтобы не вцепиться в жизнерадостное веснушчатое лицо теперь уже бывшего друга.

- Про дедов не знаю, отец твой – мировой мужик, но тоже исключение, а вот братья твои все придурки без исключения, - продолжал улыбаться «Чума.

- Чума, прекрати немедленно! – вмешался Коля. – Что на тебя нашло? Зачем ты его обижаешь? А если тебя фашистом начнут дразнить, потому что твой отец – немец? Ибрагим никогда не кичится, что он хозяин этой земли, честно дружит с нами. Ни разу от него и его родителей плохого слова о нас не слышал, наоборот, только добрые и справедливые слова. Мой отец, кандидат технических наук тоже говорит, что его семья – одна из самых лучших в Таджикистане. Честная, добрая и порядочная.

- Так и я о том же, - вставил фразу «Чума», показывая на Ибрагима. – Я же не против него, а против того, что он защищает свой ничтожный народишко.

Договорить он не успел. Ибрагим вцепился в него и повалил на землю. Коля и Армен бросились их разнимать.

- Так… друзья, дело так не пойдет! – крикнул случайно проходивший Александр Васильевич Горин – дедушка их одноклассницы Вали Нечайко и сотрудник городского краеведческого музея. Несмотря на преклонный возраст, он быстро разнял драчунов, рассадил на развалины и с грустной улыбкой спросил:

- Мужички, что это с вами? Такие верные друзья, и на тебе – банальная драка. Позвольте полюбопытствовать, чем вызван вооруженный конфликт?

Ребята молчали. Ибрагим и «Чума», посаженные рядом, опустив головы, искоса со злобой поглядывали друг на друга и напряженно сопели. Коля с Арменом, сидевшие по обе стороны от них, тоже посматривали на них с удивлением и прятали лица от Александра Васильевича. Всем было неловко, что именно он явился свидетелем драки.

Из всех взрослых города он был одним из тех немногих людей, к кому они относились с особым, дружеским почтением и вниманием, можно сказать, он был их старшим другом. Его довольно обширные, разносторонние знания вместе с доброжелательностью привлекали многих жителей города, в том числе и их. Он никогда и никому не отказывал во взаимности, более того сам шел на контакт и помогал всем, чем только мог. Благодаря ему, горожане узнавали то, о чем прежде не имели никакого представления, в том числе историю своего родного края.

Когда-то давно, еще молодым он окончил исторический факультет Ленинградского университета и поступил в аспирантуру. Тема его диссертации была связана с древним государством Бактрия, частью которого был современный Таджикистан, поэтому он приехал сюда на археологические раскопки, чтобы проверить свои гипотезы, в результате чего остался здесь навсегда. Он никогда не рассказывал, как это произошло, но Таджикистан – республика небольшая, поэтому все знали его историю.

Его угораздило влюбиться в дочку местного знаменитого и уважаемого ученого, возглавлявшего в то время кафедру истории Сталинабадского педагогического института имени Шевченко. Она была студенткой последнего курса этого института.

Несмотря на все свои прогрессивные взгляды, даже членство в партии и работу в комиссии по разработке исторической науки, созданной Совнаркомом, ее отец вместе со всеми родственниками воспротивились этой связи. Влюбленные тайно зарегистрировали брак в Ташкенте, вернулись в Сталинабад, были прокляты родителями и уехали в Хорог, где устроились работать в только что организованную Памирскую биологическую станцию в Чечекты. Им пришлось перепрофилироваться, чтобы как-то существовать, однако руководитель станции П.А. Баранов, а потом уже и директор Хорогского ботанического сада А.В. Гурский обратили внимание на успехи молодого ученого и позволили ему заниматься любимым делом – историей. Жена Александра Васильевича так и осталась биологом.

Когда он уехал добровольцем на фронт, работая в эпидемиологической экспедиции, она заразилась какой-то неизлечимой, страшной болезнью и умерла, оставив малолетнюю дочь. Это отчасти явилось потеплением отношений с ее родителями, взявшими внучку к себе.

Вернувшись с войны инвалидом, офицером и орденоносцем, поставив крест на личной жизни, он снова занялся любимым делом. Его послужной список был довольно весомым. Сначала он стал членом таджикской археологической экспедиции под руководством академика Якубовского. После он помогал составлять обзоры и археологические карты районов республики, вместе с Бабоджоном Гафуровым писал «Историю таджикского народа» в трех томах, а так же принимал участие в составлении «Истории Таджикской ССР» в пяти томах.

Долгое время, работая в институте истории, археологии и этнографии имени Ахмада Дониша, он помогал многим сотрудникам становиться кандидатами, докторами и даже академиками, оставаясь всего лишь младшим научным сотрудником. Многие из них потом вспоминали, что именно он явился активным инициатором организации в Хороге института языка и литературы имени Рудаки. Только в конце пятидесятых годов, уже перед самой пенсией его, наконец, заметили и наградили почетной грамотой Академии наук республики.

Отмечая награду, он, совершенно непьющий, от обиды здорово перебрал и заявил, что «история уже давно не является наукой, а прислужницей этих дъявольских властей, особенно здесь, в этой забытой Богом и Аллахом дыре, где каждый кретин мнит себя великим ученым, тащит за собой таких же неучей и бездарей, как и сам». После этого стало понятно, почему он всегда оставался не отмеченным и на этой низкой должности. Оказывается, он совершенно не умел врать и часто высказывал все, что думает. Причем, его честность доходила порой до строптивости, даже абсурда. После такого заявления ему припомнили все, выгнали из партии, института и отобрали награду. Если бы не вмешательство Мухамада Асимова, вступившего тогда в должность президента Академии наук республики, его бы, вероятнее всего, где-нибудь сгноили, даже посадили в тюрьму. В результате он уехал в Канибадам, где его с удовольствием взяли в краеведческий музей сначала рабочим, а потом и смотрителем залов.

Благодаря такому стечению обстоятельств, многие канибадамские мальчишки увлеклись историей. Взрослая часть населения его немного сторонилась, хотя и признавала в нем умного, честного, принципиального человека. Для детворы же он стал своим и здесь все его качества принимались с большим, глубоким уважением.

- И все же, друзья, в чем причина ваших разногласий? – продолжал допытываться Александр Васильевич, дружелюбно улыбаясь. – Может, я могу чем-нибудь помочь? А то жалко ведь, такие добрые друзья, а разойдетесь врагами. Вон Ибрагим так смотрит на Сашу, что готов его задушить, а это не есть – хорошо. Ребята честные, умные. Если не вы, то кто же вообще будет гордиться своей дружбой?

- Ладно, дядя Саша, расскажу! – ответил Коля. – Ну, так вот! Мы здесь обсуждали вчерашний спектакль, и что там устроила тетя Ибрагима. Ну, и я, а потом «Чума», извините, Саша сказали, что она и все таджики глупые, злые и заносчивые.

- Так, понятно, значит, и вас настиг национальный вопрос? - глубоко вздохнул дядя Саша и, обращаясь к Коле и «Чуме», строго добавил – Ребята, оскорбляя таджиков, вы же оскорбили самого Ибрагима! Это же чудовищно! Как можно такое бросать в лицо товарищу?

- А Саша сказал, что Ибрагим только наполовину таджик, - пояснил Коля. – Ведь его мать татарка наполовину, а все татары умнее таджиков и узбеков. Поэтому Ибрагим и стал похож на человека. Он именно так и сказал.

- Господи, ребята! Какая каша у вас в головах! – воскликнул дядя Саша. – Кажется, я появился вовремя. Хотите, я вас попробую помирить? Нет, я просто обязан вас помирить и вбить в ваши горячие головки, что так думать нельзя. Не то, что нельзя, просто опасно и возмутительно! Глядя на вас, я радовался, что вы не повержены этим национальным предрассудкам, как, увы, многие жители нашей страны. Я даже гордился, что имею честь дружить с такими умными, добрыми и прогрессивными ребятами, и на тебе – таджики глупые, заносчивые, татары и узбеки умнее. Вздор! Возмутительный вздор, придуманный теми, кто не желает прислушиваться к голосу разума и сердца! Ну, так как, будем меня слушать и мириться?

Ребята дружно кивнули.

- Слава тебе, Господи! – снова улыбнулся дядя Саша. – Прежде всего, хочу, чтобы вы запомнили. Любой народ, даже самый малочисленный по-своему умен, велик и имеет право на свою индивидуальность, а все люди равны по рождению. Но не это главное, главное, ни в коем случае нельзя обобщать весь народ, если даже ты всю свою жизнь встречал не лучших его представителей. Попробую вам это доказать, чтобы вы запомнили это на всю оставшуюся жизнь, передали детям и внукам. Взять, к примеру, тех же немцев, которых мы победили в войне. Прежде всего, хочу пояснить, что воевали мы не с ними, а с фашистами и их человеконенавистнической идеологией. Я сам воевал с ними, и видел, сколько натерпелся наш народ и горя, и страшных невзгод. Из-за этого я воспылал ненавистью, которая помогла мне выжить, а нашему народу – победить врага. Но я видел, как страдал от войны и их народ. Я ни в коем случае не оправдываю немцев, они понесли заслуженную кару, потому что поддались авантюре, затеянной кликой оголтелых фанатиков фашизма. Но как тогда быть с лучшими представителями этого великого народа, подарившему миру таких гениев, как Гете, Гейне, Шиллер и многих, многих других, Карла Маркса, в конце концов. Между прочим, у них ведь тоже была революция, примерно такая же, как у нас, а это значит, что не все они были согласны с мнением милитаристов и фашистов. У них же есть коммунистическая партия, и во главе ее был Эрнст Тельман. А он ведь тоже немец. Вот и получается, что у каждого народа есть свои светлые гении, простые люди, которые хотят жить мирно, и те, про которых говорят в России: в семье не без урода. Когда-то великий русский академик Ключевский сказал, что «беда каждого народа в том, что их гении ничего не могут, потому что их мало и у них практически нет подмастерьев, а сам народ ничего не может, потому что его много и он совершенно не понимает и не слушается гениев». Когда народ чтит, культивирует и слушается своих гениев, начинается его расцвет. А вы знаете, откуда берутся гении? Не из пустоты же, да все из того же народа. Просто этим людям удается вобрать в себя накопленный опыт, знания и мудрость своего народа и их обобщить. Кстати, ребята, у таджиков выдающихся людей, ничуть не меньше, чем у любого другого народа, а может даже и больше. И доказательством этому служит то, что они подарили миру величайшее множество умов, поэтов и ученых. К сожалению, сегодняшний Таджикистан этим похвастаться не может. Думаю, что и сейчас он рождает гениев не меньше, чем прежде, только вот их, увы, упорно не замечают, не слушают, не чтят, а уж о культивации вообще речи нет. Сейчас почему-то культивируют и чтят каких-то жутких недоумков, монстров, которых и слушать-то противно, поэтому и получается, что страна в таком плачевном состоянии. Нет бы нашим руководителям взять опыт мудрых и дальновидных правителей, которые приближали к себе ученых, поэтов, музыкантов. Тогда бы и они хоть какого-то ума набрались. Недаром народная мудрость гласит: «с кем поведешься, от того и наберешься». Так нет же, сами дебилы, да такими же дебилами и себя окружают, главное, чтобы свой был: родственник, кум, сват, брат. Вот и получается, что нормальный театр с хорошей пьесой приехать не может. Короче, ребята, думать, тысячу раз думать и учиться! Причем, истории тоже. На вас вся надежда! Это вам хоть понятно?

Ребята снова кивнули, а дядя Саша внимательно посмотрел на каждого и спросил:

- Саша и Коля, надеюсь, вы все поняли? У вас теперь есть претензии к Ибрагиму и его народу? Думаю, и Армену все понятно.

Тот немного замялся и ответил, что нет.

- А у тебя есть претензии к ребятам? – обратился дядя Саша к Ибрагиму.

Ибрагим задержал взгляд на «Чуме», немного подумал и произнес:

- Особых претензий нет, но все же пока воздержусь от окончательного ответа. Вы только не обижайтесь, Александр Васильевич, но так сразу я простить не могу! Все-таки оскорбили весь мой народ, а такое забывается не сразу.

- Ну что же, я тебя понимаю, даже предполагал, что будет именно так, - сказал дядя Саша и, обращаясь к остальным, добавил. – Вот, что значит, оскорбить человека, да еще его народ! Понимаете, ребята, душа человека очень ранима, особенно, если этот человек уважает себя и свой народ. Надеюсь, что вы все-таки разберетесь с этим и искренне попросите друг у друга прощения. Признать свою неправоту это шаг навстречу друг другу, а дружбу нужно беречь. Это одно и самых больших благ, которые нам дарит жизнь. Учитесь ее беречь! Это очень пригодится в жизни, поверьте! Раз уж я взял на себя такую миссию, как помирить, попробую объяснить вам всем и мое мнение по поводу вчерашних событий. Честно говоря, не хотел говорить об этом, но вижу, придется. Только прошу без обид, если что, и пусть это останется между нами. Мы ведь взрослые люди и можем доверять друг другу. Согласны?

Ребята снова кивнули. Александр Васильевич внимательно посмотрел на них и еще раз спросил.

- Ребята, вы меня правильно поняли? Я просто не хочу, чтобы у вас были неприятности, но раз уж пошел такой разговор, я не буду молчать. Вы действительно кажетесь мне умными и добрыми друзьями. Очень бы хотелось, чтобы вы таковыми и оставались. Именно поэтому я вам сейчас объясню то, о чем говорить не принято, даже опасно. Я верю, что наступит другое время, когда правда восторжествует, и вы поймете, что это время для нашей страны было не самым легким. Постарайтесь запомнить мои слова, и вам будет легче жить. Только понимая правду, можно читать себя настоящим человеком. Ну, что вы согласны, чтобы это было нашей тайной?

Ребята ответили дружным согласием.

- Так вот, - продолжал Алекспндр Васильевич. - То, что произошло в театре, конечно же, возмутительно. И Сашу с Колей понять можно. Хотя они и не были в театре, им тоже стало обидно уже за свой народ. Надеюсь, это понятно! Тетя Ибрагима вела себя, скажем прямо, просто безобразно, да и все таджички вели себя не лучше. Но вот ведь какая штука. Сейчас я скажу вам то, что вас очень удивит. Я их тоже в какой-то мере понимаю. Дело в том, что они настолько увлеклись пьесой, что забыли, где вымысел, а где реальность? Для того чтобы смотреть такие серьезные драматические произведения и понимать их, нужно быть хоть немного подготовленными, а они, увы, к этому совершенно не готовы. И это говорит о всеобщей культурной безграмотности, хотя наши власти трубят, что у нас с этим все в порядке. Прожив здесь всю свою жизнь, я всего этого нагляделся выше всяких крыш, да и натерпелся предостаточно. Ведь мне есть с чем сравнивать, я ведь из Ленинграда. Когда-нибудь вы обязательно поймете, что такое Питер. Ладно, не будем о грустном. Вернемся в Канибадам. Так вот, ребята, то, что сотворили вчера местные женщины, конечно же, плохо, но я их понимаю и не виню. Они в этом не виноваты, вернее, какая-то вина и есть, но совершенно незначительная. Просто исторически сложилось так, что кому-то было очень нужно, чтобы они были именно такими. Это я заявляю, как историк. Я даже знаю, кому это было нужно. Прежде всего, власти, причем, любой. Ведь легче управлять людьми не думающими, мало знающими, когда все их желания ограничиваются только одним: как бы поесть, да поспать. Когда человек начинает думать, тянется к знаниям, то обычно у него возникает множество вопросов. А это очень опасно для власти. Он же может задать такие вопросы, от которых она придет в ужас. Например, он может спросить: почему я живу плохо в отличие от вас, господа? Или, скажем: почему моя семья голодает, а вы купаетесь в роскоши? Ведь в результате этих вопросов и возникают революции, бунты, стачки. Да все потому, что они требуют ответов и ответов немедленных. Вот власть и старается оградить и защитить себя, отвлекая народ всевозможными способами. Кстати, один из лучших способов – натравить один народ на другой, как это сделали сегодня вы. А что, здорово, таджик сцепился с русским в жестоком поединке, совершенно забыв о былой дружбе, хороших отношениях, но главное, абсолютно забыв и даже не подумав об истинном виновнике всех этих недоразумений. Вот поэтому я и призываю вас, прежде чем бросаться такими оскорблениями, думать, еще раз думать и изучать причины, побудившие вас встать на тропу ненависти и злости. Я, возможно, снова вас удивлю, когда скажу, что знаю тетю Ибрагима, как доброго, отзывчивого человека и очень уважаю.