Geum.ru

Посвящается Васюнину Владимиру Николаевичу

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   14
Глава 1.9. И смех, и слезы, и любовь


Вот и наступил день, когда мы всем классом встретились после летних каникул. Впечатлений от прошедшего лета у каждого была много, и все стремился поделиться ими. В конце концов, выяснилось, что большинство наших мальчиков все лето работали, причем некоторые трудились в старательских артелях, добывая золото, а вот наши девочки предпочли работе отдых с родителями в теплых краях, но некоторым тоже пришлось потрудиться, правда, у себя дома. Рассказов о том кто и как провел летние каникулы, хватило на целый месяц, а затем потекли привычные школьные будни, прерываемые, время от времени, необычайными событиями, происходившими либо в стенах школы, либо за их пределами. О самых интересных из них, с моей точки зрения, я и собираюсь поведать в этой главе. Причем речь в дальнейшем пойдет о довольно длительном периоде времени с сентября 1957 года по июнь 1959 года. Это время, когда мы окончательно и бесповоротно расставались с детством и вступали в еще неизвестную, но столь желанную пору юности.

Для того чтобы последующее повествование было понятнее, вернусь к временам более ранним. Еще занимаясь в седьмом классе и будучи тринадцатилетними мальчишками, мы сделали неожиданное, но, как нам казалось, очень полезное для себя открытие. Оказывается, в нашем поселке имелась разветвленная сеть подземных коммуникаций, позволяющая, например, проникнуть в нее на одном конце поселка и выбраться на поверхность, совершенно неожиданно для окружающих, на другом. Что же представляли собой эти своеобразные Усть-Нерские «катакомбы»? Ранее я говорил, что в наших краях зимой свирепствовали лютые морозы, доходящие порой до минус 70 градусов. В таких условиях все водяное снабжение, как-то водопровод, отопление и т.п. необходимо было прокладывать под землей с возможностью доступа к этим коммуникациям специалистов для проведения профилактических, а при необходимости, и ремонтных работ. Вот и получился своеобразный подземный городок с просторными проходами и входами, через которые можно было втащить необходимое и, зачастую, довольно громоздкое оборудование. Но для нас самым главным достоинством этих «катакомб» было то, что при температуре минус 60 градусов на улице, в них держалась температура не менее 10 градусов тепла. В одном из входов в наше подземное царство, который находился не далеко от Дома культуры, мы оборудовали наш «штаб», где проводили особенно холодные зимние вечера, если не находилось другого занятия. Там мы могли свободно курить, чего нельзя было позволить себе на улице, дабы не схлопотать по шее от взрослых. Иногда позволяли себе побаловаться спиртным по случаю какой-нибудь знаменательной даты, но главное было не в этом. Здесь можно было свободно строить наши планы на будущее, просто поговорить «за жизнь», спеть любимые песни, чего на сильном морозе делать не рекомендуется. В принципе в переходах имелось электрическое освещение, но мы старались им не пользоваться, дабы не привлекать к себе излишнее внимание. Нас вполне устраивало освещение, получаемое от двух-трех свечей, которые у нас всегда были в достаточном количестве. Да и романтики от такого освещения было куда больше, чем от света привычной, «домашней» электролампы. Разве можно при электрическом свете спеть такую душещипательную песню, слова из которой я привожу ниже:

«Свеча горит дрожащим светом,

Матросы все по койкам спят.

Корабль наш по морю несется,

Моторы громко так стучат.

Один матрос был всех моложе,

Склонил он голову на грудь,

Мечта о Родине далекой

Мешала бедному заснуть».

Это малоизвестная песня незнакомого автора, является одним из образчиков песенного богатства Славы Найденова, которое занимало у него, в общей сложности, четыре толстых общих тетради. Песен он записывал много и где только можно. В основном это были, так называемые, «лагерные песни» неизвестных, а иногда и известных поэтов и мы с удовольствием пели их в нашем узком кругу. Например, исполнялась нами песня, которую смело можно считать гимном Колымских заключенных. В настоящее время она опять приобрела популярность и прозвучала в одном из фильмов детективного сериала «Каменская» из уст популярного артиста Сергея Гармаша:

«Я помню тот Ванинский порт и гул пароходов угрюмый,

Как шли мы по трапу на борт, в холодные мрачные трюмы.

От качки стонало зека, обнявшись, как родные братья,

И лишь иногда с языка срывались глухие проклятья.

Будь, проклята ты, Колыма, что названа чудной планетой,

Сойдешь поневоле с ума, отсюда возврата нам нету».

А с одной из любимых нами в то время песен сейчас происходит вообще непонятная история. Она часто исполняется по радио и даже называется фамилия автора песни, который написал ее будто бы в начале шестидесятых годов. А мы пели ее в 1958 году, считая, что автором является кто-то из наших местных поэтов. Вот начальные слова этой песни:

«Сиреневый туман над нами проплывает,

Над тамбуром горит хрустальная звезда.

Кондуктор не спешит, кондуктор понимает,

Что с девушкою я прощаюсь навсегда».

Впрочем, мы не только и не столько занимались пением в нашем штабе, а и разрабатывали различные, и большей частью фантастические, планы. В числе таких планов был побег в Африку для оказания помощи «несчастным» египтянам. Они как раз отражали агрессию со стороны Англии и Франции в 1956-57 г.г. Мы достали карты, как можно большего масштаба и стали запасаться продовольствием, но боевые действия в Египте закончились, и этому плану не суждено было сбыться. Бывали и менее героические намерения, навеянные духом воровской романтики, которым казалось, был пропитан воздух поселка, более двух третей населения которого отсидело в свое время за колючей проволокой. Но шли годы, мы понемногу взрослели, пусть и не так быстро, как хотелось бы нашим родителям. Компания наша начинала редеть, у кого-то появились подружки и они предпочитали общение с ними сидению под землей, пусть и в романтической обстановке. Кто-то стал чаще посещать танцы в Доме культуры или спектакли, шедшие там же. Хоть это были и самодеятельные постановки, но руководил ими настоящий артист, правда, тоже из бывших заключенных. Именно в Усть-Нере я впервые приобщился к миру оперетты и вообще к театру. Таким образом, наши сборы в штабе становились более редкими, но именно в тот период времени произошли два случая, напрямую связанные с нашим подземельем, о которых мне и хочется поведать.

Возвращались мы однажды зимой с очередной охоты. Мороз был градусов сорок, темно, но вдали уже показались огни поселка. Оставалось спуститься по небольшому склону, перейти Индигирку и мы дома. В этот момент натыкаемся на замерзающего человека, в плохенькой одежде, со следами обморожения на лице и руках. Мы сразу поняли, что перед нами кто-то из тех, кто покидает места заключения, не имея для этого законных оснований. Посоветовавшись, решили доставить его в наш штаб и сообщить о случившемся Володе Пеканову, как самому авторитетному члену нашей команды. Пока ожидали Володькиного прихода, оказали этому бедолаге первую помощь и покормили, чем могли. Когда Пеканов пришел, наш спасенный мог уже членораздельно отвечать на вопросы, и только обмороженные места сильно болели, а кое-где и кожа начинала облезать. Решение было принято следующее. Держим его в подземелье до относительного выздоровления, затем снабжаем одеждой и продуктами, отводим на то место, где мы его нашли, и отпускаем на все четыре стороны. Для того чтобы наш пациент не сбежал раньше времени, приходилось связывать его на ночь, а днем кто-нибудь из нас оставался в штабе и присматривал за ним. Примерно через неделю наш незадачливый беглец был готов к отправке в самостоятельное «плавание» по маршруту, известному только ему. Поздно вечером, чтобы не привлекать излишнего внимания, мы завязали ему глаза и вывели на противоположный берег Индигирки, где и отпустили. Глаза завязать пришлось для того, чтобы он не знал истинного места своего недельного пребывания. Благодарил он нас все время, пока мы добирались до отправной точки его дальнейшего путешествия, а мы думали про себя, что никогда больше его не увидим. Но жизнь сложная штука и пришлось нам встретиться с нашим подопечным еще раз, но уже при более трагичных обстоятельствах, причем, помочь ему на этот раз мы ничем уже не смогли. Но это совсем другая история, о которой я расскажу позднее, а пока что могу сказать только одно, хорошо, что наш беглец не выдал нас, ведь пострадать мы могли из-за нашего милосердия очень сильно.

Второй случай, связанный с нашим штабом, можно считать и трагичным и смешным одновременно. Как я рассказывал ранее, Славка Найденов еще в раннем детстве убегал из дома, побывал в разных переделках и даже с настоящими ворами имел «счастье» повстречаться. В их среде он приобрел кое-какие навыки, но в Усть-Нере никогда их не применял. Только один раз, для того, чтобы не быть обвиненным в хвастовстве, он продемонстрировал нам свое умение, вытащив в магазине у одной из покупательниц кошелек из сумки. Через две минуты он осторожно вернул кошелек на прежнее место без всяких для себя последствий. Этот случай чем-то напоминает эпизод из любимого мной и твоей бабушкой Леной кинофильма «Место встречи изменить нельзя». Так или иначе, но именно Славка оказался вдохновителем и организатором операции «Буфет». Суть операции заключалась в очистке ночью нашего школьного буфета от излишних, по мнению Найденова, товаров. Разработан был тщательный, но, как потом оказалось, не во всем удачный план, включающий даже такой эпизод, как временная изоляция нашего школьного сторожа, который не столько охранял школу, как спал в ней. Лично я в этом деле участия не принимал, хоть и был посвящен в общий замысел операции, а от Пеканова вообще все скрыли.

Операцию наметили провести в ночь с четверга на пятницу, и это было первой серьезной ошибкой всего плана. Гораздо больше подходила ночь с субботы на воскресенье, ведь в этом случае только в понедельник стало бы известно о пропаже товаров. Как бы то ни было, но «экспроприация» прошла успешно, школьный сторож даже и не проснулся, а «крупную» добычу в виде нескольких банок сгущенки, десятка плиток шоколада и пары десятков пачек папирос «Беломорканал» ребята припрятали в нашем штабе, что было второй крупной ошибкой. Но самое неприятное было еще впереди. В четверг ко мне прибегает Славка с глазами на выкате и рассказывает, что вернулась его младшая сестренка из школы, а там уже милиция проводит операцию «перехват» с использованием имевшейся у них овчарки. Суть милицейской операции состояла в том, что всех школьников, перед тем как запустить их в классы, проводили мимо этой ищейки. «Что делать, что делать?» – спрашивал меня Славка, как будто я крупный специалист по сокрытию следов преступления. Ну, подумали и решили, что в школу идти надо обязательно, но при этом постараться одеть на себя ранее не ношеную одежду, а подошвы обуви на всякий случай протереть тройным одеколоном. Найденов побежал предупреждать ребят, а я рванулся к Пеканову, чтобы ввести его в курс дела, тем более что отец у него работал следователем, правда, не в милиции, а в лагерях.

Завершилось все благополучно. Милицейской собаке к двум часам дня, по всей вероятности, надоело заниматься всякой ерундой, и она вообще уже не реагировала на проходивших мимо нее школьников. Самим представителям органов правопорядка тоже порядком надоело тратить свое драгоценное время на всякую мелочевку и они, оформив все документы и составив соответствующий акт, убыли в свое расположение. Далее начинается комическая сторона этой операции. Когда ребята направились в штаб, предвкушая, как они будут наслаждаться припрятанными там съестными товарами, их ожидало глубокое разочарование. На месте, где должна была находиться с таким риском обретенная добыча, лежал только листок бумаги, на котором корявым подчерком было выведено всего одно слово: «Спасибо». Вскоре все прояснилось. Недалеко от нашего укромного места находилась стройка, на которой работали, так называемые «расконвоированные» заключенные. Они самостоятельно, но обязательно строем, приходили на место работы, а по окончании рабочего дня так же строем отправлялись к себе в зону. Им не менее нашего были известны все места в поселке, где можно было погреться, и наш штаб не являлся исключением. Скорее всего, именно кто-то из них совершенно случайно наткнулся на наше добро и преспокойненько увел его. Как говорит народная мудрость «Вор у вора дубинку украл». Но на этом все не закончилось и нам крепко досталось от Пеканова, ибо терпение его лопнуло, и решил он заняться нами всерьез. Тем более что и боксеры наши начали отлынивать от тренировок, да на стороне демонстрировать свою силушку. А тут еще и мы от невинных, в общем-то, мальчишеских проделок до настоящей уголовщины докатились. Думал Пеканов, думал и нашел таки достаточно неожиданный и интересный выход из сложившейся ситуации.

В те времена, о которых идет речь в моем рассказе, начали создаваться так называемые «бригады содействия милиции», в которые принимали молодых людей с шестнадцати-семнадцати лет. Их привлекали к несению дежурства в помещении милиции, они принимали участие в выездах на место совершения преступлений, оказывали помощь в задержании предполагаемых преступников и сопровождении их к месту временного содержания под стражей. Конечно, все это делалось только совместно с представителями правоохранительных органов. Поскольку у Володи было много знакомых в нашей Усть-Нерской милиции, он и предложил нам принять участие в этом деле.

Первым, с кем мы встретились для предварительной беседы, был сержант Коган. К сожалению, не запомнил я его имени, но, поскольку мои рассказы можно считать в какой-то степени «художественным произведением», то дадим нашему сержанту имя Михаил. Был он всего-то лет на пять-шесть старше нас, но, несмотря на это, сумел найти к нам правильный подход, расположить к себе и привить уважение к тому делу, которым нам предстояло заниматься под его непосредственным руководством. Именно ему поручило начальство организацию работы с нами, принимая во внимание то, что Михаил готовился стать офицером милиции и учился заочно на юридическом факультете в Магадане. В дальнейшем Коган успешно закончил свое обучение, получил звание лейтенанта и мог ещё очень много полезного сделать для обеспечения безопасности людей. И я, и многие мои товарищи обязаны Михаилу поворотом к лучшему в своей судьбе. Ведь если бы не работа в бригаде содействия милиции, то неизвестно во что могли вылиться наши, ставшие уже далеко не «детскими», шалости. К моему глубокому сожалению после окончания школы и моего отъезда из Усть-Неры Когана я больше не видел, но, как мне рассказал впоследствии Володька, прослужить Михаилу после получения офицерского звания удалось всего лет пять. При задержании особо опасных преступников он трагически погиб.

Прежде чем допустить нас к работе с нами провели целую серию занятий по вопросам наших прав и обязанностей, по обучению основам борьбы самбо, а также по освоению табельного оружия, в качестве которого в то время выступал пистолет «ТТ». Оружием и самбо с нами занимался капитан Вешняк, богатырского телосложения мужчина ростом около метр девяносто, в совершенстве владевший и оружием и боевым самбо. Один из приемов обезоруживания преступника, направившего на тебя пистолет, я могу провести и сейчас и все это благодаря нашему наставнику, не жалевшему для нас своего свободного времени, которого у него и так было крайне мало. Добродушный в обычной жизни человек, он буквально преображался, когда дело касалось исполнения его непосредственных обязанностей. Помню, как еще при нас произошло задержание им группы опасных преступников, пытавшихся скрыться на автомобиле марки «Москвич». Именно Вешняк не позволил осуществиться этим планам, хотя для этого ему пришлось, буквально распластавшись на крыше «Москвича», мчавшегося на высокой скорости, удерживаться в этом состоянии несколько минут. Несмотря на столь сложное положение, ему удалось достать пистолет и заставить водителя остановить машину.

В милиции нам удалось познакомиться и со многими другими замечательными людьми, одним из которых был водитель служебной машины, которого мы называли дядя Володя, т.к. он был лет на двадцать старше нас и казался нам, чуть ли не стариком. Шофер первого класса, он мог творить с автомобилем настоящие чудеса, но более всего нас восхищало его умение на полном ходу развернуть машину на 180, а если очень надо, то и на 360 градусов. Все попытки нарушителей скрыться от преследования на автомобиле или на мотоцикле неизменно терпели неудачу, если за рулем нашей машины находился дядя Володя. Кстати, в операции по задержанию преступников Вешняком именно дядя Володя обеспечил благополучную высадку капитана на крышу «Москвича», сначала догнав преступников, а затем, уравняв скорости движения автомашин, удерживал их одинаковыми в течение всего времени «перехода» Вешняка на крышу «Москвича».

Через месяц первоначальной подготовки мы начали нашу службу в бригадмиле. Организована она была следующим образом. Первоначально всю нашу команду разбили на группы по 2-3 человека. Я, Слава Найденов и Женя Пупчин составили одну из таких групп. Перед группой стояла задача постоянно находиться в помещении милиции с 19 до 24 часов в рабочие дни, выполнять указания дежурного и, по мере необходимости, принимать участие в тех или иных мероприятиях. Чаще всего это были выезды на место происшествия, в том числе и достаточно серьезные. В свободные от дежурства дни нам вменялось в обязанность следить за поддержанием правопорядка в тех местах поселка, где мы находились, и в случае необходимости звонить в милицию. Один раз в 2-3 месяца по выходным дням всех нас привлекали к операции по проверке паспортного режима в наиболее криминальных районах, населенных либо бывшими заключенными, либо лицами условно освобожденными. В общем, скучать нам не приходилось, но особенно мне запомнились два случая.

Один раз, когда дежурила именно наша группа, в милицию поступило сообщение, что в одном из общежитий на краю поселка идет драка с применением холодного оружия. Два сотрудника милиции, я, Слава и Женя погрузились в машину, которой управлял дядя Володя, и выехали на место происшествия. Когда мы приехали в общежитие, то драки уже не было, но пострадавший имелся. Каково же было наше удивление, когда мы узнали в нем старого знакомого, спасенного когда-то нами от замерзания. Сейчас мы уже ничем не могли ему помочь, поскольку он получил два удара в область живота остро заточенным напильником. Был он в сознании и, скорее всего, узнал нас, но вида не показал. Пострадавшего отправили в больницу на скорой помощи, а наша группа, задержав трех подозреваемых, возвратилась в помещение милиции, где с ними начали работать следователи.

Второй случай, о котором хотелось бы рассказать, произошел, когда я и Володя Пеканов проходили мимо общежития шоферов, напротив которого находилась поселковая столовая. Прямо на наших глазах из столовой выбежали два человека, один из которых убегал от второго, но, споткнувшись, не удержался на ногах и упал. Второй подбежал к нему, нанес несколько ударов ногой, а затем, буквально усевшись на своего соперника, начал методично бить по его голове чем-то железным. Судя по доносившимся звукам, это был обрезок трубы. Володька оставил меня следить за происходящим, а сам побежал в общежитие, чтобы позвонить в милицию. В это время любитель разбивать чужие головы оставил свою жертву и быстрым шагом направился по улице, ведущей к Индигирке. Дело было зимой и, наверное, он хотел скрыться на противоположном берегу реки. Мне не оставалось ничего другого, как осторожно следовать за ним. В это время подъехала наша милицейская машина, и подбежал Володька. Я указал, в каком направлении движется преступник, мы сели в машину и быстро догнали его. Поскольку место, где ранее произошло нападение, было хорошо освещено фонарем, то и Володька и я отлично запомнили лицо нападавшего и в дальнейшем выступали в качестве свидетелей убийства, т.к. пострадавший от ударов трубой умер, не приходя в сознание. Таскали нас и на допросы и на опознание, в общем, канители с этим делом было много, а чем оно в итоге закончилось, мы так и не узнали. Дело в том, что в ходе следствия выявился ряд обстоятельств, по которым судить убийцу должны были по совокупности преступлений в другом месте, а с нас только еще раз взяли письменные показания. Вот собственно и все, а служба наша в бригадмиле продолжалась еще целый год, вплоть до начала выпускных экзаменов в школе.

Между тем учеба в школе шла своим чередом. В девятом классе я, Володька и Марк Дынкин очень увлеклись поэзией С. Есенина и В. Маяковского. Если Маяковский изучался в школьной программе, то Есенин все еще считался почти запрещенным поэтом, и мы собирались по вечерам на квартире у одной из Володькиных пассий, которая была счастливой обладательницей сборника стихов Есенина, изданного еще в тридцатых годах. Кстати, она была, по-моему, всерьез увлечена Пекановым, будучи старше его лет на пять. Вообще Володька пользовался в те времена большим успехом у представительниц слабого пола, как нашего возраста, так и постарше.

Отношение к этим двум поэтам было у нас достаточно противоречивое. Стихи и того, и другого нам очень нравились, чего стоит только есенинское «Собаке Качалова»:

«Дай, Джим, на счастье лапу мне, такую лапу не видал я сроду.

Давай с тобой полаем при луне на тихую, бесшумную погоду».

Или «Письмо к женщине»:

«Лицом к лицу лица не увидать.

Большое видится на расстояние».

Можно было бы привести строки и из стихов «Письмо матери», «Песнь о собаке» и многого еще чего.

А у Маяковского! И сейчас еще гордостью наполняешься, когда читаешь:

«Я достаю из широких штанин,

Дубликатом бесценного груза.

Читайте! Завидуйте!

Я - гражданин Советского Союза!»

А разве не замечательны вот такие строки: «А вы ноктюрн сыграть могли бы на флейте водосточных труб», или «Послушайте! Ведь если звезды зажигают, значит – это кому-нибудь нужно?». Я уж не говорю о поэмах Владимира Владимировича или о его лирике. Но не могли мы ему простить стихотворения «Сергею Есенину», особенно вот эти строки:

«Для веселия планета наша мало оборудована.

Надо вырвать радость у грядущих дней.

В этой жизни помереть не трудно.

Сделать жизнь значительно трудней».

Ведь тогда мы были уверены, что Маяковский, как и Есенин, тоже покончил с собой. Это только сейчас появились версии, что и того и другого убили.

В нашей домашней библиотеке есть сборники стихов и Есенина и Маяковского, очень советую почитать, если ты еще сам не добрался до них.

Что касается меня, то мой любимый поэт – Константин Симонов. По-моему лучших стихов о войне, о друзьях и о женщинах нет не у кого. Знаменитое на всю страну «Жди меня», потрясающее до слез «Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины…», «Родина», «Смерть друга» и многое другое.

Да, девятый класс! Очень много воспоминаний связано с ним. Чего только стоит организация нами школьного новогоднего вечера в 1958 году. По традиции именно девятиклассники отвечали за подготовку и проведение встречи Нового года, и мы рьяно взялись за это дело. Возглавил наш дружный и немного хулиганистый коллектив Володька Пеканов, и именно ему пришла в голову идея, ставшая потом «изюминкой» вечера. Как это и полагалось, мы украсили елку, подготовили различные игры и аттракционы, устроили необыкновенно красивую иллюминацию. Но основным сюрпризом стала игра в почту, которая в наше время пользовалась большим успехом. Сама игра была организована как обычно. Каждому, кто хотел отправить или получить письмо, присваивался определенный номер, который и являлся адресом. Назначены были и почтальоны, обязанностью которых являлось доставка писем от отправителя к адресату. Новизна заключалась в том, что вся корреспонденция предварительно проходила через главного почтальона, для которого была нами сооружена почта в виде избушки на курьих ножках. Именно в этой избушке и крылся наш секрет. Дело в том, что и в наше время мальчишки любили приходить на школьные вечера немного навеселе, так сказать для большей храбрости. Зная это, наш директор Александр Васильевич Фокин заранее собрал организаторов Новогоднего вечера и предупредил, что если заметит хоть одного человека, пришедшего на вечер выпившим, то немедленно прекратит праздник, и все отправятся по домам. Так вот, к удивлению учителей и директора вечер начался нормально, ни одного подвыпившего в школе не появилось. Каково же было изумление наших преподавателей, когда через час или полтора в зале начали попадаться молодые люди с явными признаками того, что от них пахнет вином. Чем дальше, тем больше становилось таких «попахивающих». Никто не мог понять, в чем дело, а всему виной была та самая избушка на курьих ножках, в которой сидел Пеканов или его заместитель, а в придачу располагались ведро с вином, кружка и большая ваза с шоколадными конфетами. Желающему выпить было достаточно просунуть голову в почтовое окошко, и ему выдавалась порция веселящего напитка с конфеткой, заменяющей закуску. Главная задача организаторов состояла в недопущении излишеств, дабы на вечере не было пьяных. С этой задачей мы успешно справились, а секрет наш раскрыли только на выпускном вечере.

В девятом классе я влюбился в третий раз. Девочку, которая полонила мое сердце, звали Галя, и училась она в восьмом классе, т.е. была на год младше меня. Как не преминули бы сказать герои моего любимого фильма «Ирония судьбы или с легким паром» - имя у нее было «редкое». Как это со мной обычно и бывало, любовь была безответной и, более того, тщательно скрываемой не только от посторонних, но и от предмета моих воздыханий. Однако это не мешало мне совершить во имя любви немало «подвигов» в том числе и написание стихов. Помню, что я даже сочинил целую поэму, подражая известному русскому поэту девятнадцатого века – Михаилу Кольцову. Стихи и поэма так и не были прочитаны дамой моего сердца. Более того, их постигла печальная участь быть сожженными в печи. Зато из-за Гали я записался в группу по подготовке к сдаче нормативов и получения звания «Турист СССР», которую организовал наш преподаватель физкультуры или попросту «физрук». Вместе со мной в эту группу вошли Володя Пеканов и еще несколько мальчиков и девочек из девятых и восьмых классов, в том числе и Галя. Таким образом, я получил возможность находиться рядом с предметом моей любви полтора месяца летних каникул.

Для большинства из нас заядлых путешественников, охотников, рыболовов ничего трудного в подготовке не было. К моменту начала соревнований мы должны были пройти по маршрутам различной сложности, включая один-два по горам, не менее 230-ти километров. При этом два маршрута должны были быть многодневными, т.е. с ночевкой в полевых условиях. Кроме того, необходимо было овладеть азбукой Морзе, флажковой азбукой, уметь преодолевать водные и другие препятствия, ориентироваться на местности, устанавливать палатку, сооружать шалаш, разводить костер в любых погодных условиях и многое другое. Команда, которая выполняла нормативы правильно и быстрее всех, занимала в соревнованиях первое место. Сами соревнования должны были проводиться в окрестностях города Якутска.

Ну, что сказать тебе, Владимир Николаевич, команда у нас подобралась отличная. Вошли в нее пять мальчиков и четыре девочки. Находили мы в общей сложности по горам и долам более трехсот километров и совершили один двухдневный и один трехдневный походы. Все это было соответствующим образом запротоколировано и иллюстрировано многочисленными фотографиями, после чего мы вылетели в Якутск. Соревнования продолжались три дня, и приняло в них участие более тридцати команд. К сожалению, первое место мы не получили, подвела слабая подготовка по владению азбукой Морзе и флажковой азбукой. Однако мы заняли почетное третье место, были награждены дипломом, а каждый из членов команды получил удостоверение о присвоение звания «Турист СССР» и соответствующий значок. Очень жалею, что кроме нескольких фотографий у меня ничего не сохранилось об этом памятном событии. В детстве не придаешь этому особое значение и только с годами начинаешь понимать, что особо памятные фотографии, да и вещи, надо сохранять.

В Якутске с нами произошло небольшое приключение. К концу соревнований у нас почти не осталось наличных денег, а кушать-то хочется. Мы уже находились в аэропорту, несколько часов до вылета, а в желудках сплошная пустота и какое-то урчание. На наше счастье в те далекие времена в столовых и ресторанах хлеб подавался бесплатно, и мы пошли в ресторан. Смотрим, а на столах горы хлеба, горчица, соль и перец. Уселись, заказали на имеющиеся деньги лимонада и съели весь хлеб, да еще и горчицу в придачу. Наелись мы до отвала и, как сейчас помню, было очень вкусно. А через три часа мы уже были в Усть-Нере, где вновь испеченные «Туристы СССР» разбрелись по домам. Впереди был еще целый месяц до начала занятий в школе, и я думал: «Неужели весь этот месяц Гали не будет рядом?».

Но не зря говорится, что для настоящей любви нет преград. Совершенно случайно мне удалось узнать, что Галя устроилась работать пионервожатой в нашем пионерском лагере. Я подключил Пеканова, благо он был секретарем комсомольской организации нашей школы, и мы направились в райком комсомола. Там мне предложили место пионервожатого первого отряда, на что я с радостью согласился, совершенно не представляя того кошмара, который ожидал меня впереди. Оказалось, что в первом отряде находились пионеры в возрасте от 12 до 14 лет. Если учесть, что мне в то время было только шестнадцать, то можно представить какие трудности ожидали меня в течение ближайших трех недель. Всего в моем отряде было более двадцати архаровцев, почти половину, из которых составляли девочки. Первое время я никак не мог справиться с ребятами. Особенно трудно было в, так называемый «тихий час» и после отбоя. Мальчишки лезли к девчонкам, засыпал отряд не ранее двенадцати часов, слушались меня плохо, и пришлось однажды применить даже метод физического воздействия, далеко не лучшее средство воспитания, но действует очень быстро. Впрочем, через неделю все наладилось, особенно когда мои подопечные удостоверились, что перед ними не мямля какая-то, а боксер, бригадмилец и «Турист СССР». Возможно, что решающую роль сыграло то, что я не говорил, а делал и учил их тому, что сам умел, в том числе и как разжечь в дождливую погоду костер, не истратив более одной спички. Мы много ходили в походы, а по вечерам, сидя у костра, они с удовольствием слушали мои рассказы о тех переделках, в которых приходилось побывать моим товарищам и мне самому. Именно тогда я впервые осознал силу личного примера, что именно с его помощью можно добиться уважения к себе, а, главное, доверия твоих подопечных. В конце концов, все пришло в норму, и наши отношения с ребятами приобрели характер дружеских. Возможно, сказалось и то, что они убедились, что их вожатый хотя и бывает, суров, но справедлив. Кроме того, возможность ежедневно общаться с Галей придавала мне дополнительные силы и воодушевляла. Особенно в тех случаях, когда казалось, что я уже бессилен, что-либо сделать.

Почти каждую неделю у нас появлялся Пеканов, но у меня до сих пор живет подозрение, что целью его приезда было не только общение со мной. Дело в том, что в лагере работала уже упоминавшаяся мной любительница поэзии Есенина. Кто знает, может именно для чтения стихов вместе со своей пассией, Володька и приезжал так часто. Незаметно пролетели три недели, и наступил день закрытия лагеря. Торжественная линейка, встреча гостей, т.е. родителей наших подопечных, и в заключении концерт с традиционным пионерским костром, пламя от которого поднималось на высоту пяти-шести метров. На закрытие приехали моя и Галина мамы, где они и познакомились. И, хотя я старался сделать все, для того чтобы о моем отношении к Гале никто не знал, моя мама сразу все поняла, и с тех пор называла Галю не иначе как «первая Гигина любовь». По существу она была права, это была действительно моя первая любовь, но далеко не последняя.

Впереди нас ожидал новый учебный год, завершающий мою школьную эпопею. Как оказалось впоследствии, десятый класс всем нам дался не просто. Более того, в середине учебного года произошло событие, оказавшее существенное влияние на дальнейшую судьбу Володи Пеканова, мою и Марика Дынкина. Начало учебного года не отличалось от всех прошлых лет. Мы довольно успешно отзанимались две четверти, встретили новый 1959 год, провели зимние каникулы и приступили к занятиям в середине февраля. Занятия шли своим чередом, как вдруг вызывают меня к доске на уроке истории СССР. Признаюсь откровенно, что это был далеко не самый любимый мой предмет, но отметки по нему у меня всегда были хорошие. Как назло, в этот раз я не был готов к ответу и очень смутно представлял себе, о чем же надо рассказывать. Ситуация почти полностью совпадала с той, которая показана в замечательном фильме «Доживем до понедельника», за исключением личности преподавателя. В отличие от эрудированного и умного учителя истории, которого блестяще сыграл Вячеслав Тихонов, наша учительница знала свой предмет только в пределах учебника. Зато она была женой заведующего районным отделом народного образования, когда-то бывшего директором нашей школы, с которым у меня произошло несколько неприятных стычек. И дело во все не в том, что по национальности наш директор был чукчей, а в его невероятной страсти обыскивать мальчишек в туалете на предмет наличия в карманах курева. Но ведь я, как ни как имел отношение к княжескому роду Церетели и не мог позволить столь вольное обращение со своими карманами. Наверное, во всем сучившемся позже и это обстоятельство сыграло свою роль. А пока что надо было находить выход из сложившейся ситуации. Подаю условный сигнал сидевшим на первой парте и Белла Ерзянкина, ставшая впоследствии, как я слышал, женой капитана Вешняка, любезно поворачивает учебник истории так, чтобы я мог видеть, что там написано. Не могу сказать, что ответ мой был блестящим, но на четверку он вполне тянул, а мне ставят в журнале жирную тройку. Попытки протеста с моей стороны были немедленно пресечены посредством удаления меня из класса. Тут встает Пеканов и елейным голоском спрашивает: «Генриетта Сергеевна, а за что Вы поставили Васюнину три?». Ответ прозвучал обескураживающе: «Передайте Васюнину, что и в дальнейшем больше тройки он у меня получать не будет». Последующее выяснение отношений завершилось удалением из класса и Пеканова. Зная, что я, Володя и Марик составляем неразлучную троицу, учительница спросил: «Может Дынкин тоже желает покинуть класс?». Марик, естественно, поднялся, забрал свои вещи и вышел к нам. В классе воцарилось пятиминутное молчание, после которого Генриетта Сергеевна стремглав помчалась в учительскую. Мы понимали, что этот инцидент не пройдет для нас даром и «чукча» сделает все возможное для нашего исключения из школы. Именно в этот трудный для нас момент на помощь пришел наш любимый директор. Александр Васильевич вызвал нас к себе в кабинет и под его диктовку каждый из нас написал заявление о переводе нас в вечернюю школу рабочей молодежи. Обосновали мы свою просьбу тем, что нам необходим стаж работы для поступления в высшее учебное заведение. Фокин сделал все, что было в его силах, и уже через день мы были зачислены в вечернюю школу, которая находилась в том же здании, что и дневная. Теперь перед нами остро встала необходимость срочно устроиться на работу. Володя и Марик пошли работать в Центральные ремонтные мастерские токарями, благо опыт работы по этой специальности они приобрели еще в школе на уроках труда. Я устроился работать на автобазу и стал учеником медника-жестянщика, очень нужной и крайне дефицитной специальности. Вот таким образом началась наша настоящая трудовая жизнь. Ведь работа в геологической партии была скорее дань романтической профессии, а теперь нам приходилось по настоящему вкалывать днем, а вечером посещать школу.

Если говорить откровенно, то особых трудностей с работой и учебой мы не испытывали. Поскольку мне еще не исполнилось восемнадцати лет, то мой рабочий день длился всего четыре часа, хотя иногда приходилось задерживаться на рабочем месте и подольше, ведь не бросишь начатое дело на половине. Занятия в школе проводились четыре раза в неделю и давались достаточно легко, поскольку требования в вечерней школе были существенно ниже, чем в дневной. Правда была разница в программах обучения. Так, в дневной школе мы еще не проходили органическую химию, тригонометрические уравнения и оптику, а в вечерней школе этот материал был уже пройден, т.е. изучать его нам пришлось самостоятельно. Впоследствии, при сдаче мной экзаменов для поступления в институт, это обстоятельство сыграло весьма существенную роль.

Работал я с интересом, ведь от квалификации медника-жестянщика во многом зависит, в каком состоянии отправится в далекий рейс тот или иной автомобиль, а их у нас было очень много от старушек полуторок до новейших МАЗов и чешских ТАТР. Так в чем состояла ценность приобретаемой профессии? Известно, что с автомобилями довольно часто случаются такие неприятности, как вмятины на крыле, дверцах или на кузове. Именно от умения жестянщика зависит устранение таких вмятин, да так, чтобы после шпаклевки и покраски от них и следов не оставалось. Наряду с такого рода работой я обучался изготавливать многие другие предметы из жести: различного рода емкости, печные и водосточные трубы и т.д. и т.п. Не так то это просто, выкроить соответствующую заготовку, подготовить и склепать специальные швы, а затем пропаять их, обеспечивая полную герметичность. Что касается работы медника, то ее всегда хватало с избытком. В любом автомобиле имеется множество различных трубопроводов, от целостности которых зависит работа тормозной системы, системы подачи горючего и многое другое. В автомобилях с водяным охлаждением имеется такое устройство, как радиатор, а это целая система трубок, по которым проходит охлаждающая жидкость. Потек радиатор и начинается не езда, а мучение, а то и вообще, останавливайся и жди помощи. Ремонтом всех трубопроводов и радиаторов, устранением в них протечек, а иногда и заменой, поврежденной в результате аварии, части радиатора, занимается медник, имея на вооружении паяльник, различного типа припои, кислоты и прочее. Плохая работа медника порой очень дорого обходится, иногда за нее расплачивается жизнью водитель, который, двигаясь по бескрайним северным просторам, удаляется от населенных пунктов на сотни километров. А если поломка произойдет в шестидесятиградусный мороз, то можно замерзнуть, не дождавшись или не добравшись до помощи. Совсем как в песне В. Высоцкого: «Назад пятьсот, пятьсот вперед, сигналим – зря: пурга и некому помочь…куда ни глянь – кругом пятьсот, а к ночи точно заметет, так заровняет, что не надо хоронить». Кстати, на Колымской трассе через каждые 25-30 километров на обочинах дороги навалены глыбы каменного угля именно для того, чтобы водители могли развести огонь и греться, дожидаясь помощи. Теперь понятно, почему у водителей очень уважительное отношение к профессии медника-жестянщика.

Обучение мое проходило достаточно успешно, хотя не обходилось и без неприятных сюрпризов. Работать нам приходилось с большими и очень тяжелыми паяльниками, которые ничего общего не имели с паяльниками, используемыми в радиотехнике. Разогревались они в специальной печи, и брать их можно было, только одев рукавицы. Однажды я схватил паяльник голыми руками и чуть не выронил его, но, побоявшись показаться смешным, вытерпел боль от ожога и донес таки инструмент до специальной стойки. Ладонь мне обожгло очень сильно, но ребята с автобазы сразу использовали «народные» средства, включая солярку, и уже через двое суток я был в норме. Приходилось иметь дело и с различного рода кислотами, чаще всего с азотной, но тут у меня чрезвычайных происшествий не случалось. Уже через два месяца я сдал экзамены, получил третий разряд и был допущен к самостоятельной работе, то есть стал полноправным представителем рабочего класса. Как самого молодого, меня, конечно, посылали, куда и зачем только можно, в том числе и в магазин за согревающими напитками. Сейчас это принято называть «дедовщиной», а в те времена все это было в порядке вещей.

Работа и учеба шли своим чередом, но приближалось время подготовки и сдачи выпускных экзаменов в школе. Как это и положено мне предоставили на работе отпуск на период сдачи экзаменов, и тройка неразлучных, то есть я, Володька и Марик приступила к штурму последнего бастиона на пути во взрослую, самостоятельную жизнь. В то время у нас были планы совместной поездки в Харьков после окончания школы, где мы и собирались поступать в институт. По поводу результатов выпускных экзаменов я особо не волновался, если не считать такого предмета, как русский язык и литература. Ведь ни тогда, ни в последующие годы особенной грамотностью я не отличался. Нет, я мог свободно и в любом объеме написать сочинение на любую тему, но подводила меня всегда грамматика, а если учесть мою страсть к пространным предложениям с множеством причастных, деепричастных и других сложных оборотов, то запятых в моих работах всегда оказывалось существенно меньше, чем требовалось. Сейчас, когда я пишу эти строки, на помощь приходит компьютерная программа проверки грамматики, но тогда таких устройств и программ еще и в помине не было.

Впрочем, все для меня и моих товарищей сложилось благополучно, и экзамены мы сдали довольно прилично. Лично я получил только две четверки: по английскому языку и своему родному – русскому. Из трех предлагавшихся тем сочинения я выбрал «Ранние произведения М. Горького», остановившись, главным образом, на рассказе «Старуха Изергиль». Забегая вперед, скажу, что эта тема прошла красной нитью через всю мою последующую студенческую жизнь, поскольку ее я избирал в различных вариациях при сдаче вступительных экзаменов в Тбилисский университет и в Одесский политехнический институт, каждый раз получая свои неизменные четыре балла. В этом году в Усть-Нере стояла на удивление жаркая погода и поэтому подготовка к экзаменам проходила, в основном, на крыше Пекановского дома. Так что к концу этого процесса мы успели еще и изрядно загореть. Но вот сдан последний экзамен и получен долгожданный аттестат зрелости, вызвавший у меня крайнее удивление своими оценками. Дело в том, что за все время учебы в средней школе я получал только отличные оценки по всем, так называемым «гуманитарным» предметам. Судя же по аттестату, получалось, что я сплошной «хорошист» за исключением физики и математики, по которым стояли пятерки, и русского языка и литературы, по которому в аттестате красовалась заслуженная тройка. Впрочем, особенно я не огорчался. Для меня это не имела существенного значения, но очень расстроилась моя мама, произнеся загадочную фразу: «Зачем же переносить отношение к отцу на его ребенка?». Только потом мне стало известно, что это была мелкая месть со стороны директора вечерней школы моему папе. Её муж был главным инженером Индигирского горнопромышленного управления и ни как не мог смириться с тем положением, когда за решением сложных инженерных проблем люди обращались не к нему, а к моему отцу. Прошло уже почти два года, как уехал папа, а он все не мог успокоиться. Не буду называть фамилии, бог судья этим людям.

Хотя аттестат нам вручали в вечерней школе, но на выпускной вечер мы были приглашены в свою родную, дневную. В своей торжественной, поздравительной речи Александр Васильевич Фокин не преминул вспомнить обо всех наших проделках. Особенно досталось Васюнину, Пеканову и Дынкину. Он припомнил нам все, что ему было известно, в том числе и о той сотне с лишним электролампочек, которые были выведены из строя лично мной. В свою очередь, мы раскрыли секрет нашей «избушки на курьих ножках», прекрасно справившейся с отведенной ей ролью на памятном для всех новогоднем вечере. В заключение я был отмечен, как лучший ученик по физике и математике, в честь чего был награжден ценным подарком – книгой И. Катаева «Избранное», которая и по сей день со мной. Этот эпизод дает понять, почему в аттестате у меня сохранились отличные оценки именно только по этим предметам. А затем начался выпускной вечер, но поскольку наступила уже пора белых ночей, то длился он до самого утра, до того момента, когда все выпускники отправились встречать восход солнца. После бурно проведенной ночи мы отправились спать, но именно в этот момент на меня напала такая необъяснимая тоска, что не то что уснуть, а даже просто лежать я не смог. В конце концов, пришлось позвонить маме на работу и узнать, не случилось ли что у нее. Узнав, что со мной происходит, мама сказала, что сейчас же приедет и постарается мне все объяснить. Именно в этот день я узнал от нее, что 26 мая мой папа умер в Тбилиси, и все это время мама боялась, что кто-нибудь скажет мне об этом и сорвет успешную сдачу выпускных экзаменов. Так в семнадцать лет я потерял отца и конечно не мог оставить маму одну, поэтому и решил, что поеду вместе с ней в Тбилиси, где буду поступать в университет, на физический факультет. Известие о смерти отца просто потрясло меня. Ведь я очень любил его и, кроме того, чувствовал себя крайне виноватым перед ним, а он ушел навсегда, так и не узнав об этом. Это чувство вины не оставляет меня до сих пор, спустя сорок с лишним лет. Как мы бываем, жестоки по отношению к самым близким людям, к тем, кто дал нам жизнь. И как это ужасно понять тогда, когда уже ничего изменить нельзя. Запомни это, мой внук, и не повторяй ошибок деда.

В июле я уволился с работы, мы упаковали свои вещи и отправились с мамой в солнечный Тбилиси. Детство кончилось, начиналась новая, полная надежд и неожиданностей почти самостоятельная жизнь. Жалко было расставаться со школьными друзьями, но рано или поздно это случается с каждым. Впрочем, с Пекановым мы остались друзьями на всю дальнейшую жизнь и, хотя редко, встречаемся до сих пор.

Поскольку я не знаю, удастся ли мне снабдить эти рассказы иллюстрациями, то, на всякий случай, прилагаю к ним схему пос. Усть-Нера, дающую некоторое представление о месте моего самого длительного и самого памятного пребывания на севере.

Кстати, на этой схеме имеется место, обозначенное «прижим». Именно здесь воды Индигирки с огромной силой бьются о крутой скалистый берег. Очень опасное для плавания место, о котором хорошо помнит Володя Пеканов. Именно здесь потерпела крушение плоскодонное судно, на котором он отправился с товарищами в путешествие, что чуть не стоило им жизни. Но, слава Богу, все спаслись, хоть и намучились изрядно. А ведь далеко не всегда подобные вояжи по горным, северным рекам заканчиваются благополучно. Несмотря на это, мне и сейчас хотелось бы вернуться в то время, в те, пусть порой и опасные, но дорогие сердцу места.


Конец первой части.


Май – сентябрь 2002 г.