А. А. Ким Рецензент: Острошенко В. В., профессор кафедры лесоводства, д-р с-х наук, академик Академии наук о Земле. К 40 Ким А. А. История Дальнего Востока (XX век): учебное пособие

Вид материала

Подобный материал:

1 2 3 4 5 6 7 8 9 ... 12

Контрольные вопросы

Чем японская сторона обосновавывала свои претензии?
Кто первым принял удар японских войск на Хасане?
Как были увековечены имена участников боевых действий?
Каковы были последствия боев на Хасане?
Какие были негативные моменты, выявленные в советских вооруженных силах?

Принудительные миграции на советском Дальнем Востоке.

Чернолуцкая Е.Н.

Вестник ДВО РАН, 1996. № 6.

Дальний Восток представлял собой специфическую территорию проведения репрессивно-миграционных акций. При включении в ареал ускоренного хозяйственного освоения такие характеристики региона, как отдаленность от центра, экстремальные природно-климатические условия и трудонедостаточность, делали его (как и Сибирь, Казахстан и Север СССР) районом массового ввоза пенитенциарного населения. С другой стороны, стратегическое положение Дальнего Востока, введение на его территории особого пограничного режима влекли за собой регулярные выселения так называемого «неблагонадежного» элемента, что производилось также в западных и южных приграничных областях страны. Таким образом, регион был местом прямых и обратных принудительных перемещений населения.

В 20-е годы производились главным образом принудительные выселения с территории Дальнего Востока в другие регионы страны и за ее пределы.

Только с октября 1922 по апрель 1923 г. из губернии было выслано 3500 бывших белых офицеров и рядовых. Кроме того, по данным А. Буякова, «добровольно» вынуждены были уехать в центральную Россию около 10 000 человек из «бывших». За пределы ДВК выдворялись попавшие в поле зрения ГПУ бывшие члены монархических и других непролетарских организаций и политических партий. Часть из них предварительно прошла через аресты и следствие. В 1924—1926 гг. большая группа бывших военных, священнослужителей и интеллигенции была выслана из Владивостока в Китай.

В этот же период стал применяться и другой вид принудительных миграций — этапирование заключенных к месту отбытия наказания. Маршрут этой категории мигрантов пролегал через всю страну с Дальнего Востока по направлению к европейскому Северу СССР, где находился первый крупный советский концлагерь — Соловецкий. Именно в Соловецкий лагерь, по всей видимости, были отправлены осужденные военнопленные из состава белых армий Колчака, Семенова, Пепеляева, Бочкареваидр., гражданские лица из политической оппозиции большевиков, а также просто уголовники. Только с октября 1922 по апрель 1923 г. в Приморской губернии через тюрьмы прошло до 400 человек, отправленных затем в концлагерь.

Массовые принудительные переселения в СССР начались вместе с кампанией по раскулачиванию крестьянства на рубеже 20-х и 30-х гг. Тогда же в государственном аппарате родилась идея так называемой «спецколонизации» труднодоступных районов страны силами сосланных раскулаченных крестьян (впоследствии — силами всех пенитенциарных категорий).

В результате в начале 30-х годов на Дальнем Востоке перемещались два крупных встречных потока раскулаченных крестьян. По неполным сведениям Л.И.Проскуриной, из ДВК в Казахстан, Иркутскую область, Красноярский край и на Север было выслано около 5000 семей. Одновременно, как сообщает В.Н.Земсков, на Дальний Восток с Украины, Средней Волги, из Центрально-Черноземного района, Белоруссии и Татарии было ввезено 6800 семей раскулаченных.

На 1 января 1932 г. в ДВК состояло на учете 40 440 спецпоселенцев. В дальнейшем, в связи с окончанием кампании по раскулачиванию, их приток резко сократился: в 1932 г. в регион прибыло 4426 спецпоселенцев, в 1933 г. — 601 человек.

С начала 30-х годов во многих отраслях экономики страны стал широко использоваться и труд заключенных. Для этого была создана сеть лагерей и колоний, максимально приближенных к местам трудоемкого производства, большей частью в отдаленных регионах. На Дальнем Востоке действовали: Дальлаг (1930—1939 гг.) с дислокацией лагерных отделений и пунктов в Приморской, Хабаровской и Амурской областях, Севвостлаг (1932—50-е гг.) — район Магадана, Колымы, Якутии, поставляющий рабочую силу для треста Дальстрой, БАМлаг (1932—1938 гг.) — район строительства Байкало-Амурской железнодорожной магистрали.

Как следует из материалов ИЦ УВД Хабаровского края, в 1939 г. в результате реорганизации лагерных управлений на базе Дальлага и БАМлага было создано более десятка лагерных подразделений, в том числе Хаблаг, Владлаг, Бирлаг, Управление железнодорожного строительства НКВД на Дальнем Востоке (УЖДС) и др. К этому времени на строительстве БАМа работало 291 300 заключенных, в Даль-строе — 122 000, всего более 400 000 человек.

Таким образом, политика форсированной индустриализации, тесно связанная с предвоенными приготовлениями, потребовала в короткие сроки вселить на Дальний Восток значительную часть свободного и пенитенциарного населения. В противоречии с этой линией в те же 30-е годы продолжалась так называемая «социальная чистка» региона, то есть принудительные выселения, масштабы которых многократно возросли по сравнению с 20-ми годами. Не успела закончиться кампания по раскулачиванию, как пришла очередь паспортизации населения СССР, которая на Дальнем Востоке была проведена в 1933— 1934 гг. Одной из задач введения единой паспортной системы являлось выявление «неблагонадежного» населения в режимных населенных пунктах (крупные города, о-в Сахалин, 100-километровая пограничная полоса вдоль сухопутной границы с Маньчжурией и восточная часть ДВК), в которых проживало до 97 % населения.

Выявленные в ходе паспортизации лица, не занятые в общественном производстве (тунеядцы), бежавшие кулаки, «лишенцы» (лишенные избирательных прав), бывшие белые офицеры, жандармы, нарушители государственной границы (в том числе контрабандисты, к числу которых принадлежали многие жители приграничных населенных пунктов), лица, судившиеся по ряду статей уголовного кодекса (ст. 58, 59 и т.п.), и некоторые другие категории населения лишались права получения паспортов с дальневосточной пропиской и выселялись из режимных местностей, то есть в 97 % случаев — с Дальнего Востока. Всего же по региону в 1933—1934 гг. не получили паспортов с дальневосточной пропиской 56 000 человек. К концу 1934 г. 40 300 из них были вынуждены покинуть места своего проживания.

Во второй половине 30-х годов в «очистительных» мероприятиях на Дальнем Востоке появился национальный аспект. Большое беспокойство военных и гражданских властей вызывала высокая концентрация жителей корейской и китайской национальностей в южной (пограничной) зоне региона. Попытка постепенного отселения корейцев в глубь края ощутимых результатов не дала, и в 1937 г., в соответствии с постановлением СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 21 августа 1937 г., около 172 000 корейцев были выселены в Казахстан и Среднюю Азию как «неблагонадежный народ». Таким образом, впервые в СССР из района проживания была депортирована большая этническая группа. В следующем году аналогичная акция была применена по тем же мотивам к другой «неблагонадежной» группе «восточников» — китайцам. Только из Приморья в 1938 г. в Китай было депортировано более 6000 китайцев и около тысячи принявших советское гражданство были выселены в Кур-Урмийский район Хабаровского края. Часть китайцев находилась в тюрьмах и после освобождения в 1939 г. была выселена в Казахстан вместе с русскими членами смешанных семей (около 1,5 тыс. человек).

В 1939 г. очередная акция выселения «неблагонадежного« населения из Приморья не имела национальной окраски, но, так же как и две предыдущие, рассматривалась ее организаторами в качестве превентивной меры обеспечения безопасности дальневосточных границ. На этот раз из Приморского края было выселено в административном порядке 3953 семьи или 14 141 человек, что составляло примерно 1,6 % населения края. К числу «неблагонадежных» были отнесены бывшие белогвардейцы, харбинцы, лица, имевшие близких родственников за границей, участники и пособники бандитских формирований, бывшие члены антисоветских политических партий, бывшие служащие иностранных фирм, семьи репрессированных, раскулаченные, лица из уссурийского казачества, в отношении которых имелся компрометирующий материал.

Таким образом, в 30-е гг. из региона было принудительно выселено не менее 300 000 человек, а принудительно ввезено раза в три больше. Ни до, ни после регион не знал таких масштабных потоков невольных переселенцев, сравнимых по своим объемам с добровольными миграциями.

Послевоенное десятилетие (1945—1955 гг.) принесло в регион новое оживление принудительных миграций. На этот раз они были направлены, главным образом, извне на Дальний Восток. Это было связано, прежде всего, с новым расширением списка «социально-опасных» и «социально-ненадежных» категорий населения, которые подлежали заключению в лагеря либо поселению в спецпоселки. Список этот отражал реалии послевоенного времени и включал военных и уголовных преступников, репатриантов, а также народы, депортированные из западных республик страны, и т.п.

С окончанием войны на Тихом океане Дальний Восток вновь стал регионом, активно принимающим принудительных мигрантов. Как и прежде, он не был основным районом «спецколонизации». Подавляющая часть спецпоселенцев и заключенных продолжала направляться в Казахстан, Сибирь и Среднюю Азию. В 1945—1953 гг. на Дальний Восток прибыло около 40 000 спецпоселенцев. В 1953 г. их число в регионе достигало максимальной цифры — 64 215 человек. Половину из них составляли «оуновцы» (члены организации украинских националистов). Среди остальных были немцы (мобилизованные, местные, выселенные и репатриированные), «власовцы», колхозники, осужденные по указу от 2 июня 1948 г. (за невыработанные трудодни), выселенцы из Прибалтики, Молдавии, Северного Кавказа и Калмыкии.

Отдельно следует сказать еще об одной форме принудительного перемещения населения, не связанной с внутренней политикой советского государства, а явившейся следствием второй мировой войны и поражения Японии в ней. Это репатриация японских подданных — жителей Южного Сахалина и Курил и военнопленных. С октября 1946 г. по май 1948 г. на основании договоренности между СССР и США прошел первый этап массовой репатриации японских подданных из Сахалинской области, которых после окончания второй мировой войны (на 1 июля 1946 г.) оставалось 305 800 человек, в том числе 277 600 японцев, 27 000 корейцев, 406 айнов и др.

Территориальные перемещения лиц, подвергшихся принудительным миграциям, сочетались с резким понижением их социального уровня и демографической деградацией. Подневольные мигранты не только преодолевали, как правило, большие географические пространства и оказывались в суровых климатических и тяжелейших бытовых условиях, но и попадали в самую бесправную, униженную и презираемую, жестоко эксплуатируемую категорию населения, а в демографическом плане — в группу самого высокого уровня смертности, минимальной рождаемости, разорванных семейных, родственных, этнических связей, то есть в группу затрудненной выживаемости.

Контрольные вопросы

Какие категории населения подверглись репрессиям в 1920-е гг.?
Кто пострадал в ходе репрессий в 1930-е гг.?
Какие лагеря существовали на территории Дальнего Востока?
Какие категории населения были выселены на Дальний Восток?
Как проходили переселения в послевоенный период?

Административное управление корейским и китайским населением в Приморье (конец ХIХ в. -1930-е гг.)

Чернолуцкая Е.Н.

Дальний Восток России в системе международных отношений в Азиатско-Тихоокеанском регионе: история, экономика, культура, Владивосток: Дальнаука, 2006.

В советское время численность корейцев изменилась, и к 1931 г. в Приморской области она достигла 159 тыс. чел. при удельном весе в 19,6 % (в 1926 г.— 145,5 тыс. чел., удельный вес — 25,5 %). В то же время китайская диаспора, насчитывавшая в 1926 г. 43,5 тыс. чел. (7,6 %), в последующие годы стала сокращаться (в 1931 г.— 31,1 тыс. чел. или 4 % от всего населения, в 1937 г.— порядка 10 тыс. чел. ориентировочно).

Присутствие в крае такой массы восточных иммигрантов, обосновавшихся на постоянное жительство или приходящих на сезонные заработки, делало весьма актуальной для российских властей проблему поиска методов и механизмов контроля и управления ими. В дореволюционный период была сделана попытка решить ее, используя систему местного самоуправления на низовом уровне.

Национальная политика советского государства в 1920—30-е гг. определялась теоретическим выводом И.В. Сталина о необходимости обеспечить помощь «отсталым» народам со стороны русского, чтобы дать им возможность «догнать Россию» в государственном, культурном и хозяйственном отношениях.

Во второй половине 1918 г. на местах был образован ряд губернских и уездных национальных комиссариатов. С образованием СССР отпала необходимость в дальнейшем существовании Наркомнаца, поэтому в мае 1924 г. он был ликвидирован, а исполнительным органом, контролировавшим проведение национальной политики на местах, стал Отдел по делам национальностей при ВЦИК. Такая же организационно-управленческая работа проходила и на местах — в губерниях, волостях, уездах.

При этом управлением охватывались не только российские этнические группы, но и крупные общины, формировавшиеся из иностранных иммигрантов. На Дальнем Востоке государственная политика по отношению к восточным иммигрантам основывалась на следующих принципиальных позициях: ограничение иммиграции с последующим вытеснением иммигрантов за пределы страны, классовый подход в организации управления «восточниками» и идеологического влияния на них, попытки сломать замкнутость национальных общин путем вовлечения «трудящихся слоев» в советскую общественную жизнь.

Однако при формировании исполнительных институтов реализации национальной политики в крае в 1920—30-е гг. основное внимание кроме туземному населению, было уделено корейскому, в то время как другие этнические группы попадали в поле зрения советского руководства либо в отдельные периоды, либо вовсе оказались вне сферы этой политики. Это было вызвано тем обстоятельством, что корейцы составляли самую многочисленную этническую группу, образованную из числа иностранных мигрантов. При этом в отличие от китайцев они оседали здесь на постоянное жительство.

Поскольку основная часть корейского населения проживала в сельской местности Приморья, то управление ими на низовом уровне шло по линии сельсоветов.

Наряду с остальным российским населением русско-подданные корейцы были привлечены к участию в выборах в Советы. В 1923 г. в Посьетском, Борисовском и Ни-кольск-Уссурийском районах они избрали 70 корейских сельсоветов, в том числе 32 районных и 19 смешанных. Самостоятельных волостных корейских исполкомов было сформировано только два. В местностях, где корейское население доходило до 30% по отношению к общему числу населения, корейские представители были введены в волостные исполкомы. В деревнях, где проживали нерусско-подданные корейцы, существовали группы содействия советской власти, которые в 1924 г. были преобразованы в комитеты крестьянской взаимопомощи (всего в губернии их насчитывалось 103). В результате перевыборов сеть корейских и смешанных сельсоветов и райисполкомов в 1924 г. увеличилась до 105, в 1925 г.—до 122, в 1926 г.—до 140 и т.л Один из сельских районов края — Посьетский, где до 80—90% населения составляли корейцы, фактически существовал как корейский национальный район, в котором все учреждения и руководство были корейскими, с 1926 г. на корейский язык переводилось делопроизводство, издавались газеты и литература.

Ни сельсоветы, ни Посьетский национальный район не являлись специфическими формами корейской автономии, но как писал 29 февраля 1928 г. уполнацмен Ким-Гирионг в Отдел национальностей ВЦИК, были созданы в рамках общего советского строительства на Дальнем Востоке, а также политики «коренизации», которая проводилась во второй половине 20-х — первой половине 30-х гг. по всей стране. Всего в 1930 г. в РСФСР имелось 127 нацрайонов и 4264 нацсельсовета.

Однако в 1920—1930-е гг. корейцы неоднократно ставили вопрос о специфическом национально-административном обустройстве в Приморье. В 1924 г. корейские партийные лидеры на совещании при Восточном отделе ИККИ предложили решить его путем организации национальной автономии в районах с высокой концентрацией корейского населения. Совещание отклонило это предложение как несвоевременное и требующее серьезной подготовки. Тем не менее, эта проблема продолжала обсуждаться в среде корейских политических руководителей, причем идея принимала разные формы — от «автономной корейской области» до «автономной корейской республики на Юге Приморья». В мае 1925 г. Дальбюро ЦК РКП(б) постановило считать такие преобразования совершенно нецелесообразными.

В 30-е гг. корейские крестьяне подверглись всеобщей коллективизации. В 1934 г. когда коллективизация завершилась, в ДВК было создано 200 корейских колхозов, объединивших 80 % единоличных хозяйств.

Что касается китайцев, то значительная их часть по-прежнему находилась в городской местности, и нет оснований говорить о том, что скрытое общественное самоуправление китайских общин было ликвидировано. В крае продолжали действовать различные тайные китайские организации профессионального, земляческого, криминального и др. характера. В крупных городах региона работали китайские консульства, которые не могли не оказывать определенного политического влияния на китайских иммигрантов. Рабочие на предприятиях по традиции подчинялись старшинкам и вербовщикам, торговцы и ремесленники — торговым обществам. Так, по сообщению ПП ОГПУДВК от 9 марта 1927 г., во Владивостоке продолжало функционировать китайское торговое общество, имевшее легальный статус общества взаимопомощи. Деятельность его заключалась в объединении китайских купцов и ремесленников, координировании действий по борьбе с советским торговым капиталом, объединении мелких служащих, китайских торговых предприятий с целью воспрепятствовать вовлечению их в профсоюзы и другие организации. Подобного рода общества исчезли, по-видимому, лишь на рубеже 20-х и 30-х гг. вместе с вытеснением из края иностранного предпринимательства.

Одновременно с этим усиливались попытки подчинить китайские «трудовые слои» влиянию профсоюзных и партийных организаций.

Другим инструментом управления корейскими и частично некоторыми другими этническими группами населения в годы советской власти стал институт уполномоченных..

Уполкор при ДРК/ДКИК подчинялся непосредственно его председателю на правах заведующего отделом. В его обязанности входило координирование и направление работы всех уполномоченных по корейским делам в Дальневосточном крае. В Приморской губернии штат уполкоров состоял из 23 чел.: при Президиуме губисполкома, губземуправлении, губоно, губздраве, в пяти уездных исполкомах и трех райисполкомах. Кроме них было пять инструкторов по корейским делам (в губернском и уездных исполкомах). Главная задача уполномоченных заключалась в том, чтобы содействовать скорейшей советизации корейского населения. В их обязанности входили предварительное изучение и разработка всех важных проблем, связанных с корейцами: земельной, налоговой, получения советского гражданства и др. Уполномоченные помогали организовывать корейские артели и кооперацию, переводить на корейский язык наиболее важные документы, проводили учет и анкетирование корейцев, вовлекали их в избирательные кампании и т.д.

В октябре 1929 г. решением президиума ДКИК в краевых отделах исполнительных органов и учреждениях вводились специальные работники, ответственные за проведение и учет директив, касающихся национальных меньшинств. Расширенный пленум Далькрайисполкома (июль 1931 г.) предложил всем краевым, местным советам и хозяйственным организациям с 1 января 1932 г. осуществлять руководство нацменьшинствами только на их родном языке. Для этого в национальном отделе ДКИК создавалось объединенное переводческое бюро, были организованы курсы подготовки переводчиков.

В 1932 г. институт уполнацмена при президиуме ДКИК был расширен до отдела нацменьшинств, при нем действовали корейский, китайский, украинский и еврейский секторы, но в феврале 1933 г. секторы были ликвидированы, вместо них оставлены три инструктора — по корейским, еврейским и китайским вопросам.

Но и эти реорганизации мало изменили ситуацию. В 1933 г. инструктор отдела нацменьшинств Ким-Тову вынужден был написать докладную записку на имя секретаря Далькрайкома ВКП(б) Лаврентьева и председателя ДКИК Крутова о низкой эффективности работы отдела нацменьшинств, в котором секторы «не связаны между собой и никем не руководимые». «Наш отдел «существует» только юридически,— писал автор,— а фактически с первого же дня его организации замер».

В середине 30-х гг. XX в. в сталинской доктрине по национальному вопросу появилось положение о том, что в результате создания единого социалистического уклада и помощи русского народа другим нациям в СССР ликвидированы элементы национальной отсталости. Из этого следовало, что необходимость в дальнейшем возмещении неравенства в положении русских и нерусских наций отпадала. В Конституции СССР 1936 г. и Конституции РСФСР 1937 г., как и в других официальных документах, исчезло само упоминание термина «национальные меньшинства», что знаменовало собой поворот от политики коренизации и национализации к так называемой интернационализации. В конце 30-х гг. в стране в целом и на Дальнем Востоке в том числе были свернуты все формы работы с нетитульными этническими группами и ликвидированы многочисленные нациоанльные районы и сельсоветы.

Контрольные вопросы

1. Какая община иммигрантов была самой большой на Дальнем Востоке?

2. Сколько было в Приморье корейских сельсоветов?

3. Какие были функции национального отдела ДКИК?

4. Какие секторы действовали при президиуме ДКИК?

5. Каково было положение китайского населения в Приморье?

6. Когда начался процесс интернационализации?

Старообрядцы на Дальнем Востоке, Сахалине и Хоккайдо (вторая половина Х1Х- 40-е годы ХХ в.)

Аргудяева Ю.В.

Дальний Восток России в системе международных отношений в Азиатско-Тихоокеанском регионе: история, экономика, культура, Владивосток: Дальнаука, 2006.

Основные сферы хозяйственной деятельности большинства крестьян-старообрядцев дальневосточного региона во второй половине XIX — первой трети XX в. были традиционными для русских — земледелие и связанное с ним тягло-молочное скотоводство, превалировавшие в степных и лесостепных районах Приамурья и Приморья. В таежных горных массивах Сихотэ-Алиня, на побережье Японского моря основной доход приносили охота, рыболовство, морской промысел. Поселившиеся здесь староверы не оставили полностью свое традиционное занятие — хлебопашество, старались распахать хоть немного десятин под хлеб, но из-за местных природных условий им пришлось существенно изменить свой аграрный календарь, приспособить свои традиции. Зато условия побережья Японского моря — отсутствие гнуса и обилие кормовых трав — делали здесь особенно рентабельным скотоводство.

Известно, что старообрядцы быстро, в течение двух—трех лет полностью обустраивались на новом месте. Староверы в своей хозяйственной деятельности старались использовать все природные ресурсы, которыми располагал Дальний Восток. Они хорошо адаптировались к местным условиям и стремились, насколько это было возможно, вести комплексное хозяйство, с успехом применяя как принесенные сюда приемы, так и традиции аборигенных и других народов Дальнего Востока.

Там, где плохо развивалось земледелие, хлебопашество как основной вид занятия сменили таежные промыслы. Помимо сборов дикоросов, они занимались пчеловодством, рыболовством, морским и лесным промыслами, охотой, справедливо полагая, что эти виды товарной продукции в данных природно-климатических условиях принесут больше выгоды. Основной товарной продукцией у таежных жителей стал соболь. На изюбрей охотились как для использования мяса, так и добычи рогов-пантов, которые у них приобретали для медицинских целей китайцы. Некоторые загоняли диких изюбрей в домашние хозяйственные постройки только на время — на период удаления рогов-пантов — после чего отпускали. Это был и элемент охраны природы.

Хорошую продукцию для жизнеобеспечения давала рыба, которой изобиловали реки, озера, море. В процессе добычи диких животных и рыбы пользовались традиционными приемами, используемыми разными народами — принесенными в дальневосточный регион русскими и распространенными у аборигенных (нанайцев, удэгейцев, нивхов) и иных пришлых (китайцев, корейцев) народов. У китайцев старообрядцы восприняли культуру корневки — способы добычи целебного корня женьшеня.

Для производственной деятельности старообрядцев Дальнего Востока было характерно комплексное ведение хозяйства с использованием всех ресурсов дальневосточного региона и с опорой как на региональные традиции русских, так и заимствованные от живших здесь народов.

Полностью старообрядцы придерживались традиций в духовной культуре, касающейся религиозных воззрений, деятельности православной и сельской общины и, с некоторыми изменениями, в календарной и семейной обрядности. Определенные изменения в хозяйственной деятельности повлияли и на превалирование в пище, в зависимости от региона расселения, тех или иных продуктов. Однако основа системы питания, кулинария, определенные абсолютные или религиозные пищевые запреты, использование проточной («бегущей») воды сохранились полностью. Придерживались и традиции в строительстве и конструктивных особенностях жилых и хозяйственных построек, с непременным использованием бани. Стойко соблюдали традиции основных знаковых функций одежды в ее покрое и деталях отделки, причем удерживались как очень древние формы и стадиальные варианты русского костюма, так и складывались на основе локальных различий и заимствований у аборигенных народов местные комплексы, в основном, в охотничьей одежде.

Есть ряд свидетельств российских исследователей об организованном переселении старообрядцев прибрежных районов Приморья на о-в Сахалин в 40-е гг. XX в. В частности, из старообрядческих прибрежных поселков Усть-Соболевка, Амгу и др. Тернейского района Приморского края переселяли целые крестьянские хозяйства со всем скарбом для организации на Сахалине рыболовецких артелей.

Часть этих старообрядческих фамилий зафиксировали японские исследователи в деревнях, в том числе в Романовке, названной так в честь последнего русского царя. Они возникли в начале 30-х гг. XX в. недалеко от Харбина, куда староверы, уходя от коллективизации в России, тайно перебрались из Приморья, Забайкалья, Алтая.

Контрольные вопросы

Чем занимались старообрядцы на Дальнем Востоке?
На кого охотились старообрядцы? В чем была специфика добычи пантов?
Что они замствовали у других народов?
Какие традиции по-прежнему оставались у старообрядцев?
Почему они стали покидать Дальний Восток?

Приказ НКВД № 00447 «Об операции по репрессированию… антисоветских элементов». Дальний Восток, 1937-138 гг.

Чернолуцкая Е.Н.

Россия и АТР. 2005. № 3.

1937—1938 годы вошли в историю советской репрессивной системы как Большой террор — особо кровавый период, отличавшийся необычайной жестокостью ведения следствия, абсурдной повальной фальсификацией уголовных дел, массовостью арестов и смертных казней. Он включал в себя также повальные «чистки» предприятий и парторганизаций, многолюдные собрания «общественности» истерического характера и т.п. Однако в связи с ограниченными рамками статьи остановимся только на действиях органов НКВД. Введение в научный оборот ранее секретных документов и современные исследования позволяют более четко определить рамки, выделить основные этапы и направления репрессий этих лет.

На Дальнем Востоке одними из первых жертв нового витка террора стали представители реальной троцкистской оппозиции, осужденные ранее и отбывавшие наказание на Колыме, куда их привезли в 1936 г. из различных лагерей страны. В 1937 г. в Дальстрое против них было возбуждено новое следствие по делу о так называемом «Колымском троцкистском центре», по которому 1—18 марта 1937 г. к расстрелу приговорили пять человек (С.Я. Кроль, Ю.А. Барановский, И.М. Бесидский, С.О. Болотников, М.Д. Майденберг).

Исполнение приговора произошло спустя полгода.

В это время управление НКВД на Дальнем Востоке возглавлял Т.Д. Дерибас, находившийся на своей должности с декабря 1929 г. Однако центральное руководство, видимо, не вполне рассчитывая на силы местных кадров, выслало в ДВК своих эмиссаров. В Хабаровск 23 апреля 1937 г. прибыла бригада во главе с начальником одного из оперативных управлений центрального аппарата НКВД Л.Г. Мироновым. Москвичи внедряли «новые методы» в работу следственных органов — запугивание арестованных, фальсификацию протоколов, «конвейерные» допросы. Основные усилия бригады были сосредоточены наруководящих кадрах края, следствие по делам которых давало возможность «раскрыть» внушительный троцкистский заговор. Начались аресты также в командном корпусе армии и среди самих сотрудников ГБ.

Тогда же «для оказания помощи железным дорогам на Дальнем Востоке» прибыла бригада во главе с помощником начальника Транспортного отдела ГУГБ НКВД СССР И.А. Грачом. Сначала она работала в дорожнотранспортном отделе (ДТО) ГУГБ НКВД Амурской железной дороги (г. Свободный), а затем — в Хабаровске в ДТО Дальневосточной железной дороги. Один из бывших чекистов-дальневосточников в период реабилитации свидетельствовал, что до приезда бригады ни одной крупной шпионскодиверсионной террористической организации на жд. транспорте в регионе вскрыто не было. Но бригада Грача сразу же «обнаружила» таковые. В протоколах следствия, которое она вела, приводились заведомо ложные факты взрыва мостов, организации крушения скорых поездов, массовых отравлений рабочих и служащих и т.п. При этом местные работники ДТО к следственной работе по этому делу не привлекались, и даже руководство отделом не было ознакомлено с протоколами допросов арестованных. Во время следствия бригадой Грача применялась так называемая конвейерная система допроса арестованных, сутками стоявших в кабинетах.

Для многих следствие заканчивалось высшей мерой наказания. В мае, по не полным данным, в г. Свободном было расстреляно 44 чел. В Хабаровске в мае погибли не менее 37, а летом и осенью 1937 г. — около 500 сотрудников дальневосточной железной дороги. (И.А. Грач был арестован в декабре 1938 г., расстрелян в мае 1939 г).

Волна арестов в крае усилилась после XII Дальневосточной партийной конференции (конец мая 1937 г.), проходившей в атмосфере истерических разоблачений происков «врагов народа». Даже на малолюдном Северном Сахалине за первое полугодие 1937 г. были арестованы 2 600 чел., что составляло более 2 % его населения.

Начальник УНКВД по ДВК Т.Д. Дерибас критически отнесся к приезду московской бригады и по мере возможности не давал разрешения на расширение необоснованных арестов. Однако москвичи настойчиво добивались своей цели. Необычайную активность проявил один из них — А.А. Арнольдов, который не только собственноручно сфабриковал материалы на арестованных начальника «Дальлеса» П.Г. Гербека, председателя Далькрайисполкома Г.М. Крутова и др., но и втайне от непосредственного начальства с нарочным отправил на имя руководства НКВД копии этих документов, сопроводив их запиской о «тяжелой обстановке в дальневосточном УНКВД» и сопротивлении Т.Д. Дерибаса и его заместителя Д.В. Западного деятельности бригады. В последних числах июля 1937 г. Дерибас был отстранен от должности, а 12 августа арестован.

Судьба начальника УНКВД ДВК попала в водоворот второго — (наивысшего) — этапа Большого террора, который длился с августа 1937 по ноябрь 1938 г.

Новым начальником дальневосточного УНКВД стал Г.С. Люшков, до этого занимавший такую же должность в АзовоЧерноморском крае, где под его руководством активно разоблачались «троцкистскобухаринские шпионы».

В августе 1937 г. были арестованы начальники Приморского областного управления НКВД Я.С. Визель (занимал эту должность с сентября 1933 г.; отравился во время следствия) и Амурского областного отдела ГПУ НКВД Г.А. Давыдов (на должности был с декабря 1932 г.; расстрелян в феврале 1938 г.).

На Колыме почти весь руководящий аппарат Дальстроя был заменен в декабре 1937 г. Директора треста Э.П. Берзина, отправленного в отпуск, арестовали недалеко от Москвы, 1 августа 1938 г. он был осужден Военной коллегией Верховного суда СССР и расстрелян. Его судьбу разделили почти все руководители управлений ДС.

Тогда же в Магадан прибыла московская бригада следователей НКВД в составе М.П. Кононовича, М.Э. Каценеленбогена, Л.А. Виницкого и С.М. Бронштейна. Совместно с дальневосточными работниками ГБ они сфабриковали дело о «Колымской антисоветской, шпионской, повстанческо-террористической, вредительской организации», которая якобы имела связи с «антисоветской шпионской организацией ДВК» (Дерибас, Лаврентьев, Крутов и др.) и «широко разветвленную бандитско-повстанческую сеть» среди заключенных. Бригаду вернули в Москву только в конце 1938 г.

В мае 1938 г. политбюро приняло решение освободить Г.С. Люшкова от работы на Дальнем Востоке и отозвать его в центральный аппарат НКВД. Однако в ночь с 12 на 13 июня он, прихватив ценные документы, бежал в Маньчжоу-Го.

Пожалуй, лишь один руководитель НКВД среднего звена на Дальнем Востоке казался непотопляемым — начальник Сахалинского областного управления НКВД и начальник погранотряда В.М. Дреков. Он работал в этой должности с мая 1931 г. и перехил ни одного краевого начальника. По мере ужесточения государственной репрессивной политики Дреков все больше превращался в настоящего диктатора местного значения, организовывал повальные аресты, внедрял пытки, жестоко расправлялся с недовольными. Неслучайно период Большого террора на Сахалине в народе назвали «дрековщиной». Арестовав первых секретарей Сахалинского обкома партии П.М. Ульянского (октябрь 1937 г.), а позже Ф.В. Беспалько (июнь 1938 г.), он длительное время сам секретарствовал, сосредоточив таким образом в своих руках областную власть не только по линии НКВД, но и партийную. И только в сентябре 1938 г. он был арестован, а в начале 1940 г. приговорен к ВМН за «измену Родине», «вредительство», «террор», «участие в контрреволюционной организации». Расстрелян в феврале 1940 г. в Москве.

Одной из наиболее массовых жертв операции стали крестьяне. На Дальнем Востоке, пожалуй, не было ни одного района или села, где бы сотрудники НКВД не «вскрыли» различного рода кулацкие, белогвардейские, казачьи и т.п. организации.

По сфальсифицированным делам проходили также бывшие члены небольшевистских партий, их родственники и знакомые.

Всем, проходившим по делу, инкриминировали подготовку к свержению советской власти, «установлению так называемого демократического государства с участием в управлении всех политических партий вплоть до кадетов и исключая коммунистов», «созданию на Дальнем Востоке буферного государства наподобие ДВР, захвату в дальнейшем руководящей роли эсеров в управлении буферным государством».

Жертвами приказа 00447 стали и религиозные деятели. Так, в октябре 1937 г. УНКВД по ДВК сфабриковало дело о церковномонархической шпионской организации в г. Ворошилове (совр. Уссурийск).

Другим направлением операции по приказу 00447 было репрессирование заключенных тюрем и исправительно-трудовых лагерей.

Акция начиналась 10 августа 1937 г. и должна была продлиться два месяца.

Общий «лимит» для всех ИТЛ в СССР устанавливался в 10 тыс. чел. с распределением долей каждому лагерю. Но так же, как и по основной операции, указанные в директиве сроки продлевались, а «квоты» пересматривались.

Современные исследования показывают, что наиболее трагические события происходили в 1938 г. в лагерях ДВК. Специальное решение политбюро ЦК ВКП (б) от 1 февраля 1938 г. «Вопросы НКВД по Дальнему Востоку» предусматривало усиление охраны государственной границы СССР с Японией, Кореей, Маньчжурией, МНР и требовало установления строгого режима на приграничной территории. В связи с этим намечался комплекс мер по так называемой «очистке» дальневосточных лагерей. Он, в частности, включал в себя дополнительное репрессирование 12 тыс. заключенных, осужденных за шпионаж, террор, диверсии, измену Родине, повстанчество, бандитизм, а также уголовников-профессионалов.

Если по Бамлагу и Дальлагу приговоры выносила «тройка» ДВК, то для Дальстроя была учреждена собственная «тройка», которая вершила судьбы заключенных Севвостлага и вольнонаемных работников треста. Официально она подчинялась «тройке» ДВК.

Приказы наркома внутренних дел от 15 августа 1937 г. и 17 октября 1938 г. обязывали органы безопасности репрессировать также жен «изменников родины», а циркуляр от 20 мая 1938 г. — и «социальноопасных» детей репрессированных родителей, «проявляющих антисоветские и террористические настроения и действия».

Вторая глобальная кампания в рамках Большого террора включала в себя операции по репрессированию ряда национальных контингентов. во Второй половине 1937 г. — начале 1938 г. Ежов подписал серию приказов, утвержденных политбюро ЦК ВКП(б), которые охватывали 12 этнических и одну неэтническую группу харбинцев (лица, вернувшиеся в СССР из Маньчжурии, в основном —бывшие работники КВЖД).

На Дальнем Востоке наиболее пострадавшими были поляки, немцы, китайцы, эстонцы, латыши, харбинцы

Таким образом, государственный террор охватил не только все социальные, но и все демографические группы населения СССР.

Репрессивная «аномалия» поставила всю страну в обстановку социального стресса. Все государственные и партийные инстанции захлестнул поток заявлений, жалоб и просьб разобраться по фактам необоснованных арестов и приговоров. Значительные неудобства стали испытывать все отрасли экономики из-за постоянного выбытия кадров в связи с арестами, исключениями из партии и увольнениями «врагов народа». В начале 1938 г. Сталин сделал первую попытку смягчить сопутствующие гонке террора явления. Январский пленум ЦК ВКП(б) принял постановление «Об ошибках парторганизаций при исключении коммунистов из партии, о формально-бюрократическом отношении к апелляции исключенных из ВКП(б) и о мерах по устранению этих недостатков». К этому времени в Далькрайкоме ВКП(б) имелась 101, в краевой партийной коллегии — 705 нерассмотренных апелляций, не считая апелляционных дел в областных и районных комитетах.

Однако это послабление касалось только действий партийных органов. Реальные признаки торможения Большого террора наметились лишь осенью

1938 г., а официальное его окончание относится к середине ноября 1938 г..

До сих пор мы не можем точно сказать, сколько человек стали жертвами Большого террора на Дальнем Востоке. Как показано выше, только по приказу 00447 в регион было спущено три «лимита» на репрессирование в общей сложности 36 тыс. чел., в том числе на расстрел — 25 тыс. и на заключение в лагеря — 11 тыс. чел. По подсчетам М. Юнге и Р. Биннера, суммарный «лимит» составил 1,5 % от численности населения ДВК, это был наивысший удельный вес по сравнению с другими регионами страны.

Помимо этих жертв приказа 00447, осужденных «тройками» ДВК и Даль

строя, в общую цифру репрессированных в годы Большого террора входят лица, арестованные в марте—июне 1937 г. и в ходе антинациональных операций второй полвины 1937—1938 гг. Они были осуждены другими судебными и внесудебными инстанциями. Однако итоговых цифр по этим категориям на Дальнем Востоке также не выявлено.

Контрольные вопросы

Какие категории населения подверглись репрессиям по приказу 00447?
Каковы были отношения между местными органами НКВД и московскими комиссиями?
Какой регион Дальнего Востока наиболее сильно пострадал в ходе репрессий?
Какие системы лагерей существовали на Дальнем Востоке?
Кто стал наиболее массовой жертвой репрессий?

Военные моряки-тихоокеанцы в войне против Германии.

Бородин А.В.

Россия и АТР. 2005. № 2.

Когда гитлеровская Германия начала войну против СССР, Тихоокеанский флот, хотя и находился в десяти тысячах километров от фронта, сразу же был приведен в состояние повышенной боевой готовности. Дело в том, что Япония как союзник Германии могла в любой момент нарушить договор о нейтралитете, заключенный между СССР и Японией 13 апреля 1941 г., и вступить в войну на стороне Германии.

В течение всей войны Советского Союза с Германией обстановка на Дальнем Востоке оставалась крайне напряженной.

В такой сложной обстановке главные задачи Тихоокеанского флота состояли в обороне побережья, защите своих путей сообщения на море, в нарушении морских коммуникаций противника (в случае нападения Японии), организации противодесантной обороны дальневосточных берегов. В этой связи Тихоокеанский флот в первые же дни войны с Германией выставил оборонительные минные заграждения на подходах к Владивостоку, Советской Гавани, Петропавловску-Камчатскому. Эти минные поля в сочетании с береговой и корабельной артиллерией должны были в основном обеспечить защиту советских берегов от десантов возможного противника и проникновения к нашим базам его кораблей.

Кроме того, военные моряки-тихоокеанцы, пока шла война с Германией, строили и укрепляли на Дальнем Востоке военно-морские базы, аэродромы, ангары, мосты, береговые и зенитные батареи. С гораздо большей, чем до войны, интенсивностью проводилась боевая подготовка личного состава кораблей, частей и соединений флота.

На фронты сражений с немецко-фашистскими захватчиками были направлены 153 тыс. военных моряков-тихоокеанцев. Они участвовали в битвах под Москвой и под Сталинградом, в обороне Севастополя и Ленинграда, в боях за Северный Кавказ и Заполярье... Тихоокеанцы воевали с гитлеровцами на Северном, Черноморском, Балтийском флотах, на речных и озерных флотилиях. В битве за Москву в 1941 г. военные моряки Тихого океана героически сражались в составе 62-й, 64-й, 71-й и 84-й морских стрелковых бригад. 62-я отдельная морская стрелковая бригада, которой командовал полковник В.М. Рогов, прошла с боями в Подмосковье 150 км. Она разгромила 3 вражеских полка и освободила от противника 40 населенных пунктов. 64-я отдельная морская стрелковая бригада (командир полковник И.М. Чистяков), действуя в составе 20-й армии, вначале вела под Москвой оборонительные бои и надежно удерживала свои рубежи. Когда в декабре 1941 г. началось наступление советских войск, бригада, тесня противника, прошла с боями 233 км и очистила от вражеских войск 78 городов и сел Подмосковья и других областей. 20 декабря 1941 г. эта бригада освободила город Волоколамск — крупный опорный пункт немецкой обороны на рубеже реки Ламы.

Не менее самоотверженно воины-тихоокеанцы сражались и в Сталинграде. Всей стране было известно имя тихоокеанца снайпера В.Г. Зайцева из легендарной 62-й армии генерала В.И. Чуйкова. Это Зайцеву принадлежат крылатые слова, ставшие девизом для всех защитников города: «Пока враг не разбит, за Волгой для нас земли нет!».

На всех фронтах войны с Германией военные моряки-тихоокеанцы сражались с гитлеровцами мужественно и умело, не щадя своей крови и самой жизни для достижения полной победы над врагами. Эти слова относятся к 1-й отдельной лыжной бригаде, которой командовал майор И.И. Понтяр, состоявшей в основном из моряков-тихоокеанцев. В 1943 г. бригада отличилась в боях под Орлом. Эти слова можно отнести и к 63-й отдельной морской стрелковой бригаде полковника А. М. Крылова, в составе которой воевали 1 500 тихоокеанцев. Бригада прославилась в обороне Заполярья.

То же самое можно с полным основанием сказать и об экипажах ряда надводных кораблей и подводных лодок Тихоокеанского флота, которые в годы войны с Германией влились в состав Черноморского и Северного флотов. Беспримерный переход из Владивостока в Полярное через Тихий и Атлантический океаны совершили пять тихоокеанских подводных лодок.

В главную базу Северного флота —Полярное подводные лодки пришли весной 1943 г. Вскоре они включились в боевые действия и в первых же походах показали высокое Москвой (1942 г) мастерство. За отличие в боях «С-56» была удостоена гвардейского звания, «С-51» стала Краснознаменной, а командиры этих лодок Г.И. Щедрин и И.Ф. Кучеренко стали Героями Советского Союза. («С-56» потопила 9 кораблей противника. Сейчас она водружена на пьедестал во Владивостоке в мемориале «Боевая слава Тихоокеанского флота»).

И так военные моряки-тихоокеанцы сражались повсюду: на Северном, Балтийском, Черном морях, под Москвой и под Ленинградом, в Севастополе и Сталинграде, в горах Кавказа, при штурме Кенигсберга и Берлина...

Особое мужество, отвагу, незнание страха в бою, которое проявляли на фронтах Великой Отечественной войны моряки-тихоокеанцы, высоко оценивали наши известные полководцы.

Словом, в годы войны с Германией в летопись подвигов Великой Отечественной войны моряки-тихоокеанцы вписали немало ярких, немеркнущих страниц.

Контрольные вопросы

Какие меры предпринял Тихоокеанский флот для сдерживания предполагаемой агрессии Японии?
Что вы можете сказать о действиях моряков-дальневосточников в сухопутных сражениях ВОВ?
Как отличились корабли ТОФ в ВОВ?
Кого вы можете назвать из моряков-дальневосточников, ставшие героями Советского Союза?

Российская эмиграция в Маньчжурии в годы второй мировой войны

Василенко Н.А.

Россия и АТР. 2005. № 2.

Существование российской дальневосточной эмиграции в 30—40-е годы на территории Китая, в частности в Маньчжурии, напрямую зависело от японского режима. До оккупации Маньчжурии Японией российская диаспора на территории КВЖД и в ее административном центре Харбине представляла собой организованное сообщество, своеобразное «государство в государстве», в котором действовали российские законы, работали образовательные, научные, медицинские и прочие учреждения, это был своеобразный «уголок» многонациональной России. Оккупация Маньчжурии Японией, длившаяся более 13 лет, внесла существенные изменения в общественно-политическую, экономическую и культурную жизнь российской эмиграции.

В антисоветской деятельности японские власти в Маньчжоу-Го делали ставку прежде всего на представителей белой эмиграции, большинство которых лелеяли надежду на восстановление прежнего режима в России. Японской администрацией было взято на учет все мужское население русского зарубежья Маньчжурии. Из бывших белогвардейцев формировались казачьи полки, охранные жандармские отряды и спецкоманды по борьбе с партизанами. Все эмигрантские организации могли существовать с разрешения японских военной и гражданской администраций. Организация Российского общевоинского союза (РОВС), созданная еще в 1924 г. по инициативе барона П.Н. Врангеля, в 1935 г. раскололась, и в том же году японцами был сформирован «Дальневосточный союз военных», предназначенный для объединения бывших военных российских царской и белой армий. В него вошли «Союз казаков на Дальнем Востоке», «Российский фашистский союз», «Союз мушкетеров» и другие военизированные эмигрантские организации.

Антикоммунистическую деятельность проводило общество Кио-Ва-Кай, появившееся в 1932 г. Для работы среди белой эмиграции в этом обществе создали Особый отдел с русскими сотрудниками, для влияния на молодежь в 1939 г. была организована российская эмигрантская организация молодежи Кио-Ва-Кай, а в 1940 г. — Высшие курсы Кио-Ва-Кай.

В 1934 г. было создано Бюро по делам российских эмигрантов в Маньчжурии (БРЭМ) — связующее звено между японскими властями и эмигрантами. В 1940 г. эта организация была переименована в Главное бюро по делам российских эмигрантов. Руководители БРЭМа А.П. Бакшеев, В.А. Кислицын, Л.Ф. Власьевский фактически действовали по указке японской администрации. Отделения БРЭМа возникали в городах и на станциях КВЖД. В 1938 г. произошло объединение БРЭМа и Союза военных под единым руководством В.А. Кислицына.

С целью активизации антисоветской работы среди эмигрантов создавались антикоммунистические комитеты, которые проводили митинги, собрания и акции протеста. 1 июня был объявлен Днем Антикоминтерна, 7 ноября — Днем непримиримости, основное назначение этих дней состояло в поддержании антибольшевистских настроений в среде эмиграции. Одной из самых организованных антисоветских обществ в Маньчжурии была Русская фашистская партия, созданная в 1931 г. в Харбине белоэмигрантами. Бессменным руководителем партии до ее роспуска был К.В. Родзаевский. Деятельность русских фашистов полностью контролировалась японскими военными властями.

При содействии лидера фашистской партии К.В. Родзаевского в 1932 г. в Харбине появилось женское объединение «Российское женское фашистское движение» (РЖФД), в 1941 г. в его рядах было 226 членов.

Таким образом, жизнь российской эмиграции в Маньчжурии была весьма насыщенной в политическом отношении. Политику Японии поддержала часть белоэмигрантов и с ее помощью активно готовилась к развалу советского строя на случай возвращения на родину. И такое настроение среди многих белоэмигрантов сохранялось до конца второй мировой войны.

Однако за годы японской оккупации Маньчжурии произошло существенное сокращение численности российской эмиграции. После продажи в 1935 г. КВЖД Японии с дороги были уволены советскоподданные служащие и рабочие, на их место пришли японцы и белоэмигранты. Затем была прекращена выплата пенсий бывшим работникам дороги. Многие пытались найти работу в других городах Китая, проживало русское население, или выехали в Советский Союз. Как отмечают китайские исследователи, в 1935 г. на родину возвратилось до 25 тыс. чел., в 1936 г. на дороге оставалось 5 тыс. советских подданных, а в 1939 г. — всего лишь 1 тыс. чел. Японские власти взяли на учет всех эмигрантов, им было предложено приобрести маньчжурское гражданство, в противном случае в течение 24 часов они должны были покинуть пределы Маньчжоу-Го.

Советскоподданные рабочие и служащие после увольнения с КВЖД в основном возвращались в Советский Союз. Тех, у кого не было ни советского, ни китайского гражданства и если при этом они не признавали японскую администрацию, называли по-китайски «хун лобу» («редисками»), т.е. «красные снаружи, а белые внутри», из этого числа многие предпочли выехать позже в другие страны мира. Незначительное число эмигрантов приняли китайское гражданство. Однако в указанные годы часто наблюдались случаи перехода из одного гражданства в другое. Часть бесподданных эмигрантов выезжали в другие города русского рассеяния в Китае — Шанхай, Тяньцзинь, Пекин. По окончании второй мировой войны наступил этап массового исхода русских эмигрантов из Китая.

После капитуляции Японии, по данным переписи 1946 г., советских граждан в Харбине находилось 18 448 чел., а бесподданных — 11 074 чел., для сравнения, в год продажи Японии КВЖД советскоподданных было 29 493 чел., а бесподданных — 7 384 чел., т.е. произошло сокращение числа советских граждан и увеличение числа лиц без гражданства.

Советский Союз, не желая обострения международной ситуации на Дальнем Востоке, не только продал японской марионеточной империи Маньчжоу-Го КВЖД, но и подписал в апреле 1941 г. с Японией пакт о ненападении, который был дополнен Декларацией о взаимном уважении территориальной целостности и неприкосновенности границ Монгольской Народной Республики и территории Маньчжоу-Го.

О подписании советско-японского пакта о нейтралитете было сообщено во всех харбинских газетах. Русское население Маньчжурии получило ряд послаблений со стороны японских властей. Например, не принимать участия в учениях по противовоздушной обороне, не совершать поклонов в сторону японских храмов и резиденций императоров Маньчжоу-Го и Японии на официальных церемониях и пр.

Несмотря на сложные условия японской оккупации, жизнь русской эмиграции продолжалась. В годы войны выходили в свет эмигрантские издания, действовали литературные объединения, функционировали некоторые эмигрантские организации, но только с разрешения японских властей. Непростая ситуация сложилась в системе образования.

Русской молодежи разрешалось обучаться на разных практических курсах и на курсах японского языка. Японский язык и военная подготовка в начале 40-х годов стали обязательными предметами во всех учебных заведениях.

В 1935 г. был прекращен прием русских студентов в Харбинский политехнический институт, обучение переводилось на японский язык, в 1938 г. ХПИ выпустил последних русских инженеров.

Начало второй мировой войны по-разному было воспринято русской творческой интеллигенцией: кто-то уехал в другие страны или перебрался в Шанхай. Однако те, кто остались в Харбине, продолжали в сложившихся обстоятельствах творческую деятельность. Так, культурно-просветительское общество Мантэцу в марте 1941 г. провело выставку картин русских художников. В начале 40-х годов в Харбине широко был известен струнный квартет, который регулярно выступал с концертами. В 1941 же году прошел Всеманьчжурский вокально-музыкальный конкурс для русских деятелей искусства. В 1943 г. перед возвращением на родину дал свой последний концерт А.Н. Вертинский.

В Харбине в 30—40-е годы работала прекрасная плеяда артистов драмы, балета, оперы и оперетты. Творческая молодежь получала хореографическое образование, не выезжая из Харбина. В городе были открыты балетные школы А.Н. Андреевой, Е.В. Квятковской, Н.И. Феоктистова, В.К. Ижевского на отъезд основного ядра театра оперетты «Азия» в Шанхай в начале 40-х годов, в Харбине в 1943—45 гг. оперетты ставились оставшимися артистами в Железнодорожном собрании, Коммерческом собрании и Чуринском клубе.

Самым популярным был еженедельный литературно-художественный иллюстрированный журнал «Рубеж», который выходил в Харбине с 1926 по 1945 г. 20 августа 1942 г. японские власти издали «закон» о печати, после которого русская пресса стала испытывать большие затруднения. С сентября 1942 г. по приказу японских властей «Рубеж» стал выходить три раза в месяц. На страницах журнала печатались не только стихи и рассказы, но и популярные очерки и статьи на злободневные темы. Журнал расходился по всем уголкам русского рассеяния.

Таким образом, русское эмигрантское население Маньчжурии неоднозначно отнеслось к началу второй мировой войны. Оно разделилось на два лагеря: тех, кто, продолжая служить японскому режиму, надеялся с помощью Японии разрушить советский строй, и тех, кто с первых дней войны вносил посильный вклад в будущую победу советского народа над фашизмом.

Контрольные вопросы

Каковы были отношения японской администрации с белогвардейцами в Маньчжурии?
Какие организации были созданы белоэмигрантами?
Какие были отношения с советскими работниками КВЖД?
Как проходила культурная жизнь русской эмиграции в Маньчжурии?
Как относилось русское население Маньчжурии к победе СССР в ВОВ?

Blog