Феномен человека вчера и завтра

Вид материала

Подобный материал:

1 ... 14 15 16 17 18 19 20 21 ... 26

§II ТРИНАДЦАТОЕ ПРАВИЛО

И хотя устремления Торквемады, к счастью, не осуществились, опытом Супремы воспользовалась римская курия. Это произошло в начале XVI в., когда Европу охватили сомнения в истинности доктрин римско-католической церкви, что было связано с неопределенностью многих догм христианства. На этот момент обращается внимание в статье «Христианство» (христианская религия. - В.П.) Энциклопедии Дидро и Д'Аламбера: «...поскольку она предлагает своим приверженцам символ веры, содержащий много неясных догм, она неизбежно заставляет умы делиться на секты, каждая из которых изменяет этот символ веры по своему вкусу. Отсюда те религиозные войны, пламя которых так много раз губило государства, становившиеся театром для этих кровавых сцен. Это свойственное христианам неистовство, было несчастным последствием догматического духа, якобы прирожденного христианству. Язычество существовало как бы разделенное на многие секты, но, поскольку все они были взаимно терпимы, в их среде никогда не разгорались религиозные войны» [1].

На Тридентском соборе казалось бы постановили окончательно, что с протестантами нельзя найти общего языка, заключать соглашения, их учение исключается из официальной Доктрины. Однако оставался сомневающийся христианский мир, в котором не затихали дискуссии вокруг фундаментальных проблем веры. Папа Павел III в недобрый час задал двум кардиналам, неаполитанцу Карафе и испанцу Хуану Альваресу де Толедо, вопрос о том, что делать? Эти два старых доминиканца ответили, что в моменты опасности необходимо использовать радикальное средство - священную инквизицию, действующую по испанской системе. Их мнение поддержал испанец, иезуит Игнатий Лойола. В 1542 г. папской буллой в Риме был учрежден центральный инквизиционный трибунал с неограниченными правами, что явилось актом открытого недоверия итальянскому духовенству и привело, по выражению Якова Буркхардта, к испанизации более или менее свободной до того времени Италии. В то же время для борьбы с «христовыми врагами» и отступниками был создан орден иезуитов, во главе которого стал Игнатий Лойола [2]. Рассмотрим вначале его биографию для того, чтобы понять, почему именно этом}' фанатичном}' ордену, возглавляемому им, удалось потеснить множество других католических орденов и осуществить тотальный контроль над мыслями, духовной жизнью многих людей в мире.

Игнатий Лойола происходил из испанского рыцарского рода, родился в 1491 г. В детстве у него обнаружились необыкновенные способности, однако их никто не развивал. Он сам научился читать и писать на испанском языке, фехтовать, ездить верхом, танцевать и играть на мандолине [3]. В 14 лет его определили пажом ко двору Фердинанда и Изабеллы и благодаря этому он стал великолепным кавалером: владел искусством любезничать с дамами, писал любовные объяснения в стихах, разыгрывал на мандолине нежные куплеты и со шпагой в руках защищался во время своих ночных серенад от ревнивых мужей, братьев и женихов. Его образ жизни ничем не отличался от образа жизни молодых людей его сословия. Следует заметить, что Лойола был хорош собой, у него был широкий, открытый лоб, пламенные глаза, красивый римский нос, свежий цвет лица, крепкое и пропорциональное сложение, средний рост. Неудивительно, что он имел успех у женщин и пользовался уважением среди мужчин.

Будучи светским кабальеро, он довольно быстро постиг бессмысленность придворного образа жизни и движимый сильным честолюбием поступил на военную службу, где быстро достиг звания капитана. Его признанная храбрость должна была доставить ему генеральский чин, но военная карьера была неожиданно прервана. В 1521 г. французы под предводительством маршала де Л'Эпарра осаждали город Пампелуну, который защищал дон Иньиго де Лойола, (родовое имя Игнатия Лойолы). В самый разгар боя его левая нога была поражена обломком стены, а правая раздроблена ядром. Французы оказали Лойоле медицинскую помощь и отпустили домой для окончательного излечения. Когда его переносили на носилках, сорвалась повязка, и врачи снова вскрыли огромную, едва затянувшуюся рану, чтобы отпилить еще кусок кости. Во время мучительной операции у Лойолы не вырвалось ни крика, ни стона, он даже улыбнулся, когда сестры милосердия стали рыдать при виде его мучений.

Через несколько месяцев он выздоровел и ему пришлось с ужасом убедиться, что одна его нога стала на целый вершок короче другой и что под коленом торчит безобразная кость, мешающая носить модные высокие и узкие сапоги. Тщеславие не позволило ег.гу смириться с этим несчастьем, и он заставил хирургов отпилить торчащую кость. Более того, после выздоровления он попытался удлинить свою короткую ногу, для чего приказал сделать особую машину, куда сразу же и завинтили ногу. Машину вертели, чтобы как можно больше вытянуть мускулы. Хотя боль была невыносима, Лойола спокойно ее перенес, что свидетельствовало о его громадной силе воли. Но и это не помогло, и Лойола убедился, что ему на всю жизнь суждено остаться хромым. Кроме того, длительная болезнь и страшные страдания сделали свое дело - лицо его постарело и похудело, волосы поредели, на лбу появились морщины. «Было от чего прийти в отчаяние! Ему, любимцу Дам, торжествовавшему над всеми соперниками и всюду возбуждавшем}' своим появлением зависть и удивление, приходилось теперь хромать, быть предметом сострадания и насмешки! Такая перспектива была невыносима, и было необходимо во что бы то ни стало найти выход из этого положения» [4]. И выход был найден.

Во время длительной болезни он занялся чтением. Так как в замке не оказалось рыцарских романов, он довольствовался изучением римско-католических легенд, в том числе «Цветов святых». Эта книга повествовала о необычайных лишениях западных аскетов, стремившихся достигнуть блаженства. Она произвела сильное впечатление на Лойолу. «Так делал святой Франциск, - сказал он себе, - так буду делать и я» [5]. Временами он полностью погружался в посты, самобичевание и другие мучения и истязания. Вначале это не давало эффекта, ибо на него воздействовал образ прекрасной донны Изабеллы Гизелли, в которую он был тогда пламенно влюблен. Однако убедившись в тщетности своих надежд, он перестал думать о ней. У него возникла идея стать знаменитым святым: «Таким образом, в Лойоле произошла резкая перемена, и прежний кавалер обратился в фанатика» [6].

Игнатий Лойола истязал себя весьма ревностно: по несколько дней не пил и не ел, бичевал себя цепью шесть раз в день и лишал себя по возможности сна. В конце концов он умер бы от голодной смерти, если бы не попал в госпиталь, где духовник уговорил его обращать в христианство язычников. Однако миссия Лойолы по обращению магометан в христианство кончилась неудачно, он не знал не только турецкого языка, но даже и теологии. В зрелом возрасте ему пришлось изучать латинский язык, богословие и философию в испанских университетах, а затем в Париже, где он и получил степень магистра. Занятия наукой для Лойолы были средством достижения своей цели: «обращение людей, и притом не только язычников, в христиан, но и крещеных христиан в кающихся, самоистязающихся и презирающих все мирское фанатиков, как он сам» [7].

В это время началась Реформация, и падение Рима казалось неизбежным, поэтому верный сын католической церкви Игнатий Лойола задумался над тем, как вести борьбу с ересью, как преградить путь «чуме», идущей из Германии. Свою деятельность он начал с доносов на всех еретиков, явных и тайных, шпионажа, однако быстро убедился, что этого недостаточно. К тому же бесчисленные ордена бенедиктинцев, францисканцев, доминиканцев, миноритов и прочих уже не оказывали влияния на сердца людей. Чтобы эффективно противостоять Реформации, необходимо было создать новые орудия.

И Игнатий Лойола решил образовать воинство духовных рыцарей, которое смогло бы вести победоносную борьбу с вооруженными реформаторами и их сторонниками. Энергии, железной воли и ума ему не нужно было занимать, и он создал группу из семи человек, которая послужила зародышем будущего ордена иезуитов. Самое интересное, что «парижский университет, бывший потом злейшим врагом их учения, был местом происхождения их ордена; они вышли из того самого города и из того самого университета, откуда в течение стольких веков исходил дух свободы и просвещения» [8].

В день Успенья, 15 августа 1534 г., в часовне на Монмартре было основано общество иезуитов из семи человек, которые назвали себя «слугами Спасителя Иисуса». Вот эти семь первых иезуитов: Игнатий Лойола, Пьер Лефевр (Петр Фе-бер), родом из савойского местечка около Женевы, ученый Франсуа Ксавье (Франциск Ксаверий) из испанской Наварры, Яков Лайнес из Кастилии, филолог Альфонс Сельмерона из Толедо, философ Николай Альфонс из Валенсии, Симон Родригес из Португалии. Все они учились в парижском университете, были умны и образованны, и все они приняли идею духовного рыцарства.

Игнатий Лойола развил бурную деятельность по привлечению сторонников и уже на одном из заседаний своих соратников (1539 г.) в римском доме идальго Гарцонио заявил: «Мы, рыцари, призваны самим богом, чтобы духовно покорить весь мир; поэтому вполне необходимо, чтобы наше товарищество образовало боевую дружину, способную просуществовать до конца мира. Сомневаться же в вечности мы не имеем права, потому что она формально обещана нам господом богом и Иисусом Христом» [9].

Речь шла о создании большого общества с определенной программой и уставом - ордена под именем «войска Иисуса». После долгих проволочек назначенная папой комиссия из трех кардиналов ходатайствовала об учреждении нового ордена.

Кардиналы исходили из того, что «новое общество будет служить рычагом, при помощи которого римская церковь, потрясенная Реформацией, снова подымится на высоту, а папа и папство приобретут в нем орудие, какого еще не имели» [ 10]. Общество Иисуса было утверждено папской буллой «Regimini militantis ecclesiae» от 27 сентября 1540 г.

Орден иезуитов полностью оправдал чаяния римской курии: он стал эффективным орудием в руках римской церкви в борьбе с ересями и свободомыслием. На протяжении длительного времени он был основным средством политической и идеологической экспансии Ватикана. Достаточно привести слова генерала ордена иезуитов Тамбурини (1706-1730 гг.), сказанные им маршалу Франции герцогу де Бриссаку: «...из этой комнаты я управляю не только Парижем, но и целым миром, и никто не знает, как это делается» [11]. И ныне орден иезуитов занимает особое место среди католических церковных орденов и выполняет определенные функции [12]. Не останавливаясь подробно на различного рода преступлениях, совершенных им на протяжении четырехвековой истории (они достаточно описаны в исследовательской и художественной литературе), обратимся к рассмотрению технологии формирования личности иезуитов - социальных «винтиков» черной гвардии Ватикана, фанатично преданных политике католической церкви.

Особое место в этой технологии принадлежит составленным Лойолой «Духовным упражнениям», выполнение которых в конечном счете лишает иезуита способности свободно и критически мыслить и прививает ему слепую, догматическую и фанатическую веру в самые нелепые и противоестественные идеи. «Исполнивший до конца все эти предписания неминуемо должен утратить лучшую сторону человеческого духа; самостоятельный человек исчезает; остается безмолвный, неподвижный перед начальством рядовой солдат, который по команде ходит и стоит, по команде стреляет и выделывает разные военные артикулы, сам не зная, для чего он все это делает» [13]. В результате иезуит превращается в живого робота, готового к абсолютному повиновению приказам своего начальства.

И хотя в «Духовных упражнениях» не содержится ни одной статьи из постановлений ордена иезуитов, тем не менее они являются его истоком и душой. Они весьма сухо изложены в небольшой книге и представляют собой различные методы изучения грехов, правила исповеди, молитвы, советы о том как пробуждать в себе благочестивые размышления. Все духовные образы представлены в вещественной, чувственной форме. Вот некоторые из этих правил:

«Первым делом ты должен представить местность, где происходит благочестивое событие; ибо для ясного созерцания вещественного образа Иисуса Христа или Его Святой Матери необходимо вызвать в воображении и вид местности, где Они находятся, как, например: храм, гору и вообще все, что может относиться, к предмету твоего созерцания...

Во-вторых, ты должен слышать духовным твоим Ухом, что говорят эти Лица, что говорят Лица Пресвятой Троицы об искуплении рода человеческого или ангел, беседующий с Пресвятой Девою о тайне Воплощения...

В-третьих и четвертых, ты должен чувствовать благоухание, исходящее от нашего Создателя, а также и от других лиц, созерцаемых тобою, должен испытывать необычайную и неотразимую сладость всего божественного существа их.

В-пятых, нужно осязать и лобызать их одежду, след Их ног, для того, чтобы возбуждать в себе сильное чувство любви и духовного умиления...» [14].

Далее следует инструкция по созерцанию ада; представить себе ад «в длину, ширину и высоту, объятый пламенем; слышать жалобные вопли и стоны, пронзительные крики, проклятья, смешанные с ропотом бушующего пламени; запах дыма, серы, смолы и всякой гнили, наполняющей страшную пропасть;

ощущать горчайший вкус слез, проливаемых грешниками;

жар всепожирающего пламени...» [15].

Главная цель этих упражнений состоит в полном порабощении интеллекта и в деформации нормального восприятия всех органов чувств. Все ориентировано на то, чтобы вызвать у человека галлюцинации.

Упражнения рассчитаны на четыре недели, каждый день необходимо выполнять пять упражнений, каждое из которых требует одного часа. Некоторые из них нужно выполнять ночью, при этом строго запрещается развлекать себя чем-нибудь посторонним или общаться с кем бы то ни было, кроме духовного наставника. Предписывается самоистязание, ношение тяжелых поясов и вериг, а также самобичевание тела «даже до крови», впрочем, чтобы язвы не доходили до костей.

Через четыре недели, по окончании срока испытания, человек либо посвящается в члены ордена, либо нет. Понятно, что не всякий человек может устоять против подобного рода пытки. Можно себе представить, насколько сильное воздействие производят эти «духовные упражнения», эти «созерцания» на слабохарактерного человека, с богатым воображением, испытавшего в жизни неудачи и несчастья. Достаточно привести пример «созерцания» смерти, где посвящаемый должен присутствовать при собственной кончине. Он видит своих родных, рыдающих вокруг его кровати, слышит погребальный звон колоколов, затем видит себя в гробу, зарытым в могилу и, наконец, присутствует при разложении собственного тела.

Представьте себе человека, желающего вступить в орден иезуитов. Духовник вручает ему книгу «Духовные упражнения»; он закрывается почти на целый месяц в небольшой мрачной комнате, ни с кем не общается, кроме духовника, и изощряет свое воображение, чтобы довести себя до галлюцинаций. Он вызывает видения, которые разговаривают с ним, дотрагивается до их одежд и целует их. Если ему явится не то видение, какое нужно, то он начинает сокрушаться о своих делах, бичевать и истязать свое тело, чтобы окончательно лишиться разума. И, наконец, выдержавший этот испытательный срок принимается в члены ордена иезуитов, чтобы затем пройти курс индивидуального обучения.

Для того, чтобы превратить орден иезуитов в могущественное и эффективное орудие католической церкви, Игнатий Тойола исходил из принципа индивидуального воспитания его членов. Именно это позволяет сформировать у иезуитов «внутренний дух», твердое убеждение в абсолютной правоте дела, требующего неустанных усилий. «Только при этих условиях он (Лойола, — В.П.) мог требовать от них полного, слепого послушания, послушания «трупов», которого нет ни в одной армии, ни в одной организации и которое, однако, совершенно необходимо для создания, существования и функционирования такого могущественного, можно сказать, исключительно могущественного механизма» [16].

Для подготовки «воинов Иисуса», фанатично преданных католической церкви и стойких в жизненных битвах, необходимо глубокое воздействие на их личность. Они должны пожертвовать почти всем, что в них есть человеческого. Поэтому мало внушить им убеждение в абсолютной правоте дела, нужно лишить их способности к критическому мышлению и выработать у них убежденность в ложности противоположных взглядов. Трансформация личности иезуита должна быть предельной и связана с достижением состояния фанатизма.

Для этого требуется специальное воспитание человека, воздействующее не только на ум, но и на чувства. Согласно Лойоле, внушаемые понятия должны быть пропущены сквозь горнило эмоций и переживаний. Только в этом случае понятия станут действенными. Поэтому недостаточно как интеллектуального, так и внешнего воздействия среды, необходимо нечто специфическое. Другими словами, самостоятельные действия человека должны определяться внутренне освоенными мотивам новой для него формы существования, впитать их в себя. Индивид должен на их основе построить свое новое «Я», что предполагает неанализируемость мотивов своей веры, своего послушания папе, церкви, Ватикану.

Основной акцент здесь делается на переживаниях. Это значит, например, что вместо логического анализа оснований существования ада нужно сто раз в течение часа повторять формул «ад существует» и представлять себя вечно пребывающим во всепожирающем огне, в безнадежном мраке. Это оказывает воздействие не столько на интеллект, сколько на волевую сферу индивида. Здесь используется «метод молитвы», весьма способствующий подавлению нормальной, естественной природы человека и преобразующий ее в другую искусственную, максимально пригодную для целей ордена. Не случайно устанавливается надзор за выполнением иезуитами ритуала «созерцания» в полном одиночестве.

Согласно Лопате, каждый иезуит перед сном продумывает то, что он должен «созерцать» на следующее утро. Проснувшись, он в течение некоторого времени (чуть больше получаса) перед «созерцанием» мысленно повторяет то, что ему вскоре предстоит делать. После выполнения этих упражнений его сознание поддается внушению и вполне настроено на дальнейшую деятельность. Наконец начинается само «созерцание». Иезуит подходит к месту молитвы на расстояние двух или трех шагов от него, с большим почтением отвешивает поклон, становится на колени и читает «подготовительную молитву», после этого он совершает так называемые «прелюдии».

Первая «прелюдия» для иезуита является «подготовкой почвы», когда он представляет объект — эпизод из жизни Христа, девы Марии, чистилище, ад, милосердие, грех и т.д. Если «созерцать» конкретные эпизоды из библейской истории довольно просто, то весьма трудно сделать это в отношении абстрактных понятий типа грех, «ад» и пр.

Вторая «прелюдия» состоит в том, что иезуит просит Бога помочь ему достичь того, что должно получиться как практический результат «созерцания» — нечто реальное, полезное для его собственных «духовных» нужд. Затем на смену этим сложным актам приходит основная часть, состоящая из нескольких, обычно трех, «пунктов». Предмет «созерцания» должен быть таким, чтобы его можно было «созерцать» в течение часа.

Метод натаскивания для каждого «пункта» состоит в следующем: память воспроизводит предмет «созерцания», интеллект размышляет над ним, воля принимает решения и адресует «аффекты» Богу, Мадонне и т.п. в зависимости от ситуации Исключительно важно не искажать смысла «созерцания», сводя его к умозрительному упражнению, так как человек не просто разумом, а всем своим существом должен прочувствовать, глубоко пережить его предмет. В результате сильного внушения человек принимает вдохновенные решения.

Описанное выше упражнение называется упражнением «трех способностей»: памяти, интеллекта и воли. Без этих способностей «созерцаемая проповедь» невозможна, так как ее цель состоит в глубоком усвоении продуманного и представленного памятью, чтобы вынудить человека принять необходимое решение. «Созерцание», предписываемое Лополон, наряду с деятельностью интеллекта включает так называемое «применение чувств», которое состоит в «созерцании» предмета с помощью зрения, слуха, вкуса, обоняния и осязания, причем «всецело внутренним и духовным образом». Суть заключается в том, чтобы освоить объект непосредственно, вне и до всякой деятельности интеллекта. Понятно, что прием «применения чувств» в определенных условиях обладает колоссальной силой внушения.

«Созерцание» выступает в качестве эффективнейшего средства замены естественной личности человека другой, искусственной, необходимой для деятельности ордена. Данное «внутреннее» орудие «воспитания» имеет поистине исключительную силу воздействия. Существенно здесь то, что выбор тем Для «созерцания» подчинен определенной логической последовательности, что происходит перестройка всей психики человека и его чувственного активного восприятия жизни. Вот почему «духовные упражнения» представляют собой умело разработанный комплекс идей для «размышления», лучше всего соответствующих поставленной задаче. Каждый член ордена Иисуса» выполняет их дважды в жизни в течение пока дней - вскоре после вступления в орден и по окончании обучения, а затем ежегодно в течение восьми дней. Об том ордене его бывший член А. Тонди пишет: «Это школа марионеток и автоматов» [17].

В целом же социальная технология подготовки фанатичного иезуита включает в себя: голую муштру, ликвидацию всякой самостоятельности, лишение свободы мышления, превращение воспитуемых в живых роботов, в слепое бездушное орудие в руках начальства. Генерал ордена («черный папа») - это царь и бог для членов «Общества Иисуса», авторитет его непререкаем, повиновение ему беспрекословно. Смысл жизни иезуита заключается в том, чтобы осуществлять цели Ватикана, папы, генерала ордена, чтобы служить орудием в их руках. «Первое правило, - писал Лойола, - состоит в том, что мы, отложив всякое собственное суждение, должны быть душой готовы к послушанию во всем Истинной Невесте Господа нашего Иисуса Христа, нашей святой Матери Иерархической Церкви» [18].

Средствами формирования фанатизма у иезуитов служат «внушение набожности путем разлагающего волю чтения книг; выработка мысли о необходимости следовать и подражать аморальным и неуравновешенным личностям - достаточно вспомнить принцип «мысленной оговорки», позволяющий иезуиту лгать, притворяться, лишь мысленно, про себя, говоря правду [19]. Занятие «духовными упражнениями», «распорядок дня», когда с педантичностью, доходящей до абсурда, распределена каждая минута и когда человек, живущий в атмосфере доносительства, лишен свободного времени, уничтожали нормальную личность. «Набожность воздействует на чувство, чтение и беседы - на ум, «упражнения» - на то и Другое, «распорядок дня» - на волю, что позволяет воздействовать всесторонне на духовные силы индивида и превращать его в религиозного фанатика, раба ордена и Ватикана. В итоге он действует по тринадцатом правилу «Духовных упражнении»: «Чтобы ни в чем не ошибаться», мы должны верить, что то, что мы видим белым, есть черное, если таким его называет Иерархическая Церковь» [20].

В ордене иезуитов все следили друг за другом. Ректоры суперноры посылали провинциалу еженедельно донесения, а он ежемесячно отвечал им; все европейские провинциалы писали генералу ежемесячно, а ректоры и супериоры раз в три месяца. Ассистенты ректоров и суперпоров раз в две недели писали провинциалу и каждый месяц самому генералу, а ассистенты провинциалов два раза в год посылали генералу тайные донесения о своих провинциалах [21]. Генерал знал все что каждый делал и думал; в его римском кабинете сходились все нити машины, так что он вполне мог поддерживать в ордене строгай порядок и слепую покорность.

С самого своего основания орден иезуитов поддерживал господство папы и католицизма во всех сферах жизни всевозможными путями и средствам! [22]. Так, иезуиты довольно формально вводили христианство в Китае и Японии, оставляя возможность новообращенным придерживаться прежних обрядов и верований — праздновать день фонарей, поклоняться Конфуцию и т.д. Они исходили из того, что для увеличения числа прозелитов, приносящих им богатство, могущество и власть, можно сквозь пальцы смотреть на их привязанность к старым религиозным верованиям и ритуалам. Скажем, Конфуцию они воздавали такие же почести, как и китайцы, объясняя это тем, что «этот великий философ и основатель религии был предшественником Христа, как доказывает проповеданная им мораль, и потому ему принадлежит первое место в христианских святцах» [23]. Хотя надо признать, что иезуиты интуитивно уловили момент сходства Конфуция с Христом, ибо, как показывают новейшие исследования, у Конфуция обнаружен отчасти тот же парадокс божественного «очеловечивания», который присущ и первоначальному христианству [24].

Иезуиты достигли большого могущества и влияния в мире и Европе. Они основали учебные заведения (например, только в США в настоящее время иезуиты руководят 28 колледжами и 50 высшими школами [25]). Всеми средствами добивались влияния на правителей различных государств, приобретали расположение и доверие королевских фаворитов, королев принцесс и министров. Вели упорную борьбу с ересью, особенно с лютеранством и кальвинизмом; привлекали в орден талантливых и умных людей всех стран [26].

В связи с вышеизложенным возникает вопрос о том, какое место занимают психофизиологические закономерности функционирования памяти человека и процесса обучения в системе средств и методов формирования фанатизма иезуитов. Рассмотрим систему «созидания» личности иезуита через призму современных научных данных о механизмах работы человеческого мозга, что поможет понять потрясающую эффективность разработанной Игнатием Лонолой системы воспитания иезуита.

Прежде всего обратим внимание на то правило в «Духовных упражнениях», в котором говорится о необходимости «представить местность, где происходит благочестивое событие», чтобы пробудить благочестивые созерцания. «Созерцание», без которого немыслимы подготовка и воспитание иезуита, обязательно предполагает представление духовных, абстрактных образов в телесной, чувственной форме. Здесь необходимо обратиться к истории памяти, или мнемонике. Эту теорию разрабатывали Аристотель, Платон, Цицерон, Квин-тиллиан, Августин Блаженный, Фома Аквинский, Петрарка, Раймонд Луллий, Джордано Бруно, Декарт, Лейбниц и др. Искусство мнемоники, культивируемое в Древней Греции и Риме как часть риторики [27], в христианском средневековье как часть добродетели, оказало влияние на философию, религию, живопись, архитектуру, театр и даже символику тайных союзов. Искусство мнемоники просматривается, по мнению английского специалиста, знатока эпохи Возрождения Ф- Яте, в новаторских фресках живописи Джотто, концепции ^ада в «Божественной комедии» Данте, архитектонике готических храмов, протестантских концепциях воспитания, структуре «Суммы теологии» Фомы Аквинского, дифференциальном исчислении Лейбница и т.д. [28]. Оно позволяет понять многие феномены в истории европейской культуры.

Искусство мнемоники оперирует понятиями локусов представлений: локус - это место, доступное для воспроизведения в памяти, например, дом, пространство между колоннами храма или другого здания и пр.; представления — формы, знаки или узоры того, что человек старается запомнить. Локусы и представления органично связаны. Если, например, человек желает вспомнить тигра, орла, чье-то лицо или какое-то событие, он должен поместить их представления в определенных локусах, где они были впервые запомнены. Это искусство является неким внутренним письмом. Люди, знающие алфавит, могут записать то, что им продиктуют, и прочитать то, что записали. Подобно тому те, кто овладел мнемоникой, умеют размещать в соответствующих местах (локусах) и в случае необходимости извлекать из памяти то, что когда-то услышали, увидели, обоняли или осязали.

Искусство мнемоники широко культивировалось в дописьменную эпоху цивилизации как искусство запоминания произносимого слова. Не случайно Сократ считал культивирование «устной традиции» в Древнем Египте проявлением наиболее глубокой дисциплины человеческого духа [2§]. Затем, по мере развития цивилизации, оно распространилось на вещи, подверглось кодификации. Сформировались правила применения искусственной памяти. В итоге Фома Аквинский отмечает, что «духовные, простые понятия легко выпадают из души, если они не ассоциируются с телесными подобиями» [30]. Иными словами, в искусстве мнемоники происходит со временем нарастание визуализации.

Известно, что совершенный Альбертом Великим и Фомой Аквинским пересмотр правил мнемоники, представляющих собой правила схоластики, способствовал в XIII в. их популяризации. Одним из аспектов этого процесса является применение искусства памяти в формировании типов представлений. «Эра схоластики, - подчеркивает Ф. Ятс, - это период увеличивающегося радиуса зрения. Это также эра памяти, когда для овладения памятью нового знания необходимо было создать новые формы представления» [31]. Хотя концепции в христианской доктрине и учение о морали не подверглись, вероятно, коренным преобразованиям, они стали теперь более сложными. Ведь теория добродетелей и прегрешений стала более широкой, точной и упорядоченной. Человек, стремящийся жить добродетельно и одновременно помнящий, что следует избегать прегрешений, вынужден был фиксировать в своей памяти больше материала, чем раньше, когда эти проблемы не были так сложны.

Члены монашеских орденов воскресили искусство красноречия, используя его для провозглашения своих учений; проповедничество занимало основное место в деятельности доминиканского ордена, называемого орденом проповедников. Несомненно, что искусственную память в средневековой форме использовали в основном для запоминания проповедей. Главное усилие проповедничества было направлено на внушение правил веры и строгой этики, в которой добродетели и прегрешения полностью отделены и противопоставлены друг другу и особо подчеркиваются награды и кари, ожидающие человека в загробной жизни.

Проповедническая деятельность доминиканцев основывалась на приспособленных для их целей правилах памяти, сформулированных Фомой Аквинским. Эта модификация была произведена членом ордена проповедников — Джованни до Сан Джи-миньяно. Они звучат следующим образом: «Имеется четыре вещи, которые помогают человеку в хорошем запоминании:

Во-первых, он должен располагать в определенном порядке события и вещи, которые необходимо запомнить.

Во-вторых, он должен относиться к ним эмоционально.

В-третьих, должен выражать в виде необычных подобий.

B-четвертых, должен повторять их про себя во время частых размышлений» [32].

В их основе лежит один принцип: для того чтобы люди могли запомнить нечто необходимое, следует его подавать в форме необычных подобий или аналогий, так как абстрактные понятия лучше запоминаются через аналогии, вызывающие эмоциональную окраску этих понятий. Опыт воздействия на психику человека, накопленный орденом доминиканцев, или орденом проповедников, несомненно был использован Игнатием Лопатой в системе воспитания иезуитов; вспомним его высказывание: «...Так поступал св. Доминик, - так буду делать и я».

Следует учитывать и тот момент, что в схоластической версии искусственной памяти «Рай» и «Ад» считаются местом для запоминания, поэтому схоластические трактаты о памяти содержат графические схемы «Рая» и «Ада». Не менее существенно то, что в средние века большой популярностью пользовалась «Божественная комедия» Данте, для которого «космография и этика, «бездушный лик» природы и мир человека есть нечто цельное, крепко друг с другом связанное» [33]. Сила дантовской «Божественной комедии» состоит в том, что глубокое психологическое содержание выражено великолепным поэтическим языком. В нашем плане представляет интерес то, что эту дантовскую поэму можно рассматривать как определенную систему, служащую мнемоническим целям [34].

Материальность и телесность «Ада» с его мучениями, а также потрясающие представления, размещенные в определенном порядке на соответствующих местах, весьма убедительно свидетельствует в пользу такой трактовки, хотя, в сущности, это относится в такой же мере и к композициям «Чистилища» и «Рая». Известно, что эта поэма основана на порядке мест, находящихся в «Аде», «Чистилище» и «Рае», где сферы «Рая» соответствуют регионам «Ада» на его противоположной стороне. Оказывается, что этот порядок представляет собой «сумму» подобий, размещенных в порядке Вселенной. А если учесть еще тот факт, что выступающее в ипостаси множества различных подобий божественное «провидение» является главным символическим мотивом поэмы, то можно сказать, что три части поэмы - это собственно: память о пороках и карах за них в «Аде», размышления о печали настоящего и достижении добродетели в «Чистилище» и достижение «Рая», где блаженные, образующие «мистическую Розу» Эмпирея, занимают в грандиозном амфитеатре место, соответствующее их подвигам и славе [35].

Согласно этой интерпретации, принципы искусственной памяти, понимаемой в духе средневековья, должны приводить к визуализации множества подобий, к огромным усилиям, чтобы сохранить в памяти схему спасения и сложную сеть добродетелей и грехов вместе с полагающимися за них наградами и наказаниями. Тем самым «Божественная комедия» становится ярким примером превращения абстрактной «Суммы» Фомы Аквинского в «сумму» примеров и аналогий, обладающих громадным художественным потенциалом, с Памятью во главе, представляющей собой мост между абстракцией н конкретным представлением. Фома Аквинский в «Сумме теологии» обосновывает тезис, что телесные аналогии используются не только в сфере памяти, ведь даже в Священном писанин в виде поэтических метафор употребляются телесные аналогии для выражения абстрактных идей. Поэтом}' неслучайно в системе воспитания иезуитов обращается внимание на чтение книг, проповедующих религиозные истины и добродетели, на усвоение мистической поэзии с ее проповедями «божьей любви» и образами «танца смерти». Вероятно, Игнатий Лонола для своих «Духовных упражнений» использовал модель искусственной памяти в виде «представлений» и «мест», великолепно осуществленную в «Божественной комедии».

Заслуживает внимания и то, что «созерцание», предписываемое Игнатием Лойолой, наряду с деятельностью интеллекта требует «применения чувств» - зрения, слуха, обоняния, вкуса и осязания. В этом случае следует обратиться к результатам современных научных исследований, установивших историческую природу человеческой перцепции. Оказывается, что на интересы и сенсорные функции средневекового человека реальный мир влиял посредством религиозных чувств, т.е. форма и характер восприятия вещей в значительной степени зависели от эмоциональных факторов, от аффективной стороны человеческой природы. С ней более тесно связаны слудоховая, осязательная и обонятельная системы чувств. Понятно, почему в умах людей XVI в. эмоциональное доминировало над интеллектуальным, а в сфере перцепции слух, обоняние и осязание - над зрением.

Имеется определенная корреляция между визуальной функцией человека и его рациональным отношением к миру. В эпоху Ренессанса произошло перемещение человеческих эмоций с предметов потустороннего мира на предметы земного мира. Данный процесс отражает определенной степени упадок религиозной идеологии в эпоху Ренессанса. Ослабление религиозной веры связано с возникновением новых контактов человека с реальным миром, с возрастающей интеллектуализацией [36]. Использование же метода «применения чувств» позволяет ограничить значимость интеллектуального фактора, направить его в русло религиозных устремлений индивида, что и практиковалось в системе обучения членов «ордена Иисуса».

Не менее важную роль в этой системе обучения играл и временной интервал выполнения иезуитом упражнения - один час. Как уже отмечалось, именно этот интервал времени необходим для консолидации следов памяти, перехода их из кратковременной памяти в долговременную память, что и используется в религиозной культовой практике. Действительно, исследования показали, что существует несколько десятков часовых (или околочасовых ритмов) на уровне субклеточном, отдельных клеток, клеточных популяций, тканей, органов и поведения организма человека. Околочасовая ритмика характеризует интегральную активность организма, а также смену фаз сна у человека и некоторых других млекопитающих, отражает регуляцию метаболизма (обмене веществ) клеток и присуща нейронам коры человеческого мозга. «Наиболее существенный из обнаруженных околочасовых ритмов — ритм синтеза белка, возможно, является базовым для подобных ритмов клеточных и органных функций» [37]. Эта ритмическая пульсация синтеза белка имеет отношение к интегративной деятельности мозга, включающей в себя процессы памяти.

В головном мозге имеется специфический белок -100, на долю которого приходится 0,1-0,5 % всех белков мозга. Установлено, что при обучении содержание белка -100 в мозге животных увеличивается, а блокирование его синтеза в лимбических системах (ведающих эмоциями) антибиотиками делало невозможным долговременное закрепление нового навыка. Заслуживает внимания тот факт, что белок -100 локализован в цитоплазме и ядрах глиальных клеток, более того, значительная часть известных специфических белков локализована в глии (склеивающие нейроны) [38]. До недавнего времени нейрон рассматривался в качестве элементарной интегративной единицы нервной системы, однако накапливающиеся экспериментальные данные приводят к выводу, что деятельность нейрона следует рассматривать в связи с функционированием глиальных клеток. Поэтому необходимо вести речь о нейроглиальном комплексе, который является системой более высокого порядка, чем система нейрона, который имеет гораздо больше возможностей для интеграции гетерогенных (разнородных) возбуждений, чем отдельный нейрон [39]. Свойства организма человека, его функции, в том числе и память, зависят от свойств и функций синтезируемых в клетках организма (нейронах, глиальных клетках и др.) белков, его же ритм является околочасовым и дает возможность для консолидации следов памяти (энграмм). Очевидно, значимость околочасового ритма была эмпирически зафиксирована в деятельности бесчисленных поколений, и аскеты, монахи и мистики сумели использовать его для достижения своих целей, что не прошло мимо внимания первого генерала ордена иезуитов.

Однако одного часа недостаточно для полной и окончательной консолидации следов памяти; для этого нужно, как уже указывалось, по меньшей мере, 24-48 часов. И не случайно, в «Духовных упражнениях» им отводится сорок дней, т.е. предусматривается на всякий случай большой запас для процесса консолидации. Здесь существенное значение имеет повторяемость, многократность для фиксации и закрепления следов в памяти человека. Советский нейрофизиолог Н.С. Мисюк пишет следующее об особенностях человеческой памяти; «Исходя из современных данных, наиболее приемлемой и телаобоснованной представляется гипотеза нейрональной комбинаторики памяти, которая в качестве структурно-функциональной основы памяти признает комбинацию нейронов, действующую по принципу резонанса, а кодом информации - особенности частотной модуляции. Если воздействие фактора внешней среды слабое и непродолжительное, то возникшая нейрональная комбинация быстро распадается (кратковременная память). При сигналах, продолжительных или многократных воздействиях формируются стойкие нейрональные комбинации, сохраняющие свою структуру в течение многих лет (долговременная память) [40].

Такое понимание процессов памяти находится в русле последних исследований нейрофизиологии, согласно которым кратковременная память представляет собой активный процесс ограниченной длительности, не оставляющий следов. Долговременная память связана со структурными изменениями в нервной системе, вызванными повторной активацией замкнутых нейронных цепей. «Повторное возбуждение образующих такую цепь нейронов приводит к тому, что связывающие их синапсы становятся функционально эффективными. После установления таких связей эти нейроны образуют клеточный ансамбль, и любое возбуждение относящихся к нему нейронов будет активировать весь ансамбль. Так может осуществляться хранение информации и ее повторное извлечение под влиянием каких-либо ощущений, мыслей или эмоций, возбуждающих отдельные нейроны клеточного ансамбля» [41]. В концепции клеточных ансамблей существенно понимание следа памяти как процесса взаимодействия многих нейронов, а не как статической «записи» в структуре нейрона.

В определенном аспекте организм - это самосокращающаяся система пульсирующих полимеров. Поэтому представление о мозге как стабильной в пространстве и времени системе, интегрирующей различные клеточные элементы, неадекватен действительности. По выражению ученого Р. Галамбоса, «мозг подобен огромному клубку микроскопических червей, ни на минуту не прекращающих своего движения» [42]. В нем постоянно совершают амебовидное движение тела нейронов, находятся в постоянном движении отростки нейронов, медленно пульсируют глиальные клетки, отростки которых обладают амебовидной подвижностью. Представляет интерес гипотеза о связи пульсации глиальных клеток с цикадным (суточными) ритмами организма. В свете этого становится понятным требование ордена иезуитов регулярно совершать психологические упражнения.

Следует также учитывать и то, что процесс формирования следов памяти, или энграмм, представляет собой не просто фиксацию следов каких-то событий, а глубокую перестройку взаимоотношений организма и среды. Энграмма не только определяет активность организма, но, в известном смысле, и преобразует сам организм, превращая его в новую целостность с новой системой детерминации,[43]. В процессе формирования энграммы, т.е. при осуществлении тех n.iif иных отражательных актов, и хранения информации каждая^хновая энграмма образует связи с другими энграммами, входит тем самым в элемент системы мозга, оказывая влияние на его деятельность. Аппарат памяти в целом представляет собой один из основных механизмов, фильтрующих восприятие внешнего мира и задающих оценки воспринимаемым событиям: «Аппарат памяти, формируя энграммы, в прямом смысле перестраивает мозг, модифицируя и обогащая таким путем последующие отражательные акты (и не только их!)» [44]. Не зная современных данных о переработке человеческим организмом информации, о закономерностях функционирования человеческой памяти, основатель ордена иезуитов интуитивно уловил то, что можно управлять эмоциональной памятью посредством сенсорных воздействий на аппарат памяти. Это позволяет перестраивать личность человека в нужном направлении, формировать ее для выполнения специфических функций - быть воином Христа в экспансионистских планах Ватикана.

И, наконец, вспомним правило о созерцании иезуитом собственной смерти. Это тоже играло вполне определенную роль в преображении структуры личности будущего иезуита. Для более полного понимания значимости этого «духовного упражнения» полезно обратиться к достаточно исследованному психотренингу в рамках буддизма, в рамках культуры психической деятельности, выработанной в регионе Дальнего Востока [45]. Культура психической деятельности была нацелена на максимальную организацию и управление психической деятельностью человека. Ее специфика зависела от того, в рамках какой подкультуры (конфуцианства, даосизма, буддизма) она формировалась и функционировала с целью развивать и совершенствовать «естественные» способности человеческой психики, согласно определенным нравственным, религиозно-философским и социально-психологическим нормам общества [46]. В зависимости от конкретных задач применялись различные методы медитации или созерцания.

Существует буддийский метод «созерцания нечистоты», который состоит в следующем: в позе полной отрешенности, подобно монахам секты дзен, сидящим в позе дзадзэн, нужно сидеть спокойно в одиночестве, погрузившись в размышление, сосредоточив мысль на чем-то одном. Это может быть созерцание облика собственного тела, возникшего в результате чувственного наслаждения родителей. Вы размышляете о том, что тело человека рождается из оскверненной, нечистой жидкости. Как говорится в сочинении «Метод постижения высшей мудрости Учения», «в нашем теле - черви похоти, и, когда мужчина познает женщину, мужские черви выходят белой спермой, подобно слезе, а черви женщины - красной жидкостью, подобно рвоте; и жир, истекая из костного мозга, выносит этих червей наружу, подобно рвоте и слезам» [47]. И эти слившиеся в одно целое белая и красная жидкости и представляют наше тело.

Японский писатель Дзюнъитиро Танидзаки так описывает это размышление: «И вы размышляете о том, как наконец человек рождается - из грязного, зловонного прохода появляется на свет и сразу же вслед за рождением страдает недержанием мочи, из носа у него течет жидкость, изо рта несется скверный запах, из подмышек выделяется жирный пот. Вы представляете себе, как накапливаются в теле испражнения, моча, гной, кровь и жир, в кишках в изобилии нечистоты, и вокруг них всякие насекомые. А после смерти труп пожирают животные, клюют птицы, конечности отпадают и затем вовсе исчезают, смрадный трупный запах разносится далеко по округе и ударяет людям в нос; тело становится багрово-черным, более безобразным, чем труп собаки. Все это приводит вас к мысли, о том, что тело человека, по существу, и до рождения, и после смерти — скверна» [48]. Какое сходство с иезуитским правилом «созерцания» собственной смерти!

В буддийском сочинении «Великое созерцание» подробно описываются изменения, происходящие с человеческим телом после смерти. Таких картин всего пять: гниение, вид окровавленного тела, картина воспаления и нагноения, почернение трупа и пожирание трупа насекомыми. Отчетливо представленная картина последовательных изменений человеческого тела разрушает все привязанности и желания, вызывает отвращение ко всему прекрасному [49]. Сидя в комнате в состоянии глубокой медитации, можно в конечном счете приблизиться к «видению нечистоты». Более того, если к аскету привести женщину, которая у всех вызывает впечатление совершенной красавицы, то она для него выглядит всего лишь куском отвратительного, тухлого мяса и сгустком гноя с кровью. Но и это еще не все: представьте себе, что приводят неотразимую красавицу и сажают ее перед глазами аскетов, адептов буддийского учения. И когда аскет п)тем медитации приблизится к «видению нечистоты», тогда живая красавица кажется отвратительной не только ему, но и всем присутствующим [50]. Здесь перед нами в эффект коллективного внушения, коллективной галлюцинации, который использовался и иезуитами. Сейчас и этот эффект получает научное объяснение: человек не сводится к своей вещественной, телесной структуре, с ним связано облако генерируемых его организмом физических полей с впечатанной в них физиологической и психологической информацией.

Так, согласно американскому психиатру С. Грофу, для полного, исчерпывающего объяснения феномена человека следует принять следующий парадокс - человек одновременно является и материальным образованием (биомашина) и неограниченным полем сознания [51]. Очевидно, организм человека включает в себя сложную полевую организацию, структура которой не включена в активную сферу сознания человека. Вполне возможно, что элементы этой информационно-полевой организации могут включаться в образное мышление и в состоянии медитации, о чем уже давно знали философы древнего Китая и древней Индии, те или иные образы могут передаваться (внушаться) другому человеку. Поэтому можно объяснить феномен коллективного внушения буддийского аскета. В общем же мы видим, что и медитация, когда достигается «созерцание нечистоты», и правило Игнатия Лойолы о созерцании иезуитом собственной смерти преследуют одну цель — сформировать такую личность, которая, будучи безразличной к миру, могла бы воздействовать на сознание других людей, управлять их поведением.

Итак, вышеизложенное позволяет сделать вывод о том, что культурные, психологические и физиологические механизмы, хотя многие из них и не были известны иезуитам, использовались в ордене для вытачивания социальных «винтиков» - религиозных фанатиков, составляющих вымуштрованное войско, «черную гвардию» Ватикана. Не следует забывать, что орден иезуитов, основанный 400 лет назад для борьбы с Реформацией, активно действует и ныне.

Blog

Феномен человека вчера и завтра