Законная основа

Вид материалаЗакон
Статьи и иные публикации
2.Автореферат диссерт. к.ю.н. ПЭН С. Г. «Медиация в уголовном судопроизводстве» Республика Казахстан. Караганда. 2006. (извлечен
Актуальность темы диссертационного исследования.
Цель и задачи исследования
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10

III.


Итак, я дошёл до менеджмента судебных дел. Традиционно, темп судебного дела определялся адвокатами, представляющими стороны. Однако, слишком часто одна из сторон выигрывает из-за отсрочки. Адвокат, представляющий клиента опаздывает. Это вредно для эффективности судов. Менеджмент судебных дел переносит определение темпа судебного процесса с адвокатов на судью.

Как это работает? С момента возбуждения дела, судебная инстанция перенимает контроль, устанавливая программу для различных задач, связанных с менеджментом дела. Первое - это «конференция о положении», в которой судебный служащий устанавливает необходимое для подготовки дела к эффективному разбирательству. Вносится программа судебного разбирательства в форме распоряжения. Устанавливается дата для следующего этапа: либо другая конференция о положении, либо «конференция пред-процессом», в зависимости от сложности дела. Сбор доказательств и заявки определяются точно и должны быть выполнены как можно быстрее.

На конференции пред-процессом, стороны излагают факты и оспариваемые законные вопросы. Решаются все требования доказательств. Прилагается список свидетелей, включая экспертов.... Включается пред-процессовое распоряжение, которое впоследствии заменяет судебные прения, и которое устанавливает дату судебного процесса, указывает предоставленное время, свидетелей, доказательства и т.д.

На основе пред-процессового распоряжения проверяется впоследствии ведущий дело судья, чтобы процесс был эффективным, сосредоточенным на действительном споре.

Часто конференцию о положении и пред-процессовую конференцию ведёт тот же судья, который будет судить дело. В других судебных органах их ведёт другой судья, магистрат, служащий судебного ведомства или другое судебное должностное лицо.

IV.


Моё замечание заключается в том, что когда эти два процесса используются вместе, они оба бывают более успешными. Например, во время каждого события в рамках процесса менеджмента дела, судебный служащий советует стороне принимать во внимание посредничество. Часто, простое обращение внимания сторон на посредничество поощряет начало успешных дискуссий, ввиду регламентации. В случае необходимости дополнительного содействия, судебный служащий может предложить использование посредника.

В некоторых судебных учреждениях, служащий, который ведёт менеджмент дела может предложить собственные услуги. В других судах в качестве посредника выступает другой служащий, или используются адвокаты добровольцы. Для успешного посредничества лицо, выступающее в качестве посредника, не является существенно важным. Однако, оказалось, что существуют два важных аспекта.... Во-первых, посредничество должно быть приложено к инстанции - другими словами, посредничество должно быть связано с инстанцией и использовано ей. Во-вторых, посредники должны быть квалифицированными, будь они судебными служащими или адвокатами.

Через их сотрудничество получается синергия между посредничеством и менеджментом дел. которая повышает эффективность обоих.

V.


Могут эти методы пользоваться успехом в вашем судебном учреждении? Мой опыт показал, что повсюду, где они были соответственно внедрены, произошли заметные улучшения.

К примеру, где-то 40 лет назад эти изменения начались внедрятся в инстанциях США. Согласно процессу, описанному ранее, сегодня инстанции приходят к судебному разбирательству в случае менее десяти процентов зарегистрированных дел. Другими словами, из десяти зарегистрированных дел, только одно доходит до судебного процесса. В этом нет ничего особенного. Благодаря исчезновению девяноста процентов зарегистрированных дел, техники менеджмента дел ускоряют процесс осуждения оставшихся дел.

Таким образом, можно сделать больше, чем лишь говорить об отложенных делах. Соглашаясь с общими принципами менеджмента дел и посредничества и приспосабливая их к специфической судебной системе и культуре, опыт на международном уровне доказал, что каждая страна может успешно решить проблему отложенных дел. Юстиция больше не отрицается ненужными отсрочками.

**************************************************************************************
Статьи и иные публикации:

1. Д.С. Дядькин. «ВОССТАНОВИТЕЛЬНОЕ ПРАВОСУДИЕ В СФЕРЕ НАЗНАЧЕНИЯ НАКАЗАНИЯ»

(заведующий кафедрой уголовного права и криминологии, доцент кафедры Сургутского государственного университета ХМАО, адвокат Адвокатской палаты Ханты-Мансийского автономного округа, кандидат юридических наук.

(«Российский следователь», 2006, N 10)

В Западной Европе все больше внимания обращают на компенсаторную концепцию уголовного наказания, согласно которой основной функцией наказания является возмещение причиненного ущерба. Такой подход основан на прагматизме - придании наказанию иного вектора, нежели ранее, т.е. не карательно-воспитательного, а компенсационного. В ракурсе данного подхода существенную эффективность продемонстрировали процедуры медиации - посредничества между жертвой и правонарушителем <1>.

<1> Восстановительное правосудие / Под общ. ред. И.Л. Петрухина. М., 2003. С. 13.

При освещении проблем назначения справедливого наказания, актуальным и неразрешенным всегда остается один вопрос, относящийся к оценочной стороне понятия справедливости: в отношении кого должна быть восстановлена таковая? Прежде чем ответить на этот вопрос, солидаризируясь с мнением А.А. Мамедова, отметим, что «погасить» в общественном и индивидуальном сознании причиненное преступлением зло невозможно, если мы будем ориентироваться в применении наказания исключительно на цели исправления и перевоспитания осужденного, т.е. применять наказание только «для него», а не «для нас» <2>. В связи с этим выскажем предположение, что социальная справедливость назначения наказания должна рассматриваться в контексте учета интересов четырех сторон (субъектов): 1) потерпевшего от преступления; 2) осужденного; 3) общества; 4) государства. При этом учет интересов данных субъектов должен проходить именно в том порядке, в котором они нами указаны. Подобное вызвано объективно существующими и законодательно закрепленными приоритетами прав и интересов указанных субъектов относительно друг друга. К большому сожалению, в настоящее время достаточное внимание уделяется лишь одному аспекту справедливости - учету интересов виновного. В такой ситуации в тени остаются интересы потерпевшего. Можно ли это назвать восстановлением социальной справедливости? Безусловно, нет!

<2> Мамедов А.А. Справедливость назначения наказания. СПб., 2003. С. 27.

Статистика свидетельствует, что причиной основной массы преступлений в России являются конфликты частных интересов физических и юридических лиц. Так, преступления против общественной безопасности (без учета фактов хулиганства), экологические, против основ конституционного строя и безопасности государства, против государственной власти, против правосудия, порядка управления составляют всего 7,4% от всех преступлений <3>. Мы полностью согласны с мнением Н.П. Мелешко, Е.Г. Тарло, что «в современных условиях, когда на первое место выдвинулись личные права и интересы человека и гражданина, а значит, и частная собственность, когда значительно возросло количество юридических лиц разной формы собственности, а значит, и количество споров между ними... необходимо переосмысление основных целей и задач уголовного правосудия, чтобы понятие «преступление и наказание» вытекало из неурегулированного правонарушения, при котором максимальная эффективность наказания сводилась бы к восстановлению ущемленных прав» <4>. На первое место, на наш взгляд, должны ставиться интересы пострадавшего от преступления, а весь уголовный процесс должен вестись прежде всего с целью восстановления его нарушенных прав. Однако на сегодняшний момент мы наблюдаем явный дисбаланс положения потерпевшего и преступника в результате реализации наказания. Ситуация усугубляется еще и тем фактом, что по сути государство монополизировало право на возмещение ущерба, в соответствии с приданием преступлению публичного характера. Как ни горько это признавать, но потерпевший сегодня имеет не статус субъекта уголовно-правовых отношений, а выступает только в качестве «признака состава преступления». Наказания, которые выражаются во взыскании с осужденного определенных денежных сумм (так называемые наказания возместительного характера), в существующем виде не позволяют компенсировать ущерб, нанесенный потерпевшему. Согласно действующему законодательству вся сумма, взыскиваемая при исполнении штрафа, исправительных работ или ограничения по военной службе, направляется в доход государства <5>. Полагаем, что человек, пострадавший от преступления, должен иметь возможность принимать активное участие в решении своих проблем, в том числе при восстановлении справедливости, и если он считает, что для этого в отношении виновного должно быть применено наказание в виде лишения свободы, то суд должен учитывать данное мнение. Обратим внимание, что именно учитывать, а не следовать ему. Однако также подчеркнем, что даже возмещение вреда здоровью, как легкого, так и более тяжкого, причиненного преступным посягательством, для большинства пострадавших имеет скорее материальное выражение в форме денежной компенсации, нежели моральное удовлетворение от того, что преступник будет лишен свободы.

<3> Организованная преступность. М., 1998. С. 262 - 269.

<4> Мелешко Н.П., Тарло Е.Г. Уголовно-правовые системы России и зарубежных стран (криминологические проблемы сравнительного правоведения, теории, законодательная и правоприменительная практика). М., 2003. С. 187.

<5> Более подробно об этом см.: Дворянсков И.В. Эффективность альтернативных наказаний (Компенсационная модель). М., 2004. С. 52.

Такое переосмысление приоритетов применения наказания может произойти только при соответствующем понимании самого преступления. Преступление должно рассматриваться прежде всего как конфликт интересов конкретных физических и юридических лиц, а уже потом - как конфликт преступника и общества в целом. Это позволит сузить сферу вмешательства государства в частные интересы. Такое сужение сферы вмешательства послужит экономии государственных средств и необходимому упрощению громоздкой процедуры уголовного процесса. В этой связи для нас будет иметь определенный интерес развернувшаяся в настоящее время в специальной литературе полемика о формах учета интересов потерпевшего в уголовном праве <6, 7, 8>.

<6> Кирпиченко Т.В., Тарбагаев А.Н. Проблемы уголовной политики: Советский и зарубежный опыт // Правоведение. 1990. N 6. С. 111.

<7> Сумачев А.В. Влияние волеизъявления потерпевшего на уголовную ответственность и наказание // Проблемы уголовной ответственности и наказания в условиях формирования правового государства. Рязань, 1994. С. 71 - 76.

<8> Келина С.Г. Современные тенденции развития уголовного законодательства и уголовно-правовой теории // Современные тенденции развития уголовной политики и уголовного законодательства. М., 1994. С. 42.

Предвосхитим ее анализ безусловно аксиоматичным тезисом о том, что уголовное право - это не только и даже не столько средство принуждения, а в первую очередь средство достижения социального согласия и социального компромисса. Противники «восстановительного подхода» к назначению наказания утверждают о невозможности и в какой-то степени вредности привнесения «частного элемента» в уголовное право, традиционно относящееся к отраслям права публичного <9, 10>. Подобная аргументация видится нам малоубедительной. Известно, что определенный «частный элемент» всегда присутствовал и будет присутствовать в регулировании уголовно-правовых отношений. Свидетельство тому - существование в уголовном и уголовно-процессуальном законодательстве норм, ориентированных на частные интересы. Например, выделение в УПК РФ категорий дел публичного, частно-публичного и частного обвинения, существование в УК норм, предусматривающих освобождение от уголовной ответственности при примирении с потерпевшим (ст. 76 УК РФ), и привлечение к уголовной ответственности по заявлению потерпевшего или с его согласия (примечание 2 к ст. 201 УК РФ). Следовательно, вполне правомерно утверждать, что «частный элемент» уже достаточно долгое время имеет официальный статус в регулировании уголовно-правовых отношений. При этом данные институты демонстрируют действительно высокую эффективность и позволяют сделать вывод о возможности их более интенсивного использования в уголовном праве.

<9> Современные тенденции развития уголовного законодательства и уголовно-правовой теории // Государство и право. 1994. N 6. С. 45.

<10> Красиков А.Н. Примирение с потерпевшим и согласие потерпевшего - «частный сектор» в публичном уголовном праве // Правоведение. 1998. N 1. С. 178 - 180.

Как показывает изучение уголовных дел, суды в настоящее время все чаще и чаще при мотивировке наказаний ссылаются не только на обстоятельства, характеризующие поведение потерпевшего в тех случаях, когда оно в той или иной мере обусловило преступное поведение, но и на мнение потерпевшего, например, относительно целесообразности смягчения наказания <11>. При этом точка зрения И. Фаргиева и В. Широкова <12> о том, что учитывать мнение потерпевшего при назначении наказания нельзя, поскольку в противном случае происходит подчинение интересов закона субъективной позиции человека, который заинтересован в исходе дела, по крайней мере, малоубедительна, ибо один из аспектов справедливости заключается как раз в восстановлении прав лица, потерпевшего от преступления. Таким образом, есть определенный смысл в предложениях отдельных исследователей, предлагающих закрепление специального правила об учете мнения потерпевшего от преступления <13>. Нам видится, что придание данному обстоятельству ранга общего начала назначения наказания сомнительно, тогда как его закрепление в качестве одного из аспектов критерия оптимальности наказания либо специального правила, например, минимизирующего меру наказания, допустимо и вполне оправданно. Последнее предложенное правило может выражаться, допустим, в применении тех же правил назначения наказания, как и при установлении судом наличия по делу исключительных обстоятельств, т.е. применении правил, предусмотренных ст. 64 УК РФ.

<11> Постановление Президиума Московского городского суда от 18 июля 2002 г. // Бюллетень Верховного Суда РФ. 2003. N 4. С. 15.

<12> Фаргиев И., Широков В. Оценка судом личности и поведения потерпевшего // Российская юстиция. 1996. N 10. С. 48.

<13> Сидоров Б.В. Поведение потерпевших от преступления и уголовная ответственность // Автореф. дис... докт. юрид. наук. М., 1998. 49 с.

Таким образом, мы полагаем, что в современном российском уголовном праве в сфере назначения уголовного наказания должен быть провозглашен приоритет восстановительного правосудия (восстановительной юстиции). К тому же в данной сфере, на наш взгляд, заслуживает особого внимания не только западный, но и российский опыт решения конфликта «преступник - жертва», представленный в «Вестниках восстановительной юстиции», выпускаемых Общественным центром «Судебно-правовая реформа» <14, 15>. При этом следует помнить, что еще Г.М. Миньковский, рассматривая концептуальные положения современной уголовной политики, отмечал, что следует ориентироваться на удовлетворение, устранение или смягчение вреда, причиненного потерпевшему <16>.

<14> Вестник восстановительной юстиции (перспективы для уголовной и ювенальной юстиции). Вып. 1. М., 2000.

<15> Вестник восстановительной юстиции (Россия: В начале движения). Вып. 2. М., 2001.

<16> Демидов Ю.А., Энгельгард А.А. Обсуждение проблем уголовной политики // Государство и право. 1994. N 1. С. 145 - 148.

*******************************************************************************

2.Автореферат диссерт. к.ю.н. ПЭН С. Г. «Медиация в уголовном судопроизводстве» Республика Казахстан. Караганда. 2006. (извлечение)

ВВЕДЕНИЕ

Общая характеристика работы. В диссертации исследуются теоретические и прикладные аспекты реализации института медиации, как формы реализации примирения в уголовном судопроизводстве. Рассматриваются способы законодательной имплементации института медиации в национальную систему права.

Актуальность темы диссертационного исследования. Неизбежность имплементации международных гуманитарно-правовых стандартов в действующую систему права, связанная со стремительной интеграцией Республики Казахстан в мировое сообщество, отражена в Концепции правовой политики Республики Казахстан до 2010 г. и Концепции развития гражданского общества в Республике Казахстан на 2006-2011 гг.

В условиях архаичной идеологии Казахстана происходило формирование так называемого карательного подхода к отправлению правосудия, который послужил мощнейшим фактором в формировании утопической позиции, когда интересы государства и общества — есть интересы отдельной личности. Стигматизация преступников и порой невозможность вернуть их на прежний социальный уровень до совершения преступления, сопровождающаяся неудовлетворенностью граждан результатами рассмотрения дел в суде, постепенно подрывали доверие к официальной системе правосудия.

Вместе с тем, оставались без внимания такие важнейшие аспекты, как общественное согласие и идея примирения. Демократические преобразования стран Запада, которые начались задолго до обретения Казахстаном независимости, позволили создать в этих странах подлинные институты гражданского общества, которые явились предпосылкой новой концепции. Она предоставляла правонарушителю возможность принять непосредственное участие в устранении последствий совершенного им преступления, акцентируя внимание на интересах жертв преступлений.

Кульминацией этой волны послужило принятие Декларации основных принципов правосудия для жертв преступлений и злоупотребления властью, принятой Генеральной Ассамблеей ООН 29 ноября 1985 г. С этого момента в сфере уголовной юстиции произошел идеологически переломный момент, смена приоритетов, в которых доминирующее значение приобрели не наказание, а восстановление нарушенных прав жертв преступлений. В терминологический оборот зарубежных юристов стало входить понятие парадигмы, так называемого «восстановительного правосудия»1, которая декларируется как полярная альтернатива правосудию карательному. Появляются альтернативы уголовному преследованию, названные на тот момент «квази-юридическими»2 процедурами, которые представляли собой механизмы разрешения конфликтов (споров) вне процедур традиционного уголовного судопроизводства.

Отечественное уголовное судопроизводство обладает большим потенциалом по возможности использования медиации (посредничества) в примирении сторон, как формы разрешении криминальных конфликтов и реализации института примирения.

Институт примирения, как основание освобождения от уголовной ответственности, существовал и в советском казахстанском законодательстве, однако был ограничен лишь четырьмя составами преступлений, отнесенных к делам частного обвинения. Уголовно-процессуальный кодекс Республики Казахстан от 13 декабря 1997 г. значительно расширил сферу действия института примирения, предусмотренного ст. 67 УК РК.

Однако недостаточная согласованность изменений норм материального и процессуального права, регламентирующих этот институт, отсутствие надлежащей формы его реализации и механизмов контроля, значительно затруднили правоприменение. Богатый потенциал института примирения, который в свете сегодняшних представлений о приоритете общественного согласия и компромисса, стал только актуальнее, не реализован в достаточной степени. Вместе с тем, как показывает статистика, процент применения института примирения, предусмотренного ст. 67 УК РК, как основания прекращения уголовного преследования, достаточно высок (в 2003 г. — 9,31 %, в 2004 г. — 10,88 %, в 2005 г. — 13,5 %), что свидетельствует об устойчивой тенденции роста удельного веса дел, прекращенных по этому основанию. Из общего количества дел, прекращенных по нереабилитирующим основаниям в 2005 г., удельный вес прекращенных производством по ст. 67 УК РК уголовных дел составил 95,5 %.

Изложенные обстоятельства предопределили актуальность избранной темы исследования, ее востребованность следственной и судебной практикой, высокую теоретическую и прикладную ценность.

Цель и задачи исследования. Целью настоящего исследования является глубокий анализ сущности и содержания института медиации в уголовном судопроизводстве, изучение его роли в восстановительном процессе, а также разработка процессуальной формы ее законодательной регламентации.

Для достижения поставленной цели решались следующие общие и частные задачи:
  • анализ и обобщение зарубежного опыта с целью выработки прак­ти­че­ской модели реализации медиативных процедур с учетом спе­ци­фи­ки казахстанских социальных тенденций и органичного импле­мен­тирования в систему действующего права;
  • установление правовой сущности института примирения;
  • аналитическая оценка действующего законодательства, регламенти­рующего институт примирения, как основание освобождения от уголовного преследования;
  • анализ содержания и структурных элементов института примирения в уголовном судопроизводстве;
  • сравнительный анализ статуса лица, осуществляющего медиацию (ме­диатора), с процессуальным статусом участников судопроизвод­ст­ва;
  • экстраполяция выводов о дифференциации процессуальной формы, на институт медиации;
  • систематизация и анализ таких догматических условий медиации, как: нейтральность, добровольность и конфиденциальность;
  • рафинирование медиации от смежных или внешне пересекающихся институтов, конструирование понятийного аппарата;
  • исследование соотношения медиации и других альтернативных форм разрешения конфликтов;
  • анализ и обобщение материалов судебной и следственной практики по данной проблеме;
  • разработка предложений по совершенствованию законодательства о медиации и практике его применения.