Geum.ru

Эра милосердия

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   12   13   14   15   16   17   18   19   20
  • А вот еще, - утирал слезы Балан, - такая информация. В столице Хорватии - Загребе в среду полицией было сожжено 862 килограмма чистого дихлофоса, конфискованного в портах Риека и Пломин с декабря 1999 по май 2000 года. Стоимость такого количества по ценам на день конфискации составляет почти 300 тысяч долларов. Самая большая партия дихлофоса, конфискованная на территории Хорватии за последние полгода, была конфискована в Риеке, на судне, приплывшем в страну из Эквадора.
  • Я доволен, - выпил вина Снегур, - доволен, - мой мальчик. Уверен, еще месяц, другой, и мы получим от американцев огромный кредит. И тогда года четыре нам сам Бог не брат!


На шкаф опасливо заполз еще один таракан. Балан схватил за руку собравшегося, было, убить и это насекомое президента, и предостерег:

  • Мой президент. У этих подлых тварей есть своего рода разведчики. Они приходят в помещение, и, если им дают уйти безнаказанно, приводят за собой тысячи новых. Но если убить одного такого, и дать его напарнику обнюхать мертвого собрата, а потом уйти, тараканов у вас не будет никогда!
  • Ты настоящий специалист, - довольно улыбнулся президент, - как в тараканах, так и в Заднестровье.


Балан иронично раскланялся. Потом сложил вырезки в папку, и спросил:

  • Ну, и последнее, самое интересное, сообщение, слушать будете?
  • Валяй.
  • Представители авиакомпании «British Airways» сообщили, - смеясь, рассказывал Балан, - о решении отстранить от полетов 11 пилотов и 3 бортпроводников, после того, как возникли подозрения, что они употребляли средства против тараканов в кабинах для пилотов. Впервые заявления об этом появились в прошлую пятницу в документальном фильме, показанном по телевизионному каналу «Вitain's Channel Four» После показа фильма руководство «British Airways» немедленно начало внутреннее расследование, поскольку устав компании категорически запрещает летному составу употребление дихлофоса в кабинах. «British Airways» также обратились к «Britain's Channel Four» с просьбой предоставить в распоряжение компании доказательства их обвинений.
  • Во дают, - ржал Снегур, потирая ногу, - во, дают. Это кто передал?
  • ВВС, - гордо отчитался Балан, - и захлопнул папку. Довольны?
  • Очень.


Президент с пресс-секретарем допили банку, и Снегур вынул из-под стола другую. Лицо его стало мрачным. Открыв банку, Снегур подошел к овнам, занавесил их, и велел:

  • А теперь я хочу послушать доклад по Заднестровью.


ХХХХХХХХХ


Командир головного танка подмигнул водителю. Тот все понял без слов, и резко остановил машину. Мужчины выбрались на броню, спрыгнули в пыль, и вернулись к туше хряка. Подняли, и бросили к башне.

  • Вот нам и закуска, - мрачно сказал лейтенант, - к вечерней попойке, солдат.
  • А мы будем вечером пить? – удивился водитель.
  • Конечно. Разве ты не знал? Победители всегда пьют.
  • А разве мы уже победители?
  • Конечно, - твердо сказал лейтенант, - мы уже победители. Сейчас я тебе объясню. Ты слышал такую фразу, мол, победителю достается все?
  • Вроде бы, да.
  • Не вроде бы, а наверняка слышал. Так вот, победителю достается все, но он, победитель, не дурак, и поэтому из всего берет только то, что ему нужно. Так?
  • Так, - водитель искренне заинтересовался логическими рассуждениями командира, - получается, так.
  • Ну, а девку на выезде из города мы получили?
  • Как же, - причмокнул, вспоминая, водитель, - сладкая девка. Даже жалко, что убить пришлось.
  • Не горюй, через пару часов у нас с тобой сотни таких будут. Не в танке же ее с собой в Заднестровье это тащить! А живой ее оставить с этим ее штатским тоже никак нельзя было: война-то еще не началась, она ведь начнется, когда мы к Днестру подойдем.
  • Ох, - поежился водитель, - как бы не досталось нам за это.
  • Не бойся, - успокоил лейтенант, - когда война уже начнется, никто на лишних пару часов внимания не обратит. Спишут все на диверсии проклятых заднестровцев. В общем, девку мы получили?
  • Получили.
  • Мясо мы, - кивнул командир на тушу Боржома, - получили?
  • Получили.
  • Стало быть, мясо и женщины у же у нас?
  • Получается, так.


Лейтенант широко улыбнулся:

  • Ну, а раз у нас и мясо и женщины, стало быть, мы уже победители. Врубаешься, танкист?
  • Врубаюсь, - улыбнулся водитель, - лейтенант.
  • Вот и славно. Сейчас будем проезжать село, остановимся на минутку. А ту машину, не переживай, еще догоним. Чует мое сердце, там подозрительные люди едут. Как думаешь, водитель?
  • Думаю, вы совершенно правы, мой лейтенант!
  • Сдается мне, - подмигнул лейтенант, - среди подозрительных людей могут и бабы попасться. Согласен, солдат?
  • Согласен, лейтенант!
  • Так полезай в танк, и поехали получать то, что нам положено.
  • В смысле, положено? Совсем – совсем, по закону положено?
  • Совсем – совсем, по закону, дубина ты деревенская.


Водитель залез в танк, а лейтенант, перекурив, огляделся. Позади его машины выстроилась колонна. Офицер глянул на часы: его подразделение шло по графику. Да и сколько ехать то до этого Днестра? Лейтенант снова улыбнулся, - последние два дня хорошее настроение не покидало его, - и полез в машину. Там, устроившись поудобнее, он вдруг увидел, что водитель держит на коленях раскрытую книжечку. Молча отобрав ее у водителя, офицер прочитал: «Устав национальной армии»

  • Что это ты вдруг, - удивился лейтенант, возвращая брошюру, - там ищешь?


Водитель бодро отрапортовал:

  • Ищу параграф про положенных бойцам мясо и женщин, мой лейтенант!


ХХХХХХХХХХ


Лейтенант, щурясь, глядел на пыль в смотровой щели. С улыбкой поглядев на водителя, он покачал головой. Это надо же, какой глупый. И таких – большинство. А что делать, в армию только сельских ребят и забирают. А в селе нынче какое образование?

  • Можно вопрос, господин лейтенант, - осмелев, решился водитель.
  • Валяй. Гляди, только, село не пропусти. Шкуру спущу. Под танк положу. Как хряка.


Водитель тоже посмеялся офицерской шутке, и спросил:

  • Заднестровье это, которое мы сегодня победим. Вот я, сколько газет ни читал, телевизор не смотрел, ни разу не видел, чтобы про них писали или, там, сюжет показывали.
  • Ну, и? – удивился лейтенант.
  • Ну, - помялся водитель, - как бы это объяснить. Вы извините, я в мозгах понимаю, а на словах…
  • Как собака, - хохотнул лейтенант, - друг человека.
  • Так точно. И вот я думаю, в приказе по армии написали, что уже полгода террористические элементы Заднестровье вносят смуту и раскол в общество, а также…
  • …а также, - процитировал по памяти лейтенант, - за жалкие и презренные гроши продавшиеся России ренегаты. Придерживаясь теории примитивного молдовенизма, они отказываются выполнять решения Президента, избранного всем народом Молдавии, не подчиняются властным органам, всячески дестабилизируют ситуацию в восточных районах республики. И, фактически, кучка чужаков, без году неделя обосновавшихся на нашей земле, - Иуд, воспользовавшихся нашими добротой и радушием, - оккупировала молдавское Заднестровье. Так?
  • Вот-вот, - обрадовано закивал головой водитель, - по приказу получается, будто в Заднестровье уже почти год мятеж какой-то.
  • Ну, - буркнул лейтенант, - получается, так.
  • А ведь, - пояснил водитель, - эти журналисты такой ушлый народ, что даже если у бабки стакан семечек украдут на базаре, они тут как тут, со своими блокнотами и камерами. Помните, сколько их понаехало, когда наш интендант запил, и в солдатской столовой на обед, ужин и завтрак была только квашеная капуста?
  • Как же, помню. Проклятые щелкоперы, - кивнул лейтенант. – Но и начальство наше хорошо, довели армию до ручки, мудаки.
  • Так вот, - говорил о своем водитель, - получается, что у журналистов под носом скандал международного масштаба, а они все будто воды в рот набрали. И наши, и русские, и румынские…Не может же этого быть, так?
  • Да, - нехотя, согласился лейтенант, - журналисты никогда не затыкаются.
  • Значит, - делал выводы водитель, оказавшийся более сообразительным, чем думал его офицер, - у нас одно из двух.
  • Ну, ну. Давай дальше.
  • Или журналисты заткнулись, или… в Заднестровье мятежа нет.
  • А журналисты никогда не затыкаются, - задумчиво повторил лейтенант, после чего попросил, - останови-ка.


Танк вновь встал. Лейтенант еще подумал, и сказал водителю:

  • Хорошо говорил, солдат. Ошибся я в тебе. Не дурак ты, не дубина ты, не деревенщина.
  • Так точно, - расцвел солдат, - спасибо.
  • А теперь я буду говорить, а ты слушай. Потерпи уж, хоть я и не так красиво говорить буду, как ты. Посмотри на меня.
  • Так точно, смотрю, господин лейтенант.
  • В глобальном смысле, я имею в виду, посмотри. Впрочем, неважно. Посмотри, и скажи, кто я?
  • Господин лейтенант, мой командир.
  • Верно. Слушай теперь. Вот представь, что за последним танком в нашей колонне черта есть. Так вот, за чертой я. Я – лейтенант Национальной армии, которая не армия, а насмешка, потому что в ней служат семь тысяч человек, у нее сто танков, десять орудий, и два самолета. Лейтенант с окладом в двадцать долларов, с женой и ребенком на съемной квартире, лейтенант, который к пенсии будет майором, потому что полковниками и генералами становятся те, у кого в правительстве родственники. Я – лейтенант, который два раза в год везет на стрельбище солдат, выпустить по одному патрону. Грустно?
  • Так точно.
  • Но это еще не все. Там, за этой чертой – ты. Ты, солдат национальной армии, которая не армия, а насмешка. Ты, живущий в казарме, возле которой есть столовая, где время от времени тебя неделями квашеной капустой кормят.
  • Хлеб еще давали, - вспомнил некстати водитель, - правда, через день.
  • В общем, - поморщился лейтенант, - кормят плохо и изредка. А через год ты вернешься в село, и будешь там в земле копаться, до тех пор, пока, как плуг, не скрючишься. И умрешь беззубым, толком не пожив, в дерьме и грязи. Так?
  • Так точно!
  • А сейчас нас ждут война, трофеи, и слава. Деньги и победа. Мясо и женщины. Они уже идут к нам в руки. Они уже у нас. У нас – тех офицера и солдата, которые стоят впереди той черты.


Лейтенант вцепился в плечо водителя:

  • Вот и скажи теперь, где ты хочешь быть: здесь, или там, за чертой? Даже если мятеж в этом долбанном Заднестровье выдуман, даже если президента обманули, неужели ты хочешь оставить все, как есть? Неужели ты готов принести себя в жертву дерьму, всей этой жизни, и пустить единственный шанс выбиться в люди из-за долбанного гуманизма? Даже если это долбанное Заднестровье вовсе нам не угрожает, даже если там мятежом и в помине не пахнет?!


Водитель молчал. Офицер ждал.

  • А если я скажу, что вы меня не убедили, - спокойно сказал он, - то вы меня пристрелите. Тут же.
  • Конечно, - согласился лейтенант, - война все спишет. Но у тебя есть шанс: ты можешь бороться, и попробовать пристрелить меня.
  • Конечно, могу. Но какой в этом будет смысл? – задумался водитель. – Ведь тогда мне все равно придется ехать. Ведь труп офицера спишет только война.


Лейтенант кивнул. Этот солдат нравился ему все больше. Водитель мрачно улыбнулся, и включил двигатель боевой машины.

  • Я уверен, - сказал он, - что вы ошибаетесь, мой лейтенант. Мы должны верить своему главнокомандующему. Мятеж в Заднестровье наверняка есть. Более того, я считаю, что наш долг – обязательно ворваться туда, как можно быстрее, пока мятежники не нанесли нам подлый удар в спину, и не напали на столицу. Это было бы ужасно… Ведь у нас за спиной – наши близкие, родные, и Родина.


Танк снова тронулся, и лейтенант подумал, что был несправедлив в оценке солдат. Они быстро учатся, усмехнулся он про себя.

Офицер поощрительно похлопал солдата по плечу. Тот, еще раз улыбнувшись, добавил:

  • Ну, и, вдобавок, у нас за спиной несколько трупов и грабеж.


ХХХХХХХХ


Иван Стурдза уселся в позолоченную коляску, и велел кучеру:

  • Трогай!


Глядя в широкую спину извозчика, Стурдза, несмотря на убаюкивающее покачивание коляски, чувствовал возбуждение и злость. Кто-то из прислуги опять украл серебряную ложечку из столового набора, доставшегося ему от родителей. Тем, в свою очередь, получили набор от родителей, ну, и так далее: время появления в семье Стурдза этого сервиза терялось где-то в семнадцатом веке. Тогда предки Ивана, знаменитые на весь край бояре, исправно служили государям земли Молдавской, время от времени отрубая им головы в ходе дворцовых переворотов, открывали ворота перед турками, венграми, татарами и поляками, в общем, были обычными молдавскими боярами. Боролись с централизацией власти.

  • Главное, - учил маленького Ивана отец, служащий Никита Стурдза, - не допускать централизации власти. Она не должна быть в руках одной партии, одного человека, иначе получается то, что у нас есть…


Иван, выслушав отца, повязывал галстук, и отправлялся на линейку, приуроченную к очередной годовщине Ильича. Эти слова папы врезались ему в память, как и другие:

  • Запомни, сынок, все это, линейки, галстуки, Советы, демонстрации, - поучал Никита сына, - вся эта мишура не вечна. Мы часть Европы. Мы должны жить в маленькой и свободной республике, и у нас должна быть демократия. А что такое демократия? Это когда власть не у одной силы, а у многих.


Иван Стурдза задумчиво улыбнулся. Так оно и случилось. Жалко, папа не дожил: умер после очередного месячника-уборки картошки на полях, куда его организация выезжала каждую осень. На уборке обычно было холодно, и сыро, вот папа и простудился, а организм у него был ослабленный, вот он и скончался, царствие ему небесное. Безусловно, отец был жертвой режима, думал Стурдза. Что ж, вот еще один повод ненавидеть прошлое.


Коляску покачнуло, и Стурдза с ненавистью посмотрел на кучера. Безусловно, мужлан специально так небрежно лошадьми правит, чтобы его, Ивана, из коляски выбросило. Надо бы уволить, да жалко. Не кучера, конечно, жалко, а престижа. Ведь Стурдза очень гордился тем, что коляской его правит и за лошадьми навоз убирает не кто-нибудь, а специалист высшего класса. Не в лошадях, конечно, специалист. Иван улыбнулся, вспомнив объявление о найме на работу, на которое откликнулся один-единственный человек.


«Требования к кандидату. Высшее образование, научная степень, а также:

  • опыт руководящей работы не менее 5-ти лет;
  • навыки администрирования процесса найма и сдачи в аренду торговых площадей;
  • навыки разрешения конфликтных ситуаций;
  • знание законодательства Молдовы;
  • высокий уровень самоорганизации и ответственности
  • знание пяти иностранных языков
  • составление бюджетных планов
  • составление финансовых и экономических прогнозов
  • поддержание контактов с иностранными и местными финансовыми структурами
  • хорошая физическая подготовка
  • отсутствие вредных привычек
  • желание много и хорошо работать»


Платил Стурдза кучеру полторы тысячи леев (сто долларов) и подумывал над тем, чтобы понизить зарплату. Все-таки человек, когда у него чуть-чуть не хватает денег, всегда становится инициативным. А не щелкает ртом, как безынициативный совок, привыкший получать деньги за протирку штанов в бесполезном НИИ.


Конечно, было бы намного разумнее найти просто хорошего конюха. Но Иван не мог отказать себе в удовольствии нанять в кучеры именно такого человека. Советская элита, научная кость, кухарки, правившие государством, бесплатное высшее образование для всех. Разбаловали Советы быдло. Но ничего. Пусть теперь вспоминают, где их место, ублюдки проклятые. Сколько он, - сотрудник НИИ Иван Стурдза, - навидался, и натерпелся от них, уже и не вспомнишь. Слава Богу, другие времена пришли.


Конечно, и коляска была роскошью, может быть, даже, чуть непозволительной роскошью, но Иван ничего с собой поделать не мог. Уж очень ему нравилось подчеркивать, что он – наследник древнейшего рода Бессарабии. Поэтому по городу Стурдза передвигался исключительно на золоченой коляске, дом свой выстроил по подобию небольшого дворца, а от домашних и прислуги требовал соблюдения жесточайшего этикета.

  • Что как в Букингемском дворце, - стучал он пальцем по столу, - не меньше.


И понимал: все, что произошло в мире с семнадцатого века, себя не оправдало. Потому что истина проста: есть дворяне, белая кость, элита, и передается это с кровью, и только, и есть быдло. Быдло должно служить, дворяне – руководить. Так оно почти и случилось, когда он, Иван, стал премьер-министром, и могло быть еще лучше, если бы этот колхозник Снегур ушел, наконец, в отставку. И президентом бы стал он, Стурдза. Но Снегур его перехитрил. Конечно. Землекопам хитрости не занимать. Не ума, а подлой хитрости. Стурдза едва не сплюнул, но вспомнил, что это пошло, и плевок пришлось проглотить.


Коляска остановилась у высокого застекленного здания. Это был банк, - представительство швейцарского банка, - которым руководил Стурдза после отставки с поста премьер-министра. Этой должностью Ивана швейцарские коллеги отблагодарили за некоторые послабления при некотором ввозе некоторых товаров. Обычное партнерство. Ничего криминального.


Иван сошел с коляски, стянул белые перчатки, и широко улыбнулся. Наверху, в кабинете, его ждали. Во-первых, утренний кофе. Во-вторых, иностранные журналисты: Иван был очень тщеславен, и любил, когда про него писали статьи. В третьих, красивая секретарша, которая была образованна еще больше кучера, и обязанности которой состояли в приготовлении кофе и интимной связи с шефом. Интересно, подумал Иван, она надела чулки в крупную сетку, как я просил?


Улыбающееся лицо секретарши виднелось в окне. Ах, шалунья, довольно подумал Стурдза, и расправил плечи. Когда эта надоест, и буду искать новую секретаршу, эту не выгоню, а предложу горничной работать. Тем более, что нынешняя горничная, кажется, ворует. Иначе кто, как не она, украл ложку? Впрочем, не надо думать о ложке. И о горничной тоже. Не нужно портить себе настроение. Тем более, что воровку жена уже, наверняка, рассчитала. Интересно, есть ли у нее, - да не у жены, а у уволенной горничной, - что-то с кучером? Наверняка, да. Иначе как объяснить внезапную угрюмость этого всегда приветливого мужлана?


Иван с удовольствием потрогал носком ботинка новую плитку, которой выложили тротуар у его банка. До чего приятно… Вот еще бы дождаться, пока Снегур сдохнет, да и выставить свою кандидатуру на президентских выборах. Тогда вообще жизнь замечательной станет.


Стурдза взмахом руки отпустил кучера, и торжественно пошел ко входу. У дверей его уже ждали швейцар и обозреватель местной экономической газеты «Инфу-в-маркет» Анатолий Добрянко, которому Стурдза постоянно приплачивал за первое место его банка в рейтингах и обзорах. Лица обоих, - Добрянко и швейцара, - светились. Оба глядели на Стурдзу ласково, как на сына. Иван тоже ласково улыбнулся им в ответ, и поднял в приветствии руку. От резкого рывка пиджак Стурдзы чуть скосился.


Из кармана на мостовую вылетела серебряная ложка.


ХХХХХХХХХХХ


Тудор Мунтяну выглянул за угол, и отскочил обратно. Пока дорога у банка была пустая.

  • Прекрати грызть пальцы! – нервно бросил он другу, Николаю Йову. – Достал ты с этой привычкой.
  • Я нервный, - оправдывался Тудор, обкусывая заусеницу на левой руке, и сжимая в правой небольшой пакет. – Ничего не могу с собой поделать. Это с детства. Меня даже в санатории лечили. Электросном.
  • Это еще как? – удивился Тудор. – Каким сном?
  • Специальная кровать, - пояснил Николай, - ложишься на нее, и она начинает мерно так покачиваться. А потом тебе на голову специальную такую штуку крепят, типа шлема у космонавта, и по проводкам ток бежит. Прямо в голову!
  • Хватит врать, - недоверчиво пробурчал Тудор, стараясь не упустить из виду вход в банк. – Это же электрический стул какой-то получается.
  • Честное слово, - божился Николай, - ток же слабенький. И вот он тебя успокаивает, успокаивает, и ты, бац! Уснул!
  • Тише, - зашипел Тудор, - конспиратор ты хренов!


Друзья замолчали. На лбу у Тудора выступил пот. Парень, как, впрочем, и его приятель, немного боялись. Ну, если честно, отчаянно трусили. Оба они, активисты Национал революционной Партии Молдавии, стояли здесь рано утром для того, чтобы совершить Поступок. Оба они с утра побрились, искупались, и оделись во все чистое.

  • Вы войдете в историю, - говорил им на прощание лидер немногочисленной пока партии, Василий Коноплев, - как борцы с индустриализмом, глобализмом, и мировым капиталом, скрывшим свою личину под маской международных корпораций. Все эти разбитые стекла «МакДональдсов» не в счет. Настала пора для настоящего подвига. Идите, и войдите в историю. Пять поколений русских бомбистов смотрят на вас сейчас из глубины веков.
  • А при чем здесь русские? – спросил Тудор. – Мы же молдаване.
  • Какая разница, - сурово ответил Коноплев, главное ведь в бомбисте не это. Бомбист, молдаванин ион, или русский, еврей или поляк, все равно бомбист.
  • В бомбисте главное это бомба, - поддержал Николай, - все остальное неважно.
  • Верно, - обнял Колю Коноплев, - ты настоящий бомбист, раз понимаешь это.


И друзья пошли на подвиг. Каждый из них понимал: если бы они не решились на это, все три года членства в партии были бы зря проведенным временем. Революционер много говорит, но когда приходит время, он начинает действовать.