Признание голосов

Вид материала

Подобный материал:

1 ... 12 13 14 15 16 17 18 19 ... 25

быть честным в побуждениях и заключениях при работе с пациентом; сначала установить основные правила общения;

обеспечить обстановку доверия и поддерживать ее;

не формировать "повестку дня"; давать человеку возможность решать, что раскрывать, а что нет;

быть искренним в выражении собственных чувств – это не проявление неприятия, а знак того, что вы тоже живой человек;

позволить человеку решать, какими должны быть цели, и сказать, если он хочет их изменить.

Голоса: выживание и овладение

Благодаря поддержке, которую оказала мне эта медсестра, я смог развить ряд механизмов овладения голосами. Один из них состоит в том, что я ежедневно отвожу голосам определенное время, когда они могут являться и я могу заниматься ими. Тем не менее, чтобы это происходило, я должен подготовиться; помогает также кое-что сделанное заранее, например, установление постоянного режима сна. Даже когда я обещаю голосам определенное время, они продолжают свое дело, но уже не подавляют меня. Чему я научился, так это позволять себе касаться своих душевных волнений, хотя иногда я путаюсь моих чувств и голосов.

За последние четыре года мне удалось выявить события или ситуации, которые запускают голоса (триггеры). Временами я лучше распознаю цвета, их глубину и оттенки; их яркость кажется мне более интенсивной. Эта фаза длится примерно 20-25 минут, а потом из моря шума появляется голос. Иногда я пугаюсь, если голос становится более властным.

В моей жизни четыре отдельных голоса, и я заметил, что их тон и высота меняются по мере того, как я становлюсь старше. Каждый голос, кажется, имеет свой триггер; однако, некоторые мировые события запускают все голоса. Например, во время войны в Персидском заливе мне было трудно спать или даже сконцентрироваться в течение дня, потому что голоса вопили, понося меня, целых три дня без передышки, не давая покоя.

Вот мои голоса... и их триггеры

Голос первый: Серебряный Голос. Этот голос разговаривает мягко и всегда шепотом, часто обрывает фразы и делает замечания о людях, которых я встречаю или с которыми общаюсь. Триггеры: разговор по телефону; голос становится властным, если я должен ехать на новые места или встречаться с новыми людьми; когда я прикасаюсь к кому-то впервые, например пожимаю руку.

Голоса второй и третий: Два Брата. Эти голоса разговаривают между собой, а также со мной ритмично. Они очень агрессивны, бранятся и говорят мне о других голосах. С этими двумя голосами труднее всего справляться. Триггеры: эти голоса кажутся доминирующими после любой сексуальной активности; иногда они появляются, когда я прикасаюсь к старой или к антикварной вещи, такой как мебель, драгоценности и зеркала.

Голос четвертый: Механический Голос. Этот голос обычно появляется ночью, он господствует, когда темно. Обычно он повторяет один и тот же набор фраз, часто говорит мне, что другие существа, обычно животные, могут слышать все голоса, а кошки слышат лучше всех. Может показаться смешным, но этот голос больше всех пугает меня, однако я построил механизм приспособления, позволив себе пугаться, это заставляет голос постепенно исчезать. Триггеры: темнота, полная луна; кошки, сидящие на мне; бодрствование в постели, когда все спят.

Чтобы быть способным действовать и реагировать на окружающий мир, я должен был контролировать себя и быть весьма дисциплинированным. Чего я не делаю, так это не пытаюсь блокировать голоса, слушая музыку через наушники. Когда я делал это прежде, голоса ждали, когда я буду среди людей и не смогу уединиться, и тогда все набрасывались на меня, доводя до головокружения и полной дезориентации. Некоторые психиатры поддерживают это как путь вперед, но лично я чувствую, что это – форма отрицания переживания, способ утверждения того, что переживание не имеет цены или смысла. Я полностью отвергаю такой подход.

Я нахожу, что легче жить с голосами теперь, когда я достиг баланса сил, а именно, позволил себе чувствовать неуверенность и беспокойство и даже временами страх; научился владеть своим переживанием, уважать и контролировать себя, насколько возможно. Как я уже сказал, мне удалось найти ряд приемов, которые помогают справляться с голосами. Однако каждый голос требует своего подхода.

Воспитание голосов: достижение их сбалансированности с моей жизнью

Серебряный Голос. Я часто обнаруживаю, что рисование и даже громкое повторение того, что говорит голос, помогает уменьшить его силу (каждый раз это длится около десяти минут).

Два Брата. Эмоционально они наиболее требовательны. Когда они начинают, я должен найти убежище и дать им волю (это длится до трех часов).

Механический Голос. Я обычно возражаю этому голосу, задаю ему вопросы, на которые, как я надеюсь, ему будет трудно ответить. Позволив себе пугаться, я могу, например, задать голосу вопрос: "Ты не можешь повредить мне, не так ли?" Поддразнивая голос, я доказываю, что сильнее его. Иногда, если я не отвечаю, он начинает оскорблять меня и говорит странные вещи; но это продолжается около десяти минут в час в течение ночи.

Я нашел: чтобы выжить, нужно контролировать себя и отвергнуть представление о себе как о жертве. Можно обнаружить, что если вы говорите с кем-то о голосе, то он после отыгрывается на вас несколько дней, делая все возможное, чтобы расстроить вас и нарушить заведенный порядок вашей повседневной жизни, – не сдавайтесь. Если вы установите стиль поведения и будете придерживаться его, голоса станут менее сильными. Вот несколько полезных советов:

Установите место и время, когда вы хотите заниматься голосами. Установите специальное время на каждый день и через какой-то период уменьшайте время, когда вы позволяете им быть в контакте с вами.

Не пытайтесь блокировать голоса; вместо этого постарайтесь узнать, когда и откуда они появляются. Можете ли вы выявить триггеры?

Вам поможет изучение нескольких основных приемов расслабления. Это может оказаться полезным, когда ваши чувства завязываются узлом из-за препятствий, постоянно возводимых голосами. Применяйте их, как только голоса появляются.

Владейте своим переживанием: живите им, и дышите им, проживайте его в свое время и в своем темпе.

Писать об этом было непросто. Голоса говорили мне, что когда это прочтут другие слышащие голоса, мои голоса станут сильнее и вернутся ко мне. Это несколько пугает меня, но я жив. Мне приятно, что мы собрались вместе, чтобы поделиться нашими переживаниями и объяснениями, нам следует быть внимательными, дабы не утратить контроль и не прервать синтез наших познаний, а также предотвратить возврат к стереотипам. Я рад, что есть люди, помогающие нам, но всякая поддержка и помощь должны учитывать наши условия, потому что в конце дня мы единственные, кто должен жить с голосами и справляться с ними. Не следует устраивать соревнование друг с другом, потому что каждый из наших случаев уникален и ценен.

Из моря звуков, из тумана чувств
сила движется,
и
мир полон

голосов,

голосов, которые шепчут,

голосов, которые смеются,
голосов, которые сокрушают меня
в темноте
дня,

но у меня

есть песня

в моем сердце,

говорящая,

что они могут жить

в мире возле

меня.

ТРИНАДЦАТОЕ СООБЩЕНИЕ (Р.Н.)

Это история женщины, которую я (Мариус Ромм) начал лечить в 1983 году. Ей было тогда 26 лет, а голоса она слышала с 14 или с 15 лет. Она обратилась ко мне с жалобами на то, что голоса отдавали ей приказы, например, запрещающие поступать определенным образом или встречаться с людьми, и они полностью подавляли ее. Ее несколько раз госпитализировали и поставили диагноз шизофрении. Нейролептиками не удалось устранить голоса, хотя снизился страх, ими вызываемый. К сожалению, лекарства снизили и ее умственную живость, поэтому она решила не принимать их подолгу и избегать больницы. Голоса, однако, продолжали изолировать ее все больше и больше, запрещая делать то, что она всегда любила, а иногда даже приказывали ранить себя. Во время первой конференции слышащих голоса (1987 год) она рассказала свою историю. Вот она.

Насколько я помню, мне было семь или восемь лет, когда я впервые услышала голоса. В то время они были дружескими, рассказывали мне истории, давали советы и ограждали от неприятных ситуаций, например от ссор. Но когда мне было 15, они стали злобными и начали отдавать мне распоряжения, вначале довольно безобидные, например сделать что-то в определенном порядке, когда я вставала утром. С годами они стали более принуждающими и мучительными: они стали запрещать дружбу или расстраивали ее, выставляя другого человека в совершенно нелепом виде. Часто мне не разрешалось ответить по телефону или открыть дверь, когда звенел звонок, или навестить кого-нибудь. Они обо всем делали замечания, причем обычно отрицательные. Они беспокоили меня, когда я занималась, читала, во время разговора. Годами я никому не рассказывала о них, потому что они это тоже запрещали. Если я им не подчинялась, они поднимали такой шум, что заглушали все, что происходило вокруг. В то время они часто показывались мне и пугали меня. Хуже всего было, когда они заставляли меня причинять себе вред. Я думала, что они – всезнающие и всемогущие боги, которые правят всем на земле. Иногда я пробовала обмануть голоса, но для этого они были слишком умными. Иногда я пыталась договориться с ними, даже приносила жертвы, но это их не сдерживало. Поскольку я думала, что голоса связаны с ситуацией в доме, я сбегала оттуда. Я лечилась в подростковом отделении департамента социальной психиатрии, но не избавилась от голосов.

Некоторое время я считала, что стала психически больной, но вскоре отбросила эту мысль. Голоса были слишком реальными, чтобы называться галлюцинацией. Четыре года назад я неожиданно встретилась с профессором Роммом. Когда он начал меня лечить, весь первый год ушел на то, чтобы убедить его, что у меня не клиническое расстройство, что голоса действительно вне меня. Мы пытались установить, есть ли связь между определенными чувствами и голосами, но она самое большее состояла в том, что голоса усиливали определенное настроение. Например, если я чувствую себя не очень хорошо, они причиняют такую боль, что делают из мухи слона. Итак, мы попробовали тренинг. У профессора Ромма я научилась создавать условия, в которых у меня был больший самоконтроль и я меньше поддавалась внушению голосов. Я не избавилась от них, но разговоры с профессором Роммом все же помогли мне. Этот человек заставил меня мыслить яснее; он заставил меня шевелить мозгами. Я научилась видеть связь между тем, что голоса говорят, и моими чувствами, а также научилась планировать свой день. Я освобождаю для голосов вечер и потому они меньше беспокоят меня в течение дня, благодаря чему я работаю лучше. К тому же я научилась правильно применять нейролептики. Применению этих медикаментов я сопротивлялась долгое время, потому что они притупляют мысли и чувства. Теперь я принимаю их в малых дозах, и меня меньше беспокоят побочные явления, а если мне кажется, что голоса усиливаются, то временно увеличиваю дозу.

С тех пор как я рассказала о голосах членам своей семьи, что помогло им лучше понимать мое поведение, я получаю от них огромную поддержку. В этом году у меня снова был плохой период, и я уехала пожить к матери. Там мне было хорошо. Разрешилось затруднительное положение, связанное с тем, что я больше не могла заботиться о себе. Помогло также то, что моя мать – большой оптимист. Она сказала: "Поскольку это всегда проходит, пройдет и на этот раз". Я не знаю, откуда голоса приходят и что они значат, но знаю, что они принадлежат мне и останутся. Хотя я теперь справляюсь с ними лучше, чем несколько лет назад, я все еще нахожу, что жить с ними трудно.

9. СЛЫШАНИЕ ГОЛОСОВ:
ПСИХИАТРИЧЕСКИЕ И ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ КОНЦЕПЦИИ

ВВЕДЕНИЕ

Мариус Ромм

Как ни трудно определить количество тех, кто слышит голоса, ясно, что большинство из них на какой-то стадии вступают в контакт с миром психиатрии. Поэтому мы включаем сюда подборку систем взглядов, которые либо применяются в психиатрии, либо имеют явное отношение к ней.

Есть также другие основания для объединения этих воззрений: многие из них предлагают стратегии обучения тому, как справляться со слышанием голосов, хотя, к сожалению, это применимо не ко всем им. Некоторые разделы этой главы частично совпадают, но не исключают друг друга; можно сказать, что каждый из них рассматривает и подчеркивает различные стороны одной и той же проблемы.

В "Классической психиатрии" мы находим привычное предположение, что голоса – симптоматика болезни и дисфункции мозга, в частности шизофрении. При этом, конечно, уделяется мало внимания (или оно вовсе не уделяется) самим голосам, а назначается лечение, заключающееся в их подавлении нейролептиками.

"Функциональный анализ" сосредоточивает внимание на том, что говорят голоса. Он намечает подходы к разговору о голосах и к тому, как это может быть использовано для раскрытия значения их посланий в контексте истории жизни слышащего.

"Диссоциация" понимает слышание голосов как психологический механизм, введенный в действие, чтобы справиться с угрожающими ситуациями, особенно в детские годы. Это приводит к отделению от личности определенных чувств и воспоминаний, которые затем проявляются в форме голосов.

Детские испытания сексуальных и других насилий обсуждаются в разделе "Травма", где представлены результаты исследования, которое показывает зависимость между таким насилием и появлением впоследствии слуховых галлюцинаций.

В "Когнитивной психологии" феномен слышания голосов рассматривается как особое толкование восприятий, другими словами, как особый способ обработки информации, которая может быть особенно неудобной и трудно усваиваемой.

"Социальная психиатрия" рассматривает голоса как метафорическое выражение жизненной ситуации и истории жизни слышащего. Согласно этой модели, голоса отражают родственные и социальные отношения личности.

"Семейные отношения и психоз" рассматривает вклад домашней обстановки как в возникновение, так и в управление голосами. Эмоциональная атмосфера в семье, как кажется, может быть решающим фактором лучшего или худшего владения голосами.

В разделе "Психоз" Брайен Дейви размышляет о различных подходах к психическим и эмоциональным расстройствам и рассказывает о своей удивительной борьбе с психозом. Брайен глубоко изучил психологию и психоанализ и разработал теорию, основанную на личном опыте.

В разделе "Карл Юнг об экстрасенсорном восприятии" исследуется представление о коллективном бессознательном как о возможном источнике голосов. Юнг-психиатр, который сам слышал голоса, полагал, что они могли бы быть, на самом глубоком уровне, выражением контакта с бессознательной сферой духовной жизни, в которой мы все участвуем. Эта идея предлагает возможное объяснение общего восприятия голоса как "не-я".

"Jaynes и сознание" рассматривает роль эволюции в развитии сознания. Автор этой теории, психолог Julian Jaynes полагает, что когда-то слышание голосов было обычным для людей и что теперь этот феномен представляет собой наследие эволюции. Это более личный взгляд, чем большинство представленных в этой главе, который мало что взял от психиатрии и не является общепринятым. Однако мы включили отчет об этом подходе (написанный Петси Хейг, которая сама слышит голоса), так как увидели, что он может возвращать уверенность тем слышащим голоса, которые ищут способы понимания своих переживаний.

Примечательно, что слышащие голоса редко находят психиатрические системы взглядов сочувственными или заслуживающими доверие с точки зрения их личного опыта. Это само по себе делает настоятельно необходимым самый свободный обмен опытом и теориями между профессионалами психиатрии и слышащими голоса. Однако в настоящее время имеет место глубокое расхождение между опытом и теорией, между субъективным и объективным, что очень затрудняет эффективное взаимодействие. Вопрос не в том, какой лагерь прав, а в том, как эту пропасть уменьшить и "навести мосты". Эта глава, как мы надеемся, содержит несколько возможных подходов к решению столь важной задачи.

КЛАССИЧЕСКАЯ ПСИХИАТРИЯ

Алек Дженнер

Видеть что-либо, чего здесь нет, или слышать что-либо непроизносившееся кажется по крайней мере ошибкой. В психиатрии эти два типа переживаний известны как зрительные и слуховые галлюцинации. Классическим психиатрам это показывает, что нечто неблагополучно с воспринимающим, что он или она не могут полагаться на свои чувства, по крайней мере при определенных условиях. Мы исходим из того, что, когда здоровы, то способны отличать себя и свои мысли от происходящего вокруг нас: мы знаем разницу между тем, что слышим что-то или воображаем что-то.

Утрата способности этого распознавания, как говорят, иллюстрирует утрату границ личности (некоторые психиатры применяют даже более специальное выражение "неблагоприятный диагноз").

Однако просто недостаток наших глаз или ушей не может быть достаточным объяснением нарушения восприятия, например, речи на родном языке. Физическое объяснение должно включать части мозга, ответственные за уже изученный язык и не работающие должным образом. Классические психиатры знают, что в жизни бывает много ситуаций, в которых наше воображение может разгуляться: когда мы напуганы, слишком много выпили, когда подозреваем, что о нас говорят, когда засыпаем или пробуждаемся. Для психиатров такие переживания не являются признаком наличия галлюцинаций.

Психиатры отличают галлюцинации в состоянии бодрствования от таковых во сне, при лихорадке, при повреждении головного мозга, при старческих и физических заболеваниях. Некоторые галлюцинации, возникающие в состоянии бодрствования, рассматриваются как признаки серьезного психического заболевания. Нет консенсуса в отношении природы так называемых функциональных психозов, но их обычно относят к определенным заболеваниям, к которым пациент имеет склонность из-за наследственного дефекта мозга. Это заболевания, при которых человек утрачивает контакт с реальностью. Что именно это может быть – вопрос спорный; это может быть комбинация врожденных дефектов, вирусные инфекции или тяжелые жизненные события, особенно семейные.

По существу, есть два признанных вида функционального психоза. При маниакально-депрессивном психозе настроение индивидуума колеблется вверх и вниз из-за того, что не в порядке контрольный механизм. Галлюцинации могут появляться в крайних точках настроения и рассматриваются как следствия этих настроений. Шизофрения – это болезнь, при которой слышание голосов – главная составляющая. До некоторой степени мы можем думать об этом условии как о потере наиболее обычных ассоциаций мыслей и идей: некоторые усматривают в этом неразбериху в электрической схеме мозга, наподобие путаницы проводов в телевизоре. В первую очередь психиатры отметили, что больные шизофренией склонны к прогрессивному ухудшению состояния, в то время как при маниакально- депрессивном психозе обычны колебания между манией (приподнятое настроение и гиперактивность) и депрессией. Хотя это наблюдение не лишено смысла, оно имеет относительную ценность: курс на ухудшение, по-видимому, обусловлен характером учреждений, куда направляли людей.

Какими бы ни были трудности, психиатры должны прилагать все усилия для классификации типов психических состояний, которые они предполагают лечить. Возможно, они ошибаются, полагая, будто это отдельные болезни, а даже если это и так, то ошибаются, полагая, будто располагают правильной классификацией. Однако усилия по становлению психиатрии как науки приводят к изучению того, что с чем связано. В самом деле, это "человек с улицы", а не психиатры, первым заметил, что психические проблемы нуждаются в истолковании.

Исторически Гейдельбергская клиника в Германии предприняла наиболее важную попытку описать заболевания, их признаки и симптомы. В частности, утверждалось, что наличие голосов, говорящих о слышащем в третьем лице, когда он бодрствует, позволяет диагностировать шизофрению. ("Я" первое лицо, "ты" – второе лицо, "он или она" – третье лицо.) Этот диагноз позже подтверждался, когда голоса оказывались принадлежащими группе людей, говорящих вместе о слышащем, особенно если их комментарии были унижающими. Большинство современных психиатров все еще классифицировали бы как шизофрению любое сообщение о таких переживаниях. Кое-кто найдет странным, что эта озабоченность диагнозом может означать, что врач меньше интересуется тем, о чем говорят голоса, чем тем, каким образом они это говорят. Это потому, что психиатры стараются делать различие между тем, что они называют формой и содержанием: формой в данном случае является слышание голосов, говорящих в третьем лице, в то время как содержание заключается в том, о чем они говорят. Если мы слышим людей, говорящих с нами, то форма это восприятие, если они действительно говорят; если они не разговаривают, тогда форма – это галлюцинация. В обоих случаях содержание одинаково, но форма разная. Для установления диагноза, таким образом, форма важнее содержания. Попытка поставить диагноз – всегда главное в медицине: это часто именно то, ради чего человек идет к врачу. Правильное лечение может проистекать только из правильного диагноза. Следует твердо помнить, что психиатрия – отрасль медицины и ее язык – язык медицины. Вопрос о том, что должно и что не должно входить в сферу медицины, поднимает другие спорные вопросы, которые не входят в предмет рассмотрения данного раздела.

Я пытаюсь здесь помочь клиенту понять систему взглядов психиатра и то, что он делает; почему он, задает именно такие вопросы; какая часть ответа будет наиболее важной, а какая скорее всего будет проигнорирована. Психиатр внимательно вслушивается в разговор, чтобы отнести к шизофреническим такие галлюцинации, как эти голоса в третьем лице.

Что значит быть человеком – исключительно сложный вопрос, и многие науки, наряду с психологической медициной, пытаются понять, как мозг – физический объект вырабатывает мысли, образы и впечатления. Если считать, что это выполняет он, то ясно, что если физический механизм неисправен, такими же должны быть и мысли. Поскольку было бы непродуманным предположение, что мысль может быть неискривленной при искривленной молекуле, это может характеризовать одно из возможных отношений к психическим заболеваниям. Обратимся к простому примеру больных, перенесших паралич: кровоизлияние в левую часть мозга (у правшей) нарушает способность находить нужные слова, даже если пациент вполне хорошо понимает то, что ему говорят. Это иллюстрация того, как влияют на разум функции частей мозга.

Blog

Признание голосов