Догматическое богословие

Вид материалаДокументы

Содержание


Источники – еп. Сильвестр (Малеванский), Флоровский, Лосский, Булгаков (кроме Софиологии).
Определение термина "догмат".
Цицерон (106-43 до н.э.) именует догматами бесспорные философские положения. Полибий
Игнатий Богоносец
Кирилл Иерусалимский
Викентий Леринский
I правило
Характерные признаки догматов.
Теологичность (вероучительность)
Викентий Леринский
Вера, догмат и богословие.
Догмат в соотношении с верой, богословием.
Догмат в соотношении с философией и наукой.
Догмат: содержание и определение.
Проф. Прот. П.Лепорский
Неизменяемость догматов по существу и раскрытие их в Церкви. «Коммониториум» и «Критерий» преп. Викентия Леринского.
7. Таинственный характер догматов и их религиозно-нравственное значение.
Симеон Богослов
Григорий Богослов
Симеон Новый Богослов
...
Полное содержание
Подобный материал:
  1   2   3   4   5   6   7   8   9

ДОГМАТИЧЕСКОЕ БОГОСЛОВИЕ


Введение.

1) Источниковедение – символические тексты, их авторитет;

2) Триадология;

  1. Введение. Развитие и определение термина «догмат».

Все, что составляет фрагмент нашего спасения, раскрывается постепенно во всей своей неисследимой полноте. Церковь есть объективный результат искупительного подвига, образ благодатного пребывания в мире Христа. В Ней икономия совершается. На Церковь указывает исхождение Святого Духа (как совершенная и несовершенная формы глаголов – слышали и услышали). В Церкви благодатью Святого Духа продолжается спасение, освящение и обожение твари. Церковь – «дверь жизни», богатая сокровищница всего относящегося к истине. И нам следует сочетать мягкую пищу с твердой пищей.

«Вникай в себя и в учение; занимайся сим постоянно: ибо, так поступая, и себя спасешь и слушающих тебя» (1Тим.4:16).

Св. Филарет (Дроздов): Никому в христианстве не позволено быть никчемным и оставаться невеждою. Сам Господь был Учителем, и прежде учениками назывались христиане. Это не праздные имена. Апостолы учили, а потом крестились.

- Стяжание благодати Святого Духа – истинная цель, но без накопления знаний основополагающих догматов это невозможно.

«Посему и мы с того дня, как [о сем] услышали, не перестаем молиться о вас и просить, чтобы вы исполнялись познанием воли Его, во всякой премудрости и разумении духовном…» (Кол.1:9).

Источники – еп. Сильвестр (Малеванский), Флоровский, Лосский, Булгаков (кроме Софиологии).

Должна быть сознательность, а не ошибочная однобокость и слепота.

Человек должен сам иметь благодатный дар, который перечисляет апостол: «И как, по данной нам благодати, имеем различные дарования, то, имеешь ли пророчество, пророчествуй по мере веры; имеешь ли служение, пребывай в служении; учитель ли, - в учении; увещатель ли, увещевай; раздаватель ли, раздавай в простоте; начальник ли, начальствуй с усердием; благотворитель ли, благотвори с радушием» (Рим.12:6-8).

Дар учительства нуждается в «возгревании усердным трудом». Богословие – особый образ любви к Богу, Которую надлежит осуществить не только «всем сердцем твоим и всею душею твоею и всем разумением твоим» (Матф.22:37). Это особый духовный дар.

«Но каждому дается проявление Духа на пользу. Одному дается Духом слово мудрости, другому слово знания, тем же Духом; иному вера, тем же Духом; иному дары исцелений, тем же Духом; иному чудотворения, иному пророчество, иному различение духов, иному разные языки, иному истолкование языков. Все же сие производит один и тот же Дух, разделяя каждому особо, как Ему угодно» (1Кор.12:7-11).

«И иных Бог поставил в Церкви, во-первых, Апостолами, во-вторых, пророками, в-третьих, учителями; далее, [иным дал] силы [чудодейственные], также дары исцелений, вспоможения, управления, разные языки. Все ли Апостолы? Все ли пророки? Все ли учители? Все ли чудотворцы? Все ли имеют дары исцелений? Все ли говорят языками? Все ли истолкователи?» (1Кор.12:28-30).

Не все призваны к учительству.

Церковь знает дар – служение богословия – как Дар Святого Духа, как вдохновенное творчество, которое происходит не на пустом месте и не из собственного мудрования, но из общецерковной сокровищницы. Церковь первична, Библия живет в Церкви. Христианская жизнь пронизана догматами. Исповедание апостола Петра открыто ему «…не плотью и кровью, но Отцом Небесным» (Мф. 16, 16), как и заповедь Христова крещения во имя (а не во имена) Отца и Сына и Святого Духа в развернутом виде содержится в Символе веры, читаемом при таинстве Крещения и на Божественной Литургии перед совершением таинства Евхаристии. Этот Символ веры по содержанию раскрывается в системе богословия, хотя и не для всякого доступно в равной мере это раскрытие, как и в различной степени, совершается оно для разных эпох.


Определение термина "догмат".

Подобно другим терминам, слово «догмат», как правило, употребляется в разговоре, СМИ в искаженном виде и с отрицательным оттенком как нечто мертвящее. Слово to dogma происходит от глагола dokein, который означает «думать, полагать, верить». Но «догма» означает конечный результат, а не только мнение.

У Платона (427-347 до Р.Х.) в диалоге «Государство» догматами называются постановления и решения правительства, относящиеся к понятиям справедливого и прекрасного.

У древнегреческого стратега и писателя Ксенофонта (ок.430-350-е) словом «догма» называется приказ, которому безусловно должны были подчиняться и следовать все военоначальники, а вслед за ними и подчиненные им воины.

Аристотель из Стагира употребляет выражение «та догмата» в смысле учения или положения, имеющего силу неписанного закона.

Римский политик, философ и ритор Цицерон (106-43 до н.э.) именует догматами бесспорные философские положения.

Полибий (200-120 до н.э.) называет догматом сенатское постановление (senatus consultum).

У Сенеки (ок.4 до н.э., - 65 н.э.) – «догмат» - основа нравственного закона.

Догмат – это фундамент, на котором располагается все. Философия – учение о достижении нравственного идеала.

Однако, для нас важнее то, что термин «догма» встречается с таким же значением и в Библии.

В книге пророка Даниила догмой именуется царский указ: «Когда вышло это повеление (dogma), чтобы убивать мудрецов, искали Даниила и товарищей его» (Дан. 2,13).

«Итак, утверди, царь это определение и подпиши указ, чтобы он был неизменен как закон (dogma) мидийский и персидский, и чтобы он не был нарушен. Царь Дарий подписал указ (dogma)» (Дан. 6,8-9).

Далее, в 15-м стихе, говорится о незыблемости закона мидянам и персам.

Есфирь 3,9 - с таким же значением - для обозначения решения издать царское повеление, которое другими должно быть беспрекословно исполнено.

2 Макк. 10,8 и 15,36 для означения решения иудеев узаконить навсегда праздник в память избавления их от тогдашних бедствий, употребляется глагол edogmatisan.

Н.З. В Новом Завете в аналогичном смысле слово (dogma) употреблено. Термин слова догмат также употребляется в Новом Завете. Ев. Лука называет догмой указ императора о переписи, сила этого указа распространялась по всей империи. «В те дни вышло от кесаря Августа повеление сделать перепись по всей земле. Эта перепись была первая в правление Квириния Сириею» (Лук.2:1-2).

У ап. Павла в том же смысле употребляется - «Упразднив вражду Плотию Своею, а закон заповедей учением, дабы из двух создать в Себе Самом одного нового человека, устрояя мир» (Еф.2:15). Комментарий Лопухина - Так как Христос упразднил Закон не учением евангельским (его было явно недостаточно), а Крестной смертью, очевидно, что русский перевод неточный. Правильный перевод: Упразднил плотью Своей Закон заповедей.

В Деян. – догматы – апостольские постановления. «Проходя же по городам, они предавали [верным] соблюдать определения, постановленные Апостолами и пресвитерами в Иерусалиме» (Деян.16, 4). Это были вероучительные и дисциплинарные постановления, которые имели силу обязательного закона для всей Церкви Христовой.

Свв.о.: Игнатий Богоносец «К Магнезиенам» (Ad Magnes. C.): догматы Господни; догматы апостольские.

Ориген «Толкование на Ев. Мф»: догматы Божьи, в противоположность еретикам, учившим об обратном.

В Древней Церкви термин «догма» стал прилагаем только к теоретическим предметам вероучения, а нравственные заповеди стали обозначаться термином канон.

Кирилл Иерусалимский (315-386) в Огласительном слове: «Образ благочестия состоит из двух вещей: из благочестивых догматов и из добрых дел».

Свв. Вас.Вел, Григ.Бог., И.Зл., Григ.Н.: под догматами понимали не что иное, как только исключительно христианское учение.

На ВС.Соборах слово догмат определялось только для вероучительных дисциплин, имеющих непререкаемый, несомненный и непреложный характер.

Викентий Леринский: «Догматам не свойственно подвергаться какому-либо изменению, отсечению, уродованию, как земным учреждениям, которые могут измениться к лучшему».

I правило VI ВС.С.: «Аще, кто либо из всех не содержит и не приемлет догматов благочестия и не так и мыслит, и проповедает, но покушается идти против оных, тот да будет анафема и от сословия христианского, яко чуждый да будет исключен и извержен».

Догматы – истины христианской веры; божественны и потому непререкаемы и непреложны; эти истины сформулированы Церковью; они имеют силу общеобязательного правила.

Православная догматика изучает православную богословскую традицию в апологетических целях там, где имеются наиболее яркие расхождения (филиокве, искупление, экклезиология).


  1. Характерные признаки догматов.

Догматы – истины, содержащие в себе учение о Боге и Его отношении к миру и человеку (о Боге в Самом Себе и икономии), определяемые Церковью и преподаваемые Ею, как непререкаемые и обязательные для всех верующих правила веры. Выражение «догмат», употребляемое в догматическом богословии, обозначает точно выраженную, неизменную в церковном сознании, истину, обладающую 4 признаками: теологичность, богооткровенность, церковность, законообязательность.


Теологичность (вероучительность) – определяет область предметов, обнимаемых догматами, и указывает на то, что содержание догматических истин является учение о Боге в Самом Себе и Его отношении к миру. Это истины теоретические, умозрительные, относящиеся к вероучительной области. Они отличаются от нравственных, литургических, канонических истин. Границы информ. поля.

«Слушай, Израиль: Господь, Бог наш, Господь един есть; и люби Господа, Бога твоего, всем сердцем твоим, и всею душею твоею и всеми силами твоими» (Втор.6:4-5) – догмат и нравственная часть.

Преображение и Евхаристия.

Главнейшим предметом здесь является один Бог. Другие предметы, если и находят для себя место, то только настолько, насколько являет им Себя Бог. В нравственных истинах – главный предмет человек, по отношению к другому творению.

Указание на содержание догмата как на истину веры. Догматические истины стоят выше разума и опыта. Они – достояние только веры. Церковь и назвала изложение догматов – Символом веры – «Верую…».

Богооткровенность – истины, открытые людям Самим Богом. Учение, которое не содержится в Откровении, не есть и не может быть догматом веры.

«Как прежде мы сказали, [так] и теперь еще говорю: кто благовествует вам не то, что вы приняли, да будет анафема» (Гал.1:9). Тот же апостол говорит: «Ибо и я принял его и научился не от человека, но через откровение Иисуса Христа» (Гал.1:12).

Догматы – слова Божьи неизменны. «Слово Господне пребывает вовек; а это есть то слово, которое вам проповедано» (1Пет.1:25).

Догматы в Откровении даны сполна и однажды, и навсегда в том объеме, в котором исповедует их Церковь. Ум человеческий не пришел к ним в лице самых знаменитейших и гениальных людей. Человек своим умом принципиально не может постигнуть их в их абсолютной глубине и необъятности. Богооткровенность говорит об их сверхъестественном происхождении.

Догмат должен иметь опору в СП и СПредании. Преп. Викентий Леринский: «Возьми сочинения Павла Самосатского, Евномия и прочих заразителей, и ты увидишь в них множество изречений Нового и Ветхого Завета. Еще более поразителен тот факт, что Священным Писанием пользовался даже сам дьявол. Всякий раз, как только лжепророки или лжеучители приводят изречения СП с превратным истолкованием, они, несомненно, подражают лукавым ухищрениям руководителя своего – Диавола. Нет более легкого пути к обману, как ссылка на авторитет Слова Божьего». Человек спасается не учением, не Писанием, а самой живой верой, которая не сводится к уверенности в существовании Бога и к доверию Его учения, а выражается в верности Богу.


Церковность – указывает на способ выявления и выражения богооткровенных истин веры. Только Вселенская Церковь придает христианским истинам веры догматический авторитет и значение. Хотя догматы и содержатся в Откровении, но взойти на ступень неоспоримого и обязательного для всех христиан значения эти положения могут только при том условии, если Вселенская Церковь признает за ними достоинство догматов. Ведь, через изложенное понимание и истолкование того или иного места в СП, и сама истина утратит своё значение. Положиться в этом случае только на Библию и на свое понимание нельзя. Каждая из многочисленных ересей указывает на отдельные места в Библии, якобы подтверждающие их истинность.

«Впрочем, вы имеете помазание от Святаго и знаете все. Я написал вам не потому, чтобы вы не знали истины, но потому, что вы знаете ее, [равно как] и то, что всякая ложь не от истины. Кто лжец, если не тот, кто отвергает, что Иисус есть Христос? Это антихрист, отвергающий Отца и Сына» (1Иоан.2:20-27), (Мф. 16-18).

Придавая тем или иным истинам Откровения характер догмата, Церковь этим не вносит чего-либо нового в вероучение, а придает им лишь особенную формулировку соответственно обстоятельствам времени. Большинство оросов на Соборах было ответом Церкви на ереси. Церковь ограждает истину от своеволия. Церковь также дает гарантию божественному достоинству догмата, заявляя открыто пред вселенной свою полную веру в него, извлекая из Откровения по мере необходимости (чаще всего - возникновение ереси) известную истину веры, Церковь как бы поставляет её на подсвечнике перед глазами всех, возводит на степень догмата, что может быть названо догматизированием (dogmatizein).

«Все христианское вероучение по происхождению своему есть именно церковное вероучение, описание церковного опыта, свидетельство Церкви о врученном Ей «залоге веры»; только через это харизматическое церковное удостоверение вероопределения получают полноту силы и значимости, и получают от Церкви не как от власти и авторитета (Римо-католики – А.М.), но от Духа Святого и Самого Господа, «никогда не удаляющегося, но пребывающего неотступно». «Изволися Духу Святому и нам» - это соборная формула возводит все свидетельства Церкви к их подлинному «Живоносному Источнику». Не только мистически, но также и исторически Церковь есть единственный источник христианской жизни и христианского учения, ибо явилось миру христианство только в виде Церкви». Прот. Г.Флоровский. Дом Отчий. Вестник Р.З.-Е.Экзархата. С.177-178. Сб. №109-112. 1982 г.

Хотя в памяти Церкви хранится немало истин догматического характера, однако, под догматами принято понимать преимущественно (есть и другие истины догматического характера, которые не сформулированы на Соборах) истины Откровения, которые были провозглашены на Вселенских Соборах догматами Православия. На Соборах Церковь формулирует догматы, но догмат всегда содержится в Церкви в полноте, даже до формулировки, т.е. Церковь придает истине определенную словесную форму (оболочку), облекая мысли Откровения в точное выражение, не допускающее ложных перетолкований.

При условии этого соборного акта, то или иное библейское положение (высказывание, цитата) может взойти на степень догмата. Например, в НЗ есть множество текстов, так или иначе говорящих об отношении Отца и Сына.

«Я и Отец – одно» (Ин. 10, 30).

«Отец Мой больше Меня» (Ин. 14, 18).

«Боже Мой, Боже Мой, для чего Ты Меня оставил?» (Мк. 15,34) и другие, которые на первый взгляд кажутся взаимоисключающими положениями. Но в догматическом определении I Вселенского Собора совершенно точно сформулировано, что Сын единосущен Отцу, и это был ответ Церкви на арианскую ересь.

Все изначально содержащееся в Церкви начинает в нужные моменты выкристаллизовываться.


Законообязательность. Этот признак указывает на безусловную необходимость правой веры для богоугодной жизни и спасения. Догматы определяются не самой по себе Церковью, а от имени Духа Святого и во имя Христово. Поэтому догматы формулируются Церковью не в силу человеческой, иерархической власти, а по праву дарованному Церкви Самим Богом. В то же время они ограждают истину от заблуждения и способствуют возрождению христианской жизни. Все другие христианские истины имеют для себя точку опоры в догматическом учении.

Догматы охраняют истины. Догмат – охранительная степень истины от заблуждения. Аналогия со скелетом – сам по себе не красив, но, тем не менее, он определяет пропорции человеческого тела и красоту. «Истины веры – Сильвестр Малеванский – суть внутреннейшие и сокровеннейшие основы, на которых созидается духовная и религиозная жизнь. Кто идет против догматов Церкви, мало того, что идет против богоучрежденной власти церковной, он становится вместе с тем противником всей Церкви, посягающим на Ее жизнь и целость, и в то же время налагающим руки на себя. Этим объясняется почему Церковь отсекает от Своего Тела противящихся догматам, тогда как долгое время терпит в Своих недрах тех, кои являются преступниками правил нравственных, канонических».

О значении догматов говорит тот общеизвестный факт, что с древних времен и поныне перед вступлением в церковную общину крещаемый должен во всеуслышание обязательно прочесть Символ веры, т.е. засвидетельствовать свою веру в догматические истины Православия.

Православная Церковь имеет лишь ограниченное число догматических определений. Строго говоря, этот минимум ограничивается Никео-Константинопольским Символом. Однако, это не означает, чтобы этим исчерпывалось всё вероучение, которое жизненно содержится Церковью, но всё это остальное вероучение не получило для себя догматического формулирования, хотя и касается предметов чрезвычайной важности, например, творения Богом мира из ничего, бессмертие человеческой души и т.п. (Кстати, есть положения, по которым есть догматы, но нет догматических формулировок. Если не было ересей, касающихся бессмертия человеческой души, то догмат есть, а догматической формулировки нет). Таков вообще стиль Православия, которое удовлетворяется насущным минимумом обязательных догматов, в отличие от Римо-Католичества, стремящегося сформулировать в догматах весь канонический инвентарь Церкви, обрядовые обычаи и даже естественнонаучные представления (особенно это выразилось в деяниях Тридентского соборов).


  1. Вера, догмат и богословие.

Богословие возможно в силу того, что Бог - Слово воплотился, стал видимым, осязаемым, описуемым в словах. «И Слово стало плотию, и обитало с нами, полное благодати и истины; и мы видели славу Его, славу, как Единородного от Отца» (Иоан.1:14).

«О том, что было от начала, что мы слышали, что видели своими очами, что рассматривали и что осязали руки наши, о Слове жизни, ибо жизнь явилась, и мы видели и свидетельствуем, и возвещаем вам сию вечную жизнь, которая была у Отца и явилась нам, о том, что мы видели и слышали, возвещаем вам, чтобы и вы имели общение с нами: а наше общение - с Отцем и Сыном Его, Иисусом Христом» (1Иоан.1:1-3). Это библейская основа богословия. Хотя Бог в Своем Откровении первый выходит к человеку, со стороны человека нужен отклик любви, веры. Только вера делает возможным познание божественного.

«Вера же есть осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом» (Евр.11:1). Осуществление ожидаемого – воплощения, инкарнации. Вера – духовные очи. Исаак Сирин, епископ Ниневийский (Иран) – это условие существования богословской мысли. «Одним оком мы видим тайну Божией славы (Премудрость Божия – от А.М.), сокровенные естества, силу и премудрость Божию и вечное промышление о нас (о естественном Откровении – от А.М.). Тем же оком созерцаем и небесные сослужебные нам чины, другим же оком созерцаем славу святого естества Божия, когда благоволит Бог ввести нас в таинства» - «Слова подвижнические». М., 1982, слово 82.

Премудрость – воплощенное Слово. Изображается в виде ангелов с крыльями, может и женщина. Вся изображена в красном цвете, весь цвет передает энергию. Восседает на троне с семью ножками. На голове корона. Это не просто ангел, а выше ангелов. Над этим три голубых полоски («третье небо») и в белых ризах изображен Вознесшийся, Воплотившийся Спаситель. Праздник Вознесения – престольный праздник Софийского Собора.

Христианство настолько высоко ценит разум, что может быть названо религией разума. Хотя эти истины превосходят разум. В этом случае недостаток разума, его ограниченность восполняется нашей верой. Лосский В.: «Подлинное ведение (гносис) неотделим от харизмы, от просвещения благодатью, которая изменяет наш разум. А поскольку предмет созерцания есть личное бытие, личное присутствие, то истинное знание предполагает встречу, взаимность». Вестник…, 1979, №101-104. С.101.

Это проявление жизни одного духа человеческого. И разум, и вера имеют светоносную силу, благодать, которую дает нам Господь в таинствах. Вера раскрывает человеческий разум для разума божественного. Вера – это материал, из которого можно что-то сделать. Поэтому когда нет этого материала, то получается фокусничество, манипуляция. Вера – это не психологическое состояние не простая верность. Она – онтологическая связь, связь по бытию между человеком и Богом. Связь внутренне объективная. Это дар, который восстанавливает глубину и природу человека.

Потусторонний мир благодаря вере мы видим. Преподобный Феогност (Добротолюбие. О жизни деятельной и созерцательной. Г. 41) по этому поводу пишет: «Непростое и неслучайное это дело, вера и надежда. Но вера требует души твердой, а надежда – нрава и сердца правого». ВЕРА, данная нам как залог в Крещении, динамична. Может возрастать, умаляться. Все зависит от нашей готовности следовать за Христом.

Вопрос о бытии Бога – личный для каждого. Это не вопрос внешнего знания, а личного самосознания, самоопределения. «Впрочем, помазание, которое вы получили от Него, в вас пребывает, и вы не имеете нужды, чтобы кто учил вас; но как самое сие помазание учит вас всему, и оно истинно и неложно, то, чему оно научило вас, в том пребывайте» (1Иоан.2:27). Лосский поясняет, что это помазание или харизма обозначает здесь присутствие Святого Духа. Блаженный Августин: «Я говорил ко всем, однако, те, в которых не говорит внутреннее помазание, те, кто внутренне не научен Духом Святым всегда уходили так и ненаученными (indocti). Только действие Христово в сердце позволяет сердцу не быть в одиночестве. Обучает только внутренний Учитель. Там, где нет Его Помазания, внешние слова лишь напрягают слух».

Богословие

Началом и источником богословского вдохновения должна быть молитвенная жизнь, воскормляемая таинствами Церкви, живая и личная любовь к Богу. Истинное богословствование только и может быть в этом смысле повестью об этой религиозной жизни, изложенной лишь на особом языке исторически обусловленных понятий. Известно, что вселенские учители и святители Церкви Василий Великий, Григорий Богослов, Григорий Нисский, Иоанн Златоуст прошли через "Афины", и в некотором смысле не разрывали с Афинами как школой человеческого знания, умственного труда, от которого иногда так легко и ошибочно освобождают себя приходящие к богословию, они ослеплены яркостью собственных душевных переживаний преувеличенно принимая их за откровения духовные. Особо часто это относится к новоначальным инокам. Отвечая на вопрос о первой заповеди, Иисус сказал, что хочет от нас любви к Богу всем разумением (Мф. 22,37). Можно сказать, что вселенские учители являют нам образ и научной совести, которая повелевает узнать всё, что лишь доступно изучению.

Что мы можем знать о Боге, чего мы не можем знать о Боге

Святой Иоанн Дамаскин пишет: "Желающему говорить или слушать о Боге, конечно, должно ясно знать, что из относящегося к учению о Боге и о Воплощении как не всё неизреченно, так и не всё может быть выражено речью; и не всё недоступно познанию, и не всё доступно ему, и одно есть то, что можно познать, а другое то, что можно выразить речью, подобно тому, как одно есть говорить, а другое - познавать" (с.74-75). В Боге, во-первых, есть нечто абсолютно непостижимое для человека - это Божественная сущность. Во-вторых, имеется область постижимого, но не выразимого в слове; в-третьих, в Боге есть нечто не только постигаемое, но и выразимое, хотя и с трудом, в доступных нам словах.

О втором положении. Примером, когда Откровение не может быть выражено в слове, является свидетельство апостола Павла. Апостол, который "был восхищен в рай и слышал неизреченные слова" (2Кор. 12,4), впоследствии повторил лишь пророка Исаию: "Не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его" (1Кор. 2,9). Святой Исаак Сирин, комментируя это место, поясняет, что апостол, если бы и захотел описать, что( он созерцал и какие слышал слова, то не смог бы потому, что он созерцал это не телесными очами, но духовными. Что ум воспринимает "телесными чувствами", то посредством их же может изъяснить, а что ощутительно созерцает или слышит, или чувствует в себе в области духовнвой, того, когда возвращается к телу, неспособен пересказать, а только воспоминает, что видел это, но как видел, не умеет поведать ясно (Святой Исаак Сирин, Слово 55, послание к преподобному отцу Симеону Чудотворцу. с.331). Человеческое слово - это плод деятельности разума человека. Если Бог соблаговолит посетить подвижника, то в общении с Богом участвует весь человек: его разум, воля и чувства; вместе с тем, божественная реальность, к которой он приобщается, превосходит всего человека, в т.ч. и его разум, поэтому откровение Бога остается тайной для рассудка и в своих глубинах не выразимо в слове. Поэтому блаженный Диадох Фотипийский пишет, что богословствовать можно лишь тогда, когда наблюдается некая средняя мера в "возбуждении духовном", когда рузум человека ещё способен подбирать соответствующие слова, в то время как "вожделенное осияние духовное питает веру говорящего в вере, чтобы учащий первым вкусил от плода ведения, источаемого любовью" (Блж. Диадох, еп. Фотикийский. Подвижническое слово. Добротолюбие. т.3, с.11). Из вышеприведенных слов блаженного Диадоха следует, что богословие занимает некое среднее место между созерцанием божественного и рассуждением о нём. Не имеющим ещё духовной крепости для созерцания божественного не следует порываться самостоятельно входить в исследование тайн богословия и с невежеством доверяться доводам своего разума, чтобы не потерять этого малого, что имеет, а именно начатков веры, да и тому, кто имеет предпосылки для богословствования, пусть исследует тогда, когда откроется случай, и будешь на сие иметь поучение, - учит св. Григорий Богослов (Слово 32. "О соблюдении доброго порядка в собеседовании и о том, что не всякий человек и не во всякое время может рассуждать о Боге. Творения, т.1. с.470).

Догмат в соотношении с верой, богословием.

Богословие должно служить единению человека с Богом и приобщать нас к божественной вечности, но вместе с тем богословие имеет и исторические задачи. Каждая эпоха ставит перед церковным сознанием свои проблемы, на которые богословие призвано дать ответ, согласный с православной традицией. Все догматические сражения за истину во времена Вселенских Соборов велись не за какое-то чисто теоретическое знание, а имели своей конечной целью уточнить единственный путь спасения и через это выявить в высшей степени правильный и практический путь союза с Богом. В отличие от всякого гностического любопытства, они отвечали на вопросы жизни и смерти для человека, и поэтому для того, чтобы уберечься от какого-либо сектантского размывания или еретического уклонения, мистический опыт отцов всегда догматически ориентировался и сообразовывался с opus Dei - делом Божиим. Богословие, т.о., принимает довольно широкий смысл Литургии, "дабы всё соединить под главою - Христом" (Еф. 1,10) в евхаристическое собрание. Теоретические исследования у святых отцов часто и без всякого разрыва переходят в тексты молитв и беседу с Богом. Святой Исаак Сирин видит в эти мгновения "пламень вещей" (современным языком "логосы тварей"); это, может быть, лучшее определение богословия. Будучи гораздо более искусством, чем систематической наукой, оно открывает скрытую истину небесных и земных вещей и приобщает к участию и согласию с духовным миром Бога. Будучи живым богопознанием, богословие, хотя и включает в себя обязательно учительский элемент катихизиса, представляется в своём конечном стремлении как опытный путь к союзу с Богом. Высшее богословие становится той точкой, где сходится аскетический катарсис очищения, созерцание света, отраженного в душе, и молитва-союз, что позволяет святому Григорию Нисскому и Евагрию Понтийскому дать определение богословия, которое объясняет значение слова "мистический": "Если ты богослов, ты будешь истинно молиться, а если ты молишься, ты - богослов". Литургический же труд передает человеческому духу свой порядок - непрестанное причастие Богу; и в таком случае богословие становится описанием в богословских терминах озаряющего присутствия Слова. Это совсем не размышления над мистическими текстами, но сам мистический путь, порождающий единство.

Православие показало себя очень строгим при присуждении звания "богослова" по преимуществу. Лишь трое обладают им, как признаком святости: ап. Иоанн Богослов, наиболее мистический из 4-х Евангелистов, св. Григорий Богослов, певец Святой Троицы, и прп. Симеон Новый Богослов, автор гимнов, воспевающих единение с Богом. Этот выбор ясно показывает, что богословие в православной традиции не есть дело разума, но, как учит ап. Павел, оно есть дело ума Христова (1Кор. 2,16). Будучи практическим в самой высшей степени и освобожденным от всяких безосновательных осуждений, оно имеет своей целью союз, творящий обожение и действует посредством познания-причастия, т.к., по слову св. Григория Нисского, то, в чём участвуют, преобразует в себя то, что участвует. (Соответственное отношение христианства к мертвому телу). Приобщаясь к богословию, отцы рассматривают аскезу как предварительное условие богословского искусства, а молитву как состояние ума.

Богословие - это творчество. Богослову надлежит в мудрых и богоприличных словах на доступном языке возвещать постигнутое в Откровении. Не имеющим ещё духовной крепости для созерцания Божественного не следует порываться самостоятельно входить в исследование тайн богословия и с дерзким невежеством доверяться доводам своего разума, чтобы не потерять и того малого, что имеют начатков веры. Богословие должно служить единению человека с Богом и приобщать нас к божественной вечности, но вместе с тем богословие имеет свои исторические задачи. Каждая эпоха ставит перед церковным сознанием свои проблемы, на которые богословие призвано дать ответ, согласный с православной традицией.


  1. Догмат в соотношении с философией и наукой.

Отцы не чуждались науки и философии. Нередко, по апостолу Павлу для доказательства или пояснения своей веры обращались к помощи диалектики, философии, истории, естествознания. Например, Василий Великий – Беседы на Шестоднев, Григорий Нисский – Об устроении человека. Иоанн Дамаскин.

Признавая пользу для христианства философии, которая расширяет кругозор и делает мышление более дисциплинированным. Но рационально получить точное ведение о Боге невозможно. Она делает мозг более продуктивным для логических операций. Святые отцы отчуждали область богословия даже от смешения с философией. Их позиция по данному вопросу также соответствует Священному Писанию. Апостол Павел предупреждает: «Смотрите, братия, чтобы кто не увлек вас философиею и пустым обольщением, по преданию человеческому, по стихиям мира, а не по Христу; ибо в Нем обитает вся полнота Божества телесно» (Кол.2:8-9). Философия фрагментарно дает правильный ответ, знание, ведение, а во Христе обитает вся полнота телесно.

Между естественным, философским познанием о Боге и благодатным христианским ведением Бога. Богословие – сущность невыразима, область исихазма – занимает место между гносис и эпистими. По всему учению апостола этот путь пролегает через отсечение страстей. Для познания Бога нужно облечься в нового человека (Кол. 3, 1-10). Это новый человек – новый Адам.

! Богословие в красках – монастырь Кикко (Кипр).

Дифференциальная диагностика. Богословие исходит из факта Откровения (имманентность), полнота которого дана нам во Христе, ибо Бог «в последние дни сии говорил нам в Сыне» (Евр.1:2). Философия же исходит из отвлеченной идеи божества.

Для философов бог – удобная для построения своей философской системы идея (фил.системы Канта, Шеллинга, Гегеля, Соловьева).

Для христианства – клеющим инструментом является любовь. Для философа – этот удобный инструмент – Бог (Логос), чтобы выстроить свою систему, свою идею. Для богослова Бог – есть Тот, Кто ему открывается.

«Для некоторых философов, пишет Лосский, - богоискание есть внутреннее необходимость мышления для того, чтобы их мировоззрение было последовательным, им нужно, чтобы существовал бог. Отсюда «доказательства бытия Божия», без которых богослов прекрасно обходится».

Богословие и философию нельзя смешивать. Религия есть истинная жизнь по вере в Бога. Философия – мысль об истинной жизни, по истинной вере в Бога. Аналогия футболиста и фаната.

Понятие о Боге в философских системах является слабым отблеском, утраченного в грехопадении ведения о Боге. Отблеск совершенно недостаточный, часто замутненный.

Часто складывается впечатление, что философы часто заинтересованы в постановке проблемы, а не в их решении. Совершенно искусственные часто проблемы, иллюзорные. Исследование ради исследования. Тщетная активность. Суета, бессмысленность, темение дел. Тщеславное стремление любой ценой дать свое имя любой системе. Узко ограниченная совокупность взглядов, исключительно порождение своего ума. Поэтому нужна оригинальность. Имя философа становится популярным по мере того, как он придумывает новую ложь. Но не по мере того, как он повторяет старую, высказанную другими, правду. Эта же форма порождает новую форму философских систем. В философии, порожденная индивидуализмом, рациональная анархия наиболее состоятельна. Для нас трудно понять, что существуют вещи, которые объективно не подлежат обсуждению. Современный человек вместо того, чтобы потрудиться и возвести себя до истины, занимается низведением истины до своего собственного уровня. Поэтому вся современная философия построена на софизмах и безобразных высказываниях.

Современному человеку эти мысли в голову не приходят.

НАУКА. Истинная наука, как изучающая мир, сотворенный Богом, не может противоречить Библии. Безусловно, многое в науке может оставаться неясным или ошибочным в силу ограниченности научного опыта, поэтому никакую научную теорию Православие, в отличие от Римо-католицизма, никогда не отстаивала, как свою, родную, нашу. Это одна из причин, не единственная, отсутствия в Православии инквизиции и преследования передовых ученых.

Научное знание принципиально никогда не может претендовать на абсолютную истинность, поскольку само понятие истины в нём не определено. Наука хотя и есть система прогрессирующих знаний (уточняется, входит в подробности). Однако, эти знания всегда фрагментарные и непрерывно изменяющиеся и потому никогда не могущие дать полного и законченного представления обо всём мире в целом (специалисты по левой и правой ноздрях человека – юмор). На любом уровне развития цивилизации наши научные знания будут представлять лишь конечный отрезок (мы знаем, от и до) в бесконечном море непознанного, неизвестного, неисследованного. Объектом познания в науках о природе являются всегда лишь какие-то стороны, фрагменты, аспекты, совершенно материального мира, выделяемого субъектом в процессе общественно-исторической практики (явление Океании).

Кроме того, наука не ставит вопрос, какой смысл в изучении, в какую сторону идут, наблюдаемые нами бесконечно сложные проблемы во вселенной. Главный вопрос – откуда появилась материя (платиноиридиевые сплавы). Ни одного грамма «из ничего» не может получить человечество.

Хотя мир и представляет собой для нашего познающего мышления обширную книгу, однако, эта книга оказывается для нас книгой без начала и без конца. Всякая наука для богослова представляет интерес не столько сама по себе, сколько как продолжение или вторичное приложение доктрины, чья наиболее существенная часть относится к области метафизики. Хотя каждая наука остается правомочной, пока она занимает надлежащее ей место в иерархии знаний (ведения), легко понять, что для обладателя знания высшего порядка знание низшего порядка не может представлять особого определяющего интереса. Такое знание низшего порядка ценно лишь в качестве функции от высшего знания, т.е. лишь в той степени, в которой оно может отражать высшее знание в конкретно обусловленной сфере или служить путем к нему.


  1. Догмат: содержание и определение.

Само слово догмат употребляется сейчас в двух значениях – учение откровения (наполнение, содержание); само определение этого учения или его формула (словесная оболочка). По-греч. – орос. Само содержание догмата находится в Б.О., в этом смысле догмат не есть новое откровение, а только свидетельство о Боге в Самом Себе и Его икономии. Это говорит о наличии в этом свидетельстве великой тайны благочестия (1 Тим. 3:16). Поскольку эта тайна обращена к человеку, то содержание догмата не только может, но и должно быть им постигаемо. Но постигается верою и жизнью. Лишь только одним разумом постижение догмата приводит к сужению догмата, к его рационализации. Познание, совершающееся без участия разума, порождает расплывчатый сектантский мистицизм. Далеко не все догматы, которыми живет Церковь, имеют свои подробные догматические определения. Хотя и существуют символы веры древние, где содержится все христианское вероучение вкратце. Вопрос: почему одни получили соборное определение, а другие – нет. На это отвечает история Вселенских Соборов. Они свидетельствуют, что появление таких формулировок не было вызвано внутренней необходимостью церковной жизнью. В никаких новых догматических формулировках Церковь не нуждалась. Все равно никакая формулировка не оградит от нападок злых людей.

Святоотеческое предание свидетельствует, что догматические формулировки - это ответ на вызов еретиков, порождающих заблуждения. «Злоба еретиков и богохульников вынуждает нас восходить на вершины недостижимые, говорить о предметах неизреченных, предпринимать исследования запрещенные, следовало бы удовольствоваться тем, чтобы с искренней верой выполнять то, что нам предписано, а именно – поклоняться Богу Отцу, почитать с Ним Бога Сына и исполняться Духом Святым. Но вот, мы вынуждены пользоваться нашим слабым словом для раскрытия тайн неизреченных. Заблуждения других вынуждают нас самих становиться на опасный путь изъяснения тех тайн, которые следовало бы с благоговейной верой сохранять в глубине наших душ» - Иларий Пиктавийский. Т.о., догматические определения (но не догматы) в их содержании появлялись в силу чисто внешних, а не внутренних церковных причин. Лжеучения носили антицерковный характер и угрожали единству Церкви (эресис – разделение). Отцы VI Вс.С.: «Если бы все в начале принимали евангельскую проповедь просто и искренне и довольствовались апостольскими постановлениями, дела шли бы хорошо и удобно. Ни у ересиархов, ни у иерархов не было бы столько хлопот и препирательств, но вражья сила сатаны не знает покоя и выставляет своих слуг, которые ложными догматами поражают мысль многих».

Цель, преследуемая догматическим творчеством соборов, сводилась к самому главному – к защите православного вероучения от ересей и заблуждений. Они исправляли и расстроенное еретиками приводили к согласию. Появление ереси не было вызвано внутренними церковными причинами. Не следует также думать, что их породили терминологическая неопределенность языка того времени или же отсутствие догматических формулировок по тем или иным причинам, хотя это и сказывалось на становление вероучительной мысли, но не было определяющим в процессе возникновения еретических заблуждений. Несмотря на авторитет в церковно-исторической науке Болотова В.В., нельзя согласиться с ним о том, что не было бы никаких последующих ересей, если бы на I Вс.С. была бы установлена точная богословская терминология.

Проф. Прот. П.Лепорский: «Существование точных стереотипных догматических формул, который раз и навсегда с самого начала даны были бы Церкви, дело невозможное. Догматические определения, формулы вырабатываются лишь постепенно. Выработка точных догматических формул вырабатывалась возникновением воззрений на догмат (ересь), уклоняющихся от общецерковного понимания. Пока Церковь не сталкивается с такого рода воззрениями, она допускает формы и выражения, неизменно хранимых в ее сознании истин веры. И Она видит несомненное Православие там, где позднейшие поколения, в силу установившегося с течением времени за словами нового, причем строго определенного значения, находит более или менее ясные следы и оттенки, осужденных теоретически суждений. Например, учение о единосущии и равночестии Лиц Троицы было, несомненно, исповедуемо христианской Церковью первых 3 веков, но почти у любого церковного писателя той эпохи можно встретить в учении об отношении Отца и Сына оттенки того субординационизма, который в грубой форме был развит в систему арианства. Но если и в Церкви выступает ярко обозначившееся отклонение от надлежавшего понимания догматов, то для Нее возникает необходимость оградить догмат от извращения истинного смысла (идеи) посредством точной определенной формулы. Для образования подобной формулы необходимы понятные выражения».

Павел Самосадский пользовались термином единосущный, но понимали это по-своему. Для Афанасия Великого были тождественными «усия» и «ипостасис». Та же история повторилась со словами «ипостасис» и «фисис» – у Александрийской школы – синонимы. Но когда вырабатывался точный смысл термина, то Церковь требовала, чтобы только в этом смысле термин и принимался. Чтобы все исповедовали известный догмат только в той форме, которая с общего согласия признана точнейшим его выражением. Впрочем, эта догматическая форма вовсе не имеет того значения об отказе от выработки точнейшей формулировки. Церковь впоследствии, если это будет нужно, вырабатывает более точное выражение. Однако, Церковь знает, что выражений безусловно точных, так чтобы враги не смогли подкопаться выработать невозможно в силу постоянно изменяющегося человеческого языка. А сравнительно уже более точных формул, чем которые Церковь выработала, в цветущую эпоху богословской мысли, она не может ожидать, а если бы ожидала, то при отсутствии абсолютной точности этих выражений это было бы вредом, на который она себя бы осудила, нежели пользой.


  1. Неизменяемость догматов по существу и раскрытие их в Церкви. «Коммониториум» и «Критерий» преп. Викентия Леринского.

С пришествием Спасителя и установлением Нового Завета завершилась ВЗ-я история Откровения. В учении же Господа Иисуса Христа всем людям дана вся необходимая для них в земной жизни божественная истина. О полноте возвещенного людям Иисусом Христом Откровения свидетельствуют Его собственные слова: «Я сказал вам всё, что слышал от Отца Моего» (Ин. 15,15). Ниспосланный на апостолов и обитающий в Церкви Дух истины напоминает людям всё, чему учил Христос, и помогает ей неповрежденно хранить и верно разъяснять то, что было возвещено Божественным учителем.

«Дух Святый, Которого пошлет Отец во имя Мое, научит вас всему и напомнит вам все, что Я говорил вам» (Ин. 14,26).

«Он наставит вас на всякую истину» (Ин. 16,13).

Св.Ириней Лионский (+ок.200): «Апостолы, как богач в сокравищницу, в полноте положили в Церковь всё, что относится к истине» (Haer. 3,4,1), и это вверенное ей на хранение сокровище веры (depositum fidae) Церковь всегда признавала вполне достаточным и неподлежащим по его существу ни изменениям, ни усовершенствованиям какими-либо человеческими усилиями.

Тертуллиан (+ок.220) писал: «Стражами веры мы имеем апостолов Господних, которые сами собой ничего не выдумывали, не выбирали, но передали верно всему миру то учение, какое приняли от Иисуса Христа» (Возражения еретиками, гл.6).

Ориген (+ок.254): «Мы должны хранить церковное учение, преданное от апостолов по преемству и пребывающее в Церквах даже доныне. Только той истине должно веровать, которая ни в чём не отступает от церковного предания» ("О началах" 1,введение,2).

Подробно и убедительно писал о необходимости тщательного хранения апостольского и святоотеческого предания западный церковный писатель Викентий Лиринский, автор известного сочинения «Commonitorium» (Напоминание). Полностью его труд называется «Рассуждения странника против еретиков». О жизни прп. Викентия известно очень мало. По-видимому, около 426 года он поселился на о. Лирина в Средиземном море, где стал монахом. Возможно, был рукоположен в сан пресвитера. Около 434 года он написал вышеуказанный труд и скончался около 450 года.

«Не могу довольно надивиться такому безумию некоторых людей, такому нечестию ослепленного ума, такой, наконец, страсти к заблуждению, что они не довольствуются однажды преданным и издревле принятым правилом веры, но каждый день ищут нового и нового и всегда жаждут что-нибудь прибавить к религии, изменить в ней или убавить от неё, как будто она не небесный догмат, которому достаточно быть однажды открыту, а земное учреждение, могущее усовершаться только постоянными поправками или, лучше сказать, опровержениями» (гл. 21).

Приведя слова ап. Павла из первого послания его к Тимофею: «предание сохрани,… отвращаясь прекословий лжеименного знания» (1Тим. 6,20), св. Викентий пишет: «Кто теперь Тимофей, если не вся вообще Церковь? что значит: "предание сохрани"? Значит, сторожи, п/что есть воры, есть враги, чтобы между добрым семенем пшеницы, которое посеял на поле Своём Сын Человеческий, не посеяли они, когда спят люди, плевел. "Предание сохрани". Что такое предание? То, что тебе вверено, а не то, что тобою изобретено, то, что ты принял, а не то, что ты выдумал - дело не ума, но учения, не частного обладания, но всенародной передачи, дело, до тебя дошедшее, а не тобою открытое, в отношении к которому ты должен быть не изобретателем, но стражем, не учредителем, но последователем, не вождем, но ведомым. Что тебе вверено, то пусть и остается у тебя, то ты и передавай. Ты получил золото, золото и отдавай. Не хочу, чтобы ты вместо золота подставлял мне нагло и через обман свинец или медь. Не хочу золота лишь по виду, давай его натурой» (гл. 22).

На Вселенских Соборах неоднократно подчеркивалась неизменность хранимой Церковью веры. «Мы содержим ту веру, которую Господь наш Иисус Христос, истинный Бог, предал святым Своим апостолам и через них святым Церквам, и которую бывшие после них святые отцы и учители Церкви предали вверенным им народам» (Свидетельство святых отцов V Вселенского Собора; "Деяния Вселенских Соборов" т.5, деяние 8 "Собора о трех главах").

«Мы следуем древнему законоположению Кафолической Церкви, прибавляющих что-либо к учению Кафолической Церкви или отнимающих что-либо от него мы анафематствуем» (Деяния... т.7, деяние 8).

Вера в неизменность православного христианского вероучения по его существу ярко выражена в известном "Окружном послании ко всем православным христианам", опубликованном восточными греческими иерархами в 1848 году в ответ на окружное послание папы Пия IX православным на востоке – «Отцы наши пребыли твердыми и непреклонными в вере, по преемству им преданной, сохранили её неизменной и чистой и предали нам её всецелой и неповрежденной, как она истекла из уст первых служителей Слова. И мы предадим её в грядущие поколения совершенно такой же, какой сами приняли, без всякого изменения, дабы и они, подобно нам, непостыдно и без упрёка могли говорить о вере своих предков» (параграф 20).

«У нас ни патриархи, ни Соборы никогда не могут ввести чего-либо нового, п/что хранитель благочестия у нас есть самое Тело Церкви, т.е. самый народ, который всегда желает сохранить веру свою неизменной и согласной с верой отцов своих» (там же, параграф 17).

Например, в РПЦ многие приняли обновленчество, а народ не принял. Подобное же с Флорентийской унией, которую принял весь клир, а народ не принял. Студенты духовных школ отличаются бурсачеством. Самый большой цинизм у студентов-юристов, медиков и богословов. В Германии больше всего крадут книги юристы и богословы. На приходе же студент начинает подтягиваться, п/что народ следит за своим батюшкой, общественное мнение прихода заставляет священника следить за собой.

Под словом "народ" здесь разумеются, конечно, не одни лишь миряне, а весь народ Божий: «λαος του θεου» (1Пет. 2,10), включая и иерархию, и клир, и мирян, которые понимают своё призвание, о котором говорит ап. Петр, и искренне стараются осуществлять его.

Признавая неизменяемость христианского вероучения по его содержанию, Православная Церковь не отвергает, однако, возможности своего рода его усовершаемости и развития со стороны внешнего выражения. Чадам своим она раскрывает вверенную ей полноту Истины, как в своей проповеди, так и в различных богословских трудах применительно к обстоятельствам, к складу человеческого мышления, к способностям общественно-церковного и личного восприятия этой истины верующими. В своем Commonitorium'e прп.Викентий Лиринский так говорит:

«Может быть, кто-нибудь скажет: что же, в Церкви не должно быть никакого преспеяния религии? Напротив, оно непременно должно быть и при том величайшее, только преспеяние это должно быть преспеянием, а не переменой веры. Пусть возрастает и в высшей степени преспевает с течением лет и веков понимание, разумение, мудрость как каждого отдельного христианина, так и всех вместе, как одного человека, так и всей Церкви, но только в том же своём роде, в одном и том же смысле. Религия - дело души - пусть уподобляется в этом отношении телам. С возрастом тела раскрывают и развивают свои члены, однако, остаются тем же, чем были. Цветущая пора детства и возраст старческий очень различны между собой, однако, стариками делаются те же самые, которые прежде были детьми, так что, хотя рост и наружность одного и того же человека изменяется, тем не менее, природа его, личность его остаётся одна и та же. Этому же закону преспеяния необходимо должно следовать и догматическое учение христианской религии, т.е. пусть оно с годами укрепляется, со временем расширяется, с веками возвышается, но пусть остаётся нерушимым и неповрежденным, без малейшей, следовательно, при этом перемены... Приведу сравнение. На ниве церковной предки наши посеяли в древности семена пшеницы - веры. Несправедливо и несообразно с существом дела было бы, если бы мы, их потомки, вместо хлеба неповрежденной истины оставили после себя наследникам плевелы, т.е. подменившие пшеницу веры заблуждения. Напротив, будем законно и последовательно(?), чтобы от возрастания пшеничного посева мы пожали плод веры тоже пшеницы догматической. Церковь Христова, заботливая и осторожная блюстительница вверенных её хранению догматов, никогда в них ничего не изменяет, ничего не убавляет, ничего не прибавляет, необходимого не отсекает, излишнего не прицепляет, своего не теряет, чужого не присвояет» (Commonitorium, Напоминание 1-e, цитаты из глав 21,22,23).

В отношении католицизма это преуспеяние можно понимать, как появление новых членов тела - появления новых догматов (догматическая мутация). В протестантизме же отрицание догматов (догматические ампутанты).

«Существование точных стереотипных догматических формул, – говорит профессор прот.Петр Лефорский,которые раз и навсегда с самого начала даны были бы Церкви – дело невозможное. Догматические определения, формулы, вырабатываются лишь постепенно. Выработка точных догматических формул обусловливалась, главным образом, возникновением воззрений на догмат (ересь), уклоняющихся от общецерковного понимания. Пока Церковь не сталкивается с такого рода воззрениями, она допускает самые разнообразные формы выражения неизменно хранимых в её сознании истин веры и видит несомненное православие там, где позднейшие поколения в силу установившегося с течением времени за словами нового, причём, строго определенного значения, находит более или менее ясные следы и оттенки осужденных еретических воззрений. Например, учение о единосущии и равночестности Лиц Святой Троицы было несомненно исповедуемо христианской Церковью первых трех веков, но почти у любого церковного писателя этой эпохи можно встретить в учении об отношении Отца и Сына оттенки того субординационизма, который в грубой форме развит был в систему арианством. Это обстоятельство нисколько, однако, не мешало Церкви ставить этих писателей в числе своих богопросвещенных отцов и учителей.

Но, если в Церкви выступает ярко обозначившееся уклонение от надлежащего понимания догмата, для неё возникает необходимость оградить догмат от извращения истинного его смысла посредством точной определенной формулы. Для образования подобной формулы необходимо, понятно, и вполне точное выражение. Такая точность достигается посредством соединения с известным выражением известного условного смысла. Само по себе неточное слово, благодаря соединившемуся с ним условному значению, становится точным и неизменным выражением для строго определенного понятия. Так вырабатывается догматический термин, а вместе с ним образуется и формула. Процесс такого образования совершался весьма медленно, причем нередко бывали случаи, что значение догматически неизменных терминов получали такие слова, которые раньше осуждались и отвергались, как совсем неподходящие для христианского учения. Наилучшей иллюстрацией в данном случае может быть история со словом o`moou/sioj (единосущный). Это слово, принятое Вселенскими Соборами в Символ веры, и в IV веке служившее знаменем Православия, за которое на жизнь и смерть боролись отцы и учители Церкви, было забраковано ранее отцами Антиохийского Собора 269 года, судившими Павла Самосатского. Несомненно, однако, что эти Отцы не отвергали вместе со словом и самого догмата. Слово оказывалось для них неприемлемым в виду тех ложных толкований, какие давал ему Павел. Для последнего название Сына "единосущным" могло иметь тот смысл, что Сын находится в самой сущности Отца и потому не может быть мыслим отдельно от Него, не может быть, следовательно, отдельным от Него Лицом. Короче, Павел словом "единосущный" пользовался для отрицания ипостасного бытия Слова... Выражения ouvsi,a (сущность) и u`po,stasij (ипостась) во 2-й половине IV века представлялись для многих совершенно тождественными по смыслу, и т.к. это отождествление давало арианам возможность обращать православную формулу о бытии трех Ипостасей в пользу учения о разносущии Лиц (три Ипостаси и три сущности), то многие отказывались принимать последнюю и находили более точным выражением "mi,a u`po,stasij" - одна Ипостась, имевшее совершенно савелианский смысл для признающих три Ипостаси».

Болотов говорит: «В догматических творениях святителя Афанасия Великого нет нашей строго выдержанной и законченной терминологии. До конца Афанасий Великий держался той схемы учения о Троице, которая была господствующей в древнейший период. Слова "ouvsi,a" и "u`po,stasij" прилагаются к Отцу и не употребляются в применении к Сыну. Отец есть ouvsi,a, а Сын "ouvsiw/dhj" - существенный. Отец есть u`po,stasij ипостась, а Сын - u`po,statoj – ипостасный». (Лекции по истории Древней Церкви т.4. Петроград 1912. с.80-87).

Свт.Василий Великий первый в истории построения учения о Святой Троице твердо высказывался за ту схему, которую мы привыкли встречать в нашей догматике. Он утвердил ту богословскую почву, на которой мы стоим и, так сказать, создал наш богословский язык. С полной определенностью и строгостью он проводит различие между понятием ouvsi,a и u`po,stasij. В послании брату своему Григорию Нисскому он определяет ouvsi,a как общее, а u`po,stasij как особенное. Формула: одно существо и три ипостаси при такой терминологии является безусловной необходимостью. За выражение "одно существо и три ипостаси" он стоял также непоколебимо, как и за Никейский Символ веры. Он признавал, что, пока люди, православные по убеждениям, не перестанут употреблять выражение "mi,a u`po,stasin", до тех пор обвинение, выдвигаемое арианами, что никейское учение есть скрытое савелианство, будет иметь подобие состоятельности (там же, с. 89-90).

«Точно такая же история, - говорит далее отец Петр, - повторяется и в V веке со словами ипостасис и фисис. В словоупотреблении Александрийской школы они были взаимозаменяемыми и, с точки зрения св. Кирилла Александрийского «единая природа Бога-Слова воплощенная» были вполне православными, тогда как богословие антиохийского направления, для которых они были совершенно различными понятиями, усматривали здесь выражение монофизитского воззрения (такая его разновидность как аполлинарианство)».

Из этих примеров ясно видно, что выражение догмата, принимаемое в одно время и известными лицами, может изменяться до полной противоположности в другое время и у других лиц, хотя смысл догмата остаётся неизменным.

Но, когда вырабатывался точный смысл слова, термина, то Церковь требовала, чтобы в этом только смысле термин и принимался, чтобы все исповедовали известный догмат в той форме, которая с общего согласия признана точнейшим его выражением. Впрочем, эта догматизация формы вовсе не имеет того значения, будто Церковь принципиально отказывается от составления более точных формул. В ограждении своей веры от нарождающихся новых заблуждений Церковь создаёт и новые вероопределения, но только в этом случае её деятельность направляется не к замене прежних терминов и формул новыми, а к ещё более точному определению и выяснению их значения. Однако, Церковь знает, что выражений безусловно точных так, чтобы враги не могли подкопаться, выработать невозможно уже в силу постоянно изменяющегося человеческого языка. А сравнительно же более точных чем те, которые она выработала путем вековых тяжелых усилий богословской мысли в цветущую эпоху догматической мысли, Церковь не может ожидать, а если бы и ожидала, то при отсутствии в этих новых выражениях абсолютной точности, что вознаградило бы её за те колебания между тем и другим выражением и вред, происходящий для веры от этих колебаний, на которые она осудила бы себя в ожидании новых и всё таки не безусловно точных формул (из лекций отца Петра Лефорского(?)). (Добавьте, например, в молитву Господню слово "любимый Отче наш". Смысл не изменится, но будет введен в смущение народ Божий, может произойти раскол).


Критерий прп. Викентия Леринского.

Во 2-й книге своего Коммониториума прп. Викентий писал: «Быть может, кто-нибудь спросил, ведь канон священных книг завершен и вполне удобопонятен, если сличать одни его места с другими, поэтому что за надобность присоединять к нему ещё авторитет церковного разумения. Отвечаю: та надобность, что Священное Писание по самой его возвышенности не все понимают одинаково, но один толкует его изречения так, а другой - иначе, ведь, по-своему изъясняют его Савеллий, Арий, Евномий, Македоний, Аполлинарий, Новациан, Пелагий, по-своему, наконец, Несторий. А потому-то вследствие столь многих и разнообразных заблуждений совершенно необходимо, чтобы нить толкования пророческих и апостольских Писаний направлялась по норме древнего и вселенского понимания».

И вслед за этим Викентий Лиринский так уточняет эту свою мысль: «В самой же Кафолической Церкви особенно должно заботиться о том, чтобы держаться того, во что верили повсюду, во что верили всегда, во что верили все» - quod ubique, quod simper ab omnibus creditum est. Эту формулировку принято называть критерием Викентия Лиринского. Дальнейшие размышления, предлагаемые прп. Викентием, можно вкратце передать так.

Во что верили по всюду, т.е. то, что было в Кафолической Церкви повсеместным верованием, а не местным только мнением или убеждением.

Во что верили всегда, т.е. то, что не является новизной по своему существу для членов Кафолической Церкви.

Во что верили все члены Кафолической Церкви, а не отдельные лишь лица и, следовательно то, чему всех старалась научить как необходимому Церковь.

Прп. Викентий: «Если же в будущем встретится какой-нибудь такого рода вопрос, что в древности нельзя на него найти решения, постановленного по общему согласию, то православный христианин должен постараться сличить между собой и обсудить собранные мнения предков, но только тех, которые, хотя и жили в разные времена и в разных местах, но непременно пребывали в вере и общении с единой Вселенской Церковью и были уважаемыми учителями».

Подчеркивая важность того, что обычно называют термином "consensus patrum", прп. Викентий говорит: «Мы обязаны с величайшим усердием исследовать согласные суждения древних святых отцов и следовать им не относительно всех каких-либо маловажных вопросов божественного закона, но главным образом только касательно правила веры». Т.е. надо заниматься сличением не по пустякам, а только касательно правила веры. «Но должно сопоставлять суждения только тех отцов, которые, живя, уча и пребывая в вере и в кафолическом общении, свято, мудро, постоянно сподобились или с верою почить о Христе, или блаженно умереть за Христа. А верить им должно по такому правилу, что только все они или большинство их единомысленно принимали, содержали, передавали открыто, часто, непоколебимо, как будто по какому предварительному согласию между собой учителей, во то должно считать несомненным, верным и непререкаемым, а о чём мыслил кто, святой ли он или ученый, исповедник ли, или мученик, но несогласно со всеми или даже вопреки всем, то следует относить к мнениям личным, сокровенным, частным» (Напоминание 1, глава 28).