, 2008. 327 с.: ил

Вид материала

Урюпинские хроники
Церковная летопись Вознесенской церкви* ст. Урюпинской, Хоперского округа, области Войска Донского, выдана Урюпинским благочинн
Главы I и IIИстория постройки церкви и событий, тому способствовавших.
Это быстро!
Реальные затраты более чем в 2 раза превысили сметные. Видимо, эти национальная болезнь и традиция не изжиты и по сию пору

Подобный материал:

1 ... 8 9 10 11 12 13 14 15 ... 18

* * *

Начало 30-х годов XX в. стало для донского казачества критическим рубежом, за которым его агония еще продолжалась некоторое время — долгое по меркам человеческой жизни, но короткое в масштабах истории.

Советское правительство не прекращало игру в кошки-мышки. К середине 30-х годов Сталин решил восстановить казачью кавалерию. Возможно, на этот шаг его подтолкнула реплика одного иностранного дипломата во время военного парада на Красной площади в ноябре 1935 г., который, наблюдая за прохождением кавалерии, удивленно спросил: «А где же казаки — лучшая кавалерия в мире?». Сталин уклончиво ответил: «Будет» (казачьи части были ликвидированы с подачи А. Микояна в ходе военной реформы в 20-х гг. XX в.).

Речь, конечно, не шла о возрождении донских казачьих полков в прежнем составе. Поступили просто — переименовали обычные кавалерийские полки и дивизии в казачьи. Постановлением ЦИК СССР от 20 апреля 1936 г. восстановили казачью форму одежды, разрешили употребление самого слова «казак», запрещенного к обороту с начала 20-х гг. На празднование годовщины ОГПУ в декабре 1935 г., состоявшееся в Большом театре, пригласили группу казачьих старшин, одетых в дореволюционную форму. Но это были только декоративные изменения. Реальная политика в отношении казачества никаких радикальных перемен не претерпела. (Донской казак (ст-ца Урюпинская) С. Штеменков стал для поступления в военное училище украинцем Штеменко. Под этой фамилией в годы Отечественной войны он руководил Оперативным управлением генерального штаба.)

Впереди в истории донского казачества было еще многое: 1937 г., Великая Отечественная война, выдача казаков (в том числе дореволюционных «белых» эмигрантов) и их семей англичанами летом 1945г. в Австрии органам НКВД (читай — Сталину), лагеря Сибири и Колымы и «зачистка» последних, оставшихся в живых.

Отказ от детального изложения событий революции и гражданской войны предпринят намеренно, поскольку хроника этих времен исследована и описана в научных трудах и художественных произведениях.

Что касается судьбы донского казачества в послевоенные годы, то она может быть полно и всесторонне исследована по прошествии как минимум столетия. Только тогда, возможно, широкий круг историков будет допущен к архивам дипломатических, оборонных и карательных ведомств тех лет, без чего говорить об объективности такого исследования нельзя. Поток псевдоисторических публикаций последних лет только подтверждает это. (Великобритания, например, обещает приподнять — только приподнять! — занавес секретности с событий XX в. по прошествии не менее 80 лет. США не обещают и этого.)

Пример тому — хотя бы серьезные противоречия даже в такой деликатной и больной для нас области, как цифры наших потерь в Великой Отечественной войне, приводимые различными авторами в литературе и в Интернете. А чего стоит затянувшаяся на десятилетие дискуссия вокруг книг Виктора Суворова, в которой оппоненты с пеной у рта защищают, опираясь на одни и те же источники, прямо противоположные суждения. И такие книги издаются уже сериями!

Не в защиту донского казачества, а для объяснения поведения некоторой его части в годы Великой Отечественной войны приведу следующие данные: на стороне немцев воевало
2 казачьих корпуса, а на советской — 16, ставших гвардейскими. Когда донских казаков обвиняют в том, что часть их вместе с отступающими немецкими войсками ушла на Запад, а позже в их составе боролась с партизанами Югославии, забывают факт отсутствия дезертиров в казачьих рядах в годы Первой мировой войны, когда их главными противниками были те же немцы. Как же надо было потрудиться властям, чтобы казаки радикально поменяли отношение к своему противнику!

Детали описанных событий нам узнать, скорее всего, уже не суждено. Счастье и возможность установить правду о событиях тех лет выпадут грядущим поколениям историков. Потому пришлось ограничить себя временными пределами —
30-е годы прошлого века. Но даже это обстоятельство не исключает возможных авторских ошибок и упущений. Тем не менее попытка установить причины политики геноцида, упорно проводимой Советской властью главным образом именно против донского казачества, была предпринята не просто так.

Урюпинские хроники

В верхней части карты Всевеликого Войска Донского отмечен оплот донского казачества — Хоперский округ. Станица Урюпинская — его районный центр, самый северный, самый отдаленный от столицы Новочеркасска и в то же время самый близкий к «неказачьим» воронежским землям. Такое географическое положение не могло не сказаться на настроениях, укладе жизни и обычаях его казаков. Так мне казалось до того времени, пока судьба не предоставила случай прочитать удивительные источники — летописи двух Урюпинских храмов: Вознесенского и Христорождественского, хранящиеся в Государственном архиве Волгоградской области.

Чтобы лучше понять летописцев, ознакомимся с характеристикой Хоперского округа и ст-цы Урюпинской.

Вот что изложено в «Энциклопедии казачества», изданной в Москве в 2007 г., но по сути объединившей три тома «Казачьего словаря-справочника», увидевшего свет в 1960-е годы в США и составленного казаками-эмигрантами А. И. Скрыловым и Г. В. Губаревым. К сожалению, наши историки-казаковеды ничего другого пока предложить не могут.

«ХОПЕРСКИЙ ОКРУГ — вдоль реки Хопер до ее притока Бузулука; до 1920 г. административный район в Земле Донских Казаков с центром в станице Урюпинской. 17200 кв.км, свыше 300 тысяч жителей Казаков и иногородних...».

«ХОПЕРСКИЕ КАЗАКИ — Казаки, проживающие с древних лет вдоль реки Хопер. Персидская география Х в. (Гудуд Ал Алэм) указывает там христианское племя... Во время Золотой Орды московские акты вспоминают там же христиан Сарской и Подонской епархии “в пределе Червленого Яра”, “по Великую Ворону, возле Хопор, до Дону по караулам”. Это “народ христианский воинска чина живущий, зовомии Козаци”».

«УРЮПИНСКАЯ (дон.) — окружная станица, административный центр Хоперского округа; раньше городок Урюпин, в старину крупный центр товарообмена Дона с Россией. Расположен на левом берегу реки Хопра. В начале нашего века коренного населения свыше 6 тыс. Казаков и столько же иногородних. Местный торговый пункт, куда из округи свозились сельскохозяйственные продукты, зерновые хлеба, скот и кожи. Развитию торговли способствовала постройка ж.-д. пути от ст. Алексиково, Грязе-Царицынской ж.д. Реальное училище, мужская и женская гимназии, военно-ремесленная школа, пять низших школ, библиотека, окружная больница. В Комиссионном списке Первой Новгородской летописи в ХIV в. вспоминается “в верхъ Дону” — Урюпеск».

В наше время годом основания Урюпинска считается 1618 г. На самом деле, если верить составителям «Энциклопедии казачества», он гораздо древнее (почти на три века) и, по крайней мере, он старше Волгограда на два века. Эта версия более правдоподобна хотя бы потому, что заселение Дона и его притоков происходило с верховий.

Станица Урюпинская была крупнейшим торговым центром не только Области Войска Донского, но и всей России. Во второй половине XVIII в. на Дону насчитывалось до 50 ярмарок, в 1822 г. — до 70 и в 1858 г. — до 187. Урюпинская (Покровская) ярмарка в ст. Урюпинской, основанная еще в первые десятилетия XVIII в., занимала третье место в ряду общероссийских после Нижегородской и Ирбитской. Станица Урюпинская и близлежащие станицы — родина многих выдающихся деятелей хоперского казачества. Назовем имена людей, оставивших заметный след в истории родного края, но вынужденно покинувших Россию, а потому мало известных землякам. Возможно, кто-то из читателей узнает о судьбе своих далеких предков.

Абрамов Григорий Иванович — род. 1893 г., ст. Урюпинская, есаул, участник Первой мировой войны, борьбы за Дон в 1918—1920 гг., Второй мировой войны, эмигрант. Умер 6 мая 1956 г. в г. Дармштадте (Германия).

Афанасьев Митрофан Михайлович — род. 4 декабря 1900 г. в ст. Котовской, эмигрант, доктор философии, член Академии наук штата Монтана (США).

Краснов Николай Николаевич (старший) — род. 1895 г., ст. Урюпинская, полковник. Перед Первой мировой войной окончил Военную академию и был назначен на службу в Генеральный штаб. Участвовал в борьбе с большевиками, с 1920 г. эмигрант. В 1945 г. выдан в Лиенце (Австрия) англичанами органам НКВД. Умер от непосильного труда и истощения
13 ноября 1948 г. в концлагере Потьма Мордовской ССР.

Краснов Николай Николаевич (младший) — род. в 1918 г., ст. Урюпинская, автор книги «Незабываемое», переведенной на английский, итальянский и немецкий языки, отрывки из которой печатались в журнале «Дон» (1993. № 5—6). С 1920 г. вместе с родителями жил в эмиграции в Югославии, подпоручик Югославской армии, трижды награжден орденами, ранен. Вместе с отцом выдан Сталину, отбыл десять лет в сибирских лагерях, в 1955 г. как иностранный подданный выехал к родственнице в Швецию. Умер в Аргентине 22 ноября 1959 г.

Краснов Семен Николаевич — род. около 1890 г., ст. Провоторовская, генерал, помощник начальника Главного Казачьего Управления в Германии. Служил в Лейб-гвардии казачьем полку, участник «Ледяного похода», с 1920 г. эмигрант, проживал в Югославии и Франции; в 1942 г. побывал с немецкой армией на Дону. Выдан англичанами в Лиенце в 1945 г. Сталину; казнен в Москве вместе с атаманом Всевеликого Войска Донского П. Н. Красновым 19 января 1946 г.

Миронов Иван Иванович — род. около 1870 г., ст. Урюпинская; мировой судья и ревнитель казачьего просвещения. Высокообразованный юрист с дипломом Московского университета. Насадил образцовый фруктовый сад на берегу речки Ольшанки и основал на свой счет церковно-приходскую школу в х. Поповском. Зимой 1920 г. взят из дома большевиками раздетый и босиком, очевидно, тогда и погиб.

Вот что знали наши предки, ушедшие за границу после поражения в Гражданской войне.

Мне показалось небезынтересным прежде чем изложить непосредственно летописи, для лучшего понимания и более правильной их оценки дать небольшой анализ церковных метрических книг, в которые заносились данные о браках, успениях и рождениях. В них отражены данные об этническом, социальном, культурном и других аспектах жизни ст-цы Урюпинской.

Метрические книги церквей ст-цы Урюпинской (Вознесенской, 1853—1913 гг., Покровской, 1843—1914 гг. и Христорождественской, 1871—1914 гг.) хранятся в Государственном архиве Волгоградской области. В них я нашел столько сведений, что их хватило на восстановление нашей родословной по материнской линии, начиная с сороковых годов прошлого века, по всем четырем родам моих прадедов. Род Керенцевых (мужская линия по матери) входил в приход главной церкви ст-цы Урюпинской — Вознесенской, а род Щегольковых (женская мамина линия) — Покровской церкви. Христорождественская церковь считалась «купеческой», хотя в ее приход входило все так называемое «ярмарочное поселение», т. е. мастеровые, ремесленники, крестьяне, мещане, проще говоря, «иногородние». Кроме названных в станице было еще несколько церквей: при военно-ремесленной школе, окружной тюрьме, при подворье Усть-Медведицкого монастыря.

Помимо данных о своих предках я узнал множество фактов из жизни Урюпинской станицы, на первый взгляд, незначительных и мелких, но, как в капле воды, отразивших весь быт и уклад жизни казачества того времени. Ниже в вольном пересказе привожу то, что показалось мне заслуживающим внимания. За недостатком времени многое осталось за бортом, но и то, что есть, заслуживает внимания.

Разделы названы условно, материал расположен произвольно.

Демография

Почти каждый год в книгах следовало приводить итоговые данные о количестве родившихся, умерших (отдельно для «мужеска» и «женскаго» пола) и браков. Обнаружилось несколько любопытных тенденций.

Во-первых, огромная цифра детской смертности. Можно взять данные по разным церквам за разные годы, но неизменным в них будет одно — из общего количества умерших около 65—70% не доживали до пяти лет, причем до года не доживали около 40% родившихся. Причины смерти, как правило, следующие: слаборожденный, колики, от живота, дифтерия, скарлатина, корь. Для примера, сведения из данных по Христорождественской церкви.

1883 год. Из 158 умерших не дожили до года 61, до 5 лет — 27, до 10 лет — 16 человек, т. е. 104 умерли в детском возрасте.

1884 год. Из 178 умерших не дожили до года, 5 лет и до
10 лет соответственно 68, 48 и 14, т. е. 130 детей.

Бывали случаи, когда в считанные недели в семье умирало по пять-шесть детей разных возрастов. В основном, их косили дифтерит и коклюш. Так, у крестьянина Ивана Гущина в 1912 г. умерли пятеро детей (4 — в марте, 1 — в июне), у казака Ивана Егорова Асотова в 1893 г. — четверо (в апреле).

Во-вторых, несмотря на катастрофическую детскую смертность, нет ни одного года, когда бы «баланс» населения был отрицательным. Исключение составляет 1871 г., когда в Области Войска Донского свирепствовала холера, унесшая за летние месяцы до половины от числа всех умерших за год.

Девицы в первый брак вступали, как правило, в 16—17 лет, казаки в 18—19. Хотя были обратные примеры, точнее, исключения. Так, в 1893 г. губернский секретарь 50 лет женился первым браком на вдове учителя 34 лет, для которой это был второй брак.

Страшнее сифилиса были желудочные заболевания. Так, по данным книги Христорождественской церкви, в 1872 г. «от венерической» умерли два мужчины, а от поноса семь мужчин и пять женщин. Диагностика причин смерти была незамысловата. Зачастую дьячок ограничивался такой: «от натуральной болезни». При этом она в равной степени применялась как к старикам, так и к детям. Например, в приходе Покровской церкви в 1860 г. умерли 15 мужчин и 15 женщин всех возрастов, но все по уже названной причине.

Вопреки широко распространенному мнению, что раньше жили дольше и были крепче, данные метрических книг свидетельствуют об обратном. Количество доживавших до 75—
80 лет каждый год измерялось единицами. Подавляющее большинство «взрослых» смертей приходилось на 35—55 лет.

В 1877 г. умер казак Афанасий Яковлев Котовчихин 105 лет, т. е. он родился в 1772 г. (был старше Пушкина на 27 лет). При Бородино ему было уже сорок лет. Но, с другой стороны, он вполне мог рассказывать о нем моему прадеду Керенцеву Евдокиму Прокофьевичу, родившемуся в 1843 г., а тот — своему сыну Петру (моему деду), который, доживи он хотя бы до 70 лет (а не погибни за Веру, Царя и Отечество в 1916 г. в возрасте 28 лет!), мог передать их рассказы мне, т. е. я мог услышать про Бородино всего-навсего «из третьих уст». (Эта мысль показалась мне настолько нереальной, что я долго не мог в нее поверить, все сидел и подсчитывал годы и возраст далеких, но таких близких предков.)

В книгах содержатся записи о смерти, касающиеся не только лиц православного вероисповедания, но и других. Обряда отпевания над ними не совершали, но хоронили, регистрировав в церковной книге, на приходском кладбище. Примером тому могут служить такие записи: «Оскар Хейникен, уроженец княжества Финляндского, 62-х лет», «неизвестная женщина, найденная на 17-й версте Грязе-Царицынской железной дороги», «неизвестный никому из иногородних, около 25 лет» с диагнозом смерти «от излишнего употребления крепких напиток».

Сословность

Государственная служба, в том числе и военная, была в те времена, пожалуй, самым значительным и запоминающимся событием в жизни всех низших сословий. Потому в записях регистрации умерших помимо сословной принадлежности в большинстве случаев указывалось место прошлой службы и звание (или должность) умершего. Возраст умершего, а следовательно, давность окончания его службы никакого значения не имели. Книги пестрят такими, например, записями: «служивший в Кавказском батальоне», «Канонер Лейб-Гвардии легкой № 5 батареи», «Ставропольского окружного обер-провиантмейстера служитель Иван Егоров Прохоров, 82-х лет», «Кубанского пехотного полка отставной рядовой солдат Петр Никитин» и др.

Немало записей о бывших моряках: умер «отставной боцманматъ 1-го флотского екипажа», «отставной матрос Дунайской флотилии», «Флотского экипажа 1-й флотской роты квартирмейстер», «матрос 46-го флотского экипажа» и т. п. Это, скорее, относилось к прихожанам, не являвшимся казаками.

Иногда в записях о смерти излагалась еще более развернутая характеристика места службы и должности умершего: «Уволенный в запас канонир 3-й батареи 1-й туркестанской артиллерийской бригады Андрей Кузнецов (1884 г.)»; «Служивший в 1-й рабочей бригаде по устройству железных дорог в Новороссийском краю отставной рядовой Назар Крысин (1884 г.)»; «Отставной фейерверкер 4-го класса Алексей Архипов (1885 г.)»; «Запасной рядовой 20-го драгунского Ольвиопольского полка Федор Юрасов (1885 г.)»; «Отставной рядовой, служивший в 7-м Туркестанском Линейном батальоне Василий Устинов (1887 г.)»; «Отставной каптенармус Кавказского Линейного № 23 баталиона Дионисий Арефьев»; «Служивший в 1-м кадровом обозном батальоне рядовой Петр Мохов»; «Служивший в легкой № 5 батареи 19 Артиллерийской бригады отставной мастеровой Антон Романов, 84 лет, от старческого маразма (1899 г.)» (Получается, что служил он в «легкой № 5 батареи» еще при Николае I.)

Более значительных событий в их жизни, очевидно, не было. Скрупулезность записи зависела в немалой степени от добросовестности (или корыстолюбия) дьячка. Например, все указанные выше записи сделаны в течение 4—5 лет одним и тем же дьячком.

Место службы и должность отца указывались и в записях венчания его детей. Иногда это приобретало почти юмористический оттенок: «Девица Татьяна Васильева дочь отставного Минского полка барабанщика Василия Алексеева Звягинцева (1875 г.)»; «Жандармский унтер-офицер Фунтиков Михей Степанов (1888 г.)». Кажется, что эти лица вышли из рассказов Чехова.

Нередко место службы мужа указывалось при смерти его вдовы, т. е. через несколько лет (а то и десятилетий) после смерти самого служивого: «Вдова служившего в 42-м пехотном полку Кузьмы Родионова Косякова, Матрена». При этом даже не считали нужным указывать ее отчество (последнее обстоятельство сильно затрудняло установление родственников по женской линии).

Характерно, что про казаков так подробно писали значительно реже. Военная служба для них была хотя и главным делом, но обязательным, а потому особого внимания не заслуживала. Казак, не прошедший через службу, не участвовавший в боях и войнах, был исключением. Поэтому обычно о его смерти писали коротко, но емко: «Умер отставной казак». Хотя встречаются и такие, например, жизнеописания: «Стоящий на льготе в комплекте Донских казачьих полков и в должности адъютанта 18-го льготного Донского казачьего полка 2-й очереди Хоперского округа подъесаул Валентин Иванов Петров, 34-х лет». Немало записей и такого рода: «Умер руской человек Яков Иванов, 40 лет, скоропостижно (1871 г.)»; «Умер русский неизвестный немой и без имени около 60-ти лет (1885 г.)».

Статус казака определялся его отношением к воинской обязанности. Судя по записям, он становился казаком в 18 лет и оставался «служащим казаком» до 38 лет, а после этого возраста переходил в разряд «отставной казак». До 18 лет о нем писали «казачий сын». Нижний предел, определявший разряд, по-видимому, зависел от мнения дьячка, ведущего запись. Так, для умерших в детстве казачат применялись, в основном, такие характеристики: младенец, казака такого-то сын. Но встречаются записи, когда умерший в 7 лет именовался гордо «казачий сын» (1868 г.). Было бы несправедливо умолчать о том, что сословие и занимаемый социальный статус указывались и для умерших неказаков, например: «потомственный почетный гражданин слободы Обуховки Старооскольского уезда Курской губернии Георгий Троицкий», «помощник смотрителя склада Хоперского округа ст. Преображенской», «личный дворянин Воронежской губ., города Новохоперска, слободы Бурляевки Михаил Федоров» и т. п. В книгах можно встретить множество социотипов: крестьянская жена, солдатский сын, дворовый человек, солдатская жена, урядник из дворян (есть даже казак из дворян), землемер-таксатор, обер-офицерский сын, урядничья дочь, государственный крестьянин, отпущеник господина NN, выросток.

В первые годы ХХ в. в книгах стали указывать места жительства «виновников» записи — жениха и невесты, отца и матери, умершего. До этого ограничивались, как правило, простым упоминанием сословной принадлежности. С 1913 г. в записи о крещении указывали, в честь какого святого назван крестившийся и когда ему праздновать день ангела.

Что касается имен и фамилий казаков, то в большинстве они были довольно распространенными, чисто русскими. Более того, подавляющее большинство принадлежало к двум—трем десяткам «кланов». Так, около 80% прихожан Покровской церкви носили по сей день известные в районе Урюпинска, примыкающем к ней, фамилии: Плешаковы, Кадыковы, Житеневы, Котовчихины, Просвировы, Лепилины, Студеникины, Горбуновы, Серковы, Шульпековы, Петрунины, Щегольковы и др.

При работе с метрическими книгами ст-цы Новоаннинской я нашел подтверждение этому. В них так же, как и в книгах Урюпинских церквей, упоминались, в основном, следующие родовые фамилии: Амочаевы, Мокеевы, Клеменовы, Долгачевы, Нестеровы, Красновы, Грешновы, Ростокины, т. е. свои «кланы», но уже не урюпинские. Встречались и «экзотические» экземпляры: «унтер-офицер Натан Петров», «Войсковой старшина Помпей Михайлович Груднев», «урядник Евгений Александрович Шуберт, умерший в 1884 году в возрасте 27 лет, православный» (курсив мой. — Н. Н.).

Последнее ни о чем не говорит, поскольку в записях о крещении нередко можно было встретить регистрацию перехода в православную веру «по твердому убеждению» лиц «иудейского закона», магометан, «протестантского толка» и тому подобных. Имя им давали новое, а фамилия оставлялась прежней.

Это уже потом, в советские времена лица «иудейского закона» стали менять и фамилию, о чем в книгах остались записи о результатах проверки заявителей. Так, в книге Христорождественской церкви рядом с записью от 17 декабря 1882 г. есть более поздняя запись: «На основании циркуляра НКВД № 159 от 28.04.40 г. санкционировано изменение фамилии Василию Егоровичу Янкелевичу на Егоров».

Такое же положение можно отметить и в крестьянских родах, но с тем только отличием, что родовых фамилий было больше, а количество лиц в каждом из них меньше. Объяснение этому лежит на поверхности. Казаки, составляющие коренное население, происходили от двух-трех десятков первых поселенцев, сохраняли родовые фамилии на протяжении столетий. Крестьяне же съезжались в Прихоперье со всей европейской части Российской империи — отсюда и разнообразие их фамилий. Кстати, по количеству однофамильцев можно сделать предположение о давности их прибытия на постоянное поселение в станицу.

Попадаются фамилии крестьян искусственного происхождения, скорее всего, придуманные их помещиками: «крестьянин Иван Засядьволков».

Встречаются записи, возбуждающие неподдельный интерес, желание проникнуть в историю (хочется сказать — тайну) появления в станице таких, например, представителей: «Эриванской губернии Нахичеванского уезда казенный крестьянин Авет Аракелов (1865 г.)»; «Китайский подданный Гиринской провинции деревни Цузунь-Пу Цью-Усцай (после крещения — Михаил, 1907 г.)»; «Города Тавриза персидскоподданный Гавриил Карамов»; «Карибалетный танцор Санктпетербургских Императорских театров Михаил Думкин (умер от чахотки в 24 года в 1870 г.)»; «Констанция Будзюк, присоединяемая от Римско-Католического вероисповедания через отречение от ересей и миропомазание (1902 г.)»; «персидскоподданный Авшалим, сын Иивлия, православный (1906 г.)», другой персидскоподданный Александр Акбер-оглы стал Александровым.

В записях метрических книг, сделанных до отмены крепостного права, нередко встречаются записи: «Есаульской жены Житеневой крестьянин Андрей Иванов», «Порутчика Полторацкого мастеровой Петр Бубнов», «Есаула Льва Адровцева крестьянин Семен Рыков», «Есаульской жены Анны Суровцевой крестьянин», «Есаульской жены временнообязанный крестьянин» и др. Начиная с 1862 г. появляются такие: «Умер вышедший из крепостной зависимости есаула Петра Григорьева Якушова крестьянин Иван Игнатов».

Справедливости ради следует заметить, что записей о наличии крепостных у рядовых казаков и младших чинов (урядников) не встречается. Крепостные крестьяне были у казаков более высоких званий: есаулов, войсковых старшин, не говоря уже о полковниках и генералах.

Что касается смешанных браков, т. е. породнения казаков и крестьян, то они встречаются очень редко: казаки старались блюсти чистоту казачьей крови. Более четко прослеживается расслоение по социальному положению. Представители фамилий, выбившихся в местную интеллигенцию, практически никогда не роднились с простыми казаками, а тем более с крестьянами.

Образование

В летописи церковно-приходской школы (ЦПШ), открытой при Христорождественской церкви, обязательно указывались возраст поступавшего и сословие, к которому принадлежали его родители: казак, крестьянин и мещанин.

Школа была двухгодичной, однако полный курс оканчивало не более 7—10% поступивших в нее. Против большинства фамилий после первого года обучения ставилась пометка: «Убыл по воле родителей». Объяснение этому, на мой взгляд, довольно простое. Если учесть, что в хозяйстве была на счету каждая пара рабочих рук (как мужские, так и женских), то отрывать от дела хоть одну их них более чем на год было невозможно. Подход простой: научился читать, считать — и хорошо, для жизни этого хватит.

Если учесть, что родители учеников были в подавляющем большинстве неграмотными (подписи за них в метрических книгах при крещении и венчании ставили другие люди), то такой подход следует признать не просто прагматичным, но и вполне справедливым.

Так, за один год обучения в ЦПШ казачата становились вполне грамотными по меркам того времени. Мой дед Керенцев Петр Евдокимович при рождении у него дочери Клавдии в декабре 1912 г. собственноручно сделал запись в метрической книге, хотя посещал школу менее года.

Девочек в числе принятых в ЦПШ всегда было вдвое-втрое больше, чем казачат. Изучали за два года следующие науки: русский и церковно-славянский языки, закон Божий, счисление, чистописание, пение, историю. В классных журналах ежемесячно подводились итоги успеваемости. Как правило, она находилась в пределах 16—35%.

В книгах регистрации принятых в ЦПШ есть записи о приеме моих предков, не прямых, но родственников. Так, в октябре 1911 г. был принят Сергеев Михаил, а 15 августа 1886 г. — Щегольков Феофан Федоров (9 лет) — сын урядника, православный и Керенцев Прокопий Иванов (12 лет) — сын казака, православный.

Помимо церковно-приходской школы в станице были реальное училище, военно-ремесленная школа и женская гимназия. Позже, в начале ХХ в., появилась мужская гимназия. В состав преподавателей коренные жители станицы не входили, из старинных казачьих родов никто столь высокой и почетной должности занимать не мог. В различные годы штат реального училища составляли: преподаватель Леонтович Георгий и жена его Мария Иосифовна; преподаватель Рудольф-Вильгельм-Карл Гельзинг (жена Конкордия) — оба лютеранского вероисповедания; директор училища Ренчицкий с женой Елисаветой Робертовной; Виктор Константинович Шафранский; Николай Павлович Лебединский (восприемниками его сына были губернский секретарь Андр. Павлович Лебединский и жена генерал-майора Елена Николаевна фон Белл); Андреян Федорович Антонский; Карл Иванович Петерсон и т.п. Был даже и. о. преподавателя, швейцарский гражданин Улисс Изели, так и не ставший преподавателем. На 48-м году жизни он покончил самоубийством. Причина неизвестна. Такая же примерно судьба постигла и учительницу Урюпинской прогимназии девицу «Каралину Петрову Буш», лютеранского вероисповедания, погибшую в 23 года «от отравы».

Но даже грамотные казаки оставались верны своему главному предназначению — защите Отечества, а потому все они шли по пути военной службы. Фамилий казачьих родов не встретишь среди государственных служащих. Там преобладают такие: «служащий почтовой конторы почталион Василий Михайлович Бродовский»; «помощник Урюпинского аптекаря Банюк Владимир»; «помощник почтмейстера Евстафий Корнер (1889 г.)», «делопроизводитель Хоперского Окружного воинского Начальника коллежский регистратор Можейко Николай Дмитриевич», «почтово-телеграфный чиновник V разряда Николай Андреевич Шкиль», «надворный советник Григорий Мебес (1899 г.)», «потомственный Почетный гр-н города Таганрога Димитрий Марков Фусиели», «губернский секретарь Вас. Вас. Данилевский», «Хоперского округа окружной агроном Быдлинский» и мн. др.

Нравственность

Отношение к употреблению «крепких напиток» было у казачества довольно критическим. В записях о причинах смерти отдельной строкой записывались те, кто умер от зеленого змия. Такая смерть считалась настолько противоестественной и редкой, что заслуживала особой отметки. Соответственно в диагнозе ставилось «от пьянства», если так оно и было. Со дня ведения метрической книги Покровской церкви (с 1843 г.) после статистики естественных смертей приписывалась формулировка: «Убитых, зарезавшихся, удавившихся, утоплых и в пьянстве умерших не имеется».

Еще несколько штрихов, весьма показательных и симптоматичных. Речь идет о том месте, которое занимала женщина в казачьей общине. При «регистрации» брака в церкви, т. е. при венчании, со стороны жениха выступали в качестве поручителей два взрослых казака, как правило, родственники. Со стороны невесты в качестве таковых также выступали два казака и тоже родственники. А теперь вспомним нынешнее положение в ЗАГСах — по одному свидетелю с каждой стороны, причем со стороны невесты — особа женского пола.

Не знаю, как кому, но мне подход наших предков к обряду венчания кажется более основательным: во-первых, по количеству свидетелей с каждой стороны; во-вторых, по тому, что они не просто свидетельствуют, а поручаются за своего протеже, отвечают за его здоровье как основу надежного и устойчивого брака. При каждой церкви велись «Книги брачного обыска», в которых фиксировалось решение правления о физическом, умственном и нравственном состоянии вступающего в брак, т. е. фактически давалось разрешение на брак. Тем самым подчеркивалось значение этого события в жизни молодых. Кто знает, может быть, поэтому разводы у казаков тоже были довольно редким явлением. Как правило, казаки (и казачки) вступали во второй брак только после смерти своей половины.

Правда, не стоит идеализировать их отношения. Зачастую между смертью половины и новым браком проходил всего один—два месяца. Объяснение этому можно найти довольно просто. Как мог казак управляться с хозяйством (скотина, полевые работы и т. п.), имея на руках трехя—четырех детей мал-мала меньше? Вот и брал он себе уже не по любви, а по необходимости, из практических соображений. То же самое можно сказать и о судьбе вдовы. Куда ей было деваться, как прожить без пары крепких мужских рук?

Количество детей, родившихся вне брака, было довольно значительным. Каждый год регистрировалось порядка 6—10 человек. Крестили их так же, как и родившихся от законного брака. Зачастую восприемниками были сами служители церкви (священник, дьячок, псаломщик), в которой проходил обряд крещения. С годами название категории таких детей поменялось с «незаконнорожденный» в ХIХ в. на «внебрачный» в ХХ в.

Любопытно, что дьячок Покровской церкви в конце ХIХ в. при венчании писал о невесте «девица», а в случае рождения внебрачного ребенка — о его матери — «девка». Если рождался ребенок у замужней казачки, но явно не от мужа, то конкретно указывалось, где тот в это время находился (на военной службе, на поселении в Сибири и т. п.). Если ребенок рождался после смерти мужа, то обязательно указывался месяц и год смерти последнего, дабы путем несложных подсчетов подчеркнуть законность появления на свет еще одного казака. Такая запись есть и в истории нашего рода. В книге Вознесенской церкви при рождении Федора Керенцева в графе «Родители» сделана такая запись: «Умершего 1852-го года в июле месяце казака Прокопия Кернецова вдова Татьяна Ивановна, православного вероисповедания». Федор был признан законнорожденным.

В казачьих семьях нередко жили дети, не являющиеся родными. Они имели статус воспитанников. В книгах встречаются записи о браках между такими воспитанниками.

Количество незаконнорожденных в казачьем сообществе было существенно меньше, чем в других. В частности, книги Вознесенской церкви пестрят записями о незаконнорожденных, появившихся на свет не в станице, а в других местах. Чаще всего таковыми были поселения немцев-колонистов Саратовской губернии, например:

«Саратовской губернии, Аткарского уезда, Медведицкой волости, села Крестовый Буерак вдова поселянина — Катарина Маргарета Каспарова Гофман, лютеранского вероисповедания родила вне брака сына, названного при крещении Николаем».

Примечательно, что восприемниками незаконнорожденных лютеран были, как правило, весьма уважаемые и достойные станичники. Так, у девицы Анны Клейман восприемником сына был войсковой старшина Василий Алексеевич Молчанов, а у девицы Вильгельмины Лерх дочь принимал войсковой старшина Помпей Груднев. Через год с небольшим на ней женился подъесаул Афанасьев, и ее дочь Ольга была им «узаконена».

Загадка метрической книги

В метрической книге Покровской церкви ст-цы Урюпинской за 1887 г. вклеен лист Благочинного военного духовенства 2-го Отдельного корпуса со списком умерших 23 июля 1919 г. в Хоперской окружной больнице с указанием мест и номеров их захоронений.

Вот этот список:

«1. Хорунжий Верхне-Донской инженерной сотни Бударин Виктор Андреевич...

2. Казак Партизанского отряда Федор Муравьев...

3. Поручик 2-го армейского корпуса Иван Дедов...

4. Урядник 20-го конного полка ст. Вешенской Григорий Бирюлин...

В это время в станице власть держали “белые” казаки».

Номера захоронений я выписывать не стал, поскольку от станичного кладбища совсем ничего не осталось, не говоря уже о конкретном месте или номере могилы. Как мог этот лист попасть из 1919 г. в год 1887-й? Что заставило священника Покровской церкви вклеить его туда? Как всегда, первой на ум приходит самая желательная версия: он сделал это перед приходом Красной Армии, желая сохранить для потомков и истории имена героев, павших за белое дело. Но это только версия.

Церковная летопись Вознесенской церкви*
ст. Урюпинской, Хоперского округа, области Войска Донского, выдана Урюпинским благочинным ноября 20-го дня 1895 года.

(в сокращенном изложении, язык и стиль сохранены)

В начале летописи описаны ее назначение и порядок ведения, а также рекомендации по внесению событий, заслуживающих быть в нее внесенными. Примечательно содержание п. 6: «Излагать летопись сколько можно яснее и проще, без всякой изысканности в слоге, таким языком и слогом, кто каким владеет и говорит».

Главы I и II
История постройки церкви и событий, тому способствовавших.

В 1858 г. в нашу станицу из Алексеевской станицы были перенесены: Окружное управление, состоявшее в то время из начальств: Судного, Сыскного и Дежурства, больница с аптекою, тюремный замок и Окружное училище.

В 1891 г. был освящен новый каменный собор (храм), а старую деревянную церковь продали на хутор Антошинский Добринской станицы за 4.000 рублей, где и по сие время (1895 г.) стоит старый Вознесенский храм, в том виде, в котором он был с 1858 г. по 1891 г. в станице Урюпинской.

Новый храм строили семь лет. ( Это быстро! — Здесь и далее курсив мой. — Н. Н.). Способствовали ярмарки: с 1-й половины ХIХ в. — Покровская, а в 70-х годах и Крещенская. Величие и богатство ярмарок: многие сотни корпусов и балаганов, доход от ярмарки более 50.000 рублей. В настоящее время (1891 г.) «ярмарки эти значительно пали».

В 1871 г. была проведена ветвь железной дороги со ст. Алексиково (Грязе-Царицынской ж. д.). Это некоторым образом изменило образ жизни казаков, наряду с земледелием занимавшихся извозом товаров на ярмарки, что давало многим из них богатый заработок. Открыли торговлю купцы: Каверины, Поповы, Кистовы, Петровы, Ширяевы.

19 декабря 1880 г. было получено разрешение. Из Новочеркасска за приличное вознаграждение (в 200 руб.) был приглашен архитектор Н. В. Айвазов, который произвел смету: 62.474 р.15 к. План взят по образу храма в Новохоперске.

16 августа 1881 г. был заложен постройкой новый храм.

В кружках, расставленных в разных местах, нередко находили целые сотни рублей в какие-нибудь сутки. Около церкви привязывали волов, коров, телят, овец (но не коней!), оставляли птицу, мелкие вещи: платки, чулки, полотенца и т. п. Все это продавалось с аукциона, а вырученные деньги шли на строительство храма.

Попечительство выпросило в пользу церкви две тысячи четыреста десятин земли и сдало ее в аренду на 10 лет, получив более 50 тыс. руб.

В полное распоряжение попечительства отдали каменную гору, были куплены деляны в лесу, построен кирпичный завод, кузня.

Октября 5-го дня 1887 года был освящен престол, началась божественная служба. Затраты (окончательные) составили 138.089 руб. 88 к. ( Реальные затраты более чем в 2 раза превысили сметные. Видимо, эти национальная болезнь и традиция не изжиты и по сию пору.)

В церкви около алтаря было сооружено два придела: левый — во имя святой мученицы Евдокии, память ее отмечается 1 марта, во всегдашнюю память о Царе — Мученике, павшем от злодейской руки в этот черный день; правый — в честь святителя Николая Мирликийского чудотворца, в память коронования Николая I и Александры Федоровны. Освящен июня 7 дня 1896 г.

Вокруг храма поставлена массивная чугунная ограда стоимостью около 10.000 руб. (см. прил.).

Blog

Кто они, донские казаки? / Николай Нестеров. Волгоград: Изд-во вгпу «Перемена», 2008. 327 с.: ил