Глубинное

Вид материала

Документы

Содержание Индусские отреченцы Глубинное измерение йоги Поклонение гуру Святое безумие и умопомешательство 31. В йоге есть место для божественной милости Глубинное измерение йоги Глубинное измерение йоги £5&>' 32. Тапас, или Волевое изменение «я» Глубинное измерение йоги s&>' ГЛУБИННОЕ ИЗМЕРЕНИЕ ЙОГИ rSW

Подобный материал:

• Ценностей, 711.67kb.
• Программа заседаний секции «Комплексные геолого-геофизические исследования недр», 87.35kb.
• Рене Генон – Восточная метафизика, 258.18kb.
• Теоретико-методологические основания характерологической акмеологии а. А. Филозоп (г., 170.14kb.
• Курс предназначен студентам, знакомым с основами планирования и проведения эмпирического, 115.12kb.
• Эмоциональное выгорание педагога и психологическое здоровье ребёнка, 72.85kb.
• План проведения маркетингового исследования регионального it-рынка Анализ емкости рынка, 24.92kb.
• Конспект Меньшенина Дмитрия, 57.33kb.

Шоковая терапия мастеров дзен

В Китае и Японии буддизм махаяны принял характерную фор­му чан, шире известную под японским именем дзен. Традиция дзен не только прославилась своими идеалами баланса и гармо­нии, но и стала прибежищем для некоторых наиболее радикаль­ных нонконформистских идей средневекового мира. Шоковая школа дзен ассоциируется у нас с методами, применяемыми мас­терами дзен, чтобы вырвать учеников из «транса единодушия».

Так, живший в IX веке мастер ЛинЧи (Ринзай) наставлял своих учеников убивать все, что стоит на их пути к просветлению, даже самого Будду. В его школе до сих пор актуальны физические побои, окрики и мучительнопарадоксальные ответы мастера. Японский учитель Гутей на все вопросы реагировал одинаково: он просто поднимал палец. Когда ктото из посетителей попросил одного из учеников объяснить учение Гутея, тот тоже поднял па­лец. Услышав об этом случае, Гутей отрубил ученику палец. Крича от боли, молодой человек побежал прочь. Гутей окликнул его и, когда ученик обернулся, поднял палец. Легенда гласит, что в этот миг движение мысли молодого человека полностью оста­новилось, и он познал внезапное просветление.

Можно предположить, что в то мгновение ученик от всего сердца рассмеялся над собой. Учение дзен считает смех знаком свободы и аутентичности. Китайский безумец VII столетия Ханшан, который тоже выглядел чересчур эксцентричным для монастырей своего времени и постоянно изгонялся оттуда, про­славился своим громоподобным смехом. Точно так же напускным является и гневное выражение лика Бодхидхармы: оно скрывает под собой хохот.

Индусские отреченцы

Индусская цивилизация дала тип святого безумца, гораздо более радикального, чем его христианский и мусульманский эк­виваленты. Индийский вид святого безумия воплощен в фигуре авадхуты. Это санскритское слово буквально означает «тот, кто отбрасывает»; имеется в виду человек, полностью отрекшийся от всех мирских забот.

Авадхута — идеальный отреченец. Как правило, он не имеет дома, семьи, работы, обязательств, целей и живет на краю челове­ческого общества. Всевозможные аскеты, бросившие социальную игру, жили в Индии на протяжении тысячелетий. Как правило, авадхут связывают с культом полулегендарного богочеловека Даттатрейи.

Согласно одному из преданий, аскет Даттатрейя погрузился в озеро и спустя несколько лет вынырнул оттуда в обществе пре­красной девы. Его ученики были поражены, но их вера в наставни­ка не поколебалась. Тогда Даттатрейя начал пить с девой вино, словно готовясь вступить с ней в сексуальную связь, но даже и это серьезнейшее нарушение традиций индуизма не смогло зародить в учениках ни малейшего сомнения. Так они прошли устроенный аскетом тест на верность.

Индусский авадхута способен прибегнуть к любому средству, чтобы преподать духовный урок. Иногда это бывает довольно рискованно как для самого святого безумца, так и для его аудито­рии. Но чаще святые безумцы ведут себя просто странно, не под­вергая никого опасности. Современный адепт Нитиананда, учи­тель покойного Свами Муктананды, однажды вымазался с головы до ног экскрементами. Его ученики совершенно растерялись и смутились от такого поступка и, в конце концов, убедили адепта позволить очистить себя. Нитиананда всегда вел себя необычно, но на сей раз ученики были полностью озадачены, пока несколь­ко из них не признались, что хотели испытать, простирается ли возвышенная невозмутимость учителя до того, что он примет экскременты, предложенные ему. На следующее утро виновные потянулись просить прощения у авадхуты.

Большинство древних и современных авадхут избрали жизнь в жалкой нищете, но известны случаи, когда духовная эксцент­ричность увлекала их в противоположном направлении. Так, современный авадхута Нарайян Махарай, умерший в 1945 г., вел


150

151

ш< Георг Фойерштейн

ГЛУБИННОЕ ИЗМЕРЕНИЕ ЙОГИ


поистине королевское существование. Ученики относились к не­му как к живому образу Бога, не зная меры в уходе, украшении и почитании его тела. Быть может, подобная странная практика станет яснее, если припомнить о неразрывной связи святости и сакральной силы на протяжении всей истории.

Поклонение гуру

Святых всегда почитали как проводников священной силы, как связующее звено между обыденным миром и тайными измере­ниями духа, или Бога. Фактически, именно эта вера лежит в осно­ве индуистской и буддистской традиций гуруйоги: подхода, при котором внимание ученика фокусируется исключительно на учителе, или гуру.

Идея состоит в том, что, будучи связанным с учителем, ученик все сильнее втягивается в состояние, бытие наставника. В послед­ние годы Запад немного познакомился с этим эзотерическим про­цессом «заражения» в основном благодаря таким популярным духовным фигурам, как Свами Муктананда и Бхагаван Раджниш (иначе Ошо), бывших искусными «передатчиками». К сожалению, оба учителя продемонстрировали также, как священный автори­тет и духовная сила могут сопровождаться сомнительными прак­тиками, приводящими к обвинениям в моральной распущенности и подрыве моральных устоев.*

Святое безумие и умопомешательство

Эксцентрики всегда навлекали на себя насмешки со стороны основной части общества, более же серьезные отклонения от социальных норм, вполне предсказуемо, вели к обвинениям в умопомешательстве. Святые безумцы Востока, включая безумст­вующих Христа ради, иногда предвосхищали отношение к себе и общественное осуждение, сами называя себя «безумными». С точки зрения ординарной мысли традиционный подход к свя­щенному действительно кажется не только странным или экс

' Следует отметить, что ни С. Муктананда, ни Б. Раджнши не считались святыми в Индии, среди истинных последователей традиций йоги, относясь к чисто «западному» типу гуру— Прим. ред.

центричным, но даже абсолютно сумасшедшим. Особенно верно это сегодня, когда святое и мирское разделено гораздо четче, чем в прошлом. Мы лепим ярлык «чудаковатости», если не хуже, на любого человека, который по собственной воле отрекается от роскошеств потребительского общества, отказывается от имуще­ства, воздерживается от алкоголя и мяса, обнимает деревья и уча­ствует в демонстрациях против войны или ядерных электростан­ций. Если же, в довершение ко всему, обнаруживается, что он (или она) имеет видения, мы уже вполне готовы звонить психиатру.

Совершенно верно, что, глядя на безумных адептов, подобных Друкпе Кунлею или Нитиананде, мы видим феноменальные по­двиги самоотречения. Однако одновременно мы наблюдаем поведение, которое в глазах психиатра, безусловно, граничит временами с невротическим, если не психическим расстрой­ством. Собственно говоря, некоторые святые безумцы сами сомневались в собственной нормальности. Например, святой Рамакришна, учитель знаменитого во всем мире Свами Вивека нанды. Некоторое время он церемонно поклонялся собственным гениталиям, в других же случаях садился на алтарь храма, где служил главным священником.

Подобное поведение явно «ненормально», как и сидение на кучах отбросов или сексуальные ласки, расточаемые женщинам и девушкам, некоторыми современными адептами индуизма. Когда авадхуда объявляет себя безумным, должны ли мы верить ему на слово? Умопомешательство — сложное понятие и, несмотря на ме­дицинские книги, психиатры так и не пришли к общему мнению, что именно оно означает. Мы знаем также, особенно после язви­тельных статей Томаса Сцасца, что ярлык «умопомешательства» ча­сто использовался в качестве оружия, с помощью которого удава­лось заклеймить и заставить замолчать нонконформистов.

Психическими обычно называют людей с расстройствами, представляющими потенциальную опасность для окружающих. С точки зрения обычных стандартов многие святые безумцы мира идеально подпадают под это описание. Они не стараются казать­ся разумными. Они, по собственному признанию, опасны для средней личности, жизнь которой базируется на рациональности, порядке, предсказуемости и стабильности.

Однако святые безумцы исполнены высшей цели, опровер­гающей обвинение в умопомешательстве. Если рассмотреть их


152

153

Ш< Георг Фойерштейн

эксцентричную жизнь более пристально, она оказывается вполне осмысленной. Их безумие — добровольно избранная форма сказать «нет» миру, который эти люди воспринимают как сумас­шедший. Разумеется, всегда существует возможность, что тот или иной святой безумец безумен не только в метафорическом смысле, но действительно страдает невротическим или психопа­тическим расстройством. Религия, как и политика, всегда служила убежищем для нестабильных личностей.

Лично я считаю, что в истории святого безумия действительно встречаются люди, которые не столько являлись богоискателями, сколько действительно страдали от умопомешательства. Но мне кажется, что это нисколько не уменьшает их святость, а просто несколько сдвигает ее сроки.

Вне зависимости от личных проблем и сомнительного мораль­ного статуса некоторых поступков святые безумцы представляют собой постоянное напоминание о том, что наше восприятие реаль­ности — в основном дело выбора и что наш выбор необязательно является самым лучшим. Вызов, бросаемый подвижниками, может быть пассивным, как у безумцев Христа ради, или быть преднаме­ренной атакой, как у заклятого врага условностей Друкпы Кунлея.

Святые безумцы выбивают нас из колеи, в чем, собственно, и заключается их намерение. Они противоречат нам, выдвигая альтернативные ценности и оценки и давая, таким образом, иное определение реальности. С религиозными эксцентриками всегда неохотно мирились современные им культуры, каким бы терпи­мым ни было отношение граждан. Однако сам факт их присут­ствия в самых различных обществах и религиях на протяжении веков свидетельствует об их интегральной социальной функции. Быть может, эти диссонирующие голоса должны быть услышаны ради блага ортодоксального большинства. Мне кажется, что не­достаток в святых безумцах сильно обедняет нашу эпоху.

31. В йоге есть место для божественной милости

Большинство людей, размышляя о йоге, прежде всего думает о личных усилиях, а не о божественной милости. Однако с самых ранних моментов йога включала в свое понимание духовного

ГЛУБИННОЕ ИЗМЕРЕНИЕ ЙОГИ /&<

процесса элемент милости (прасада), или божественного вмешательства. Как говорил Свами Ниранджанананда из би харской школы йоги, «самостоятельное усилие есть первый шаг для принятия милости» (1). Фактически, божественная милость является интегральным компонентом всех многочисленных школ йоги, посвоему постигающих первичную реальность. Классический путь этого направления представлен бхакти йогой, сформулированной уже пять тысяч лет тому назад в «Риг веде» (3.59.2):

«Тот, в Твоей милости, не убит и не знает поражения; беда не придет к нему ни из близи, ни из далека».

Двумя тысячелетиями позже анонимный составитель «Шве ташватараупанишады» (3.20 Ь) заявил:

«Свободу от горя зрит чрез милость Творца, того, который [трансцендентальная Сущность] свободен от действия (акату), величественен, Господь (иша)».

Патанджали, составивший «Йогасутру», тоже не забыл упо­мянуть о роли Господа (ишвара), наставлявшего мастеров йоги древности. В афоризме 1.23 он называет ишварапанидхана одним из главных средств трансценденции «я», ведущей к осво­бождению. Виаса в своей «ЙогаБхашья» (1.23) толкует пранидха ну как вид жертвоприношения (бхакти). Б. К. С. Айенгар в своем ценном комментарии к афоризму 1.23 Патанджали подчеркивает:

«Через подчинение уничтожается эго ищущего, и милость Гос­пода изливается на него, словно проливной дождь. (2)»

Служение первичной Сущности и милость формируют ячейки духовной практики, намеченной в «Бхагаватпуране» (произве­дении IX века). Этот священный для вишнуитов текст служил многим поколениям мудрецов и писателей основой для собствен­ных вдохновенных трудов.

Философия средневековых шиваитов и шакти также включала в себя божественную милость. Если бы она не находила под­тверждения в действительных ощущениях, зачем бы бесчис­ленные поколения йогов, мудрецов и святых столь настойчиво искали ее?

Безусловно, существует несколько способов снискания мило­сти. Например, мы можем рассматривать ее как следствие на­копленной хорошей кармы. Согласно древнему учению кармы, морального закона причины и следствия, мы пожинаем то, что


154

155

'т>< Георг Фойерштейн

ГЛУБИННОЕ ИЗМЕРЕНИЕ ЙОГИ £5&>'


посеяли. Таким образом, добрые мысли, положительные эмоции или характер, здоровые с точки зрения морали действия создают хорошую карму. Иными словами, мы сами являемся для себя источником милости.

Мне кажется, что основная часть переживаний, воспринимаемых нами как «милость», является именно проявлением хорошей кармы без воздействия какихлибо посторонних причин. Однако я верю также, что бывают случаи, когда нам во благо действует, несомненно, объективный агент из тонких или даже трансцендентальных измере­ний. Более того, традиции говорят о милости гуру и напоминают, что истинный учитель (сатгуру) всегда пребывает близ ультимативной Реальности. Другими словами, милость, исходящая от него, есть божественная милость.

Люди, серьезно занимающиеся йогой, особенно обратившиеся к молитвам, по всей видимости, чаще испытывают милосердное вмешательство, чем все прочие. Снова процитируем Свами Ниран джананаду: «Дабы воспринять [милость] следует пройти через собственные усилия» (3).

Именно это и лежит в основе совета Патанджали заниматься ишварапранидханой, что приблизительно переводится как «позитивное рассмотрение высшего принципа». В более узком смысле мы можем понять это как почитание Бога (ишвара), кото­рого Патанджали считает особым видом пуруши, или трансцен­дентального Духа. Какие бы концепции мы ни строили относи­тельно первичной реальности, в нашей практике всегда остается место для обретения милости.

Исходя из сказанного, жителям Запада, занимающимся йогой, вместо того чтобы полагаться исключительно на позы, владение дыханием и медитацию, стоило бы обратиться также к полезной традиционной практике произнесения молитв (прартхана).

32. Тапас, или Волевое изменение «я»

Согласно индусской мифологии, Божественная Сущность, чтобы создать Вселенную, добровольно подвергла себя строгой самодисциплине. Эта космическая йога заставила Божественную сущность потеть, и из ее пор выступил Коомос со всеми его

бесчисленными созданиями. Процесс добровольного самоогра­ничения и самоиспытания на санскрите называется тапас, что буквально значит «жар» или «пыл».

Древние мудрецы (риши) считали первым практиком тапас и, следовательно, основателем йоги Солнце. Жители Запада часто называют «Отцом Йоги» Патанджали, однако по праву этот титул принадлежит Хираньягарбхе (Золотое Семя). Быть может, в про­шлые века и был учитель, носящий такое имя, тем не менее Хи раньягарбхой изначально и прежде всего называют Солнце. В «Бхагавадгите» (4.1) сказано, что первым учителем древней йоги было Солнце (Вивасват). Таким образом, Солнце было и первым учителем тапас, поскольку тапас лежит в сердце всех учений йоги. Собственно говоря, до того, как слово «йога» стало употребляться в значении «духовная дисциплина», термин тапас был распро­странен гораздо шире, но постепенно превратился в основном в синоним аскетизма или строгости.

Тапас — это любая практика, бросающая мысль против ее собственных ограничений; причем ключевой составляющей является выносливость. Так, в древней «Ригведе» (10.136) сказано, что длинноволосый аскет, или кешин, «выносит» (т. е. терпит, сопротивляется, превозмогает) мир, огонь и яд (1). Кешин — это отшельник, отказавшийся от мира, прототип йога, «подпоя­санный ветром» (нагой?) спутник дикого бога Рудры (Воющего). Сказано, что он «взошел» на ветер в состоянии опьянения Богом и полетел сквозь пространство, глядя на то, что оказалось внизу. Однако в имени «кешин» скрыто более глубокое значение, по­скольку его можно применить и к Солнцу с «длинными волосами» бесчисленных лучей, испускаемых солнечным диском, проника­ющих глубоко в космос и поддерживающих жизнь на Земле. Это очередной раз показывает, что древняя йога «Вед» вращается во­круг Духа Солнца, бескорыстно питающего все существа своим благодатным теплом.

В древности йога называли тапасвой — тем, кто занимается тапас; добровольным самоиспытанием. Тапасва всегда живет на грани. Он специально бросает вызов своему телу и мысли, прикладывая громадные волевые усилия к делу, которое поклялся предпринять. Он может часами неподвижно стоять под горячим индийским солнцем, усиливая его жар четырьмя разожженными рядом кострами, или сидеть нагим, погруженным в строгую


156

157

Георг Фойерштейн

ГЛУБИННОЕ ИЗМЕРЕНИЕ ЙОГИ S&>'


медитацию, на открытой всем ветрам горной вершине при тем­пературе ниже нуля. Он может непрестанно распевать божест­венное имя, отказывая себе во сне определенное количество дней. Варианты тапаса бесконечны.

Тапас начинается с временного или постоянного отказа себе в исполнении определенного желания, например, с воздер­жания от чашечки кофе, плитки шоколада или случайного секса. Вместо мгновенного удовлетворения выбирается временное воздержание. Затем постепенно временное воздержание может перейти в полный отказ от желания. Подобное испытание собственных привычек вызывает в нас определенное раздра­жение. Мы начинаем «вариться в собственном соку» и, следо­вательно, генерировать психическую энергию, которую можно использовать для усиления процесса самотрансформации. Со временем, приобретая все большую способность контроли­ровать собственные импульсы, мы постигнем наслаждение, скрытое под креативным самораздражением. Мы увидим, что растем, и поймем, что самоотказ вовсе не обязательно несет не­гативную окраску.

«Бхагавадгита» (17.14—16) говорит о трех видах аскетизма: тела, речи и мысли. Аскетизм тела включает чистоту, честность, целомудрие, не причинение вреда и пожертвования высшим существам, мудрецам, браминам (хранителям духовного на­следия Индии) и почитаемым учителям. Аскетизм речи охва­тывает манеру речи, правдивость, благие слова, не наносящие обиды, а также регулярное чтение вслух (свадхиайя) священ­ного учения. Аскетизм мысли заключается в ясности, безмя­тежности, мягкости, молчании, самоограничении и чистоте эмоций.

Согласно «Бхагавадгите» (17.17), полная духовная практика включает все три вида подобного искупления, выполняется с ве­ликой верой (шраддха) и без ожидания награды. Тапас такого рода основан преимущественно на качестве саттва, т. е. принципе ясности, прозрачности внешнего и внутреннего мира. Аскетизм, делающий упор на качество раджас, принцип динамики Природы, имеет тенденцию основываться на скрытом мотиве, например, стремлении к уважению, почестям, эгоистическому самовыра­жению. Изза этого он редко бывает последовательным и длится недолго. Когда аскетизм основан на качестве тамас, т. е. принципе

инерции, он приводит лишь к глупому самоистязанию или нане­сению вреда другим.

Саттва, раджас и тамас — три основные составляющие Приро­ды (пракрити). Все сотворенное, включая человеческую душу, или мысль, состоит из этих трех факторов, называемых Гунами. Поскольку тапас зависит от мысли человека, практикующего йогу, он окрашен этими тремя факторами в той степени, в какой они присущи данной личности. Каков тапас, такие и результаты. Они могут варьироваться от физической боли и душевных страданий до полного крушения духовного процесса, если только аскет не обладает достаточной саттва.

Например, если человек занимается тапас для развития паранор­мальных способностей (сиддхи), которые способны произвести впечатление на других или даже подчинить их, он не столько возвы­шает эго, сколько консолидирует его и, следовательно, уклоняется от пути. Опять же, если человек по дремучему невежеству и изза под­сознательного мазохизма путает гармоничное самоиспытание ис­тинного тапаса с простым мучительным искуплением, он (или она) пожнет лишь боль и страдание, которые подорвут физическое здо­ровье и, быть может, повлекут за собой эмоциональную нестабиль­ность, которая способна кончиться психическим заболеванием.

Две с половиной тысячи лет тому назад Гаутама, основатель буддизма, познал важную разницу между истинным (т. е. возвы­шающим «я») тапасом и неправильно понятым искуплением. Шесть долгих лет он испытывал себя, пока его телесные силы не истощились почти до конца, но так и не обрел духовной свобо­ды, к которой стремился. Тогда внутренняя мудрость Гаутамы заставила его избрать срединный путь (мадхьямарга) без не­сущих вред экстремальных отклонений. Гаутама отказался от строгого, разрушительного тапаса и стал должным образом питать тело. Собратьяаскеты, всегда вдохновлявшиеся его при­мером, решили, что он вернулся к мирской жизни и стали избе­гать его. Позже, после духовного пробуждения Гаутамы, их пути снова пересеклись и сияние, исходящее от Будды, было столь ве­лико, что аскетам ничего не оставалось, как склониться перед ним с глубочайшим уважением.

Истинный тапас позволяет нам воссиять, подобно Солнцу, по­сле чего мы сами можем служить источниками тепла, утешения и силы для других.


158

159

'т>< Георг Фойерштейн

ГЛУБИННОЕ ИЗМЕРЕНИЕ ЙОГИ rSW