Другая повесть о полку Игореве

Вид материала

Подобный материал:

1 ... 12 13 14 15 16 17 18 19 20

ТРИ ЦЕРКВИ

Повторим еще раз: принято считать, что христианство сначала принимали только верхи варварских племен. Якобы их прельщали блеск и величие двух Римов, которым они хотели бы подражать. Якобы они хотели с помощью христианской церкви укрепить свою власть над населением, внушая мысль о божественном происхождении власти. Но разве проповедь Иисуса была обращена к знатным и богатым, к правящему слою Римской империи? Разве им не жилось припеваючи при язычестве? Зачем им надо было что-то менять? Нет, им пришлось объявить христианство государственной религией, потому что большинство населения уже было христианским. Государство просто постаралось приписать себе заслугу распространения нового учения. Снять урожай там, где оно не сеяло. То же самое должно было произойти и среди других народов и в других странах.

Явление такой огромной важности и силы, как учение Христа, ни в одной стране не могло быть одинаково воспринято и понято всеми слоями общества. Государство, разумеется, старалось превратить его в идеологию, оправдывающую его господство. Но крепнущее и все более организованное духовенство само претендовало на роль определяющей и руководящей силы. Однако и низы, к которым и была обращена проповедь самого Спасителя, должны были иметь свое понимание великого учения.

Изучая распространение христианства в Европе, можно заметить, что в самом начале его активной фазы, на рубеже 9-10 веков, складываются два мощных центра. Это Константинополь, центр великой греческой империи, где церковь пошла по первому пути и заняла по отношению к государству подчиненное положение, и Рим, где папство заявило о приоритете и верховенстве духовной власти и папы над государствами и королями, и с необыкновенной энергией принялось утверждать этот приоритет. Третье направление (богомильство) - как это убедительно доказывает Йордан Табов, распространялось с Балкан, было мало связано с государством, не претендовало ни на главенствующую роль в обществе, ни на руководство государями, и не имело поэтому своей столицы.

Католичество избрало себе идеал теократии, поставив престол первосвященника выше королевских, духовную власть выше светской, активно вмешиваясь в мирские дела. Восточная церковь подчинилась государству, фактически слилась с ним, стала разделять его цели и задачи (цезарепапизм). Богомильство попало между двумя жерновами и было раздавлено - сначала военной машиной Византии, а истечения богомильства на Западе (альбигойцы, катары, патарены) - крестоносцами, которых вдохновлял Ватикан. Но его основные идеи возродились в различных направлениях протестантизма, вероятно, проникли они и в учения ортодоксальных церквей. Наибольшего успеха достигло католичество, имеющее ныне наибольшее количество приверженцев. Всему этому должно быть какое-то объяснение.

Несмотря на сопротивление некоторых иерархов (иногда очень активное, вплоть до применения военной силы), византийское духовенство превратилось фактически в часть чиновничества - а чиновники в своем подавляющем большинстве лишены инициативы и энтузиазма, являясь только исполнителями. Кроме того, Константинопольская церковь столкнулась в начале второго тысячелетия с идеологически подготовленными и сильными в военном отношении противниками - на севере с Болгарией и богомилами, на востоке с арабами-мусульманами Халифата, а позже и с героическими сельджуками, принявшими ислам. Западная же церковь поначалу имела дело с языческими народами. Они не были слабыми или отсталыми - они были разобщены и не могли противостоять ни мощи христианского учения, ни организованной силе в лице церкви. Кроме того, после появления на Западе христианских государств, папство не стремилось сковать инициативу феодальных правителей, оно лишь санкционировало применение их сил и направляло их - а это огромное преимущество. Константинопольская церковь сумела ликвидировать самостоятельность Болгарской церкви, а военная машина империи подчинила себе страну, что стоило ей больших усилий. Но на Западе к началу тысячелетия ее влияние свелось на нет. Более того, католичество приняли и те народы, которые находились территориально ближе к Византии, чем к Риму, например, венгры и поляки.

Взоры руководителей имперской политики неизбежно должны были обратиться на северо-восток, в сторону Руси, Кавказа и Половецкой земли. Насколько успешной была миссионерская деятельность греков в двух последних регионах? Во всяком случае, довольно рано были образованы Аланская и Кавказская епархии на Кавказе; вероятно, направлялись миссионеры и в Половецкое поле. Но и Рим не мог, одолев язычество в Западной Европе, безучастно смотреть, как Византия старается прибрать к рукам огромную территорию к востоку от Карпат. Отдельные сообщения о католических миссионерах на Руси, у печенегов, в Крыму, на Кавказе в источниках встречаются с довольно раннего периода, как и позже. Раскол прежде считавшейся единой христианской церкви (1054 год) и усиление военной мощи Запада предопределили остроту идеологической и политической борьбы в Восточной Европе в 11-12 веках, особенно на Руси. «Она была,- писала З. В. Удальцова,- последним рубежом, где скрестились духовные мечи Рима и Константинополя. Княжеская власть в Киеве пыталась лавировать между ними» (КБКР, с. 273). Византийские политики, направляя свои усилия на подчинение своему влиянию русских княжеств, не смогли предотвратить гибель империи, но зато спасли православие, судьба которого так или иначе решилась там.

Радикально расправившись с богомильством и Болгарией, навязав ей свое учение, ослабевшая Византия сама оказалась между молотом и наковальней. Сначала Константинополь был на 57 лет захвачен крестоносцами, с которыми греки, в конце концов, справились. Выдержать удар турок, которые к тому времени давно изгнали рыцарей с Ближнего Востока, империя уже не смогла, все ее территории подпали под их власть (в 15-ом веке).

Католический Запад устоял. Но это только одна заслуга Ватикана, умевшего, насколько это было возможно, координировать действия Запада в борьбе против могучей Османской империи. Многими своими позднейшими достижениями Европа обязана именно независимости церкви, которую папство упорно защищало. Взять хотя бы такие важные и в принципе взаимосвязанные понятия, как разделение властей и уважение к правам личности. Ватикан не находился на территории какого-либо государства - он был как бы над ними (я не отвлекаюсь на конкретные периоды, случайности и превратности вроде авиньонского пленения пап и т. п.) и никогда не служил интересам одного из них. Население западноевропейских государств знало, что наряду с бароном, маркграфом, королем, императором где-то в Италии есть еще и первосвященник, который всемогущим феодалам неподвластен. Более того, знакомый ему кюре или падре, живущий на соседней улице, также подчиняется (в первую очередь) находящемуся в Ватикане папе, а не бургомистру или герцогу. Крестьянин, торговец, подмастерье, солдат также знали, что их жизнь не во всем регламентируется светской властью, что есть другая сила, которая обращается прямо к Богу, что она ближе к нему, чем светская; что папа дает помазание на царство королям, легитимизируя их право распоряжаться подданными, а не наоборот (очень важно, что не правителям только одной страны, а многих). И, как представитель этого высшего владыки, любой священник должен пользоваться уважением и признанием любого дворянина и даже короля. Именно этот священник мог дать отпущение грехов феодалу, а не наоборот.

Иными словами, люди, которым было недосуг размышлять о таких вещах, видели в реальности, что государство не всесильно и есть вопросы, вмешиваться в которые оно хотело бы, но не имело права. Разумеется, феодалы могли допускать и часто допускали произвол. Но это рассматривалось в Западной Европе, благодаря такому первичному разделению власти, не как норма, а как нарушение. Следовательно, с самого появления христианских государств на Западе, кроме аристократии, в них уже имелось и другое свободное сословие - духовенство, со своими правами, и расширение этой свободы и прав на остальные сословия являлось только вопросом времени. (Разумеется, мы говорим о внешней свободе, но ее значение чрезвычайно велико; внутренняя же свобода дается только усилием стремящейся к ней личности и является только ее проблемой). Конечно, и папство не устояло перед соблазном - оно само пыталось стать империей, и это принесло огромный вред; недопустимо смешивать самое чистое - веру, с самым грязным - политикой. «Царство Мое не от мира сего». И, конечно, неизбежно должно было произойти столкновение Ватикана с государственной властью. Начало ее связано с борьбой Рима против Гогенштауфенов.

Судьба и роль Восточной, византийской церкви оказались иными. Император и патриарх находились в одном и том же городе, большую часть населения которого составляли люди одной национальности - греки. Но в столице, имевшей колоссальное, гипертрофированное значение для всей империи, мог быть только один владыка, представитель только одной власти - светской или духовной. Победила, разумеется, первая. Император, кем бы он ни был по национальности, не мог, находясь в Константинополе, опираться на какое-либо отдаленное племя или народ, он становился греком и выражал интересы греческой верхушки, греческого государства. То же самое - патриарх. Один правящий народ - один правитель. У Восточной империи была голова, но не было сердца.

Георгий Прошин пишет о том статусе, который придавали в Византии верховному владыке: «Император Византии - «земное солнце», и власть императора божественна по своему происхождению», «императору следовало отдавать поклоны, как богу: земные», он «избирается на трон богом», и все связанное с его особой священно, почти божественно». «При таком культе власти императора и его соправительствующего семейства в Византии, по существу, не было наследования престола. Легитимность, «законность» монархии утверждается только с конца 11-го века. В 10-ом же веке на троне сменяют друг друга члены нескольких знатных родов», «…захвативший трон - сразу законный император. Его успех, кто бы он ни был и какой бы ни была цена этого успеха, трактуется как проявленная божественная воля» (КБКР, с. 78-79). Случилось так, что в западном христианстве насаждался культ папы, в восточном - культ императора.

Положение византийского христианства можно назвать маргинальным - между национальными религиями и религией мировой. (Есть и национальное христианство, например, армяно-григорианская церковь). Но христианство по самой своей сути наднационально - «несть ни иудея, ни эллина, ни скифа», - и католическая церковь сохранила верность этому принципу. Георгий Прошин совершенно прав, говоря, что в «богослужении на латыни было и свое преимущество, обеспечивавшее наднациональное единство клира» (КБКР, с. 152).

Восточная церковь, оказавшись под опекой имперской власти, одержимой идеей полного единства (одна страна - один народ - один глава), представлявшей господство элиты одного народа над многими, подчинившись ей, этот принцип нарушила, а что еще хуже - стала одним из проводников государственной политики, направления и методы которой зависели от правящей верхушки и ситуации в регионе. (Этим во многом объясняется малоуспешность византийской миссионерской деятельности, несравнимой по масштабам и энергии с деятельностью католиков). Показательно, что как только империя рухнула, почти все народы, исповедовавшие византийское православие, перестали подчиняться константинопольскому патриарху и избрали своих, которые точно так же находились в подчинении у главы государства - такова была заложенная в основании византизма парадигма: независимое, свое государство - своя, независимая церковь; подчинение «чужому» патриарху, который является одним из заместителей императора, рассматривается как ущерб независимости государства. (Отсюда же появление отдельной Украинской церкви, независимой от патриарха Московского, как только появилось в 1991 году государство Украина. Если Русская церковь не подчиняется патриарху Константинопольскому, почему Украинская церковь должна подчиняться патриарху Московскому? - такова логика). Войдя составной частью в такие преходящие и достаточно неустойчивые структуры, как государства, восточные церкви были обречены следовать в их фарватере.

Статус Константинопольского патриарха имел двойственный характер. С одной стороны, он - глава церкви, осуществляет духовную власть. Но с другой стороны, реальной властью он не обладал - император без особых затруднений мог его сместить и заменить на более угодного ему человека, как и любого сановника. Если таково было обращение государства с патриархом, что тогда говорить о прочих подданных империи? У них не могло быть никаких неотъемлемых, всеми признаваемых прав. Не было таких прав и у духовенства. Если патриарх зависит от императора, которого, в свою очередь, могут свергнуть в любую минуту,- какой-нибудь самозванец, сумевший устроить заговор, или удачливый полководец,- то всякая власть становится шаткой, одинаково и легитимной, и нелегитимной. Фактически взаимодействие светской и духовной властей в Византии выглядит постоянным, или, точнее, регулярным попиранием второй. Но вариант, по которому император являлся бы одновременно и патриархом, был исключен - слишком большой груз проблем ложился бы на одного человека. Кроме того, это слишком явно подчеркнуло бы полное слияние церкви и государства, вплоть до неотличимости. Отсюда и та двойственность, о которой мы сказали выше. Неустойчивость заложена в самом основании византийского режима, это его неотъемлемое качество, вытекающее из принципа верховенства светской власти, что и должно было проявляться в постоянном возникновении сект и ересей (в духовной сфере) и регулярных реформах - в государственной (а значит, и в церковной). Не могло появиться четкой стратификации общества, как это было на Западе, с определенными правами и обязанностями каждого сословия, их иерархией, наследованием титулов, нормами поведения и т. д.

В Византии положение человека в обществе должно было определяться не происхождением или профессиональными данными, а случаем, удачей, роком. Высшей силой ему представлялся бы не Бог, а фатум. Византиец, живущий в таких условиях, должен был иметь склонность к фатализму или авантюризму (не знаю, отразилось ли это в византийской литературе). Сегодня проститутка - завтра императрица, сегодня простой солдат - завтра фаворит, полководец, сановник, начальник гвардии. Вчерашний император - на другой день узник или жалкий слепец, евнух, простой монах. Георгий Прошин описывает «обстановку измен и предательств, точно предсказуемых смертей, жестокого вероломства, ту крайнюю неустойчивость власти», которая царила в столице империи накануне крещения Руси, борьбу за престол. «Напомним: Константин VII отравлен, Никифор Фока - обезглавлен, Иоанн Цимисхий - отравлен. За последние три десятилетия ни один император Византии не умирал собственной смертью» (КБКР, с. 155). Все свободны одинаково - значит, не свободен никто. Даже император, от прихоти которого зависит судьба любого жителя империи.

Богомильство не было одной из форм национально или государственно ограниченного христианства. В его основе лежал принцип, который потом проявился и в протестантизме. Если православие сливалось с государством, а католичество стремилось само стать сверхгосударством, то богомильство, скорее всего, с государством имело мало общего, было к нему достаточно равнодушно, обращалось к отдельной личности и уже через нее к обществу. В миссионерской деятельности оно опиралось, надо думать, на добровольно взваливших на себя эту ношу людей, с искренней верой распространявших благовестие, не рассчитывая совершить карьеру в церкви или получить награду от властей. «Царство Божие внутри вас». Неважно, какой ты национальности или профессии, к какому ты сословию принадлежишь, где живешь - важно, насколько искренне ты веруешь, насколько строго следуешь христианским нормам морали, проявляешь ли рвение в распространении Благой Вести - конечно, если имеешь способности. В этом была величайшая сила балканского христианства, но и слабость тоже. В теоретическом споре с Ватиканом и Восточной церковью богомильство могло одержать верх, как оно превзошло их в распространении христианства среди народных масс. Но оно столкнулось с организованной силой византийского государства и было подавлено: одна империя - одна церковь.

Та же судьба постигла их наследников на Западе - катаров, патаренов, альбигойцев. Римская церковь мобилизовала для борьбы с ними военную силу феодалов, и с «болгарскими ересями» было покончено после кровопролитных войн. Но не навсегда. Идеи богомилов проявились у гуситов. Когда было покончено и с ними, оказалось, что из корней народного христианства прорастали не только православие и католичество, но и протестантизм, и совладать с ним было невозможно.

К сожалению, в большинстве религиоведческих работ различные ветви раннего, народного христианства, последователей св. Павла - смешивают с различными экзотическими или даже извращенными сектами и скопом рассматривают как, пользуясь терминологией Л. Н. Гумилева, «жизнеотрицающие мировоззренческие системы» или «антисистемы». Вероятно, потому, что их авторам «законными» представляются только официальные конфессии, а прочие направления, тем более, средневековые, кажутся им отклонениями от основных линий; протестантизм же рассматривается лишь как результат отрицания института папства, вызванного моральным разложением католического духовенства. Таким образом, своих корней, - если принять данную точку зрения, - даже протестантизм не имеет, поскольку не был основан одним из апостолов Христа или хотя бы одним из учеников апостолов. Но вряд ли является случайной популярность у многих протестантских конфессий Посланий св. ап. Павла, которого болгарские богомилы считали основателем своей церкви (из всех апостолов самым неутомимым проповедником был именно св. Павел). Народное христианство Европы и Малой Азии являлось почвой христианства вообще, но не в организационном плане, а в духовном; оно предшествовало всем церковным организациям.

Стоит отметить, кстати, что русская интеллигенция уже в начале 19-го века весьма остро обсуждала различия в отношениях между светской и духовной властями в направлениях христианства и в разных государствах. Этот вопрос интересовал П. Я. Чаадаева, Ф. И. Тютчева, Ф.М. Достоевского, А. С. Хомякова. Полемика не угасла и в начале 20-го века, когда в ней активно участвовали такие мыслители, как В. С. Соловьев, П. Б. Струве, В. В. Розанов, Д. С. Мережковский и многие другие.

В самый важный, ответственный, переломный момент своей истории правители Руси приняли византийское христианство - и византийскую модель отношений церкви и государства. Соблазн был слишком велик, особенно в 15-16 веках, после падения Константинополя. Турки объявили себя наследниками Византии и ее земель, но не могли, разумеется, будучи мусульманами, считать себя таковыми в религиозно-идеологическом плане. С другой стороны, на главенство в христианском мире претендовал Ватикан. Заявив себя правопреемниками и единственными наследниками Византии, которой уже не было, Третьим Римом, Московия отвергала претензии и Османской империи, и Римской церкви, получала обоснование для создания самостоятельной церкви, зависимой от государства (но не от Константинопольской патриархии, сохранившейся и при власти турок). Усвоив византийскую модель, принятию которой, вероятно, сильно поспособствовали эмигранты из погибающей империи, Русь получила в наследство и все ее отрицательные стороны - бесправие и бессилие личности перед государством, полную власть и контроль государства над всем и вся, бесконечное число проводимых сверху реформ, национально ограниченную церковь, священников, обязанных быть только подданными Христа (или хотя бы церкви, как в папстве), но ставших подданными государства и т. д.

(Чтобы защититься от провидца, который непременно решит, что я восхваляю учение богомилов и католиков, принижая православие, хочу сказать следующее. Речь идет не о том, чье учение более верно следует духу Евангелия, не о догматах и пр. - это занятие для богословов. История стран Западной Европы изобилует кровавыми расправами, расколами, реформами и прочими прелестями политической жизни не менее, если не более, чем история России. Кто кого превосходил в измывательствах над населением, никто не знает; мы же говорим о принципах, заложенных в основу жизни государства и вызванных этим последствиях).

Позволю себе такое рассуждение. Что, если Киевская Русь официально приняла сначала не православие, а католицизм и пребывала в нем не только до крушения Латинской империи и усиления Византии, но и после? Это объясняло бы негативное отношение Константинопольской патриархии к Владимиру Святому, обилие латинизмов в церковно-религиозной терминологии и пр. (Но некоторые княжества могли тогда же принять православие, и могла начаться внутренняя борьба между двумя направлениями христианства). Можно ли предположить, что староверы были представителями русского католицизма или униатства, принятого Русью в период господства католиков на Балканах (Латинской империи), т. е. в 13-ом веке или даже раньше? Случайно ли староверов именовали «кержаками» - считается, что от названия города Керженца; но, может быть, от польского «крыж» - крест? Может быть, отсюда и двоеперстие, и написание имени Спасителя не по-гречески - Иисус, а на католический лад - Исус (польское Езус)?

Если первичной государственной религией на Руси было католичество, то православие могло вступить в борьбу с ним в 15-16 вв., т. е. после крушения Византии и более или менее массовой миграции греков на Русь. Окончательной же победой православия можно считать, в этом случае, реформу Никона в 17-ом веке. Вполне возможно, что Петра Первого прельщала мысль о введении протестантизма, под влиянием своих друзей-европейцев - немцев, голландцев, англичан. Во всяком случае то, что именно в протестантские страны он и сам ездил учиться, и посылал учиться других, и отмена им патриаршества, не позволяют отбросить эту мысль как абсурдную.

Сказанное можно отразить в виде грубой периодизации церковной истории России: период богомильского, народного христианства - период католического влияния (от Ольги и Владимира до Ивана Третьего) - победа православия (до Петра) - период влияния протестантского (до Николая Первого) - полное преобладание православия (до Ленина, Ульянова-Отступника) - период государственного атеизма (до 1989-го года). Разумеется, это только предположение, вызванное стремлением согласовать некоторые факты.

Процесс закабаления церкви был затяжным и не закончился в период реформ Никона и раскола, когда богослужение и церковную литературу стали исправлять по греческим образцам.

Уже Иван Грозный мало с кем считался - вспомним его расправу с митрополитом Филиппом Колычевым. После своей реформы патриарх Никон был отправлен в ссылку Алексеем Михайловичем. Точку поставил Петр Первый, вообще отменив патриаршество (затем восстановленное большевиками) и возложив его функции на Святейший Синод, с государственным чиновником во главе. (Неслучайно Наполеон, с некоторой долей зависти, говорил, что Александру Первому легче, чем ему - он сам себе и царь, и папа).

На примере Европы следует отметить некоторую избирательность, точнее, склонность определенных народов к тому или иному направлению христианства. К католицизму склонны были народы романские, к протестантизму - германские, православие победило на юге и востоке - у большей части славян, у греков, у грузин (сфера влияния Византии).

Не может быть в жизни народа более важного момента, чем время выбора религии. Потому что именно она связана со всеми сторонами жизни - и отдельного человека, и всего общества. Это касается и культуры, и политики, и мировоззрения, и международных связей, и экономики, и науки и т. д.

Принятие христианства явилось величайшим событием в истории Руси. Вместе с религией Русь приняла и византийскую модель развития. Империя умерла, воскресла и продолжила свое бытие на еще более гигантской территории, управляясь прежними методами.

Я не имею никакого отношения к так называемым «новым хронологам», хотя многие их сомнения и утверждения кажутся мне вполне правомерными. (Но та история, которую они предлагают взамен традиционной, не вызывает никакого доверия - одни пишут о существовании в средние века великой империи, созданной русскими и тюрками, подчинившей себе весь мир, за исключением Австралии, со столицей в Ярославле; в Египте же якобы находилось кладбище императоров. Другие размещают котел цивилизации и культуры в Западной Европе, откуда она и распространилась по вселенной. Право каждого исследователя - писать то, что он думает. Право читателя - принимать или не принимать).

Официальная, академическая наука рассказывает нам вместо более или менее реальной истории самые настоящие небылицы. Якобы 2-3 тысячи лет цивилизация была только на узкой полосе земли от Нила до Хуанхэ. Весь остальной мир полностью тонул во мраке дикости и невежестве. Потом во всей Европе в течении 15 веков якобы существовали только две культурные страны - Греция и Рим, откуда культура и цивилизация медленно проникали или вовсе не проникали в окрестные страны, вслед за победоносными легионами. Прочие народы все это время живут в варварстве. Особенно дикими и невосприимчивыми были германцы и славяне (их долгое время вроде и вообще не было на свете). Ходили, одетые в звериные шкуры, гонялись с дубинами за зверьем, жили в землянках и знать не знали, что в Греции и Риме уже давным-давно есть и государства, и письменность, и книги, и архитектура, и парламенты, и школы, и наука, и искусства, и регулярное войско, и судоходство, и торговля, и деньги, и доспехи, и много чего еще - философы в тогах ведут умные беседы, поэты сочиняют стихи, художники расписывают стены дворцов и пр. и пр.

Но никто еще не объяснил внятно и убедительно, откуда у них, греков и римлян, взялось такое преимущество. Допустим, они оказались самыми способными и опередили всех своих близких - рукой подать - соседей. Допустим, на сто или даже на двести лет. Но не на тысячелетия же! И чем язычество римлян и греков было «лучше» язычества прочих народов? Ничем. Известно, что во времена расцвета Афин, при Перикле, иногда еще совершались человеческие жертвоприношения. Почему у римлян-язычников было государство, а у германцев или кельтов его быть не могло? Нам же внушают, что греко-римское язычество и культура были выше. Чем? Почему? Не дают ответа. В Индии и Иране уже сменилось несколько великих династий, по всей Азии давным-давно распространяются учения Будды, Конфуция, Заратустры, Мани, но вся Европа, за исключением греков и римлян, спит. Уже арабы приняли ислам, создали огромный Багдадский халифат, а непосредственные - подчеркиваю - соседи двух великих цивилизаций упрямо продолжают ходить в звериных шкурах и молиться дубам.

Затем могучая империя разболелась, ее одолели различные социальные недуги, и настал час варваров. Гунны «надели шаровары» и начали великое переселение народов. Авары, готы, герулы, славяне, франки, лангобарды и прочие, столетиями «дремавшие» племена, вдруг, ни с того, ни с сего, хлынули на территорию империи и одолели, конечно же, числом, а не умением, непобедимые прежде легионы Рима. Но, освоившись на землях великих и древних цивилизаций, варвары еще несколько столетий продолжают бить поклоны своим идолам и принципиально не желают менять дикий образ жизни на цивилизованный. Живут исключительно грабежом. И только к 8-ому веку они перевоспитались, начали принимать крещение и осваивать достижения культурных римлян и греков - их короли и князья поняли свою выгоду. Что-то долго они думали.

Надо быть очень наивным человеком, чтобы в 21-ом веке верить в этот бред. Не поносить следует И. Ньютона, Н. Морозова, А. Фоменко, Г. Носовского, А. Гуца, Д. Калюжного, С. Валянского, Я. Кеслера, А. Вотякова (как это принято в академических кругах), а благодарить - даже за ошибки. Перемелется - мука будет.

Нелишне будет отметить, что ни Византия, ни Рим, став христианскими, и не подумали отказываться ни от своей истории эпохи язычества, ни от его культурного, исторического и научного наследия. Именно в этом и была их сила. Ошибочно считать, что великая эпоха Ренессанса («возрождения») есть результат того, что западноевропейские христиане вдруг, через тысячу лет, принялись лихорадочно вспоминать и «возрождать» «давно умершую культуру» греков и римлян, откапывать статуи, разыскивать поэмы и хроники и пр. (нелепость такого воззрения прекрасно показали недавно «новые хронологи» из группы «Хронотроника»). Ренессанс - следствие ненарушенной преемственности культуры (пусть и не всей, а только греко-римской), результат ее преобразования и одухотворения под ярчайшим светом христианства. И это случилось уже в 15-16-ом веках. Что касается кельтов и германцев, у них, частью входивших в состав Римской империи, частью имевших долгие и прочные контакты с греками и римлянами, было вполне достаточно времени, чтобы в полной мере усвоить их культуру, почти сделать ее своей, пусть и ценой отказа от своей, самобытной (только в конце 18-го - начале 19-го века в Европе - как и в России - пробудился интерес к национальной старине и начали стараться спасти остатки древних народных культур - братья Гримм, Шарль Перро, Лёнрот и др.).

И византийцы, и итальянцы (латин - н-итал), основатели двух мощных империй, уже приняв христианство, помнили, знали и ценили созданное своими предками - культуру и историю. Но не хотели, чтобы другие тоже помнили и ценили свое - это же все чужое, варварское, ненужное. И постарались внушить окружающим «варварам», что до прихода римлян и греков у них не было ни городов, ни государств, ни законов, а до принятия римского и византийского христианства не было письменности и культуры - одно только зверство и дикость. И христианство они должны были понимать в их трактовке. Так великое учение превращали в государственную, имперскую идеологию.

И, если русские стали считать себя духовными наследниками Византии, то другого культурного и исторического наследия у них как бы и не было. Или оно было, но второго сорта, дорожить которым незачем. Надо было начинать как бы на пустом месте. Пришлось обратиться к античному наследию - уже в 18-ом веке, читать древних авторов, создавать театры, светскую живопись, заучивать имена чужих божеств - Венерок и Амурок и т.д. Так в 19-ом веке, с большим запозданием, начинается русский Ренессанс, и в культуре появляются мощные, истинно возрожденческие деятели, темы и образы. (Разве не напоминают, например, некоторые герои М.Ю. Лермонтова героев Шекспира - Печорин-Гамлет, Арбенин-Отелло и т.п.?). Вместе с водою выплеснув и ребенка, т.е. отказавшись не только от языческой религии, но и от большей части культурно-исторического наследия древних славян, от национальной творческой традиции, образованная часть русского общества была вынуждена расти на чужой почве, питаться чужими идеями и постепенно превращаться чуть ли не в иностранцев (то же самое происходило повсюду, где принятие одной из мировых религий рассматривали как необходимость полного отказа от всего наследия предков). Получалось так, что образованный русский юноша лучше знал Юпитеров и Зевсов, греческие мифы, Горациев, Куриациев и пр., чем свою родную старину. Но ни Русь, ни Московия никогда в состав Византии или Рима не входили; это было именно заимствование, а не постепенное усвоение. (Да и сама история русского народа представала через призму чужих историографических схем, как нечто окраинное, как приложение к стержневой истории Греции, Рима и Западной Европы). Если греко-римская культура в Европе рассматривалась как преддверие культуры христианской, то древне-славянская, даже в самой России - как нечто, христианству чуждое полностью, а потому и не особо нужное.

(Процесс утраты национального облика русской культуры - в самом широком смысле - уже в 19-ом веке зашел в образованной среде настолько далеко, что усилия славянофилов обратиться к прошлому большинству казались смешными. Ничем не могли уже помочь и подвижники, собиравшие фольклорные произведения, предметы старины и пр. Но если в народной массе корни этой древней культуры еще сохранялись, то в 20-ом веке подрубили и их. Однажды начатое перенимание чужого остановить уже было невозможно. А началось все с принятия византийской парадигмы государственного строительства. Легче взять чужое, готовое, чем творить и развивать свое. Однако неизбежно наступает момент, когда встает выбор: или стараться уподобиться выбранному образцу, без надежды соответствовать ему полностью, поскольку за образец берется чужое, или вернуться к истокам своего МЫ. Чаще всего этот момент наступает поздно, чужое своим не стало, а свое уже утрачено. Чужая государственная идея, подавив на Руси свою, самобытную, воплотившись в жизнь, стала источником насаждения чужого во всех сферах. И Петр Первый, и Сталин уже просто следовали примеру Ивана Третьего, перенимая европейские образцы или идеи).

Отсюда легко было родиться мысли о вековечной отсталости страны. Сначала славян - от «античных греков и римлян, затем русов и московитов - от православной Византии, потом России - от Западной Европы. Нужна была компенсация, и ее нашли. Имперская Россия стала создавать миф (по примеру Рима и Византии и по тому же образцу - дикие германцы, дикие славяне, дикие кельты) о пришельцах-тюрках, отсталых, но ужасно воинственных азиатских кочевниках, помешавших русскому народу догнать и перегнать Европу. «Тяжела ты, шапка Мономаха».

Умершая Византия воскресла на Руси. Но московские идеологи, изобретая знаменитую формулу: «Москва - третий Рим; два пали, третий стоит, а четвертому не быть», конечно, не могли предвидеть, что появится и четвертый, позже. По легенде, Западный Рим (в Италии) был основан троянцем (если угодно - византийцем) Энеем, бежавшим со своими спутниками к берегам Тибра после Троянской войны. Через много веков протестанты из Европы направились в Америку и основали там Четвертый Рим - США. Все, как положено - Капитолий, Сенат и пр. Двуглавый византийский орел перелетел в Москву, одноглавый римский орел - в Вашингтон. Обе воскресшие империи снова встретились, теперь уже на Тихом океане, «на берегах оскаленных Аляски» (Сергей Марков).

Blog

Другая повесть о полку Игореве