Другая повесть о полку Игореве

Вид материалаДокументы
Два крещения славян
Загадки крещения руси
Подобный материал:
1   ...   12   13   14   15   16   17   18   19   20
ДРАКОН

Есть люди, настолько прагматичные, что любое сообщение, новость, событие рассматривают только с одной точки зрения - выгодно ли это ему лично или нет, и чем. Точно так же они оценивают людей. Черта, особенно характерная для политиков, бизнесменов и идеологов. Тем же определяется и их отношение к произведениям науки, искусства, литературы, и к творцам этих произведений. Сочтут твое творение «полезным» - процветай, получай премии, твори дальше (желающих - хоть отбавляй). Не сочтут - полнейшее равнодушие. Ну, а если вы им не потрафили, сказали то, что им хотелось бы скрыть, тогда… Что бывает тогда, знают все. И не только в наше время - так было всегда. «Знание - сила». «Слово сильнее кинжала». Правда - опасна. Ложь - выгодна.

Поэтому существуют несходные явления, ошибочно именуемые одними и теми же словами. Есть настоящие, Господу Богу, истине и человеку служащие искусство, наука, религия, поэзия, философия и их творцы и служители. Но есть и государственные служащие-идеологи, которые лишь мнят себя творцами, не являясь ими по духу, поскольку служат только очередным хозяевам. Созданное ими и поддерживаемое властью можно условно назвать государственной наукой, церковью, литературой, искусством и т. д.; условно, потому что таковыми они не являются, в них нет главного - духа свободы и поиска истины. Очень забавно бывает видеть, как при смене очередных властителей со стен кабинетов этих идеологических работников немедленно исчезают одни парадные портреты и появляются другие. Ну да, конечно, они же служат временному, не вечному.

Когда-то Людовик ХIV произнес крылатую фразу: «Государство - это я». Кому-то сие знаменитое высказывание может казаться выражением повышенного самомнения монарха, особенно тем, кто путает государство с народом и страной. На самом деле король был абсолютно прав. Государство - это не весь народ, это только определенная группа людей, выражающая интересы одного из сословий, и главной его заботой является именно защита этих интересов; все остальное - во вторую очередь, и неважно, какой в стране строй - монархический, республиканский и пр. Если руководство государства с этой задачей не справляется, его убирают, тем или иным способом, и выдвигают на его место другое. Сословие также может потерять свои позиции, например, в результате радикальной революции. Тогда оно частью (до и после революции) деградирует, частью будет уничтожено, частью приспособится к новым обстоятельствам и вольется в ряды новых хищников, хозяев жизни страны. Суть государства от этого не изменится. Государство - это они.

Но что оно есть по сути и чем отличается от народа? Народ - это организм, и жизнь его отдельных клеток строится на любви, уважении, ненависти, сотрудничестве и т.д. - личных, деловых, родственных и прочих отношениях. Государство же - это механизм, в котором есть более и менее важные части, что зависит от положения в иерархии. Отношения строятся по формальному принципу: у кого чин больше, тот и решает. Цель каждого служителя этого механизма - забраться как можно выше, стать над всеми, быть рулевым. Искренние чувства - достоинство, независимость во мнении, любовь, дружба и пр. в таком деле только мешают, нужен голый расчет. Всех, кто руководится иными мотивами, эта машина рано или поздно извергнет, если не сможет превратить в свою деталь. В сущности, государство - это огромное и бездушное механическое чудовище, таким его всегда и воспринимал народ (какая душа может быть у машины?). Таково, вкратце, и мое, не весьма оригинальное, представление об этом предмете (Левиафан Гоббса).

Евангелие от Матфея, гл. 4:

«Тогда Иисус возведен был Духом в пустыню, для искушения от диавола. И постившись сорок дней и сорок ночей, напоследок взалкал. И приступил к Нему искуситель, и сказал ему: если Ты Сын Божий, скажи, чтобы камни эти сделались хлебами. Он же сказал в ответ: «Написано: не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих».

Потом берет Его диавол в святой город, и поставляет Его на крыле храма, и говорит Ему: «Если Ты Сын Божий, бросься вниз; ибо написано: Ангелам Своим заповедает о Тебе, и на руках понесут Тебя, да не преткнешься о камень ногою Твоею. Иисус сказал ему: «Написано также: не искушай Господа Бога твоего».

Опять берет Его диавол на весьма высокую гору и показывает Ему все царства мира и славу их, и говорит Ему: «Все это дам Тебе, если, падши, поклонишься мне». Тогда Иисус говорит ему: «Отойди от меня, сатана; ибо написано: Господу Богу твоему поклоняйся и Ему одному служи».

И тогда оставляет Его диавол, - и вот, Ангелы приступили и служили Ему».

Ф. М. Достоевский, как известно, видел смысл этого эпизода в отказе Иисуса использовать чудо, тайну и авторитет. Может быть, и так.

Но осмелюсь предложить (и прошу снисхождения) другое толкование. В первом случае искуситель предлагает превратить камни в хлебы, т.е. Иисус, который только теперь должен начать свое служение, мог бы раздать их народу и легко завоевать власть над умами. Речь идет о материальном богатстве - власти экономической, говоря по-современному. Иисус отказывается, ему она не нужна. Он дарует только одно - истину, Слово Божье.

Смысл второго искушения - проверить, действительно ли ангелы понесут пророка на руках, не дадут ему упасть и разбиться, как об этом сказано в Писании, т.е. получить в народе славу чудотворца, святого, которого оберегают ангелы. Но тогда Иисус признал бы, что нетверд в своей вере - зачем проверять и испытывать то и Того, в чем и в Ком нет ни малейшего сомнения? Это отказ от славы, власти авторитета, добытой ценой не трудной и опасной проповеди слова истины, а только одного чуда.

Третье искушение - государственной властью. Обратите внимание, что Иисус не уличает искусителя во лжи, когда тот говорит, что может дать пророку все царства мира - если он, конечно, поклонится. Это означает, что Иисус признает власть дьявола над государствами (временную),- но не над собой, даже за такую награду отказываясь служить кому-либо, кроме Аллаха Всевышнего. «Царство Мое не от мира сего».

Какой вывод можно сделать из этого рассмотрения? Только один - речь идет о трех самых великих соблазнах, стоящих перед каждым человеком, пусть и в меньших, конечно, масштабах, чем в предложенных Иисусу: богатстве, славе, власти - власти экономической, власти над душами (храм) и власти административно-политической. Но все это в совокупности соединено в понятии государства, принадлежит ему, и только оно может их дать - в обмен на отказ от правды, веры и служения Богу. Три эти власти и образуют три головы механического чудища - государства, дракона. И куда бы ни упал взор этого василиска, все, к чему оно ни прикоснется - все постепенно превращается в формальность, окаменевает, в том числе и люди, которые служат ему, только ему, и готовы на что угодно ради его награды.

Но это, конечно, не означает, что Иисус - проповедник анархизма, безвластия. Люди несовершенны. Люди - очень разные, по своим устремлениям, а из таких, несовершенных, стремящихся к разным целям и разными средствами людей совершенное общество не построишь. В конечном итоге все попытки обустроиться на основах справедливости сводятся к перемещениям лиц и групп - ситуация квартета из басни И. А. Крылова.

Государство стремится не к гармонии, а к порядку, которое трактуется как беспрекословное выполнение распоряжений власть предержащих, в идеале - к супер-порядку, чтобы общество функционировало, как машина, не знающая сбоев в работе. И действует оно не убеждением, а прямо противоположными средствами - силой, угрозой, подкупом и пр. (Достигнуть своего идеала государство до сих пор не могло, имея слишком слабые средства контроля над гражданами. Но огромные усилия в этом направлении предпринимались и предпринимаются. Общество движется прямо по направлению ко все большей несвободе. Правители более не могут выдавать себя ни за помазанников Божьих, ни за всенародно избранных, фиговых листьев больше нет. Осталась только голая сила. После крушения коммунизма мы находимся в ситуации мирового идеологического кризиса, за которым неминуемо последуют и другие - политический, экономический и пр.).

С другой стороны, человечество не могло и не может обойтись без государства. Пусть оно часто и тратит силы и средства людей на совершенно бесполезные цели, впустую, но все-таки усилия своих граждан координирует и, пусть очень часто плохо и неправедно, но вершит суд и выступает посредником. Без этого руководства и контроля жизнь превращается в беззаконие, беспредел (как выражаются сейчас) - хаос. Отмена государства привела бы к тому, к чему приводит успешный бунт в колонии строгого режима: полному разгулу инстинктов и озверению, после чего вновь появится необходимость восстановить порядок - гораздо более жесткий, чем прежде.

«Познайте истину, и истина сделает вас свободными», - слова Иисуса. Но это означает, что люди несвободны, находятся под властью законов - природы, государства, плоти. Выйти из-под власти законов можно только одним способом - добившись внутреннего самоутверждения и свободы через подвиг и веру (если вы, конечно, верите пророкам Бога). Что толку быть свободным внешне, если раб сидит у вас внутри? Иисус не поддался даже искушению уничтожить искусителя. Потому что не имел в себе ничего, что могло бы стать опорой для отца лжи (как человек с сильнейшим иммунитетом не боится больного). Искуситель ему был неопасен.

Проповедь Христа, как и других великих пророков, обращена ко всем и к каждому - это призыв преобразоваться внутренне, установить гармонию, свободу в себе, чтобы она воцарилась и вовне. Он призвал преодолеть рабство и соблазны, преодолеть власть законов в себе, но не ради беззакония и произвола, а ради свободы и любви; и сам подал пример на все времена.

Может быть, и так, скажет читатель, но имеет ли это какое-либо отношение к теме книги? Да, конечно - все, что прорекли Будда, Иисус и Мухаммад (чьи пришествия знаменовали этапы возвышения человека как духа над всем ему внешним - природой, предрассудками общества и пороками тела и души) имеет отношение ко всему, что происходит в мире. В том числе и к тому, что произошло с великой поэмой.

ДВА КРЕЩЕНИЯ СЛАВЯН

(Вначале следует отметить одну странность процесса христианизации. Если христианство возникло в первом веке н. э., почему оно пребывало в инертном состоянии до 10-го века, а потом, словно спохватившись, вдруг лихорадочно принялось крестить страну за страной? Считается, что до тех пор новая религия распространялась только по отдельным территориям Римской империи, некоторые ереси (например, арианство) проникали и на ее окраины. Но в целом впечатление такое, что христианство, добрых три века находясь вне закона, затем как бы еще и спало несколько столетий. Откуда же появился потом, в 9-10 вв., такой энтузиазм, который должен быть присущ юной церкви? Что-то слишком велик инкубационный период. Если сравнить с процессом очень быстрого распространения ислама, картина получается совершенно неправдоподобная).

Как ни справедливо требование современной науки критически относиться к первоисточникам - а причин для недоверия более чем достаточно - критицизм должен иметь свой предел. Хотя бы потому, что нынешние ученые не имеют другой опоры и не могут предъявить какие-то иные документы или факты, в сопоставлении с которыми легко было бы выявить искажения. Особенно это касается событий тех времен, к которым летописцы, например, находились гораздо ближе, чем мы - на сотни лет. Поправлять древних хронистов, конечно, можно только в том случае, если имеются совершенно неопровержимые аргументы. О чем идет речь?

Автор Начальной летописи отчетливо осознает единое происхождение славян и несколько раз подчеркивает это. Первоначальным местом их обитания он считает Подунавье, «где теперь земля Венгерская и Болгарская. От тех славян разошлись славяне по земле». Приход болгар (вероятно, болгар хана Аспаруха) Нестор относит к тому же времени: «Когда же славянский народ, как мы говорили, жил на Дунае, пришли от скифов, то есть от хазар, так называемые болгары, и сели по Дунаю, и были поселенцами на земле славян. Затем пришли белые угры и заселили землю Славянскую». Под 897-ым годом, сообщается об уграх, которые прошли мимо Киева, воевали с волохами, славянами и греками и захватили Фракию и Македонию до самой Селуни. Славяне живут уже рассеянно, однако Нестор подчеркивает что «был един народ славянский». «Когда славяне жили уже крещеными, князья их Ростислав, Святополк и Коцел послали к царю Михаилу, говоря: «Земля наша крещена, но нет у нас учителя, который бы нас наставил и поучал бы нас и объяснил святые книги. Ведь не знаем мы ни греческого языка, ни латинского; одни учат нас так, а другие иначе».

Нестор не говорит, что это были князья моравские или болгарские - славянские. Причем оказывается, что славяне уже крещены. Вопрос - кем? Почему эти князья не считают крестителей своими учителями? По смыслу сказанного можно понять, что книги у них есть - греческие и латинские.

Царь посылает к ним двух братьев, по просьбе «Славянской земли». Потом он же повторяет, что просьба исходила от нее же, а не от Моравии. Отправляются они опять-таки в Славянскую землю, к трем названным князьям. Буквами, которые созданы для моравов Мефодием и Константином, пользуются все славяне, в том числе и русские. Создается впечатление, что моравы и славяне - понятия синонимичные.

Мефодий и Константин переводят богослужебные книги. Радуются этому не моравы, а славяне. «Некие же стали хулить славянские книги, говоря, что «ни одному народу не следует иметь свою азбуку, кроме евреев, греков и латинян». Кто бы это мог быть? Но вступается за славян вовсе не византийский император и не патриарх. «Услышав об этом, папа римский осудил тех, кто хулит славянские книги». Более того, папа грозит бранящим отлучением от церкви и призывает славян держаться поучения Мефодия, называя его их наставником.

То, что написано далее, поражает. Константин отправляется к болгарам, а Мефодий остается в загадочной Моравии. «Затем князь Коцел (а где же два других князя? - М. Дж.) поставил Мефодия епископом в Паннонии (почему не папа или патриарх?) на столе святого апостола Андроника, одного из семидесяти, ученика святого апостола Павла». Как же так - если у моравов (славян) уже находится стол св. Андроника, ученика самого св. ап. Павла, почему они жалуются, что у них нет учителя - ведь они уже были крещены, и у них должны были пребывать преемники св. апостолов! (Уж не вписано ли кое-что каким-то католиком, задним числом; а кое-что - византийцем?).

Но вот Мефодий закончил работу над переводом - «и воздал достойную хвалу и славу Богу, давшему такую благодать епископу Мефодию, преемнику Андроника; ибо учитель славянскому народу - апостол Андроник». Но ведь здесь прямо утверждается, что Мефодий - преемник св. ап. Андроника! А если нет, то кого же он сменил?

Или мы должны понимать так - 800 лет назад приходили к моравам апостолы, ничего не смогли поделать с упрямыми язычниками и ушли. Затем спустя много веков некто неизвестный окрестил моравов, но они сами не знают кто - то ли греки, то ли латиняне. Окрестили и ушли, и книги оставили. Моравы даже их имен не помнят. Потом пришли латиняне и греки, и стали учить одни так, а другие иначе. Но кто же их посылал, если об этом не знают ни папа, ни император? Какие-то самозванцы? Но ведь окрестили же, и учили!

Легче всего, конечно, сказать, что Нестор (или Сильвестр, или еще кто-то), пытаясь удревнить славянское христианство, поискал в Евангелии, нашел в Посланиях св. ап. Павла известия о его поездках по Балканам, и приписал ему проповедь у славян. Переборщил, одним словом. Не знал, что апостолы жили сотни лет назад и что славян тогда и вовсе не было (откуда же они взялись потом?). Что же ему, «невежде», никто не подсказал, не поправил?

Создается впечатление, что бедный Нестор, вопреки подсказчикам, настойчиво пытался передать потомкам то, что знал: «К моравам же ходил и апостол Павел и учил там; там же находится и Иллирия, до которой доходил апостол Павел и где первоначально жили славяне. Поэтому учитель славян - апостол Павел, из тех же славян - и мы, Русь; поэтому и нам, Руси, учитель Павел, так как учил славянский народ и поставил по себе у славян епископом и наместником Андроника».

Сколько раз перечитывал, столько раз и удивлялся. Ведь прямо сказано, что у славян - самим св. ап. Павлом! - епископом был поставлен именно Андроник. А кто после него? Епископа можно поставить там, где люди приняли крещение. Куда же подевались эти христиане? В других местах общины, основанные апостолами, сохранились и превратились в господствующие церкви. Почему же этого не произошло у славян, то бишь у моравов?

Нестор настойчиво продолжает: «А славянский народ и русский един, от варягов ведь прозвались русью, а прежде были славяне; хоть и полянами назывались, но речь была славянской. Полянами прозваны были потому, что сидели в поле, а язык был им общий - славянский».

Нестор утверждает - все славяне были крещены святыми апостолами Павлом и Андроником; Андроник - первый епископ, поставленный св. Павлом, его преемник - Мефодий. И произошло это, получается, в 9-ом веке. Как хотите - или христианство появилось тогда, или славяне крестились очень давно, затем почему-то впали снова в язычество и Византии и Риму пришлось крестить их заново - они, в отличие от всех племен и народов, крепко берегли святое учение. Или миссия св. апостолов в Европе оказалась успешной только на Босфоре и Тибре.

Или все же это - выдумка какого-то неизвестного ревнителя древности славянского христианства? Попробуем поставить себя на его место. Представим себе, что он - отъявленный скептик и политикан; истинно верующий такими вещами шутить не будет, не будет и лгать. И вот этот скептик и вольтерьянец желает вписать в летопись нечто, к вящей славе предков. Он (да и все остальные) распрекрасно знает, что покровителем Византийской церкви является св. ап. Андрей. Зачем же ему вписывать имя св. ап. Павла и его ученика, заранее понимая, что его могут одернуть? К тому же у него не должно быть никакого логического мышления, никакого образования,- но ведь учили же его чему-нибудь, кроме как читать и писать? Он не должен был иметь никакого понятия о том, когда, согласно мнению патриархата, зародилось христианство и сколько времени с тех пор прошло. А вот это я вполне допускаю. Потому что никто этого людям еще не объяснил. Каждый писал то, что знал.

В ПВЛ есть и рассказ о посещении Руси св. ап. Андреем, и он предшествует рассказу о Константине и Мефодии. По мнению исследователей, рассказ о св. Павле появился в ПВЛ раньше, «чем андреевская легенда и был исключен из «Повести» теми, кто вписал в нее легенду о путешествии Андрея». «Б. А. Рыбаков убедительно доказывает, что от «Сказания о грамоте» был именно «отсечен и изъят из текста» рассказ о крещении западных славян, болгар и русов, происходившем в 860-е годы. Кем и когда было так процензуровано «Сказание», можно только предполагать. Во всяком случае, Нестор имел дело с уже дефектным текстом» - так пишет Г. Прошин, отмечая далее, что не было на Руси ни Павла, ни Андроника, ни Андрея. Было крещение славян, и русских в том числе, - первое - в 860-е годы.

Но тогда неизбежен вопрос - кто крестил? Почему болгары устояли в истине, а русские совратились в язычество? Почему они не запомнили имена крестителей - апостолов, и правителей, при которых оно состоялось? Допустим, это произошло при Аскольде и Дире. Но опять же - кто их крестил?

Христианство зародилось гораздо позже, чем принято считать. Например, согласно расчетам А.Т. Фоменко, Иисус Христос родился в 11-ом веке. Насколько точны эти расчеты, я, разумеется, сказать не могу. Но данная дата представляется гораздо более близкой к истине, чем традиционная. После казни и вознесения Иисуса началась широкая миссионерская деятельность апостолов и их учеников в Малой Азии и по всей Южной Европе, в том числе среди славян, чьей прародиной являются Балканы и откуда некоторые племена к тому времени уже расселяются на восток и северо-восток (юг занят готами и тюрками). Западные и южные славяне были крещены именно св. ап. Павлом и его учеником Андроником, который и стал у них первым епископом. Вероятно, поначалу это были только небольшие общины.

Но крестились не князья, не знать, а простонародье, выходцы из которого проповедовали и среди других славянских народов. Разумеется, проповедь христианства встречала сопротивление верхов и языческого жречества (а вовсе не народа, как считают многие исследователи), и распространение нового учения продвигалось медленно. Но, во всяком случае, к концу 9-го века христиане, последователи св. ап. Павла и Андроника, на Руси уже были.

К тому времени и в Риме и в Константинополе христиане взяли верх и уже оформились в строго организованные церкви, объявив своими покровителями св. апостолов Петра и Андрея. Первая провозгласила своим идеалом теократию, вторая стала составной частью государственного аппарата. Последователи св. Павла (богомилы) организационно оформлены не были, но зато активно вели миссионерскую деятельность в массах. Конечно же, их деятельность среди аристократии успехом пользоваться не могла. Поэтому, обнаружив, что большая часть населения уже исповедует христианство, правители «варварских» государств должны были принять новую религию в трактовке последователей св. Павла (фактически представляющую точку зрения народа) или обратиться к церквам Рима и Константинополя, имеющим опыт сотрудничества с государством. Для власть предержащих приемлем был только второй вариант. Пришлось начать крещение уже крещеного народа, о чем и говорит обращение западнославянских князей Коцела, Ростислава и Святополка, как и повторное крещение болгар при царе Борисе.

ЗАГАДКИ КРЕЩЕНИЯ РУСИ

Из-за многочисленных исправлений, добавлений, правок летописи полны противоречий, создающих огромные трудности при попытках дать более или менее правдивую картину того, что произошло сотни лет назад. Когда в 1735 году Академия наук решила их публиковать, это вызвало беспокойство Синода: «В Академии затевают историю печатать…отчего в народе может произойти не без соблазна», поскольку в летописях «не малое число лжей, басней», а потому «таковых историй печатать не должно» (Валянский, Калюжный, 2001, с. 183). Нет и достоверных данных о первых русских князьях, и начало истории Киевской Руси у разных историков, как и оценка деятельности этих князей, их происхождение, родственные связи и пр. радикально отличаются друг от друга.

Распространенное мнение таково. В десятом столетии язычество приходит в упадок во всех соседних с Киевской Русью странах. Между 942 и 988 годами были обращены в христианство поляки, датчане, норвежцы, венгры. Нам говорят, что крестилась в первую очередь знать, инициатором религиозной реформы была власть, а простой народ воспринимал новую религию постепенно, и не все шло гладко. Но процесс был необратим. Официальная наука считает, что христианство Русь приняла из рук византийской (греческой) церкви, при князе Владимире, первым окрестившимся после взятия им Корсуни и получившем руку византийской принцессы Анны. Вернувшись в Киев, властный князь приказал изрубить и сжечь идолов, а горожанам повелел войти в воду. Греческие священники, прибывшие из Корсуня, ходили по берегу, читали молитвы и крестили народ. Произошло это в 988 году. Конечно, были несогласные, протесты выливались в восстания, по глухим деревням крестьяне по-прежнему исполняли языческие обряды и молились древним богам. Но язычество было уже обречено. Началось строительство храмов, переводились богослужебные книги, ввозилась церковная утварь, читались проповеди. Христианство крепло и ширилось, и ничто этому помешать уже не смогло.

В вопросе о крещении Руси придерживались официальной точки зрения многие исследователи. Но очень интересно, например, как один из них, Л. Н. Гумилев, объяснял походы Владимира на греков, в частности на Херсонес. По его мнению, в конце Х века «Болгария, наполовину захваченная Византией, испытывает могучий интеллектуальный подъем. Причем, не меняя официально православного вероисповедания, принятого в 865 г., болгары сильно отличались от Византии по мировоззрению» - имея в виду богомильство (видимо, считая его сектой, отделившейся от византийского православия). Ученый не приводит причин, по которым начался этот подъем «в наполовину захваченной» стране. Далее он коротко излагает свое понимание богомильства, считая его типичной жизнеотрицающей антисистемой, родственной учениям манихеев, павликиан, альбигойцев, и даже карматов и исмаилитов. «…в Х веке болгарские богумилы сделали из своего учения довольно неожиданный практический вывод: «Бей византийцев!». Для достижения поставленной цели они использовали все средства. Так, под видом православных священников богумилы шли на Русь, тяготевшую к христианству. Видимо, не без их влияния и предпринял Владимир совершенно нелепый поход на Корсунь» (Гумилев, 1992, с. 55-56).

Поразительно, сколько противоречий допустил известный историк всего на двух страницах. Не все исследователи считают учения богомилов, павликиан и альбигойцев жизнеотрицающими. Как раз в то время, когда я думал над этой темой, Господин Случай (как говаривал Велимир Хлебников), подарил мне замечательную книгу болгарского ученого Йордана Табова «Когда крестилась Киевская Русь?», насыщенную чрезвычайно интересными и неожиданными (для меня) фактами и умозаключениями. Он считает, что такие утверждения основаны на показаниях противников богомильства, представителей официальных, государственных церквей. В таком случае, что говорить о слухах, которые распространялись в Римской империи о первых общинах христиан - они де живут в свальном грехе, приносят в жертву младенцев и пьют их кровь, ненавидят весь род человеческий и пр.?

Й. Табов приводит мнение известного знатока богомильства Д. Оболенского, пришедшего к выводу, что многие нелицеприятные черты этого течения были им приписаны. Болгарский ученый Г. Василев не нашел в богомильстве никакого доктринального расхождения с евангельским текстом, а в применении Нового Завета богомилы были строже, чем церковный клир.

Почему они должны были смириться с захватом их страны, с разрушением их церквей, религии, культуры и какие средства использовали в этой «неправедной» борьбе, Л. Н. Гумилев не говорит, как и о том, зачем их проповедники притворялись православными священниками, отправляясь на Русь - неужели русским язычникам было не все равно? Притом болгары говорили на их языке, в отличие от греков. И почему Владимир, тогда еще язычник, должен был слушаться «православных» священников, которые к тому же уговаривали его напасть на православных же? Разве не возникли бы у него подозрения? А если уж напал, то должен был для полного удовлетворения коварных богомилов произвести в Корсуни полный погром. Но вместо этого он сам переходит в православие, да еще и женится на греческой принцессе, а следом вводит православие в своей стране. Конечно, если считать Владимира просто язычником-агрессором, его поход действительно нелеп - случайно начался, случайно был взят (с помощью перебежчика) город, случайно принял православие, случайно женился на гречанке.

Нет логики и в других утверждениях историка по этой теме, полностью субъективных: «Сила проповеди православия была и в политической умеренности Византийской империи, и в искренности константинопольских патриархов, и в очаровании литургии (церковной службы). Византия хотела от Руси дружбы и прекращения бессмысленных набегов на побережье Черного моря».

Откуда известно, что Византия проводила умеренную политику? И бывают ли вообще на свете умеренные империи? Болгары, непосредственные соседи греческого царства, не один век сопротивляясь его экспансии, вероятно, имели другое мнение.

«Византия сумела нанести Болгарскому царству сокрушительный удар. В 1018 году христианская Болгария была разгромлена христианской Византией с жестокостью, вызывающей ужас и сейчас, спустя много веков. Престарелый Василий Второй успел войти в историю со страшным прозвищем Болгаробойца. В решающем сражении армия императора захватила в плен 28 тысяч воинов (называют и другое число). Василий, это свидетельствуют византийские авторы, распорядился отсчитать половину, эти 14 тысяч ослепили. Им вырвали оба глаза. Остальных тоже ослепили. На один глаз. И тогда император разделил пленных на пары: слепой получил поводыря - и отпустил их по домам», - пишет Г. Прошин (КБКР, с. 151). К тому времени Владимира уже не было в живых. Но вряд ли империя озверела только в 11-ом веке.

Не сомневаюсь в красоте и очаровании литургии, но насколько искренними были патриархи, сказать трудно. Что касается набегов русских на побережье Черного моря, то русские князья и дружинники вряд ли считали их бессмысленными, военный поход - не уличная драка. Почему никто не считает бессмысленными походы Святослава на Балканы или в Хазарию?

Странности отмечались исследователями уже в 19-ом веке, и продолжали накапливаться и потом. Перечислять их нет ни возможности, ни надобности. Приведем лишь некоторые данные из книги С. И. Валянского и Д. В. Калюжного «Другая история Руси».

Первым митрополитом Киева, рукоположенным патриархом Константинопольским, был Феотемпт, прибывший в Киев в 1037 году - почти через 50 лет после крещения горожан и через 22 года после кончины Владимира. «Это значит, что или христианизации Руси еще не было, или шла она не из Византии, а из соседней и родственной Болгарии», как и предполагал еще в 1913 году известный историк М. Д. Приселков.

Достоверно неизвестна и дата крещения Руси. Странно, что Владимир, вроде бы наладив дружественные отношения с Византией, вместо того, чтобы стать верным сыном греческой церкви, вдруг начинает с греками воевать. По сообщению современника, епископа Мерцебургского Титмара, он «причинил изнеженным грекам много вреда». А. А. Шахматов вообще считал, что корсунскую версию крещения позже придумали сами греки, чтобы утвердиться в роли крестителей Руси (что и представляется мне наиболее вероятным).

Странно, что крестителя Владимира похоронили по языческому обряду - вынесли через пролом стены и отвезли в церковь на санях.

Странно, что Константинопольская патриархия долго отказывалась канонизировать князя. «Только в 13-ом веке его объявили святым, причем только в Новгороде, а всероссийское прославление Владимира началось еще через несколько веков». В 1634 году князя признала святым и католическая церковь, но считая, что он принял крещение по католическому обряду. Странно, что христианкой была уже бабушка Владимира, княгиня Ольга, к тому же она отправила посольство к германскому королю Оттону, с просьбой прислать на Русь епископа и священников. Кто же крестил Русь и когда?

С. И. Валянский и Д. В. Калюжный пишут: «Культовые термины, если бы вера пришла из Византии, должны были бы иметь греческую природу, а никак не латинскую…но наш церковный словарь просто переполнен латинизмами!», и приводят целый ряд этих терминов (церковь, крест, поп, пост, алтарь, оцет - уксус, поганин - язычник, комокати - причащение, ладан, орарь, вино, и даже - вера, греческое - докса). Авторы приводят еще много очень интересных фактов. Отмечая, что это вовсе не означает факта крещения Руси Ватиканом,- могло быть так, могло иначе - они приходят к выводу, что в 13-ом веке, в эпоху Крестовых походов, Русь была в унии с Латинской церковью. Они же заметили, что во время этих походов нет ни одного князя с именем греческого святого - все имена славянские (Валянский, Калюжный, 2001, с. 184-190).

(Все три автора - Табов, Валянский и Калюжный являются противниками традиционной, скалигеровской хронологии мировой истории; их мнения по этому вопросу интересны, но к нашей теме имеют косвенное отношение, поэтому я их здесь не касаюсь).

Сохранились сведения - косвенные или прямые - о присутствии в Киеве христианских групп задолго до Владимира. Например, в Начальной летописи сообщается, что убитых по приказу Олега Вещего Аскольда и Дира похоронили: первого на Угорской горе, «где теперь Ольмин двор; на той могиле Ольма поставил церковь святого Николы; а Дирова могила - за церковью святой Ирины». Зачем христианам ставить церковь на могиле Аскольда, если тот был язычником?

В 945 году византийцы прислали к князю Игорю послов для восстановления мира. Русские язычники присягнули на холме, на котором стоял идол Перуна. «А христиан русских приводили к присяге в церкви святого Ильи, что стоит над Ручьем в конце Пасынчей беседы и хазар,- это была соборная церковь, так как много было христиан-варягов».

Следовательно, еще за четыре десятилетия до крещения Руси в Киеве была соборная церковь и большая христианская община, представленная во власти - русские, варяги и хазары. Титмар Мерзебургский в начале 11-го века писал о наличии в Киеве около 400 церквей. «Вряд ли столько мог построить Владимир Святой за 20 лет, прошедших с момента его крещения» - пишет А. С. Королев, считая, что объяснение этому можно найти в ряде летописных источников и житийной литературы, упоминающих о широкой просветительской деятельности Ольги, всемерно насаждавшей христианство. «Получается, что по размаху своей просветительской деятельности Ольга не уступала Владимиру Святому». Автор цитируемого, очень интересного во всех отношениях исследования, считает, что Ольга приняла крещение в Константинополе в 954 году при Константине Багрянородном, а не при Иоанне Цимисхии, как сообщает ПВЛ. Не отвергает он и возможности того, что Ольга была крещена христианами из Моравии (Королев, с. 156, 187).

Нельзя отвергать с порога и другую версию. Судя по именам, как пишет Йордан Табов, мать Владимира Святого - Малуша (ключница Ольги), дед Малк Любечанин (м. б., от Любчо) и дядя по матери - Добрыня (Добрин) - все болгары, и, скорее всего, приехали в Киев вместе с Ольгой, болгарской принцессой. Летопись именует Добрыню «уй», что в болгарском языке означает именно «дядя по матери», в отличие от дяди по отцу («чичо»). С ними могли приехать и другие их соплеменники.

Но тогда неизбежен вопрос - если Ольга была христианкой, каким образом стал возможен ее брак с язычником Игорем? Остается два варианта ответа: или она была захвачена в плен во время похода Олега Вещего на Балканы, или Игорь сам принял крещение, не побуждая к этому своих подданных. ПВЛ сообщает, что Ольга пыталась обратить своего сына Святослава, но тот отказывался, боясь насмешек своей дружины. Возможно, воинам князя христианство представлялось несовместимым с их суровым ремеслом. Судя по всему, Святослав остался язычником. Вероятно, одним из доказательств этого является и обращение его жены (в нашей редакции «Слова») к Солнцу и Днепру. А. С. Королев находит параллель в истории Болгарии, принявшей крещение при кагане Борисе. В старости Борис отрекся от престола в пользу своего сына Владимира. Но когда тот обнаружил стремление восстановить язычество, отец вернулся в столицу, заключил Владимира в тюрьму и посадил на трон младшего сына, Симеона (Королев, с. 158). Полная победа христианства на Руси была предрешена, и Святослав, сопротивляясь ходу времени, обрекал себя на гибель.

Вслед за О. Раповым и М. Д. Приселковым Й. Табов ставит вопрос: «…от кого Русь приняла христианство: от Константинополя, Рима, Охридской патриархии?», отмечая, что советская наука всегда с раздражением реагировала на попытки говорить о болгарском участии в крещении Руси. По его мнению, болгарская культура не являлась вариантом византийской, а представляла собой самобытное явление, и, разумеется, находилась в контакте с культурой соседних стран. Болгары не пришли на Балканы в 7-ом веке от Р. Х., а жили там испокон веку. Но кто крестил самих болгар? По официальной истории - византийцы, в 865 году. На церковном соборе, созванном в 870 году в Константинополе патриархом Игнатием, обсуждался важный для папы и патриарха вопрос: кому должна подчиняться Болгарская церковь? Если бы Болгария при князе Борисе приняла крещение из Византии, греки не преминули бы выставить этот, очень сильный, довод. Почему-то они промолчали. Не сказали о своем приоритете и представители Рима. Значит, надо искать в другом месте.

По мнению Д. Оболенского, область проживания болгар, в частности, Македония, - «древняя колыбель христианства»; Табов считает это утверждение совершенно верным. Это было христианство в трактовке св. Павла и его учеников, наиболее демократическое, народное, но не в интерпретации Римской или Константинопольской церквей. Охридская патриархия являлась самостоятельной и не менее древней церковью, чем другие. Приводя исключительно богатый и важный материал, болгарский ученый убедительно показывает близость объявленных Константинополем ересью балканских сект (павликиан, богомилов, исихастов) к первоначальному христианству с его простой обрядностью и строгим следованием нормам морали. Й. Табов считает, что крестили Русь все-таки болгары. То же самое говорили многие крупные русские ученые, например В. Погорелов. Согласно его мнению, Владимир принял решение о принятии христианства под влиянием своей жены-болгарки. В ее жилах текла кровь и болгарских царей, и византийских императоров.

Известный русский византолог Ф. Успенский дал новое толкование сообщению ПВЛ о походе князя Владимира на болгар и сербов. На самом деле это был поход не против них, а вместе с ними против византийцев. С помощью русских дружин и торков Владимира царь Самуил нанес тяжелое поражение грекам под городом Ихтиманом. Не исключено, что между ними был заключен союз и укрепились связи, приведшие впоследствии к принятию Русью христианства. Болгарское духовенство принесло на Русь славянскую письменность и богатую церковную литературу. Этот факт отразился в Иоакимовской летописи, чудом избежавшей уничтожения или правки (но и она потом бесследно исчезла): «Царь же Симион присла иереи учены и книги доволны». (Симеон - крестное имя болгарского царя Романа). Разумеется, новокрещенное княжество не осталось без митрополита - им стал болгарин Михаил, прибывший в Киев со всей службой. Болгаркой была и княгиня Ольга, мать Святослава Игоревича. Тогда же, в традициях болгарской архитектуры, была построена и первая каменная церковь Киева - Десятинная.

И тут вмешалась политика, используя религию в качестве идеологии. Борьба теоретиков сменилась войнами. Византия стала вырабатывать свою имперскую доктрину и на ее основе решать вопрос о культурном доминировании греков в многонациональной стране.

«Постепенно византийская элита стала верить, что империя обладает правом владеть и распоряжаться завоеванными территориями на Балканах и в Азии. В то же время у их жителей вроде бы тоже должны быть права на их исконные земли. Как одолеть их притязания? Апологетам Империи нужно было объяснить, почему моральное право на их стороне. Выход очевиден: достаточно было объявить всех «варваров» - сербов, арабов, болгар, пытающихся в какой-то форме восстановить свои старые государства и тем самым разрушить Империю - пришельцами. В итоге как бы получается, что Империя вечная; она имеет право на свои территории, а варвары - нет; следовательно, они пришли позже».

Эта мысль и легла в основу имперской доктрины Восточного Рима и Православной церкви, как и Рима Западного и церкви Католической - все кроме ромеев, римлян, пришлые и что только они хранили с самого начала ценности христианства (Табов, с. 277-278).

При императоре Василии Втором, в самом начале 11-го века, Болгария попадает под власть византийцев. Начинается уничтожение болгарской культуры - книг, церквей, изменение географических названий, замена болгарских священников греками, устранение болгарского языка из церквей и монастырей. Охридскую патриархию превратили в архиепископию с греком во главе. Страна стала для Империи полигоном, где ее политики получили опыт завоевания и подчинения большой, сильной и культурно независимой страны. Богомилы и павликиане стали массами переселяться на Запад, где дали начало таким известным течениям, как патарены и альбигойцы.

Все это отразилось и на Руси. В свое время Владимир отослал варяжскую дружину, благодаря которой захватил киевский престол, в Константинополь, к императору. Она, по мнению Приселкова, приняла участие в победоносных войнах Василия Второго против болгар. В Киеве были сторонники византийской ориентации, вступившие в союз с этими или другими варягами. Постепенно эта партия взяла верх. Сразу же после смерти Владимира были убиты его сыновья от болгарской принцессы, Борис и Глеб.

При Ярославе Мудром провизантийская партия одержала полную победу, и в Киев, в 1037 году, прибыл митрополит Феопемпт, ставленник Константинополя. Греки, преодолевая недовольство и сопротивление русских и болгарских клириков, и даже князей, заняли все высшие посты в церковной иерархии. «Греческое духовенство в Киеве прежде всего проводило «православные реформы», устраняло «еретиков» и ставило на их места «православных», освящало заново храмы (поэтому-то историки никак не могли понять, для чего и кому понадобилось вторичное освящение Десятинной церкви), жгло и «исправляло книги». Отчетливые следы этих исправлений видны в ПВЛ и не одно поколение историков пытается преодолеть противоречия, возникшие в результате такой правки.

Нечасто встречаются книги, столь насыщенные мыслью, логикой, аргументацией, столь свободные от предвзятых мнений, как монография Йордана Табова. Закончив чтение, я испытал сожаление, что она столь невелика по объему, и глубокое чувство благодарности.