План работы Введение. «Слово о полку Игореве» как переводческая проблема: «Слово» слово, повесть или песнь?

Вид материала

Документы

Содержание Цель данной работы Актуальность данной работы Новизна работы Источником работы Bul wieczor Список использованной литературы II. Справочная литература

Подобный материал:

• Кто же автор поэмы «Слово о полку Игореве»?, 314.67kb.
• Кондратьева Елена Слово о полку Игореве, 62.29kb.
• Экзаменационные билеты по литературе 11Б кл. Билет №1 «Слово о полку Игореве», 44.11kb.
• Экзаменационные билеты по литературе 9 класс Билет №1 «Слово о полку Игореве», 28.3kb.
• «Слово о полку Игореве», 11.98kb.
• «Слово о полку Игореве» — призыв к единению Русской земли, 923.85kb.
• «Слово о полку Игореве» — призыв к единению Русской земли, 537.82kb.
• Слово о плъку игореве, игоря сына святъславля, внука ольгова, 177.76kb.
• Урок литературы в 9 классе Интеллектуальная игра «Слово о полку Игореве», 183.05kb.
• «Слово о полку Игореве» в изобразительном искусстве, 228.59kb.

Дружба без границ


«Слово о полку Игореве» в славянских переводах


Котовой Виолетты,

Школа № 132, 11 класс.

Научный руководитель:

Шошкина Лидия Ивановна,

учитель польского языка.

План работы

1. Введение.

2. «Слово о полку Игореве» как переводческая проблема:

- «Слово» - слово, повесть или песнь?

- Нужно ли переводить «Слово»?

3. Славянские переводы «Слова о полку Игореве»:

- польские переводы;

- болгарские переводы.

- дословный перевод отрывка из «Слова о полку Игореве» (Плач Ярославны) с древнерусского на современный русский, опираясь на проделанный анализ «Слова».

4. Заключение.


Цель данной работы – обзор славянских переводов «Слова о полку Игореве» XIX- XX веков.

В связи с этой целью ставятся следующие задачи:

- дать жанровую характеристику «Слова»;

- рассмотреть «Слово» как переводческую проблему;

- проанализировать переводы «Слова» на славянских языках, в частности польские и болгарские переводы.

Актуальность данной работы заключается в том, что интерес литературоведов к этому памятнику русской литературы достаточно стабилен. Многочисленные издания «Слова» на славянских языках свидетельствуют об этом.

Новизна работы заключается в том, что в нашей работе проанализированы переводы, которые могут пролить свет на «темные» места в тексте «Слова». Работа является обзорной.

Источником работы является «Слово о полку Игореве».

Теоретической базой являются работы Э. Я. Гребневой, В. П. Гудкова, Г. В. Ковалевой, М. А. Леонидовой.

Работа демонстрирует, какие уникальные знания в области сравнительной лингвистики можно получить на примере переводов памятника древнерусской литературы «Слово о полку Игореве» на все славянские языки.

На данный момент существует

- 4 чешских перевода XIX в., - 7 чехословацких переводов XX в.,

- 5 польских переводов XIX и 8 переводов XX вв.,

- 4 болгарских перевода XIX и 6 переводов XX вв.,

- 6 сербских переводов XI

- 8 сербскохорватских переводов XX в.


Дело в том, что все эти языки в большей мере, нежели современный русский, сохранили черты и явления, свойственные языку былого общеславянского единства в области фонетики, грамматического строя и особенно в лексике, что делает их более близкими к языку древнерусскому, то есть ко времени создания «Слова о полку Игореве» (XII в.). Именно на этой близости и основано в данной работе разъяснение многих непонятных мест.

Так, например, в произведении говорится, что поход свой Игорь начинал при наступлении затмения солнца, а птицы мечутся от приближения грозы. Это же противоречие! На самом деле ничего странного нет, если учесть, что слово «гроза» обозначало не только погодное явление, но также имело значение ужаса, беды. То же самое можно сказать и о слове «ночь», которая в «Слове» птиц возмутила. В данном случае ночь – это тьма, темень.

Большое количество славянских переводов «Слова» позволяет сопоставлять понимание отдельных выражений и выявить, какие места текста считать «темными», то есть неправильно понятыми, ведь то, что не так понято на русском, может быть совершенно ясно на любом другом славянском языке.

Вот такова концепция анализа языка «Слова» - сопоставление с другими родственными языками.

«Слово о полку Игореве» - слово, повесть или песнь? Все эти три понятия рассматриваются как обозначение жанра произведения. Так, Славомир Вольман в своей работе «Слово о полку Игореве как художественное произведение» пишет: «Анонимный автор понимал, что такое художественная форма. Он сам в разных местах свое произведение называет то «песнью», то «повестью». В данном случае нужно рассматривать значения терминов с точки зрения их смысловой нагрузки, которую они имели в древности.

Название «Слово о полку Игореве» нельзя рассматривать как однозначно авторское. Название «Слово» давалось и другим произведениям древней литературы, которым придавалось большое значение. В нашем случае заглавие подчеркивает, что это не просто повесть о воинском походе, а произведение-обращение. Это был призыв к объединению всех русских князей, предупреждение о грозящей опасности. Правда, в самом тексте название «Слово» как обозначение жанра не используется ни разу, поэтому можно предположить, что название «Слово» появилось позже и отразило идейную значимость произведения.

Термин «повесть» можно сравнить с наиболее древней повестью русской литературы – «Повестью временных лет». Название летописи раскрывает значение данного термина – это поведания, сказания, расположенные по летам времени. Любой рассказ о событиях – повесть. Что же касается термина «песнь», то он тоже вполне допустим, так как поэтическая природа «Слова» довольно своеобразна. Ритмика «Слова» основана на чередовании синтаксических единиц, что выражается в большом количестве параллельных синтаксических конструкций, которые создаются благодаря повторам, а также с помощью интонации – восходящей в начале стихотворной строфы, и нисходящей в конце. Многочисленные восклицания, обращения тоже способствуют созданию особого поэтического строя.

Итак, все три обозначения – слово, повесть, песнь – можно отнести к «Слову о полку Игореве»: по идейной значимости – это слово, по композиции (в тексте несколько рассказов) – это повесть, по поэтической форме – это песнь.

Нужно ли переводить «Слово»? Как переводить «Слово»? Существует ли такая проблема?

История открытия «Слова о полку Игореве» как раз показывает, что первой проблемой, с которой столкнулся первооткрыватель памятника А. И. Мусин-Пушкин, было уяснение его смысла. Прочтение древних рукописей-- дело очень сложное. Все затрудняет: и почерк, и орфография. В рукописи же «Слова» особенно трудным для понимания было то, что в ней слова не отделялись одно от другого, как теперь, а писались подряд, слитно. Надо очень хорошо понимать текст, чтобы разделить слова правильно. А для понимания нужны большие знания в области истории, литературы, языка, палеографии. Эти знания достаточно глубоки в наше время, но в конце XVIII – начале ХIХ века такие предметы, как палеография, археология, критика текста, только зарождались. Естественно, те, кто делал копию для Екатерины (рукописный сборник, принадлежавший А. И. Мусину-Пушкину, в составе которого было «Слово о полку Игореве», сгорел в Москве во время пожара 1812г.), как и те, кто издавал «Слово» в 1800 году, не обладали достаточными знаниями и умениями. Поэтому и в копии, и в первом издании есть ошибки. Больше того, сама рукопись не была авторской, она не была написана в XII веке, а переписана переписчиком, как считают, в XVI веке, с более раннего списка, который, в свою очередь, тоже был скопирован с еще более древней рукописи. Ошибки первых издателей вскоре стали заметны, и исследователи стали исходить из того, что «Слово» полно ошибок, которые надо исправлять. Но многочисленные поправки не только не вносили ожидаемые улучшения в текст, но и портили его, делая некоторые места еще более непонятными. Тогда возникла идея о перепутанных страницах, строках и т. п. Серьезные ученые (А. И. Соболевский, Е. Ляцкий, В. Н. Перетц) высчитывали знаки на страницах и на этом основании пытались что-то переставить, чтобы улучшить текст, сделать его понятнее. Последняя попытка принадлежит академику Б. А. Рыбакову в статье «Попытка восстановления первоначального композиционного строя поэмы. Реконструкция Б. А. Рыбакова».

Пока ученые улучшали и объясняли текст, поэты его переводили. Ученым самим не все было ясно, но переводчики, минуя план понимания, переходили к плану выражения. Так не переводилась еще ни одна книга, поэтому, чтобы приблизить к читателю смысл текста, возник еще один новый вид перевода – объяснительный. Однако уже в первом издании имелись элементы объяснения: « того (Ольга) внуку».

Причина столь медленного усвоения содержания текста в том, что в «Слове» много непонятных слов. Вторая причина – лаконичный стиль «Слова», содержащий часто только намек на предмет или событие, нам не знакомое, но хорошо известное современникам. Даже теперь, почти двести лет спустя после открытия «Слова», нет правильного и полного перевода, поэтому работа продолжается. Очевидно, что до тех пор, пока не будет усвоено содержание текста, не будет адекватного перевода. Текст раскрывается медленно, путем кропотливого и – это главное – доказательного анализа.

« Работа над «Словом», как в целом, так и в его частях, не может ни в коем случае считаться доведенной до конца», - сказал Н. М. Дылевский. Ученый считал, что прочной основой для исследования «Слова» является сопоставительное изучение его лексики в сравнении с лексикой других славянских языков – южных, западных и восточных.

В самом деле, если мы считаем «Слово о полку Игореве» древним памятником, то мы должны в первую очередь обратиться к общеславянской лексике и установить, какое отношение имеет к ней лексика «Слова». Ряд параллелей в разных славянских языках к большому числу слов в памятнике, в том числе и к наиболее непонятным, - убедительнейшее доказательство древности памятника, с одной стороны, а с другой – позволяет пользоваться славянскими параллелями для установления древних значений слов, живущих в русском языке и сейчас, но изменивших свое значение.

Довольно подробно в работе рассматриваются те славянские переводы, которые внесли свой вклад в понимание «Слова о полку Игореве». Нельзя сказать, что славянские переводы «Слова» не изучались наукой. Они стали поводом для многих рецензий на памятник, но никто не рассматривал переводы на славянские языки в качестве материала, способного пролить свет на текст «Слова». Мы анализировали польские и болгарские переводы.

В начале обзора западнославянских переводов «Слова о полку Игореве», следуя хронологии, мы упоминаем первый перевод на польский язык К. Годебского, но подробнее на этом первом опыте останавливаться не стоит. Во-первых, потому что это был перевод не с оригинала, а с неточного немецкого перевода Иоганна Рихтера (1803 г.). Во-вторых, потому, что это были отрывки, переведенные в манере классицизма, весьма удаленной от оригинала, ибо К. Годебский слишком широко понимал права переводчика. И, наконец, потому, что Годебский считал это произведение созданием графа Мусина-Пушкина. Для понимания «Слова» этот перевод ничего не дает, не отразился он и в последующих переводах « Слова о полку Игореве» на польский язык. Известный польский лексикограф С.Б.Линде, переводя на польский язык книгу Н. Греча «Исторические черты Российской литературы», тоже включил в свой перевод отрывки из «Слова о полку Игореве». Здесь «Слово» представлено хотя и не полностью, но шире, чем у предшественников, и преимущественно яркими фрагментами: «А мои ти куряни свъдоми къмети»; «Се вътри, Стрибожи внуци»; картина битвы с половцами; призыв великого князя Святослава к русским князьям; гибель князя Изяслава; плач Ярославны; возвращение Игоря из плена.

Линде переводил не с древнерусского текста, а с русского перевода- пересказа Н.М. Карамзина.

Первый полный перевод «Слова о полку Игореве» на польский язык
сделал видный деятель польской литературы эпохи романтизма, поэт,
переводчик и историк Августин Белёвский.

А. Белёвский — первый из славянских переводчиков, который перевел «Слово» дважды - в прозе и в стихах. В наше время точно так же переводил «Слово» на хорватский язык И. Бадалич, выполнивший сначала прозаический перевод, а потом - стихотворный.

А. Белёвский не указывает, каким изданием он пользовался как источником, но это мог быть перевод Я. Пожарского, где есть ссылки на издание Мусина-Пушкина и Шишкова, мог быть перевод Грамматина, но могли быть и более ранние переводы, поскольку Белёвский был связан с Библиотекой Оссолинских, открытой в 1809 г. и содержавшей огромные книжные богатства. Кроме того, Польша в то время входила в состав России, поэтому русские книги в Польше были доступнее, чем в чешских землях или у южных славян. Белёвский был хорошо осведомлен обо всех переводах, вышедших к 30-м годам. Он хорошо знал перевод Ганки (чешский и немецкий), ссылался на него, знал и о переводе Юнгмана, но только по упоминанию о нем Ганки.

Подобно Ганке, Белёвский часто использует в переводе слова
оригинала на том основании, что подобные были в старопольском языке,
либо потому, что в современном польском языке сохранились их
производные. Например, «щит» в современном польском языке —tarcza, но
Белёвский употребляет згсгу! на том основании, что в польском языке есть
его производные – szcycic sie zaszczecac tarcza (заслонять щитом). Или,
используя русское слово «путь» (put), он рядом использует и его польские
синонимы: droga, szlach и отсылает читателя к словарю Линде, где
приводятся его производные —putnik (рус.) и patnik (польск.).

А. Обрембска-Яблоньска, уделившая в обзоре польских переводов много места работе А. Белевского, дала ей высокую оценку: «Работа Белёвского заслуживает внимания и признания серьезностью замысла и исключительным качеством исполнения, что признано и позднейшими критиками. Его стихотворный перевод, несомненно, большое литературное событие, он отмечен хорошим пониманием поэтических достоинств «Слова» и поэтическим мастерством. С другой стороны, его дословный перевод очень интересен, так как показывает, как понимал Белёвский задачу буквального перевода текста.».

В дословном переводе Белёвский использует древнерусские слова на том основании, что в польском живут их производные. В поэтическом переводе он подбирает им синонимы, употребительные в польском языке. Для сравнения сопоставим подробнее употребление слова « put»(путь).

В дословном переводе В поэтическом переводе

1) Slonce jemu cma put zastepuje 1) Mgly cmia mu droge

2) Zastapieles put krolowi 2) Krolem zastapiles puty

3) Wielkiemu Chorowi wilkiem put 3) Wielkiemu Choru wilkiem put

przeskaiwal przegania



Лексические совпадения с древнерусским текстом, которые наблюдаются в дословном переводе Белёвского, не однородны по своей природе. Одни, как мы видели, используются на основе употребительности в польском языке их производных, другие опираются на более широкую общеславянскую основу. Например, к слову «трудный» (трудную повъсть) сделано примечание: «большинство переводчиков понимают его как «печальный», но в переводе Ганки «печальный» — мутный (« a Swiatoslaw muten sen widi»). Здесь Белёвский столкнулся с расхождением между чешским и немецким переводом Ганки, ибо в немецком переводе у него: «Und Swatslaw sah einen traurigen traum».Отсюда Белёвский мог вывести, что «мутен» – traurig. Решает Белевский ситуацию таким образом: «Я сохранил в переводе слово из оригинала». Поддерживал такое решение словарь Линде, где к слову «труд» приведены чешские параллели: trud, trapeni. Это последнее слово, означающее «страдание, мучение», и сближает «труд» со словом «печаль».

Переводил «Слово» и А. С. Красиньский. Его предисловие к переводу «Слова» представляет собой хотя и безадресный, но полемически направленный протест против тех, кто пытался опровергать подлинность «Слова о полку Игореве». Возможно, его адресатом был Годебский, поскольку Красиньский перечисляет предшествующие польские переводы, а среди их авторов только Годебский приписывал «Слово» Мусину-Пушкину. Но кто бы ни был адресатом, Красиньский выстроил целую систему возражений, обобщенных в девяти пунктах:

1. Произведение современно описываемым событиям, о чем автор заявляет сразу же; поэма создана «по былинам сего времени», а герой ее Игорь назван нынешним.

2. Среди упомянутых в поэме князей есть имена только тех, кто жил в XI и XII вв., но нет ни одного из XIII в.

3. Поэт, который с такой болью описывает поражение русских в войне с половцами, нигде не упоминает о монголах, первое нашествие которых на Русь было в 1224 г.

4. В поэме как живой упоминается Ярослав Осмомысл Галицкий, который умер в 1187 г.

5. Самые молодые из упоминаемых князей — Давид (ум. в 1194 г.) и Рюрик (ум. В 1214г.).

6. В конце автор провозглашает здравицу князьям и дружине. Здравицу можно провозглашать только живым.

7. Поэт с такой сердечностью говорит о своей родине, так оплакивает ее поражение, что ни одна фантазия не могла бы быть столь правдива.

8. Высокая художественная ценность поэмы не является доводом против ее оригинальности. «Если в XI столетии могла быть летопись Нестора и «Русская правда» Ярослава, если могло быть переведено Евангелие и в 1056-57 гг. переписано дьяком Григорием для посадника Остромира, то почему же в конце XII в. не мог появиться гениальный певец Игоря?».

9. В 1852 г. Ундольский опубликовал «Задонщину», созданную в XVI или в начале XVII вв. Она является слепым подражанием «Слову», что доказывает не только факт знакомства автора «Задонщины» со «Словом», но заставляет предполагать, что он знал «Слово» наизусть.

К этим пунктам Красиньский добавляет чисто литературные наблюдения: «Произведение гениального поэта все в целом оригинально. В нем нет следов классицизма и подражания греческим или латинским авторам, о которых поэт и понятия не имеет». Но зато в его произведении живет народная поэзия и остатки языческих верований: Боян – внук Велеса, ветры – внуки Стрибога, Всеслав Хорсу великому путь пересек и т. д.

Красиньский обращает внимание на такие детали, которым другие авторы внимания не уделяют: поэт не упоминает о христианских добродетелях. Нет у него и христианского всепрощения, наоборот, он призывает к мести за русскую землю, за раны Игоря; нет также ни слова о загробной жизни и бессмертии души.

И, наконец, Красиньский обращает внимание на язык поэмы и на тот факт, что некоторые слова из нее уже не встречаются в современном русском языке, но встречаются в польском. И это не только ей не вредит, «но еще более придает народный колорит». Красиньский не хочет быть голословным и для убедительности приводит список таких слов:

потяту быти pocatym byc

блъванъ balwan

свъдоми къмехи swiadomi kmiecie

заря свътъ запала zorza swit zapala

земля тутнеть ziemia tetnie

свычая и обычая zwyczaje I obyczaje

на болони na bloni
аки пардуже гнъздо jak pardwie gniazdo .


Красиньский делает справедливый вывод: «Эти слова доказывают, что в ту эпоху, когда было создано «Слово», славянские диалекты расходились еще не так далеко от общего корня и были между собой гораздо ближе, чем теперь». Уважая и признавая труд как русских, так и иностранных своих предшественников, которых Красиньский знает и всех перечисляет, он все же толкует некоторые места памятника по-своему, обосновывая свое понимание. Познакомимся с некоторыми из его толкований:

1.«Не по замышлению Бояню». Некоторые комментаторы понимали «замышление» как «выдумка». Красиньский считает, что это «вдохновение».

2. «Истягну умь крепостию своею и поостри сердца своего мужествомъ». Этот оборот Красиньский считает построенным как сравнение с оружием того времени: с натянутой тетивой лука и с заостренной саблей (мечом) — ум натянул туго (силой своей, т.е. крепостью), как лук, а сердце заострил мужеством, как саблю.

3. «Синее вино съ трудомь смъшено». Многие переводчики понимали «труд» как «отрава» (укр. «отрута», польск. «trucizna»). Красиньский считает, что «трудь» — лекарственное растение (gratiola officinalis), известное и популярное в народной медицине на юге Руси, поэтому он полагает, что Святославу подавали лекарство (вино с лекарством смешано). С этим связано и то, что «поганыхъ тльковинъ» он воспринимает как «знахарей».

4. «Акы пардуже гнездо». До сих пор все переводчики производили это прилагательное от «пардус» и переводили: леопарды, гепарды, шакалы. Красиньский же, как и Белёвский, считает, что речь идет о выводках (гнъздо) куропаток (польск. pardwa), которые, как только выведутся, тут же рассыпаются во все стороны. «Шакалов же на Руси никогда не было, и они не могут рассыпаться из гнезда». Есть еще ряд толкований, на которых мы не останавливаемся, потому что они повторяют устаревшие, на смену которым пришли более удачные.

Перевод Красинского написан 11-сложными стихами с парной и перекрестной рифмой. Перевод неравноценен во всех частях, но встречаются отдельные удачные строфы с энергичным стихом, хорошо передающим динамику действий, которыми насыщено «Слово о полку Игореве», например, строфа, рисующая картину битвы: в обращении к ветру Красиньский сохраняет слово «господине». По-польски следовало бы сказать «раше». Но переводчик делает специальное примечание: «Мы сохранили слово оригинала «господине», ибо оно напоминает то слово, которым встречали возвращающегося короля Казимира: «A witaj ze witaj, nasz mily gospodnie ». И в Псалтыри Малгожаты это слово есть». Но у Красиньского это единичные случаи. Язык его перевода менее архаичен, менее пестрит русизмами, чем перевод Белевского, но в целом он слишком растянут, многословен и не производит такого целостного художественного впечатления, как перевод его предшественника.

А. Обрембска-Яблоньска оценила предисловие и комментарий Красиньского, но все же отметила, что «эффект художественной выразительности у него слабее, чем у Белевского».

Говоря о жизни «Слова о полку Игореве» среди западных славян, нельзя пройти мимо вопроса «Адам Мицкевич и «Слово о полку Игореве».

Поэзия славян, отмечает Мицкевич, реальная, земная, ей не свойственна туманная фантастика норманнов или таинственность, которой греческая поэзия окружала своих богов. Чтобы понимать эту поэзию, «следовало бы для указанной цели лучше узнать если уж не язык, то хотя бы историю данного народа; ибо почти каждое выражение поэмы позднее находится у русских, польских и даже чешских поэтов». Таким образом, Мицкевич устанавливает, бесспорно, славянский характер «Слова». Вся поэтическая образность памятника основана на поэтическом восприятии природы и народных поверьях. «В поэме об Игоре мы находим несколько упоминаний о народных повериях, которые следовало бы выяснить, так как мы позднее встречаем их и в поэзии сербской и даже в польских хрониках». В частности, Мицкевич останавливается на слове «див». Слово это, говорит он, из санскрита, оно и по сей день употребляется у персов и имеет то же значение: в новой восточной поэзии «див» является как дух поверженный. В славянской и сербской поэзии он выступает в той же роли.

XX век дал в Польше новые переводы.

Первый перевод XX в. сделал украинский литератор и поэт Богдан Лэпкий. Он сделал поэтическое переложение и прозаический перевод, который включил в издание стихотворного перевода А. Белёвского.

Богдан Лэпкий, ученый-славист, в 1905 г. издал поэтический перевод «Слова о полку Игореве», а в следующем году предпринял переиздание стихотворного перевода А. Белёвского, который он снабдил литературно-историческим комментарием и собственным прозаическим переводом.

Первым откликом на поэтический перевод Б. Лэпкого была рецензия В.А. Францева в «Русском филологическом вестнике». В. Францев отмечает изящество поэтической формы перевода, в котором Лэпкому удалось, по его мнению, сохранить дух подлинника и его поэтическую форму.

Хронологически переводы Б. Лэпкого составляют как бы мостик между польскими переводами XIX и XX вв. Последним в XIX в. был стихотворный перевод А.С. Красиньского. Лэпкий использовал его достижения, но стихотворный перевод Б. Лэпкого лучше, разнообразнее в поэтическом смысле, ибо Лэпкий мог уже использовать поэтические находки своих русских предшественников (к началу XX в. были уже известны переводы А. Майкова и В. А. Жуковского, были и другие поэтические переложения). В своем стихотворном переводе Б. Лэпкий комбинировал рифмованный стих и стих белый. Местами он отклоняется от текста, расширяя его отдельными деталями, как, например, в рассказе о выступлении Игоря в поход («Тогда вступи Игорь князь въ златъ стремень...»).

…Igor w strzemiona zlociste

Wstapil i ruszyl po polu rozlogiem.

Bul wieczor. Slonce zasmione i mgliste

Gaslo. Noc czarna westchnieniem zlowrogiem

Budzila ptactwo…

Описание состояния Игоря перед побегом («Игорь спить, Игорь бдитъ, Игорь мыслию поля мъритъ»), предельно краткое в оригинале, переведено так:

Igor nie spi, czuwa..

Igor nie spi, spac nie moze…

W myslach-dumach jak ptak fruwa… (Выделены слова, добавленные переводчиком). А как в прозаическом переводе: Igor nie spi – Igor czuwa, mylami mierzy pola od wielkiego Donu dk malego Donca. Стремясь сохранить в переводе колорит древности, а также устно-поэтические черты «Слова», Б. Лэпкий использует традиционные приемы устной поэзии (постоянные эпитеты устной поэзии, повторы: тавтологии, слова-связки, присущие устной поэзии):

A na Niemidzie krwa. Nie snopami kryta niwa,

I nie zboze mloca cepy

Jeno miecze i oszczepy

Dusze z ciala wywiewaja…

( А на Немиге кровавая жатва.

Не снопами покрыта нива,

И не хлеб молотят цепами,

Это мечи и копья

Души из тел вывевают…).

Архаические грамматические формы, например, формы творительного падежа мн. ч. существительных мужского рода «hartownymi mieczy» (вм. Мieczami) и др., не затрудняли понимания текста, ибо в старопольском языке такие формы были известны.

В 1928 г. вышел еще один поэтический перевод - Юлиана Тувима..

Ю. Тувим стремился не к толкованиям, не к выяснению значений темных мест (он их просто выпускал), а к известной стилизации, к созданию произведения в духе старины с использованием польских архаизмов и приемов устной поэзии. В отличие от Б. Лэпкого, он использовал для стилизации не русско-украинскую лексику, а польскую, что сделало его перевод более доступным для польского читателя.

В 1954 г. вышло фундаментальное научное издание «Слова о полку Игореве», подготовленное Антониной Обрембской-Яблоньской, куда вошли ее очерки «Историческое и культурное значение произведения», в том числе «История открытия «Слова о полку Игореве», «Поход Игоря в русских летописях», «Слово» на фоне своей эпохи», «Язык произведения и критика текста», «Литературный генезис «Слова», «Содержание и художественный план произведения», «Слово» и скептики», «Слово» в польских переводах». В текстуальной части книги помещена фотокопия издания 1800 г. с вариантами по Екатерининской копии и комментариями, филологический перевод на польский язык, сделанный Обрембской-Яблоньской, и стихотворный перевод Юлиана Тувима по изданию 1950 г.

В языке «Слова» Обрембска-Яблоньска пытается выделить древнейший пласт. Это формы звательного падежа: внуче, соловию, яръ туре Всеволодъ; формы двойственного числа: оба есвъ Святъславличя, вступита господина; местоимения в двойственном числе: наю, ваю, нама; исторические чередования согласных: березъ (от берег), тоцъ (от ток)_, пороси (от порох) и т.п.; древние формы падежных окончаний творит. пад. сущ. муж, рода мн. ч.: под шеломы, под облакъг, местн. падежа: на ветръх, в мытъх и др.; сохранившиеся древнерусские аористы и имперфекты, формы перфекта: ты пробилъ еси каменныя горы; но связка большей частью в перфекте опускается, если не является сказуемым: оба есвъ Святъславличя, уже за шеломянем еси\ мягкое окончание 3 л. глагола: шумитъ, скачутъ. Но если говорить о принципе перевода древнего произведения, подобного «Слову», то несомненно, что исторический колорит (его можно назвать и архаизацией) должен быть отражен в переводе. Для этого недостаточно только географических названий и имен действующих лиц. Должны быть избраны такие эквиваленты, которые понятны современному читателю, но в то же время воспринимаются как знаки древности, то есть речь идет именно об архаической лексике. Большим достоинством издания, по мнению рецензента, является исчерпывающий комментарий, где обращается внимание и на реалии, и на особенности языка, которые могут затруднить читателя. Вся книга обращена к широкому кругу читателей, так что научным польским изданием остается пока единственное исследование А. Обрембской-Яблоньской.


Обратимся теперь к болгарским переводам.

Первый болгарский перевод появился в преддверии Возрождения, когда собирались национальные силы для свержения османского ига.

Интерес к древнерусской поэме пробудился у болгар ещё до Освобождения. "Это явилось результатом не только большого влияния русской литературы на всю культуру болгарского Возрождения, но и результатом стремления наших деятелей Возрождения популяризировать это сокровище русского художественного слова, которое имело актуальное патриотическое звучание в условиях болгарской национально-освободительной борьбы", - пишет болгарский исследователь «Слова» Михаил Михайлов.

Первый перевод «Слова о полку Игореве» Райко Жинзифова перегружен архаизмами, сохраняет даже юсы, которые уже не употреблялись в болгарском языке. Возможно, Жинзифов делал это целенаправленно, стремясь тем самым сохранить черты древнего памятника..

Предисловие он начинает с важной мысли: язык «Слова» близок всем современным славянским языкам: «Несмотря на то, что «Слово» написано на таком языке, который, кому в большей степени, кому в меньшей, но близок всем современным славянским языкам, оно имеет в себе такие трудные и темные места, что и до сей поры они остаются непонятными и над их разгадкой трудятся учёные мужи не только русские, но и чехи, и сербы, и немцы».

К вопросу о сходстве языка «Слова» со славянскими языками Жинзифов обращается ещё раз: «Мы не отрицаем, что какое-нибудь слово могло проскользнуть, но при этом утверждаем, что большинство слов, сходных с русскими, не есть заимствования из русского языка, а существуют и в нашем языке; кто желает удостовериться в этом, пусть почитает наши народные

песни».

Таким образом, Жинзифов находил сходство между «Словом о полку Игореве» и родными народными песнями. Это и объясняет, почему для перевода он выбрал форму народной песни, тем более что прецедент уже был - перевод И.. Хаджича..

Композицию Жинзифов избрал традиционную для середины XIX века. Произведение делится на 12 песен, а каждая песня на строфы. У Жинзифова плавный народный стих, повторы, растягивающие повествование. Только Жинзифов не везде сохраняет традиционную десятисложную строфу, у него есть строфы из коротких строк. Повторы Жинзифов использует, когда хочет подчеркнуть значимость какого-то слова: «Игорь чекать мила брата, / мила Всеволода»; «Там дек Тур поскочи, / свътейки съ саби разсъчени, / съ саби колени / оть теб, Всеволоде».

Кое-какие тонкости были Жинзифову неизвестны, например, что «плък» в «Слове» это не только воинское соединение, но и «поход», «война», поэтому «бьши плъци Олговы» он понимает как «Олеговы дружинники», хотя речь идёт о войнах и походах Олега.

Многие места «Слова» Жинзифов воспринял через призму своего языкового состояния, и в этих местах перевод точен и близок к оригиналу:

Тогда Игорь възръ Тогда Игорь погледна

на свътлое солнце на свътлое сълнце

и видъ отъ него тьмою и видь отъ него съ мракъ

вся своя воя прикрыты сичку му войску покрыену.

При переводе слова «къмети» наблюдается разнобой у переводчиков, некоторые опускают его совсем. Большинство переводит «опытные воины», некоторые читают, как и в первом издании, "къ меги», Жинзифов перевёл болгарским словом «юнаци». Кто такой «юнак»: 1) Герой, молодец, храбрец; 2) стройный и сильный юноша, богатырь.

.

Из оригинальных толкований Р.Жинзифова хотелось бы отметить перевод фразы «Гзакъ бежить сърымъ влъкомъ, Кончакъ ему слъд править к Дону великому». У Жинзифова это звучит так: «Гзакъ бързатъ какъ вълкъ сърый въ поле, слъдъ него Кончакъ конъ Донъ великий!». (Гзак спешит, как серый волк в поле, а вслед за ним - Кончак к Дону великому).

ще стретить, / Нему путь да править" (Где бы турка ни встретил, должен ему устушггь дорогу).

Возможно, есть связь между словосочетаниями «пугь правигь» и «след править» (как в «Слове»), ибо «след» - это тоже путь, только непроторенный. В этом случае возможно ещё одно истолкование данной фразы: «Гзак бежит серым волком, а Кончак ему путъ уступает к Дону великому».

Как высокохудожественное и патриотическое произведение, «Слово о полку Игореве» вошло в программы болгарских школ и печаталось в оригинале в хрестоматиях для учащихся. Те, кто учился по таким хрестоматиям, загорались желанием изложить это произведение на болгарском языке. Свидетельство тому, что в их числе был известный болгарский поэт Пётр Славейков. Ст. Ангелов нашёл в архиве П. Славейкова два черновых наброска перевода «Слова», которые он датирует восьмидесятыми годами XIX в. Ангелов высказывает предположение, что анонимный перевод «Плача Ярославны» в Старозагорском журнале «Знание» (1884-1885) принадлежал П. Славейкову.

Уже в самом конце XIX в. появился ещё один болгарский перевод «Слова о полку Игореве». Е. Каранов - учитель гимназии, и его перевод был призван сделать великое произведение древней русской литературы доступным учащимся. Перевод Каранова выполнен в стихах, причём границы дозволенного для переводчика он понимал весьма вольно. Стиль оригинала, его художественная форма для него были обязательными условиями. Поэтому болгарский текст очень растянут, изобилует "отсебятинами", и хотя Каранов уже пишет чистым болгарским литературным языком, его перевод не лучше перевода Р. Жинзифова. У Жинзифова было, по крайней мере, соответствие тексту оригинала. А вот как переводит Каранов хотя бы «Плач Ярославны»:

Чий ли глас се тьй

Турчина извива, Сутрин рано се разлива! Кой тьй жално си кукува, реде, плаче и тъгува! Кукувица ли й незнайна, или туй е Ярославна - небе, земя тя заклиня и съдбата си проклиня.

Только по двум словам – «кукувица» и «Ярославна» можно угадать, из какого это произведения. А вот тот же отрывок в переводе Жинзифова:

Ярославнинъ гласъ ся слушать: като клета кукавица в ранни зори выклать, плачить: "На Дунавъ ке летнамъ, рече, като клета кукавица; свиленъ рфавъ ке натопамъ во Каялж быстрлк рыкж... и т.д.

Единственное, что добавил Жинзифов, это эпитет к «кукавице» - «клета», но это постоянный эпитет болгарской устной поэзии (горемычная кукушка).

Таким образом, к концу XIX в. болгары ещё не имели удовлетворяющего всестороннего перевода «Слова», а потребность в нём была велика. Третий переводчик Бойчо Липовский (Никола Васильев). Его перевод прозаический. Липовский отказался от поэтического перевода, а сделал прозаический в духе стихотворений в прозе.

Его перевод, в сравнении с другими, имеет значительно меньше отклонений от русского текста. Вопросительная форма в первом предложении заменена повествовательной: « Да начнём, братья, трудната песен за Игоревия поход, за похода на Игоря Святославича!».

Фраза «А мои ти куряни свъдоми къмети» ставит перед болгарским переводчиком проблему: «кмет» по-болгарски - староста (села или города), следовательно, чтобы перевести, надо было понять, что это слово означало в языке древнерусском. Жинзифов назвал «кьметей» юнаками, что довольно близко к первоначальному значению слова, а Липовский избрал другую форму: «Храбри момчета са те, под тръби повити» - т.е. храбрые ребята (молодцы), под трубами повиты. В этом переводе передаётся не социальная характеристика (опытные воины переводят одни, курские крестьяне - считают другие), а характеристика нравственная, что поддерживается примерами из памятников ХП-ХШ вв. («Девгениево деяние»).

Переводы XX в.

Прошли десятилетия, прежде чем был сделан один из лучших болгарских переводов - перевод Людмила Стоянова..

Для Л.Стоянова, как и для других южных славян, работавших над «Словом» в эти же годы, решающим, видимо, был выход в свет ритмического перевода Д.С.Лихачёва. Возможность передать ритмичность и песенный характер «Слова» путём разделения строк на синтаксической основе избавила Стоянова от поиска стихотворной формы для перевода. Перевод Стоянова очень точен.

Трудный вопрос: накануне первого сражения с половцами описывается вечерняя заря или утренняя? Из перевода Л.Стоянова можно понять, что он рисует картину раннего утра накануне сражения:

Нощта бавно отминава. Зората едва се разгаря, мъгла покри полето Песента на славея замря, говорът на се отекна.

Обратим внимание, как Стоянов передаёт на болгарском слово «гроза». В болгарском языке есть прилагательное «грозен» - страшный. И вот из четырёх случаев только в одном – «Святьславь грозный» - Стоянов перевёл «страшният Святослав», а во всех остальных – «буря», т.е. гроза в современном значении слова в русском языке: «бяше успиль... грозою» переведено: «като буря налетял бе».

Перевод Стоянова - поэтический перевод в современном значении. Он динамичен, не растянут, в нём заметную роль играют звуковые изобразительные средства. Хотя бы один пример: «Ту ся копиемъ приламата, ту ся саблямъ потручати о шеломы половецкыя...» Это – предвестие страшной битвы. У Стоянова в переводе уже «слышен» стук битвы:

Тут копия се причупя, тук сабище се притъпят.

Обилие глухих твёрдых согласных создаёт эффект стука. Прекрасный, можно сказать, классический перевод Л.Стоянова, вполне удовлетворяющий даже самым строгим требованиям, не стал последним и окончательным в болгарской литературе. Так велико обаяние древнерусского шедевра, что у нового поколения литераторов и переводчиков появляется желание перевести его снова, в какой-то иной манере, выявить ещё что-то новое, доселе незамеченное. Остановится ли когда-нибудь этот процесс освоения «Слова о полку Игореве»? Можно ответить словами Адама Мицкевича: «...пока не изменится природа славянства, поэма об Игоре всегда будет народной и, больше того, сохранит печать актуальности».

К 800-летнему юбилею «Слова о полку Игореве» в Болгарии вышел перевод Кирилла Кадийского. К. Кадийский стремился к созданию точного перевода, и это видно во многих местах его работы:

Коне цвилят отвъд Сулла - звъни славата в Киев, тръби тръбят в Новгород - стоят войни в Путивъл.

В приводимых строках и в их переводе хорошо чувствуется ритм «Слова», его стиль - краткий и, вместе с тем, очень ёмкий: огромные пространства, почти физически ощутимые и заключённые всего в четырёх строках.

Известно, что со времени выхода ритмического перевода Д.С.Лихачёва довольно чётко обозначился принцип, на котором основана ритмичность «Слова» - принцип синтаксического членения. Это ритмика устной речи, все слова связаны грамматически и интонационно. К. Кадийский словно задался целью преодолеть имеющиеся связи. Посмотрим на примере такого текста:

Ярославна рано плаче на стената в град Путивъл и нарежда: "Светло и трисветло слънце, топло и прекрасно си за всички. А защо простря лъчите си горещи, господарю, над войни те на моя мил? В полето лъковете

им от жажда се втвърдиха, колчаните им скръб затысна.

Как и во всяком переводе «Слова о полку Игореве», места всем понятные и переводятся одинаково. Но есть «тёмные» места, истолкование которых переводчик чаще заимствует из чьих-то более авторитетных переводов. У К. Кадийского главным источником был перевод А.Югова. Так, из перевода Югова воспринял Кадийский понимание безобидного слова «галиции» (галки). Наименования птиц и животных в «Слове» многочисленны, но А.Югову показалось слишком много галок в «Слове» (четыре раза!) и он предполагает: а что если это «галицкие дружины»? Достаточно было предположить, и «галицкие дружины» вытеснили галок, а там, где «галиции» в компании с другими птицами, их пришлось заменить «воронами» и «сойками». Такие произвольные толкования, конечно, не украшают перевод.

А.Германов, известный болгарский поэт и переводчик русской классики, обратился и к «Слову о полку Игореве», сделав поэтическое переложение десятисложным стихом без рифмы. Как поэтическое переложение, оно не буквально точно передаёт текст, но сохраняет дух оригинала. Отступления от оригинала касаются главным образом, эпитетов, которые у Германова близки к постоянным эпитетам устной поэзии, поэтому перевод и напевностью своей напоминает народные песни. У него «соколи бързи» (быстрые), «дьрво кръстато» (раскидистое), «поля зелени, кървави усобици», «десет пъргави сокола» (десять проворных соколов), «звучни... струни», «братя мили и дркжно вярна» и т.п. Такого типа поэтических переложений среди болгарских переводов ещё не было, поэтому и данный опыт будет интересен и привлекателен для читателей.


Обзор славянских переводов завершен. Он показал, как многообразна и богата жизнь «Слова о полку Игореве» в славянских странах, как глубоко его переводы вошли в национальные культуры и какую роль они могут сыграть в дальнейшем изучении нашего великого памятника, жизнь которого на всех славянских языках продолжается.

Проделав довольно объемную работу, рассмотрев множество переводов, мы попробовали перевести с древнерусского на современный русский язык отрывок из «Слова»:

На Дунаi Ярославнин голос чути,

Вона, чайка незнама, рано квилить:

«Полечу, - рече, - я чайкою по Дунаевi,

Омочу шовковий рукав у Коялi-рiцi,

Утру князю кривавii його рани

На дужому його тiлi».

Ярославна рано плаче у Путивлi

На забралi, мовлячи: « О вiтре, вiтрило!

Чому, господине, так сильно вiсли ти?

Чому мечеш ти хиновскii стiлки

На своiх легеньких крiльцях на мосi лади воiв?

Мало тобi було вгорi пiд хмарами вiяти?

Лiлiючи кораблi на синiм морi?

Чому, господине, моi веселощi по ковилi розвiяв?»…

В данном отрывке много слов, которые в разных источниках переведены по-разному. Например:

1. «чайка незнама» - у Жуковского – «одинокой чечеткою», у Майкова – «одинокой ласточкой», но в болгарских переводах «чайка» - это кукавица, т. е. кукушка..
   
2. «шовковий рукав» в поэтических переводах - бобровый рукав, хотя «шошковий» - это шелковый.
   
3. «дужому» переводится как могучий, каменный. В переводе выражения «на дужому його тiлi» уместнее употреблять «могучий».
   
4. «хиновскii» скорее всего не ханские, а вражеские (стрелы).
   

В результате получился следующий перевод:

На Дунае Ярославны голос чуть слышен.

Кукушкой неизвестной рано кличет:

«Полечу, - говорит, - я кукушкою по Дунаю,

Омочу шелковый рукав в Каяле-реке.

Утру князю его кровавые раны

На могучем его теле».

Ярославна рано плачет в Путивле на стене, причитая:

« О, ветер, ветрило!

Зачем, господин, так сильно веешь ты?

Зачем мечешь вражеские стрелы

На своих легеньких крылышках

На моих сильных воинов?

Мало тебе было в горах под облаками веять?

Лелеять корабли в синем море?

Зачем, господин, мое веселье по ковылю развеял?»…

Возможно, некоторые не согласятся с таким переводом, но мы выполняли перевод, опираясь на свои знания в области славянской лингвистики.

В ходе работы были сделаны следующие выводы:

1. Все три обозначения названия произведения слово, повесть, песнь – можно отнести к «Слову о полку Игореве»: по идейной значимости – это слово, по композиции (в тексте несколько рассказов) – это повесть, по поэтической форме – это песнь.

2. Работу над переводом «Слова» нельзя считать доведенной до конца, если мы считаем «Слово о полку Игореве» древним памятником, то мы должны в первую очередь обратиться к общеславянской лексике и установить, какое отношение имеет к ней лексика «Слова».

3. Самостоятельная работа над переводами отдельных отрывков «Слова» нам, как начинающим славистам, кажется интересной и полезной.

Список использованной литературы

I. Источники

1. «Слово о полку Игореве» (подлинный текст и перевод Д. С. Лихачева)// Былины. Русские народные сказки. Древнерусские повести/ Вступит. статьи, сост. и коммент. В. П. Аникина, Д. С. Лихачева, Т. Н. Михельсон.-- М., Дет. Лит. 1979 г.
   

II. Справочная литература

1. Гребнева Э. Я., «Слово о полку Игореве» в славянском контексте/ Публикация А. А. Гребнева и Л. А. Гребневой.-- Самара: Изд-во СамГПУ, 2002 г.
   
2. Гудков В. П. Славянские языки.-- М: Высшая школа, 1977 г. с. 237-315.
   
3. Дворецкий И. Х. Настольный русско-польский словарь.-- Варшава, 1975 г. с. 124-156.
   
4. Ковалева Г. В. Польско-русский словарь.--М: Высшая школа, 1980 г. с. 253.
   
5. Леонидова М. А. Русско-болгарский словарь.-- М: Эксмо, 2000 г. с. 447,451.
   
6. Перевезенцев С. В. Россия. Великая судьба.-- М: Белый город, 2006 г. с. 704-715.