Другая повесть о полку Игореве

Вид материала

Подобный материал:

1 ... 12 13 14 15 16 17 18 19 20

ВЛАДИМИР

После гибели Олега начинается борьба Ярополка и его сторонников против третьего сына Святослава - Владимира. Во главе варяжской дружины Владимир осадил Родню, в которой заперся Ярополк. Один из его воевод, по имени Блуд, сговорился с Владимиром, и сумел настоять на переговорах, но когда Ярополк вошел в шатер, два спрятавшихся варяга пронзили его мечами. Язычество опять, на время, победило.

Соперничество сыновей Святослава было вызвано, на наш взгляд, не только желанием занять киевский престол. Как справедливо заметил Л. Н. Гумилев, к моменту смерти Святослава (972 год) они были еще слишком молоды, чтобы вести самостоятельную политику - за ними стояли «опытные и влиятельные мужи, опиравшиеся на население определенных земель» (Гумилев, 1992, с. 52). Добавим - и на определенные, идеологически ориентированные группы, поскольку в Европе уже сложился расклад сил, определявших многое в политической ситуации на континенте.

Обстоятельства крещения Владимира в греческом городе Корсуни (Херсонесе) неясны. Осада города была длительной. Наконец, некий Анастас пустил в русский лагерь записку, сообщив князю, что нужно перекрыть воду, текущую в Корсунь по трубам из колодцев, «которые за тобою с востока». Изнемогая от жажды, горожане сдались. Владимир вошел в город и послал к царям Василию и Константину сказать, что если они не выдадут за него свою сестру Анну, то русские войска двинутся на Константинополь. Те, в свою очередь, потребовали принять христианство. Тот ответил согласием, и цари отправили царицу в Крым, где князь и был окрещен в церкви святого Василия. (Неизвестно, как долго шли эти переговоры - послы должны были дважды пройти неближний путь в Византию и обратно). Далее в Начальной летописи стоит фраза: «Не знающие же истины говорят, что крестился Владимир в Киеве, иные же говорят - в Васильеве, а другие и по-иному скажут». Вернувшись с этим же Анастасом и со священниками, князь приказал народу креститься. Корсунь, как сказано, он оставил византийцам в качестве выкупа за царицу Анну. Странно, что вместе с церковной утварью русские прихватили еще и четырех медных коней, а также двух медных идолов (?).

Почему именно в Корсуни князь принял столь важное решение? Г. Прошин пишет: «Здесь жестко сталкивались интересы Византии, Хазарии и Руси, и в целом Крым с русским Тмутараканским княжеством тяготел к Руси, и Корсунь-Херсонес скрепя сердце переносил византийское правление. Случайно ли оказал Владимир предпочтение Корсунскому Анастасу? В его руки князь передает Десятинную церковь - усыпальницу князей и общерусский пантеон. «Настаса» летопись помнит много после смерти Владимира. Епископ Иоаким, Аким Корсунянин, крестит Новгород с Добрыней, становится первым новгородским епископом» (КБКР, с. 136). Г. Прошин, как и многие исследователи считает, что Русь была крещена не насильственно, а по настоянию Владимира. Император Василий был вынужден отдать свою сестру за князя в обмен на помощь в борьбе с мятежником Вардой Фокой.

Андрей Поппэ полагает, что в браке Анны и Владимира был кровно заинтересован не Владимир, а император Василий; но и для князя этот родственный союз был исключительной честью. Историк отмечает, что незадолго до этого Константин Багрянородный с отвращением писал о том, что Роман Лакапин выдал свою внучку за болгарского царя. Но у Василия не было выхода - мятежник Варда Фока реально угрожал лишить его трона. Оставалось надеяться на помощь русского князя.

Херсонес, склонный к сепаратизму, был головной болью для повелителей Византии. Они прекрасно понимали, в чем сила и слабость этого города. «Если бы херсонесцы не отправлялись в Ромею (то есть в Византию. - А. Поппэ) продавать кожи и воск, которые они выменивают у печенегов, то они не смогли бы выжить. Если бы хлеб не был поставлен из Амисоса, Пафлагонии и из провинций Букелария и Армениака, херсонесцы не могли бы жить»,- писал Константин Багрянородный. Но с 987 года эти провинции, от которых зависело благосостояние города, находились в руках Варды Фоки, занявшего все порты и прибрежные города. В войне Василия с мятежным полководцем Херсонес волей или неволей должен был стать на сторону Варды. По соглашению с императором Владимир направил в Византию экспедиционный корпус - 6000 воинов. Весной 988 года узурпатор был разбит в битве при Абидосе. Следом русский князь осадил Херсонес. Когда в городе узнали о поражении и смерти Фоки, сторонники императора Василия (среди них и Анастас) решили действовать и помогли князю взять город. Херсонес был разграблен и уже больше не смог вернуть себе прежний блеск. (Корсунскую же легенду позже сочинили сами жители города, не желая вспоминать измену императору и чтобы подчеркнуть свои заслуги в деле крещения Руси).

Самого Владимира подготовили к крещению византийские послы, приехавшие в Киев для заключения соглашения о союзе. В следующем, 988 году князь принял крещение, а спустя какое-то время произошло и крещение киевлян. Правящий класс Киевской Руси уже созрел для принятия христианской религии - конечно, в качестве идеологии. Но энтузиазма это событие в самой Византии не вызвало, Русь по-прежнему воспринималась там, как некая сила, грозящая империи уничтожением» (КБКР, с. 222-237).

Русь приняла христианство сама, не в результате завоевания или давления со стороны империи (как хотелось бы грекам). Это в их глазах должно было выглядеть не совсем победой или даже вовсе не победой. Обретение идеологии, единой для всего правящего класса и народа привело бы к появлению новой могучей империи, соперника Византии. Византийцы могли помнить опыт Болгарии, принявшей христианство, но потом надолго ставшей опасным и сильным врагом ромеев.

В Начальной летописи о Владимире Святом написаны весьма нелицеприятные вещи - он и отъявленный развратник, обуреваемый похотью, растливший немало девиц и жен, прилюдно совершивший насилие над Рогнедой, убив затем ее отца и братьев, он и братоубийца, построивший в Киеве капище Перуна, где приносили в жертву молодых людей, многоженец и пьяница. Не многовато ли? Ну да, и не такое бывало - Калигула, Нерон и пр.

По легендарному рассказу об испытании вер этот убийца, развратник и алкоголик битых два часа или больше со всем вниманием выслушивает некоего премудрого философа, которого прислали к нему греки - разумеется, он пришел последним, после других миссионеров - мусульман, католиков и евреев. Разговор у князя с теми был короткий - раз мусульмане не едят свинины и не пьют вина, а немцы (которые почему-то заявились из Рима, но называют своим учителем Павла, а не Петра), служат на опресноках, а не на квасном хлебе, а евреи лишились отечества и Бог не помог им, то и слушать их нечего. И действительно, слушать миссионеров, которые двух слов связать не умеют, никто бы не стал. (Кто и зачем прислал бы таких невежд?). Зато греческий мудрец, предварительно охаяв предыдущих ходоков, подробно пересказывает чуть ли не весь Ветхий Завет и очень коротко Новый - и ничего, князь слушает и только задает правильные вопросы. Чьих рук дело этот несуразный рассказ, судите сами.

Вопрос: если под указку греческих или про-греческих иерархов летописи исправлялись и переделывались (а в этом ни у кого сомнения нет, надо думать), почему из ПВЛ не были изъяты страницы, на которых излагались факты, дискредитирующие византийского христианина Владимира? Для того, чтобы показать, какие чудеса творила эта вера? Видите, мол, как она преобразила даже предельно порочного князя? Почему же тогда ничего не сказано о последних 17 годах его жизни, когда он, вступив в лоно церкви, должен был совершать всякие богоугодные дела? Если Русь приняла христианство (официальное) из Византии, почему о таком важнейшем событии нет правдивого и связного рассказа ни в византийских, ни в русских летописях? Почему византийская церковь отказывалась канонизировать такого православного князя? Да и переменился ли Владимир? Судя по летописи - нет. Не он ли собирался пойти войной на родного сына Ярослава? И это - последнее, что о нем говорится в ПВЛ.

В русских былинах Владимира называют Красное Солнышко. Но больше - никого. Были грозные, великие, долгорукие и пр., но таким ласковым именем, причем никем не навязанным - ни властью, ни книжниками, ни попами - народ больше никого не именовал. Если бы Владимир был тем выродком, которого преподносит нам летопись, неужели народ стал бы воспевать его? Если были гораздо более добродетельные правители до или после него, почему ни одного из них не назвали в былинах, песнях, легендах ни красным солнцем, ни ясной луной (например, Екатерину Вторую)?

На наш взгляд, те византийцы, что занимались правкой летописей, вполне могли не только оставить в них сведения о пороках Владимира, но и добавить другие. По одной причине - Владимир, скорее всего, проводил независимую политику, продолженную его сыном Ярославом Мудрым. (Здесь напрашивается аналогия с каганом Борисом, при котором Болгария приняла христианство, и его сыном Симеоном). Вероятно, в последние годы жизни эта политика носила характер активного противодействия стремлению Византии превратить Русь в сателлита империи, действующего в ее интересах, чем и объясняется отсутствие сведений о последних годах жизни князя.

Отмечая, что в летописи образ Владимира двухмерен и написан только двумя красками - черной до крещения и белой после него, Г. Прошин пишет: «В былинах возникает иная фигура князя: защитника Руси от ворогов, справедливого князя, окруженного богатырями мудрого правителя. Былинная характеристика - это серьезно. Былина, как и весь фольклор, подвергается самой жесткой из возможных цензур: пусть и появится былина, сложенная придворным сказителем, но если она не будет отвечать народному пониманию, то ее не станут запоминать, исполнять и уже в следующем поколении никто не будет знать ее текста. Владимиров цикл былин дожил до наших дней».

Причинами, обусловившими сохранение в памяти народа образа князя, Г. Прошин называет как личные качества князя - полководца, политика, дипломата, идеолога, так и его грандиозные пиры, когда к столам имели доступ не только знатные, но и простые мужи, его общение с народом, советы с боярами, его заботу о дружине и др. Отчего же византийский патриархат, ссылаясь на то, что у гробницы Владимира не происходит чудотворений, отказывался канонизировать его? Яков Мних по этому поводу язвительно писал: «Бесы тоже чудеса творят, а многие святые их не творили…». По мнению Г. Прошина, вместе с царицей Анной в Киев прибыл ее двор, который являлся византийским штабом на Руси, опорным постом империи в Киеве. Он должен был «обеспечить религиозное и политическое господство ромеев на Руси. Владимир, его двор, дружина и бояре и градские старцы прекрасно понимали это. И как бы ни относился этот, правящий, Киев к христианству, какими бы ни были оттенки этого отношения, политическим целям Византии Русь противостояла достаточно сплоченно. Византия не смогла добиться от правителей страны - ни тогда, ни после - ничего, что шло бы вразрез с интересами Руси. Независимость Владимира от решений Византии и есть причина неприязни к нему» (КБКР. с. 101-104; с. 112).

Трудно сказать, не являясь источниковедом, насколько справедливо последнее утверждение. Что же касается усилий империи поставить под контроль культуру, церковь, экономику и политику обширной и богатой страны - это, вне всякого сомнения, имело место (на чем мы остановимся ниже).

Предвижу вопрос: «Разве Владимир не предстает в былинах изрядно трусоватым, иногда по-хамски поступающим с богатырями? Не он ли сажает Илью Муромца в темницу? Ничем не лучше и его жена, княгиня Апраксевна». Все верно.

«С детских лет приученный к суровым условиям военной жизни, он проявил себя отважным и умелым воином. Первым был и в бою, и на княжеской охоте, не боясь сразиться ни с диким кабаном, ни с медведем. Но он закалил не только свое тело, а прежде всего душу и разум. Духовные силы черпал в молитве, любил православное богослужение, заботился о церковном благочестии. Многие часы князь проводил с книгами, прекрасно владел словом, сам мог образно и ярко писать» (Пчелов, с. 99).

Кто же сей праведник и новый Соломон? Конечно, сын Всеволода Ярославича и внук византийского императора Константина Мономаха - Владимир, зять английского короля Харальда. Но и это еще не все. Список достоинств и деяний Мономаха занимает в цитируемой книге больше страницы. Можете сравнить его с той характеристикой, которую дал князю Б. А. Рыбаков (см. выше).

Мы уже говорили о тех обстоятельствах, при которых Мономах пришел к власти в Киеве. Он и его люди, опираясь на хитрости и козни, организовали бунт в Киеве, чтобы князь прискакал и с ходу восстановил порядок. Это он, а не бедолага Всеслав, «дотчеся стружием злата стола киевьскаго». Это его сына Мстислава, исправно трудившегося над переделкой «неправильных» летописей, историки окрестили Великим, а церковь быстро причислила к лику святых. Ничего, что киевский престол Владимир занял незаконно, ну еще Минск разорил дотла, частенько наводил половцев на Русь, был жесток, хитер и лицемерен - зато был внуком византийского императора, фигурой, опираясь на которую, можно было обосновать право на преемство от Византии и объявить Москву Третьим Римом.

Фольклор обобщает. В былинах две (а, может быть, и три) разные личности соединены в одну фигуру. На образ Красного Солнышка наслоился образ Владимира Мономаха, и даже сильно затмил его, как луна заслоняет во время неполного затмения дневное светило. Основания для такого отождествления имелись. Оба они были князьями, совпадали и имена. От святого крестителя Руси осталось прозвище - Красное Солнышко. У Владимира Мономаха к тому же была сестра Евпраксия, вышедшая замуж за саксонского маркграфа Генриха, затем императора Священной Римской империи германской нации Генриха IV. Отсюда, вероятно, странное имя-отчество жены былинного князя Владимира - Апраксевна.

ЯБЛОКО РАЗДОРА

«Любимыми детьми Владимира были его сыновья от болгарки: Борис и маленький Глеб. Своего старшего сына и законного наследника Святополка Владимир ненавидел. Святополка звали «сыном двух отцов», ибо Владимир захватил в плен и взял в жены его мать-гречанку, бывшую беременной от им же убитого князя Ярополка. Святополк активно налаживал контакты и с печенегами, и с поляками. Пожалуй, это был первый русский «западник». В качестве духовного отца Святополк избрал епископа Колобережского - немца Рейнберна, что очень скверно кончилось для обоих. Владимир посадил и немца, и княжича в темницу, из которой епископ уже не вышел» (Гумилев, 1992, с. 62-63). Вместе с ними в темнице сидела и жена князя - дочь польского короля Болеслава Храброго, также католичка.

Возможно, таковы обстоятельства, при которых усиливается в столице Киевской Руси одна из партий, ориентированная на Рим, через Польшу и Германию. (Вспомним, что после поражения от Ярослава Святополк бежал в пустыню между «чехы и ляхи»).

В 1015 году Владимир умер, и Киев достался Святополку (трудно сказать, действительно ли он совершил преступления, о которых говорится в летописях - они часто «исправлялись» в угоду тому или иному властителю). Новый князь начинает расправу со своими братьями. Убиты сыновья Владимира от болгарки - Борис и Глеб, и Святослав (от чешки). На очереди сын Рогнеды-Гориславы - Ярослав, княживший в Новгороде. Но тот не стал дожидаться и в 1016 году сам двинулся на Киев. Поставив свои войска на одном берегу озера, а печенегов на другом, Святополк обрек себя на поражение. Киевская дружина была разбита, а печенеги даже не успели вмешаться. Святополк бежал в Польшу и вернулся со своим тестем Болеславом Храбрым и польским войском. Ярослав разбит. Победители заняли Киев, польских воинов разместили по домам. Но тут киевляне начали их убивать по ночам - Святополк был в городе непопулярен - и Болеслав увел своих ратников домой. Святополк вновь, во главе печенегов, сразился с новгородцами Ярослава, вновь потерпел поражение, бежал и умер где-то на западе (в 1019 году).

Но испытания «мудрого хромца» на этом не закончились. В борьбу вмешался еще один сын Владимира, Мстислав, сидевший в Тмуторокани (которую Л. Н. Гумилев отождествлял с Таманью). Неясно, почему историк считал, что князя подбили на борьбу с Ярославом загадочные «иудео-хазары». Вряд ли у еврейских купцов в то время были такие возможности. Да и чем мешал им Ярослав, неизвестно. А вот византийцам он явно не нравился, как и те - ему. И возможности у греков организовать этот поход были. Ярослав находился на севере, усмиряя движение волхвов и отражая нападение на Новгород Брячислава Полоцкого. Ему пришлось вернуться. В сражении под Лиственом (в 1023 году), о котором уже говорилось выше, Ярослав потерпел поражение, но войска Мстислава, в котором находилась и «иудео-хазарская» дружина, киевляне впустить в город отказались. Л. Н. Гумилев объясняет это тем, что они слишком хорошо помнили иудео-хазарского полководца Песаха, и дань, которую он наложил на Киев 60 лет назад. (Скорее всего, отказ был вызван популярностью Ярослава у возглавляемых им киевских христиан). Противостояние двух братьев длилось долго, но, в конце концов, они заключили мир, поделив Русскую землю между собой.

Л. Н. Гумилев полагал, что Ярослав повел в это время ошибочную политику, пытаясь подружиться с варягами и Польшей, т. е. тяготея к Западу, так как, «к сожалению, ни он, ни его окружение не испытывали симпатий к Византии», которая к тому времени испытывала сильное давление католического Запада. «А Царьград искал помощи у завоеванной им Болгарии и добровольно присоединившейся к Византии Сербии». Странные люди были эти византийцы, если верить историку: просить помощи у Сербии - это понятно, но у болгар? С какой стати им было помогать завоевателям? Да и русские почему-то, - по логике Гумилева, от непонимания - византийцам явно не сочувствовали; но тут же он пишет, что антигреческие настроения киевского руководства во многом были вызваны «стремлением освободить киевскую метрополию от опеки константинопольского патриарха».

Но почему же потом, уже в 40-годы, находившаяся в затруднительном положении «умеренная»Византия отказывалась утвердить русского митрополита? Почему снова вмешались те же печенеги, совершив в 1036 году поход на Киев? Только с большим трудом Ярославу удалось одолеть их. В том же году умер, не оставив наследников, Мстислав, а в 1037 году в Киев приехал митрополит Феотемпт, что говорит о том, что Византия все это время оказывала на Ярослава давление и что поход печенегов был инспирирован на сей раз не католиками, а византийцами.

Национальная партия сдаваться не собиралась. В 1043 году русский флот во главе с сыном Ярослава - Владимиром двинулся на Константинополь, но был разбит бурей (Л. Н. Гумилев полагает, что всему виной был «греческий огонь», а не буря). Спасшихся на берегу воинов взяли в плен, многих затем ослепили. К тому времени греки настолько уверовали в свою власть над Русью, что византийский историк Михаил Пселл назвал этот военный конфликт не нападением, а «восстанием русских» (КБКР, с. 199). Весьма многозначительный факт.

Еще одна странность. До сих пор Л. Н. Гумилев говорил о существовании в Киеве сторонников язычников-варягов, «западников» и националистов, и что вроде бы имели там свои интересы иудео-хазары. Но вывод он сделал совсем другой, на наш взгляд, совершенно верный. Говоря о том, что Ярослав был вынужден прекратить антигреческую политику, он писал: «При дворе Ярослава по-прежнему сохранялись три партии: одна - западническая, другая - исключительно национальной ориентации, считавшая, что Русь может соперничать с любыми коалициями западных держав, и третья, стремившаяся к миру и дружбе с Византией». Партии эти возглавляли сыновья Ярослава - Изяслав, Святослав (отец Олега лже-Гориславича) и Всеволод (Гумилев, 1992, с. 68). Куда же подевались язычники-варяги и иудео-хазары?

Ярослав до самого конца не желал мириться с византийским засильем, и в 1051 году, собрав епископов, сам поставил первого русского митрополита - знаменитого проповедника Иллариона. Но это был его последний успех. В 1055 году Константинопольская патриархия сместила Иллариона и вынудила принять византийского епископа Ефрема. «Русская церковь станет автокефальной только в 1448 году (за пять лет до крушения Византии. - М. Дж.), а патриархат, пятый патриархат восточных церквей будет провозглашен ею в 1589 году» (КБКР, с. 142, 151). Византийская церковь так и не согласилась на канонизацию Владимира Святого, на чем настаивал Ярослав. Его братья Борис и Глеб были канонизированы только в конце 11-го века. Да и то день их памяти был хитрыми византийцами приурочен, как пишет Й. Табов, к дню болгарского святого Бориса, отмечавшегося (и на Руси тоже) 2-го мая. Благодаря идентичности имен болгарского святого заслонили русским.

Греческое засилье не нравилось не только русским священникам или национально ориентированным князьям. В Начальной летописи под 1071 годом рассказывается о некоем волхве, который, «обольщенный бесом», придя в Киев, «рассказывал людям, что на пятый год Днепр потечет вспять и что земли начнут перемещаться, что Греческая земля станет на место Русской, а Русская на место Греческой, и прочие земли переместятся. Невежды слушали его, верующие же смеялись, говоря ему: «Бес тобою играет на погибель тебе». Что и сбылось с ним: в одну из ночей пропал без вести».

Г. Прошин прав, говоря о том, что в проповеди волхва сталкивались не две веры, что волхв «предупреждает о греческом засилье, о том, что на Руси стало не так, как прежде», и что «настолько греки взяли силу, что того и гляди, сами земли переместятся и уже никто не поймет, не стала ли Грецией Русь» (КБКР, с. 142).

В 1054 году Ярослав умер. Началось правление западника - Изяслава. О дальнейших событиях мы уже говорили - пленение тремя братьями князя-чародея Всеслава, разгром Ярославичей половцами, освобождение полоцкого князя из темницы восставшим народом и бегство Изяслава в Польшу, к своему тестю Казимиру. Оттуда он вернулся с польским войском, изгнал Всеслава и в 1068 году снова занял киевский престол. Начались казни горожан, но два других Ярославича потребовали прекратить расправу. «Казни прекратились, - пишет Л. Н. Гумилев, - а от польского ига киевляне избавились средством, испытанным еще при Святополке Окаянном: массовыми убийствами размещенных на постой польских ратников. Поляки вернулись на родину». Но в 1073 году киевляне снова изгнали Изяслава, он снова бежал в Польшу, а князем стал Святослав, его брат, стремившийся, как пишет ученый, «к контактам с обосновавшимися в южнорусских степях половцами», но не с Западом. Человек умный и волевой, он, из-за своего узкого национализма не сумел ни установить прочный мир с половцами, «ни восстановить отношения с Византией». (В чем же тогда проявились его ум и воля?). В 1076 году из-за какой-то пустяковой операции Святослав неожиданно умер.

(Мимоходом отмеченное историком сходство Изяслава со Святополком гораздо шире, и не прибавляет доверия сведениям летописей. Оба они западники. Оба женаты на польских принцессах. Оба дважды бежали в Польшу. Святополка освободила из темницы толпа. При Изяславе толпа освободила, правда, не его, а Всеслава. Дважды они побывали на престоле. Дважды киевляне убивали расквартированных в городе поляков. Я не стал искать другие параллели. Заметим, что странно выглядит и наличие двух правителей с похожими кличками. Прозвище императора Византии Иоанна, с которым сражался, кстати, Святослав - «цимисхий», что означает «туфелька». Одного из древне-римских императоров прозвали «калигула» - сапожок).

Вернулся Изяслав, которому Всеволод уступил трон. Сыновья Сятослава поняли, что они либо получат право в свою очередь занять престол, либо станут князьями-изгоями без места. Видимо, не надеясь на первое, Олег, его родной брат Роман и двоюродный - Борис, двинулись из Тмуторокани, чтобы добыть себе удел. Против них выступили Всеволод и вернувшийся Изяслав. Произошла битва на Нежатиной Ниве, в которой погибли Изяслав и Борис.

Князем стал сторонник Византии Всеволод, отец Мономаха (характеристику этого князя, не гнушавшегося никакими средствами в борьбе за власть, как и его сын, данную Б. А. Рыбаковым, мы приводили выше). Красавец Роман Святославич был вскоре (случайно или нет) убит половцами. Судьба Олега сложилась иначе.

Всеволод, по мнению Л. Н. Гумилева, разочаровался в Византии, чья экономика была подорвана бездарным правлением императрицы Зои и внутренней смутой, устроенной Романом Диогеном, и стал искать друзей на Западе. Свою дочь Евпраксию он выдал за императора Генриха IV. Тот оказался членом сатанинской секты николаитов, куда стал вовлекать и жену, служа на ее теле кощунственные черные мессы. Евпраксия сбежала в Рим, где дала показания римскому папе. Получив отпущение грехов, она вернулась домой и постриглась в монахини. Союз с немцами не получился.

В 1093 году Всеволод умер. На трон взошел, согласно правилу лествицы, сын Изяслава - Святополк, которого поддерживал Владимир Мономах, изгнанный Олегом из Чернигова и переехавший в Переяславль. Святополк и Владимир противостояли теперь Олегу Святославичу. (Сын западника Изяслава и сын провизантийски настроенного Владимира Мономаха, мать которого была к тому же гречанка, таким образом, вступили в союз, направленный против националиста). Опереться Олегу Святославичу, кроме как на половцев, было не на кого. Святополк и Мономах начали с ними войну. Поначалу она была для князей неудачной, особенно тяжелым было поражение в битве близ Треполя (1093 г.). Затем киевские князья перенесли войну в степь, и борьба пошла с переменным успехом. Святополк запятнал себя соучастием в небывалом преступлении - с его разрешения Давыд Ингоревич захватил и ослепил князя Василько Теребовльского. При Святополке окончательно был закреплен распад Киевской Руси на несколько самостоятельных государств. Трудно сказать, насколько тесны были его связи с византийцами - во всяком случае, после смерти своей первой жены, дочери половецкого хана Тугоркана, он женился на дочери византийского императора Алексея Комнина, при котором Византия стала оправляться от потрясений и постепенно набирала былую силу. Западническая партия слабеет. В 1113 году Святополк умер.

Пробил час Владимира Мономаха, которому исполнилось к тому времени 60 лет. Тогда и случился бунт, приведший его на трон. Скорее всего, это выступление было подготовлено людьми Мономаха, именно к нему и направили бояре депутацию с просьбой занять трон и навести порядок. Но, по правилу лествицы, трон должен был достаться Олегу Святославичу, сидевшему в Чернигове. Разумеется, «народ» сразу же успокоился. «После событий 1113 г. западничество на Руси исчезло до Х111 в., и в дальнейшем боролись лишь две партии: провизантийская и русская». Мономах надолго усмирил половцев, урегулировал вопрос с евреями-ростовщиками и установил порядок и стабильность на Руси. После двенадцатилетнего правления он умер, оставив сыну Мстиславу только проблему Полоцкого княжества. Мстислав захватил и его, а полоцких князей выслал в Византию, к родственникам (Гумилев, 1992, с. 84). На самом деле, вероятно, в ссылку - к союзникам и покровителям Мономаха.

Итак, византийцы сумели подавить богомильство в Болгарии и прервать ее связи с Киевской Русью, где, при Ярославе, им удалось усилить свое влияние и добиться назначения на высшие церковные посты своих людей. С тех пор они эту инициативу не упускали. Влияние греков и византийской церкви, вероятно, еще более усилилось при Владимире Мономахе. Именно при Владимире и Мстиславе наиболее интенсивно велось «исправление» летописей.

Вполне возможно, что конфликт между Олегом и Владимиром объясняется не только обидой первого из-за нарушения закона престолонаследия и его желанием восстановить справедливость, но и тем, что они придерживались различной политической ориентации. Задолго до вокняжения Владимира, после поражения на Нежатиной Ниве, гибели Бориса Вячеславича и родного брата Романа, князь бежал в Тьмуторокань (в Киеве княжил отец Мономаха, Всеволод). Там Олега схватили хазары и передали грекам. Несколько лет он жил в Константинополе, «очевидно, как почетный пленник», до того, как в столице империи пьяные русские наемники не решили устроить дворцовый переворот. Попытка не удалась, буянов схватили и отправили на восточную границу. Олега, как русского, перевели на остров Родос. Там он женился на знатной гречанке Феофании Музалон и через два года получил разрешение вернуться в Тмутаракань. Оказавшись в городе, Олег расправился с хазарами, но через некоторое время отдал город византийцам и ушел на Русь, где с помощью половцев изгнал из Чернигова княжившего там Владимира Мономаха (Гумилев, 1992, с. 76).

Но Л. Н. Гумилев не объяснил, чем не угодил Олег хазарам и почему греки держали его как пленника несколько лет. О вражде князя с хазарами сведений нет. Не является ли вся эта интрига результатом сговора византийцев с Всеволодом и Владимиром? Подкупив хазар, они убрали с политической арены опасного противника византийского влияния на Руси,- потому греки и держали его, как пленника. Возможно, князь и женился на Феофании, чтобы обмануть бдительных гостеприимцев, решивших, видимо, что теперь князь не опасен. Об этом говорят и другие детали - расправа Олега с выдавшими его хазарами и передача византийцам Тмуторокани - вероятно, вынужденная. Не потому ли в «Слове» Олега превратили в «Гориславича», вместо Ярослава Мудрого? Не потому ли фальсификатор заставил и потомка Олега, Святослава Всеволодича, льстиво именовать Всеволода, внука Мономаха, «великий княже» и просить хотя бы мысленно прилететь в Киев, к отчему золотому столу, да еще и унижаться и перед другими князьями? О Мономахе в поэме явно говорилось не очень лестно, поэтому слова о нечестно пролитой им половецкой крови были отнесены к Ольговичам - Игорю и Всеволоду.

Blog

Другая повесть о полку Игореве