Георгий Мандзаридис Глобализация и глобальность: химера и истина

Вид материала

Подобный материал:

1 2 3 4 5 6 7 8 9

7. Вневременной характер христианской нравственности

«Иисус Христос вчера и днесь Тойже, и во веки» (Евр. 13, 8). Это библейское речение указывает не на какой-то исторический закон или какое-то надисторическое вечное значение определённой ценности, но на нечто гораздо большее. Оно указывает на Единую Личность, Её сверхвременное явление в истории, одновременно в вечности и одновременно в вечности сверх веков. Оно имеет в виду Личность Богочеловека Христа.

Законы и ценности, которые сформировались в нашей общественной жизни и которые её поддерживают, могут иметь временное или даже долговременное влияние. Но Христос, Который является основанием христианской жизни и христианской нравственности, не есть ни временный, ни долговременный, но Вечный и Сверхвременный. А так как Он Вечный и Сверхвременный, потому Он исторический и всегда современный. Он есть «сый, и иже бе, и грядый» (Ап. 1, 8).

Часто соблюдение христианской нравственности отождествляется с принятием ценностей и следованием законам, которые в свою очередь происходят или выводятся из Евангелия и церковного Предания. Соответственно, верят, что эта нравственность упраздняется, когда этими ценностями пренебрегают, а законы преступаются. Такое воззрение можно хорошо обосновать с позиций интересов общества. Оно, вероятно, верно и полезно для общественного порядка, для нравственного приличия. Но невозможно считать его верным, и тем более достаточным, с позиции богословской. Ибо названное мнение совершенно не смотрит на связь и общение человека со Христом. А стойкость христианина в принятии ценностей и соблюдении законов, которые соотносятся с Евангелием и церковным Преданием, не принесёт никакой пользы, если нет непосредственной связи и общения с Личностью Христа.

Уже в Ветхом Завете закон или заповедь Божия предстают как Его личная воля. Соответственно, преступление Закона или заповеди Божией не рассматривается как простое безчиние или нравственное отклонение, но как отвержение божественной воли или как разрыв общения с Богом. Но и формализация Закона или заповеди Божией оказывается несомненным отклонением, ибо в этом состоит сущность фарисейства. В Новом Завете личный характер общения Бога и человека получает своё логическое завершение. Сам Бог становится человеком и вступает в личное общение с человеком. Законом Ветхого Завета становится Слово, Христос. И заповедь поэтому преобразилась в благодать, принесённую Христом^¹⁸⁷.

Когда из поля зрения нашей совести уходит личный характер общения со Христом, мы уже не вправе говорить о христианской жизни и о христианской нравственности. Настроение, которое часто встречается в христианском мире таково, что верующий человек стремится сохранить верность освящённым традицией ценностям или быть последовательным в соблюдении христианских канонов, но при отсутствии какой-либо личной связи со Христом. И это порочно.

Такое нестроение необходимо расценивать как возвращение вновь не просто к иудаизму, но к самой упадочной его форме, которая представлена в евангельских фарисеях и саддукеях.

Никто, конечно, не будет отрицать важности нравственного закона или нравственных ценностей для общественной жизни и личных отношений людей. В любом случае, личная воля Божия выражается и поддерживается в жизни людей исторически и в виде нравственного закона, и в виде нравственных ценностей. Но при всей значимости названных вещей нельзя отождествлять их с христианской нравственностью.

Когда христианин строит свою жизнь согласно любым преходящим законам и ценностям, он может быть безупречным членом общества, хорошим гражданином, порядочным семьянином, достойным человеком, но это ничего не говорит о том, какой он христианин. Не потому, что всё это имеет антихристианский характер. Напротив, они очень глубоко связаны с природой человека, которая есть христианка, и произрастают в человеке благодаря многовековому влиянию на человечество учения и заповедей христианской веры. Но чтобы эти добродетели стали действительно христианскими, необходимо соединиться с Личностью Христа. Точнее, необходимо соединиться с Троическим Богом: Богом Отцом, Который открылся в мире во Христе и обновляет людей Святым Духом в Церкви.

В эпоху смешения ценностей и разрушения устоев, в которую мы и живём, наше замечание может быть расценено как излишняя роскошь. Когда всё обезценивается и исчезает, когда везде царит хаос и нравственное шатание, никто не должен, мол, вдаваться в тонкости, а должен всеми мерами стараться укреплять нравственность и способствовать нравственной устойчивости людей. С этой точки зрения – это верная постановка вопроса. Но если мы желаем совершать христианское дело, то на этом мы остановиться не можем.

Сегодня, когда родителей презирают, а родню забывают, когда рвутся дружеские связи и истребляются общества, важно, что существуют люди, просто любящие друг друга. Но тем, кто стремится жить по-христиански, сам Христос говорит: «И аще любите любящия вы, кая вам благодать есть? Ибо и грешницы любящия их любят. И аще благотворите благотворящим вам, кая вам благодать есть? Ибо и грешницы тожде творят» (Лк. 6, 32-33).

Обыкновенно мы преподаём в миру, особенно молодежи, христианское учение в чисто условном виде, думая, что только так мы можем ожидать какого-то отзвука. Но такое убеждение ошибочно. Оно ошибочно, потому что тогда мы лишаем человека всякой возможности узнать действительную природу и происхождение христианского учения. Христос сказал: «Аще кто хощет волю Его (Бога Отца) творити, разумеет о учении, кое от Бога есть» (Ин. 7, 17). Когда человек желает соблюдать волю Божию, он сам узнаёт опытным путём божественное происхождение заповедей Божиих. И тогда он обретает непосредственное внутреннее знание божественной природы христианской нравственности.

Это означает, что всякий человек призван Христом к испытанию. Это испытание ни в чём не отличается от эксперимента, который производит в лаборатории учёный специалист, с той только разницей, что он проводится не в физическом мире, а в духовном мире личности. Так бывает потому, что совершенная Истина, то есть Бог, есть Дух и узнаётся как Личность.

Чтобы испытание оказалось успешным, человек должен знать волю Божию. А так как воля Божия не приспосабливается к обстоятельствам, но абсолютна, как и Сам Бог, нужно знать и абсолютный облик этой Божией воли. Если человек не знает воли Божией Если человек не знает воли Божией и воспринимает только какие-то условные и чуждые образы, то он не имеет никаких оснований для познания силы воли Божией и не способен воспринимать её.

Такое положение дел вовсе не исключает возможности постепенного, согласно принципам педагогики, введения человека в христианское учение и в такую его область, как христианская этика. Но эта постепенность не может оправдать нас, если мы каким-нибудь образом исказим или внесём неясность в цельность христианской нравственности. Поэтому даже педагогические задачи не позволяют нам предлагать какую-то условную (поверхностную) христианскую нравственность. Ибо это значило бы, что мы сами ещё не осознали абсолютный характер христианской нравственности и довольствуемся лишь поверхностной формой.

Христианство не преследует цели заботиться о благополучии нашей личной, семейной или общественной жизни. Всё это – последствия второго ряда. Цель христианства – освобождение человека от эгоцентризма, и в итоге причисление его к новому творению, общению обóжения. Чем больше человек закутан в свой эгоцентризм, тем труднее ему вздохнуть воздухом благодати Святого Духа. А выпутаться из эгоцентризма нельзя только каким-то соблюдением или учтивостью к каким-то ценностям, но только на основании свободного личностного общения.

Христос не призывает человека сообразовываться с законами, приказами и распоряжениями или усвоить нравственные и философские принципы. Он призывает человека следовать за Собой. И для каждого желающего последовать за Ним Бог выдвигает в качестве условия самоотречение и готовность к смерти: «Аще кто хощет по Мне ити, да отвержется себе и возмет крест свой и по Мне грядет. Иже бо аще хощет душу свою спасти, погубит ю; и иже аще погубит душу свою Мене ради, обрящет ю» (Мф. 16, 24-25).

Христос не требует от человека такого, за что Он не воздаст многократно. Здесь Он требует от человека его самого и его жизнь. Христос просит, чтобы человек отрёкся от себя, дабы следовать за Ним; чтобы он принёс в жертву свою жизнь, дабы её приобрести. Речь не идёт о соблюдении законов или признании ценностей. Это не потому, что они безполезны, но потому, что сами по себе они не означают, что человек следует за Христом. Если кто-то не желает следовать за Христом и оставаться верным заповеди Его до смерти, то сколько бы законов он ни соблюл, сколько бы ценного не осуществил, ничего ценного с христианской точки зрения в этом не будет. Может быть, лучше бы человеку в таком случае вести себя беззаконно и несуразно, потому что охотнее и легче он осознал бы свою немощь и покаялся. А покаяние представляет собой перспективу (условие) и главный признак христианской жизни. И это подтверждают слова Христа: «Аминь глаголю вам, яко мытари и любодейцы варяют (опережают) вы в Царствии Божии» (Мф. 21, 31). Христос сказал: «Не приидох бо призвати праведники, но грешники на покаяние» (Мф. 9, 13).

Спасение человека осуществляется в связи его личности с Богом. А эта связь не создаётся от принятия закона или ценностей, даже нравственного закона и нравственных ценностей. Она создаётся принятием и соблюдением заповеди Божией. Заповедь Божия, как действование вечного и вечно живущего Бога, есть «жизнь вечная» (Ин. 12, 50). Это жизнь, которая побеждает смерть. Историческое существование человечества и общественный порядок нуждаются в законах, устоях и ценностях. Но всё это должно помогать человеку, а не властвовать над человеком. «Суббота человека ради бысть, а не человек субботы ради» (Мк. 2, 27).

Человек не становится христианином просто оттого, что он ведёт себя согласно законам и правилам, оттого, что он нравится окружающим и делает успешную карьеру. Он становится христианином тогда, когда смиряется и кается, когда разбивает скорлупу эгоизма и открывается Христу. Когда он решает следовать за Христом, отрекшись от самого себя, и хранит Его заповедь до смертного часа. Здесь проявляется природа заповеди: Заповедь Христова, отождествляемая с вечной жизнью – это двойная заповедь любви: любви к Богу и любви к ближнему.

Сейчас в нашем обществе господствует ненормальная ситуация, или, лучше сказать, хаотичная. Причины этому вовсе не социальные или нравственные, а духовные. Ибо законы и ценности социальной и нравственной жизни забыты из-за человеческой чёрствости, из-за духовного падения. Наша жизнь держится в пустоте, или, лучше сказать, в небытии, во зле, потому что, согласно святоотеческому Преданию, небытие тождественно злу. Зло, будучи небытием, не может появиться самостоятельно. Оно всегда использует как средство своего передвижения и продвижения нечто доброе, искажая и извращая его. Сам дьявол не по природе своей зол, потому что он творение Божие и посему наделён дарованиями от Бога. Но он извратил свою природу своим самовольным решением.

Не существует злых созданий. Вообще, нет вещей, которые по своей природе злы. Поэтому страх, который часто бывает у наших христиан перед различными явлениями, особенно новыми, когда они внезапно попадают в поле нашего зрения, совершенно не оправдан. Дьявол не может быть создателем. Он может только извратить или разрушить чужое. И этот дух извращения и разрушения – это бесовский дух, и он переполняет наше время. Это и создаёт хаос и нравственную несуразицу.

Знаменитый немецкий социолог Макс Вебер в своей книге «Протестантская этика и дух капитализма» замечает, что причиной, породившей капиталистическое общество, не было капиталистическое распоряжение экономическими ресурсами, но дух капитализма, который имеет, по выводам этого исследователя, религиозные истоки, а именно протестантские. Там, где появляется этот дух и начинает влиять на ход дел, пишет М. Вебер, там и оказывается капитал, который идёт в дело, но не наоборот. То есть, существование капитализма не может создать «дух капитализма».

Поэтому думать, что нравственный настрой может быть создан пропагандой принципов и ценностей, которые находятся в презрении или забвении, без того духа, который изначально их создал, было бы ошибочным. Причиной нравственного падения является духовное падение. Причиной безнравственности является духовное омертвение. Поэтому усилия по изменению положения должны предприниматься на духовном уровне. Как движущей силой капиталистического общества является не наличие достаточного капитала, но то, что Макс Вебер назвал духом капитализма, так и движущей силой христианской жизни являются не требования, принципы и моральные ценности, а дух Христианства.

В эпоху бездуховности, в которой мы живём, не слышится столь важного обращения к силе духа. Но пути исправления беззаконного состояния, в котором пребывает наше общество, как и саму причину, вызвавшую такое состояние, следует искать не в нравственной или социальной, а в духовной области. Ибо от неё идёт всякое влияние на нравственную и социальную область. Дух, который правит сердцами людей, и образует нравственную и социальную жизнь, но не наоборот.

Конечно, этот дух может быть лукавым и извращённым, может быть духом материализма и гедонизма. Но он есть дух, а не плоть и кровь. Поэтому апостол Павел заметил, что «несть наша брань к крови и плоти, но к началом и ко властем и к миродержителем тьмы века сего, к духовом злобы поднебесным» (Еф. 6, 12). И чтобы человек боролся успешно против этих духовных сил, требуется христианский дух.

Но христианский дух не есть какая-либо безличная сила или начало. Это и не какой-то исторический или же вековечный закон. Это Бог, Который явлен в Личности Христа и пребывает в Церкви Святым Духом. И врачевание мира может быть осуществлено только на твёрдой связи со Христом и с Церковью.

В Личности Христа является Слово Божие как Личность и как заповедь. Он явился как Сын Божий, принёсший Себя в жертву за человека, и как образ жизни, абсолютно соответствующий божественной заповеди. Новая заповедь любви не преподаётся только, но и воплощается в Личности Христа. И действительное её содержание явлено в жизни Христовой. «Заповедь новую даю вам, да любите друг друга, якоже возлюбих вы» (Ин. 13, 34).

Христианский дух прежде всего подаётся жизненно. Христианская жизнь должна выражать содержание христианской веры. Она должна поощрять других вкусить истину христианской жизни. Так что в конечном счёте исправление общества – это вопрос личного исправления человека. В любом случае, каждый из нас – член общества. И исправляя самого себя, он исправляет частицу общества и одновременно созидает очаг здравия в самом своём теле.

Сейчас наше рассуждение подошло к очень тонкому моменту, где легко можно ошибиться. Когда мы рассматриваем исправление общества как вопрос личного исправления, мы прежде всего имеем в виду то, что мы не можем требовать исправления от других. Если и Бог насильно не исправляет человека, то как мы можем помышлять о чём-то подобном? Уважительное отношение к свободе другого составляет основу всякого христианского делания.

Более того, следует знать, что исправление самого себя не означает ограничения самим собой и (самозамкнутость) на себе. Человек как личность существует и развивается всегда в связи с другими личностями. Самоограничение может понадобиться на какой-то промежуток времени ради самоуглубления и самокритики. Но цель христианина – это не ограниченность в себе, но открытость всему человечеству. Монах удаляется от своих родных, от своего семейства, чтобы вступить во всемирную Божию семью. Это и есть смысл двойной заповеди любви, обращённой к каждому христианину.

Большая ошибка, которую мы часто совершаем, заключается в том, что мы забываем об этой двойной заповеди любви (к Богу и к ближнему) которая является всемирной и тем самым отделяем нашу личную ответственность от общественной ответственности, которая должна стать всемирной. Мы должны дойти до осознания личной ответственности как общественной и всемирной ответственности, и наоборот. Личная ответственность неизбежно влечёт за собой безпокойство о всяком справедливом вмешательстве в дела общества. А безразличие к ним, которое порождает социальную безответственность, отнюдь не составляет личную ответственность.

Христианин видит себя в первую очередь ответственным за то, что происходит вокруг него. Он не осуждает других и не смотрит на них как на ответственных за зло в обществе. Тем более он не считает ответственной за зло безличную социальную систему, потому что её достоинство или недостоинство зависит от человека. Он и не остаётся безразличным к тому, что происходит в мире, не перекладывая ответственность на людей или на систему. Мы должны признать здесь, что безразличие христиан, будь то от незнания, будь то от безпомощности, будь то от дефицита открытости, вносит свой вклад в увеличение зла в мире. Любовь христианина должна «избыточествовать в разуме (знании) и во всяком чувствии (чувствовании)» (Фил. 1, 9), не исчерпываясь демонстрацией напоказ и безрассудными эмоциями.

Мир есть наше обширное тело. Его проблемы – это и наши собственные проблемы. Нужды его – наши собственные нужды. Поэтому и интерес к миру есть интерес и к самим себе. Если мы по-несториански будем отделять себя от мира и по-монофизитски смотреть на Церковь как на духовное только сообщество, которому нет дела до проблем повседневной жизни, то мы станем на деле еретиками. Православная Церковь всегда была связана с повседневной жизнью. Такие проблемы, как несправедливость, нищета, здоровье людей, общественная нестабильность, она ощущала как свои проблемы. Кроме того, ведь обиженный, нищий, больной, неправедно осуждённый – это не какие-то казусы, которые требуют помощи, а конкретные лица, в которых присутствует Христос и ждёт нашего служения (Мф. 25, 34-35). И трудности, с которыми люди сталкиваются в наше время, это трудности, которые затрагивают тело Церкви, то есть наше тело.

Святитель Иоанн Златоуст отмечает, что достаточно одного человека, ревностного к Богу, чтобы исправить целый город^¹⁸⁸. А если сегодня города не исправляются, а нравственно распадаются, хотя в них много христиан, то это характеризует их деятельность. Если двенадцать человек, говорит опять же святитель Иоанн Златоуст, заквасили всю вселенную, подумай, сколь велика наша собственная злоба, если мы не можем исправить остальных людей, когда нас, христиан, столько, что мы могли бы стать закваской для десятков тысяч обществ^¹⁸⁹.

На вопрос, что можно противопоставить нравственному хаосу нашей эпохи, ответ один: действительную человеческую личность. Личность, которая действует как закваска и заквашивает огромный объём теста. Невозможно, чтобы действительная личность не действовала как закваска в своей среде. Когда личность, как и тесто, которое она заквасила, дышит истиной и благородством, то она действует в мире как созидательная сила. Может ли мир измениться безповоротно, и до какой степени, это другой вопрос. Но не следует забывать, что все перемены в мире к лучшему не решаются большинством, но меньшинством. Если удаётся создать живое меньшинство подлинно христианское по духу, тогда в мире не может не состояться определённая перемена. И это так и происходит, ибо дух христианства, а ещё точнее, дух православного христианства и Православной Церкви, предлагает человеку то, что он так старательно пытается найти и предлагает в полной и совершенной форме.

Что характеризует нашу эпоху? Беззаконное состояние мира, точнее, хаос и погоня за удовольствиями. Современный человек, особенно современный молодой человек, желает свободы, абсолютной свободы, поэтому ввергается в хаос и сумятицу. Он желает удовольствия, неограниченного удовольствия, поэтому разнузданно гонится за удовольствиями^¹⁹⁰.

Но разве эти требования по своей природе ложны? Разве они никак не соотносятся со Христом и Церковью? Ответ на этот вопрос для конкретной исторической ситуации может быть таков, что эти люди не обращаются к христианству и не думают о Христе и о Церкви. Но мы, тем не менее, не можем отрицать, что эти запросы всегда выражают самого человека. Они укоренены в его природе. Ибо кто не желает свободы? Кто не вожделевает наслаждения и радости?

«К свободе призваны вы, братия» (Гал. 5, 13), – пишет апостол Павел. «Итак, стойте в свободе, которую даровал нам Христос» (Гал. 5, 1). «А где Дух Господень, там свобода» (2 Кор. 3, 17). Благодать является квинтэссенцией христианства. Она – синоним Евангелия, Рождественский анонс^¹⁹¹, весть о Воскресении Христа, плод Духа Святого. И радость есть сосредоточие христианства. Ибо она есть синоним Евангелия, благой и радостной вести, она есть возвещение Рождества, слово о Воскресшем Христе, плод Святого Духа (Гал. 5, 22). В чём же различие? Почему мир говорит о наслаждении, а не о радости? Но мир под радостью понимает наслаждение. И христианская радость есть и именуется «наслаждение», духовное наслаждение. Настоящее различие состоит в том, что мир ищет радость в совершенно ином направлении, в тех вещах, которые порицаемы и будут изобличены в их лживости. Он ищет радость в области телесных чувств, которые подпали закону тления и смерти. То же самое происходит и со свободой. Поэтому в падшем мире по его законам стремление к свободе приводит к хаосу, боли, разочарованию.

Напротив, Христос приносит духовную свободу и духовную радость, то есть духовное наслаждение. Кто знает это наслаждение и радость, не только не будет соблазнён материальным наслаждением, увлечён телесными чувствами, но готов выдерживать труды и каждодневно прилагать жертвенные усилия, чтобы удержать и возделать свою духовную радость. Он трудится не для того, чтобы скорбеть, и приносит жертвы не для того, чтобы страдать. Он делает всё это, чтобы радоваться, и радуется всему этому, ибо это соединяет его с источником радости.

Когда спортсмен тренируется, он утомляется и мучается. Но это не только не огорчает его, но радует, ибо это всё ведёт его к цели, к атлетическому совершенству. Сами труды его претворяются в радость этим совершенством. Одновременно спортсмен становится образцом для подражания, который привлекает других. А если какой-то спортсмен приходит на тренировку не вдохновлённый своей целью, то он заслуживает только упрёков, он быстро разочаруется в спорте и будет отталкивать от себя окружающих. Ибо кто может получить вдохновение от человека, находящегося в гордости и зависти?

То же самое происходит часто в христианской жизни. Особенно часто подобное имеет место с весьма благочестивыми людьми и с монахами. Как-то спросили преподобного Марка Пустынника, великого подвижника и ученика святого Иоанна Златоуста, как может тот, кто затворился в келье и каждодневно постится, воздерживается, нищенствует, ни с кем не видится, молится и переносит множество других подобных скорбей, радоваться ещё и тому, чтобы быть искушаемым неверием или иметь лукавые помыслы. Преподобный Марк ответил: «Ты верно сказал, что творящие это испытывают множество скорбей. Ибо если бы мы совершали явные добродетели, которых мы добились без скорби, но с радостью, это не давало бы никакого наслаждения нашему уму»^¹⁹². И прибавляет: невозможно тому, кто несёт подвиг телесной борьбы, чтобы он не испытывал соответственно нападения лукавых помыслов, ибо тогда он в этой борьбе будет получать утешение и не разочаруется. Иначе говоря, эти помыслы возмещают недостаток радости тому человеку, который действует только умом.

Но в чём здесь может быть допущена ошибка? В том, если христианский подвиг совершается без христианского расположения духа, когда христианская нравственность образуется без Духа Христова, который есть Дух свободы и радости. Христианин, отвергая греховные услаждения, добровольно берёт на себя тяготу воздержания, но он не остаётся лишённым радости. Напротив, он преуспевает во вкушении истинной радости, которая освобождена от всякой боли^¹⁹³. А если этого ещё не произошло, то не достигнута полнота христианской жизни: в ней не действует Дух Христов. А когда действует Дух сей, когда люди вдохновляются присутствием Его, то они влияют на дела в мире и созидают или вновь обретают самим своим существованием законы и ценности, которые требуются для исправления общества. Но не может случиться противоположного. То есть существование законов и ценностей не может выработать христианский дух, тем более что речь должна в нашем разговоре идти о нетварном Духе Божием, Который соделывает всё.

Blog

Георгий Мандзаридис Глобализация и глобальность: химера и истина