А. Г. Гачевой и С. Г. Семеновой
| Вид материала | Документы |
| Лев Толстой |
- Предлагаем вашему вниманию отрывок из труда «Талисманы и амулеты», созданного известной, 71.8kb.
- А. С. Грибоедова «Горе от ума» Учитель Iквалификационной категории моу сош №12 г. Данилова, 52.23kb.
- Реферат культура древней руси, 376.51kb.
- Владимиром Васильевичем Вериным (Саратов); заслуженной артисткой рф, зав кафедрой вокального, 28.73kb.
- Е. Ю. Семеновой Заключение на проект федерального закон, 27.82kb.
- Рабочая программа по дисциплине Специальный класс Органа по специальности №0501 «Инструментальное, 281.25kb.
- И общество: проблемы и перспективы развития материалы II международной научно практической, 282.08kb.
49 К этому Н. П. Петерсон в копии сделал следующую приписку: «Написал это человек, на которого действительно никакие соблазны не действовали, были в отношении его совершенно бессильны».
50 Печатается по: ОР РГБ, ф. 657, к. 4, ед. хр. 9, лл. 19-20 об. (копия рукой Н. П. Петерсона — там же, лл. 18, 21). Заметка является откликом на статью Л. Н. Толстого «Страшный вопрос» («Русские ведомости», 6 ноября 1891, № 306), написанную по поводу голода 1891 г. и открыто ставившую вопрос о том, достаточно ли в России хлеба, «чтобы прокормиться до нового урожая». Высказывая опасения, что хлебные запасы не покроют нужд населения. Толстой предлагал начать по всей России добровольный сбор сведений о количестве хлебных запасов, в котором приняли бы активное участие местные общественные силы и вообще все желающие помочь в благом деле. В статье проскальзывали нотки раздражения против правительства: число хлеба до сих пор не учтено, в правительственных распоряжениях чувствуется паника и т. д.
51 Говоря об усилиях, которые употребляло правительство... для сбора сведений об урожае и неурожае, Федоров имеет в виду прежде всего деятельность Министерства финансов, которое еще с осени 1888 (также неурожайного) года вело постоянный сбор сведений об условиях произрастания зерновых хлебов от момента посева до времени уборки и о месячных ценах на главнейшие хлеба через свои местные органы (казенные палаты и податных инспекторов). С весны же и лета 1891 г., когда предсказывавшийся еще осенью 1890 г. недород озимых стал очевидностью и возникла реальная угроза неурожая яровых, Министерство финансов, не дожидаясь сбора и обмолота хлебов, предприняло меры по «выяснению положения урожая и наличности запасов для продовольствия на местах» («Новое время». 8(20) августа 1891, № 5546). Тогда же была вычислена цифра вероятного сбора ржи: 711 млн. пудов — при потребности 994 млн. пудов, и с июня 1891 г. правительством начали приниматься меры по предотвращению последствий неурожая, которые, однако, не могли остановить стремительно наступавший голод. Сентябрь-октябрь 1891 г. прошли под знаком сбора новых сведений о распространении бедствия и размерах народной нужды, в котором наряду с представителями местной администрации активное участие приняло земство. Кстати, вопрос о сборе и систематизации сведений о запасах, о нехватке хлеба до нового урожая и о недостаточности правительственных мер поднимался в русской печати и до статьи Л. Н. Толстого (см. «Русские ведомости», 8, 9, 23 августа, 24, 25, 28 сентября, 5, 17 октября 1891; «Московские ведомости», 1 октября 1891, № 271; «Новое время», 21 августа (1 сентября) 1891). И неоднократно звучали призывы к соединению в «святом деле» помощи голодающим всех сил страны, к согласному взаимодействию правительства и общества, к сотрудничеству всех сословий («Новое время», 19(31) августа, 23 августа (4 сентября) 1891; «Русские ведомости», 23 августа, 5, 13 октября 1891). На фоне этих призывов ко всеобщей совместной и согласной работе, по духу близких Н. Ф. Федорову, несколько раздраженный тон статьи Л. Н. Толстого, выпады против правительства и имущего класса воспринимались мыслителем особенно болезненно, хотя сам Толстой в конце своей статьи и указывал на то, что сбор сведений о количестве хлебных запасов — дело и власти, и земства, и добровольцев на местах.
52 Реплика Федорова вызвана следующим местом статьи Л. Н. Толстого: «Учесть, сколько нужно хлеба для прокормления тех, у которых нет его, нужно выписать этот недостающий хлеб из чужих стран — это наше прямое дело, столь же естественное, как и то, которое делал мужик вчера, объезжая округу на 20 верст, и совесть наша будет спокойна только тогда, когда мы объездим свою округу и сделаем в ней все, что можем. Для него округа Данков, Клекотки, для нас округа — Индия, Америка, Австралия. Мы не только знаем, что страны эти существуют, мы находимся в дружеском общении с их жителями. [...] Неужели это так трудно? Мы, которые умеем высчитывать, сколько каких козявок на свете, сколько каких микробов в каком объеме, сколько миллионов верст до звезд и сколько в каждой пудов железа и водорода, — мы не сумеем высчитать, сколько надо съесть людям, чтобы не помереть с голода?» (Толстой. 29, 123). Подобную же реплику по поводу данных слов Толстого см. в работе «"He-делание" ли или же отеческое и братское дело?» — Т. II наст. изд., с. 343.
53 В статье «Страшный вопрос» Толстой писал, что последствием ошибки в подсчете запасов «будет нечто ужасное: смерть голодных миллионов и худшее из всех бедствий — остервенение, озлобление людей» (Толстой. 29, 117). Говоря о пустословии Толстого, Федоров имеет в виду эпатирующее заявление писателя в одном из разговоров с самим Николаем Федоровичем: «Говорю Вам, смерти нет».
54 Федоров здесь имеет в виду свой проект присоединения к обязательному подоходному налогу, — план введения которого обсуждался в правительственных сферах и на страницах российской печати осенью 1891 г. (подробнее см. примеч. 219), — добровольных пожертвований, «добровольного налога», принимаемого каждым на себя по зову сердца, в соответствии с нравственным долгом.
55 Реплика на фразу Л. Н. Толстого: «С Россией случилось нечто подобное тому, что случилось по рассказу Библии в Египте, только с той разницей, что в России не было предсказателя Иосифа, не было и запасливых и распорядительных людей, подобных Иосифу» («Русские ведомости», 6 ноября 1891, № 306; цитируется по газетному тексту — в оригинале несколько иначе: «не было предсказателя Иосифа, не было запасливого управителя — того же Иосифа» (Толстой. 29, 119)).
56 Печатается по: ОР РГБ, ф. 657, к. 4, ед. хр. 9, лл. 11-12 об. (копия рукой Н. П. Петерсона — там же, лл. 10, 13). Заметка написана во второй половине ноября 1891 г. Текст письма И. М. Ивакина к Л. Н. Толстому от 21 октября 1891 г., написанного по внушению Н. Ф. Федорова и излагавшего два его проекта: международного книгообмена с Францией и метеорической регуляции, см. в Т. IV наст. изд., с. 655-658. Ответ Л. Н. Толстого последовал 12 ноября 1891 г. Толстой был весьма доброжелателен и приветствовал оба начинания: «Обмену книжному я, разумеется, всей душой сочувствую и думаю, что в деле духовном нельзя считаться, и нет таких весов, на которых бы можно было вешать выгоды и невыгоды. А чем больше общение, тем лучше» (Толстой. 66, 85); отзыв о втором проекте см. в примеч. 29 к «Статьям о Л. Н. Толстом» — Т. II наст. изд., с. 490. Однако Николай Федорович таким ответом не был удовлетворен. Прежде всего потому, что хоть и слабо, но все-таки надеялся не просто на одобрение своих идей, а на деятельное участие в их распространении (ср. в письме И. М. Ивакина: «Вы своим властным словом и в России, и во Франции сделали бы то, чего конечно не сделали бы сотни писателей тысячами писаний» (Т. IV наст. изд., с. 657)). Толстой же ограничился лишь письменным откликом и никаких реальных действий не предпринял. Кроме того, саму идею регуляции природы Толстой воспринимал, как свидетельствовало его письмо, утилитарно-узко, а глубинный ее смысл — преодоление самого природного порядка существования — не понимал и не принимал.
57 Огюст-Луи-Жозеф Бертело, барон де Бай (1853—1913) — французский археолог, специалист в области доисторических эпох, автор многотомного исследования «Доисторическая археология» (1880), книг «Индустрия лангобардов» (1888) и «Индустрия англосаксов» (1889). С целью археологических и этнографических разысканий много путешествовал по Европе, бывал и в России. О сочувственном отношении барона де Бай к проекту франко-русского книгообмена писал В. А. Кожевников (см. примеч. 75 к «Статьям о разоружении и умиротворении» — Т. I наст. изд., с. 484). Письмо барона де Бай по поводу книжного обмена было адресовано С. С. Слуцкому (см. об этом в письме 60), который, явно по инициативе Н. Ф. Федорова, сообщил французскому археологу о данном проекте. Отрывок из письма барона де Бай И. М. Ивакин привел в своем обращении к Л. Н. Толстому (Т. IV наст. изд., с. 657). Само письмо не разыскано.
58 Все сказанное в данном и предыдущем абзаце является откликом на статью «Возможно ли искусственное произведение дождя» («Московские ведомости», 15 ноября 1891, № 316, подпись «Я.»; помещена в рубрике «Научные заметки»). Статья, начинавшаяся с констатации первостепенной важности для сельского хозяйства вопроса об искусственном вызывании дождя, подробно описывала опыты, произведенные в Техасе в августе 1891 г. (средства на них — 10000 долларов — были выделены правительством Северо-Американских соединенных штатов). Автор статьи поведал о первых воодушевлявших успехах, о восторгах публики и прессы, о намерениях устроителей опытов добиться выделения от министерства земледелия колоссальных сумм «на делание дождя»; не умолчал и о том, как некоторое время спустя «приятные вожделения успеха» были отравлены публичным заявлением «некоего Даниэля Регльса из Виргинии», сообщившего, что опыты 1891 г. не открыли ничего нового, а их инициаторы сенатор Чарльз Форуэль и генерал Дайренфорс попросту «узурпировали» его, Регльса, права как изобретателя. В доказательство своей правоты Регльс «представил полученную им за № 230 от 13 июля 1880 года привилегию на искусственное произведение дождя» (автор газетной статьи несколько иронизировал над «привилегией Регльса», говоря, что в Америке «привилегии берутся ежедневно чуть не сотнями») и опубликованное в том же году в журнале «Scientific American» описание своего способа, почти тождественного тому, который был применен летом 1891 г. в Техасе. Спустя же еще некоторое время в «Scientific American» было напечатано письмо одного из старожилов Техаса, который, опираясь на данные местных обсерваторий, показывал, что в дни успешных опытов — 9 и 26 августа — дожди шли и в других районах Техаса, причем без всякой искусственной стимуляции.
Далее автор статьи «Московских ведомостей», констатируя несостоятельность «опытов Форуэля и Дайренфорса», приводил мнение доктора Эдвина Гоустона, известного американского метеоролога, выдвинувшего свою теорию дождеобразования. Э. Гоустон подтверждал, что «хорошие взрывы могут помочь дождю», однако для успешности опытов, указывал он, необходим ряд условий, в том числе: усовершенствованная техника и определенное состояние атмосферы, данные о котором можно получить лишь заведя «целые ряды метеорологических станций на воздухе», т. е. имея «целые серии привязанных к известному месту аэростатов, которые или поднимали бы метеорологов-наблюдателей, или были бы снабжены» всеми необходимыми инструментами и приспособлениями, передающими фиксируемые данные на землю. Статья заканчивалась выводом о том, что вопрос об искусственном вызывании дождя на данный момент еще далек от разрешения.
59 Печатается по: ОР РГБ, ф. 657, к. 4, ед. хр. 9, лл. 15-16 об. (копия рукой Н. П. Петерсона — там же, лл. 14, 17). Заметка написана не ранее осени 1891 г. В ней Федоров рассматривает проекты искусственного вызывания дождя и международного книгообмена в перспективе «дальней цели» — регуляции, «обращения слепого хода природы в разумный» (подробнее см. в примеч. 5 к разделу «Библиотеки и музейно-библиотечное образование» — Т. III наст. изд., с. 666). Мысль о регуляции как радикальном пути решения «продовольственного вопроса» противопоставляется здесь паллиативным, с точки зрения Федорова, мерам, предложенным Толстым в статьях «Трудолюбие, или торжество земледельца» (см. примеч. 10 к «Статьям о Л. Н. Толстом» — Т. II наст. изд., с. 489) и «Страшный вопрос». Подробно эта мысль была развита в работе Н. Ф. Федорова «В защиту дела и знания...» («"Неделание" ли или же отеческое и братское дело?»); там же см. объяснение словосочетания «забавный вопрос» (Т. II наст. изд., с. 351-357).
60 Речь идет об арийцах. В исторической науке с середины XIX в. термин «арийцы» употреблялся для обозначения народов, принадлежавших к индоевропейской языковой общности (в настоящее время применяется лишь к племенам и народам, говорившим на индоиранских языках).
61 Франко-русский союз, оформленный соглашением 1891 г. и секретной военной конвенцией 1892 г., был направлен прежде всего против Германии, стоявшей во главе Тройственного союза. Федоров противопоставляет военно-политическому союзу двух народов их союз против «общего всем врага» — «слепой силы природы», — к которому могут присоединиться все другие народы.
62 Речь идет о «Протесте против антисемитского движения в печати», текст которого был написан В. С. Соловьевым в 1890 г. в связи с распространившимися слухами о подготовке проекта об ограничении правового положения евреев в России. Протест собрал более 50 подписей, в том числе Л. Н. Толстого и ряда профессоров Московского университета.
63 См. примеч. 12 к «Статьям о Л. Н. Толстом» — Т. II наст. изд., с. 489.
64 Печатается по: ОР РГБ, ф. 657, к. 8, ед. хр. 66, л. 1, 2-2 об. (копия рукой Н. П. Петерсона — к. 3, ед. хр. 4, л. 363). Заметка — один из полемических откликов Н. Ф. Федорова на статью Л. Н. Толстого «Неделание» (см. примеч. 33 к «Статьям о Л. Н. Толстом» — Т. II наст. изд., с. 490).
65 Цитата из статьи «Неделание» (Толстой. 29, 184).
66 В статье «Неделание» Л. Н. Толстой отвергал утверждение Э. Золя, высказанное в его обращении к французской молодежи, о благотворном, облагораживающем воздействии труда, о труде как средстве укрепления добрых начал в душе человека («сознанный труд, муравьиная гордость своим трудом делает не только муравья, но и человека жестоким»). Писатель подчеркивал, что «труд так же мало может быть добродетелью, как питание. Труд есть потребность, лишение которой доставляет страдание, но никак не добродетель. [...] Труд не только не есть добродетель, но в нашем ложно организованном обществе есть большею частью нравственно анестезирующее средство вроде курения или вина, для скрывания от себя неправильности и порочности своей жизни» (Толстой. 29, 187).
67 Л. Н. Толстой переехал в Москву с семьей осенью 1881 г. Одним из самых тяжелых впечатлений первых месяцев был контраст роскоши и нищеты, бедственное положение городских низов. С целью обратить внимание общественности Москвы на тысячи нуждающихся бедняков и привлечь к делу помощи им как можно большее количество интеллигенции и людей состоятельных, 20 января 1882 г. писатель выступил в печати со статьей «О переписи в Москве», в которой призывал вывести предстоявшую перепись населения города за рамки бездушной статистики и присоединить к переписи «дело любовного общения» счетчиков и их добровольных помощников со всеми несчастными, больными и голодными, положив начало деятельной заботе о последних. Однако, несмотря на активное участие самого Толстого и лиц, откликнувшихся на его призыв, в переписи (она состоялась 23-25 января 1882 г.), задуманный им план помощи народу осуществлен не был.
68 Федоров имеет в виду обострившееся в период духовных исканий Л. Н. Толстого начала 1880 х гг. сомнение в «спасительности» научного знания, в нужности теоретической, «кабинетной» науки, оторванной от религиозно-нравственного идеала. Это сомнение неоднократно высказывалось писателем в его сочинениях, хотя, критикуя отвлеченную науку, которая ничего не дает для жизни (среди «бесполезных» наук на одном из первых мест для писателя стояла астрономия), Толстой и не называл имя Коперника. Особенной остроты критика «господской науки» достигла в последние годы жизни писателя (см. статью «О науке» и связанные с ней письма А. А. Шкарвану в январе 1910 г.). И здесь Толстой, говоря о «ничтожестве» «нашей науки», уже ополчается и на Коперниканскую систему: «Неученый, большей частью рабочий человек, который видит почти всегда восход и заход солнца, говорит и думает, что день и ночь бывает оттого, что, как он это ясно видит, солнце выходит с одной стороны из-за леса или из-за поля, а ночь бывает, когда оно с другой стороны заходит. [...] Ученый же, так называемый "образованный" человек, хотя сам и редко видит восход солнца, [...] говорит и думает, что день и ночь бывает оттого, что вертится земля около своей воображаемой оси, а зима и лето оттого, что вся земля вертится по воображаемой орбите вокруг солнца [...]. Как ни остроумна Коперникова система и как ни забавны могут быть для праздных людей их, с помощью сотни миллионов стоящих обсерваторий и телескопов, исследования туманных пятен и каналов на Марсе и т. п., нельзя не признать каждому добросовестному и серьезному человеку того, что знания мужика о том, что происходит на небе, суть действительные, но самостоятельные знания, знания же ученого суть и сомнительные, и несамостоятельные, и очень гадательные, и ни на что, кроме как на препровождение времени богатых людей, не нужные знания» (Толстой. 81, 33-34).
Ср. также свидетельство В. С. Соловьева в письме Н. Н. Страхову от 19 октября 1884 г.: «Сегодня у того же Афанасия Афанасьевича (Фета. — Сост.) виделся с Л. Н. Толстым, который, ссылаясь на одного немца, а также и на основании собственных соображений, доказывал, что земля не вращается вокруг солнца, а стоит неподвижно и есть единственное нам известное "твердое" (sic) тело, солнце же и прочие светила суть лишь куски света, летающие над землею по той причине, что свет не имеет веса.
Я в принципе ничего против этого не имею, но относительно оснований сомневаюсь и советовал ему обратиться к Бредихину (астроному), а также написать Вам, но он возражал, что Вы слишком влюблены в науку и будете спорить» (Соловьев. Письма. I, 19).
69 См. примеч. 83 к «Статьям о разоружении и умиротворении» — Т. II наст. изд., с. 485.
70 Против евангельского свидетельства о вознесении Спасителя, а также против представлений церкви о втором пришествии и страшном суде Л. Н. Толстой высказывался в работах «В чем моя вера» (1884) и «Исследование догматического богословия» (1879—1884), утверждая, что эти положения христианской религии (наряду с догматами Троицы и воскресения) обращают мысль и сердце верующих за пределы мира и тем отвлекают от насущного нравственного смысла «благой вести», призывающей к совершенствованию здесь, на земле.
71 В своих статьях и заметках о Л. Н. Толстом Н. Ф. Федоров часто упоминает эти два его высказывания. Первое из них было произнесено во время совместного посещения писателем и философом в 1882 г. всероссийской промышленно-художественной выставки. Как вспоминал Федоров, на выходе Толстой сказал, указывая на здание выставки: «Динамитцу бы!» Сцена, сопровождавшая второе высказывание, в разных вариантах передавалась мемуаристами и исследователями, писавшими о взаимоотношениях Л. Н. Толстого и Н. Ф. Федорова. А. С. Пругавин, историк, исследователь старообрядчества, вспоминал о ней так: «Библиотечные залы Румянцевского Музея, в Москве. Длинные ряды высоких, громадных шкафов, с верху до низу унизанных книгами всевозможных форматов, в различных переплетах. [...]
Через залы проходит высокий, бодрый господин лет 55 ти, с глубоко сидящими глазами, которые вспыхивают, как огоньки, и сверлят, как буравчики. Его провожает старик лет 60, бедно одетый, в старом потертом, наглухо застегнутом не то длинном пиджаке, не то в коротком пальто [...]
Высокий господин окинул глазами бесконечные ряды полок с книгами и затем, заглянув в лицо своего спутника, проговорил:
— Ах, если б все это... сжечь!
Как гром в ясный день, эти слова поразили старика. Точно ужаленный, он схватился за голову и закричал: — Боже мой!... Что вы говорите!.. Какой ужас!..
Этот старик был Николай Федорович Федоров, библиотекарь и библиограф Румянцевского музея, которого знала и высоко ценила вся интеллигентная Москва. А высокий господин, как наверное уже догадался читатель, — Лев Николаевич Толстой.
Это было в начале 80 х годов [...] Я видел Николая Федоровича несколько дней спустя после только что описанной сцены. Всегда спокойный, добродушный, приветливый, — на этот раз он весь горел, кипел и негодовал.
— Нет, послушайте, — обращаясь ко мне, говорил он с глубоким волнением, — каков Лев-то Николаевич! Что он мне сказал! Ведь вы только подумайте!.. [...]
— Толстой просто пошутил, это совершенно ясно, — с убеждением сказал один из библиотекарей, присутствовавший при этом разговоре.
Но замечание это только подлило масла в огонь.
— Да разве этим можно шутить?! — с горечью и укоризной воскликнул Николай Федорович.
— Ему просто вздумалось поразить вас, попугать... У него есть эта Печоринская черточка, — говорил тот же библиотекарь.
Николай Федорович махнул рукой и принялся рыться в карточном указателе.
— Печоринская черточка, — бормотал старик, — но ведь он, слава Богу, не Печорин, а Лев Толстой.
— Ведь вы же всегда любили Толстого, — заметил я Николаю Федоровичу.
— Да я и сейчас его люблю, — отвечал старик тоном, в котором слышалась глубокая искренность. — Я совершенно уверен, что Лев Николаевич никогда ни одной книги не сожжет... Об этом, разумеется, и речи не может быть. Только уж очень он поразил меня своими словами».
Далее в своих воспоминаниях А. С. Пругавин приводил комментарий на вышеописанный эпизод одного из толстовцев, который не только не счел слова Толстого эпатажем, но указал, что в них, пусть и в резкой форме, пусть и «от противного», высказана излюбленная мысль писателя о «едином на потребу» («зачем все эти книги, зачем все эти библиотеки, когда есть Евангелие, в котором так полно изложено все то, что нужно для жизни и счастия людей?») и о губительности ложно направленной, часто поверхностной и растлевающей культуры (А. С. Пругавин. О парадоксах Л. Н. Толстого // Сборник воспоминаний о Л. Н. Толстом. М., 1911, с. 6-9).
Федорова возмущал выразившийся в двух этих сценах культурный «нигилизм» Толстого. Сам философ, так же как и Толстой, критиковал секуляризованную культуру и литературу Нового времени (см., в частности, статью «Музей, его смысл и назначение» в Т. II наст. изд.), так же как и Толстой, порицал ложные ориентиры современной цивилизации (см. статью «Выставка» в Т. I наст. изд.), но при этом призывал не к разрушению цивилизации и культуры (толстовское «Динамитцу бы!» и «Сжечь бы все эти книги!»), а к их христианизации, направлению на благое, божеское дело. Кроме того, к книге и библиотеке мыслитель относился особым образом: «книга была для него святыней, надгробным памятником, отпечатком жизни умершего автора, который должен быть со временем восстановлен, воскрешен и воссоздан» (А. К. Горностаев (А. К. Горский). Перед лицем смерти. Л. Н. Толстой и Н. Ф. Федоров. Харбин, 1928, с. 7). Отсюда — восприятие второй фразы Толстого как святотатства.
72 Печатается по: ОР РГБ, ф. 657, к. 8, ед. хр. 1, л. 36-36 об.
73 Печатается по: ОР РГБ, ф. 657, к. 7, ед. хр. 72 (копия рукой Н. П. Петерсона — к. 3, ед. хр. 4, лл. 99-100). Заметка написана в начале 1894 г. (зимой или весной) в период очередного этапа работы над статьей «В защиту дела и знания...». Поводом к заметке послужил выход в свет сочинения Л. Н. Толстого «Царство Божие внутри вас» (см. примеч. 34, 35 к «Статьям о Л. Н. Толстом» — Т. II наст. изд., с. 490-491), разбор которого Федоров намеревался поместить в своей статье.
Позиция Н. Ф. Федорова по отношению к учению Л. Н. Толстого о непротивлении, заявленному в этом сочинении, в ранее изданном трактате «В чем моя вера», а также в целом ряде последующих статей, была резко негативной. Развивая тезис о неправедном и насильственном основании всякой государственной власти, которая противоречит христианской морали и узаконивает насилие и убийство в виде судебных приговоров, расправы над преступниками, войн и т. п., Толстой утверждал, что единственно возможной и нравственно оправданной позицией в таких обстоятельствах должно стать неподчинение неправедным законам: отказ от исполнения воинской повинности, уплаты налогов, участия в судебных разбирательствах и т. д. Федоров же в своей полемике с писателем развивал мысль о том, что призыв к непротивлению не только не устраняет зла в мире, но, напротив, способен усилить противостояние и вражду, и нужно не пассивное лишь «неучастие» в делах тьмы, в суде над ближним, в насилиях и убийствах, а сознательный труд «искупления всеобщего греха», восстановления «жизни всех умерших поколений». Нужно не разрушать созданные долгим трудом истории государственные и общественные структуры, а дать им должное, благое развитие, наполнить их деятельность активно-христианским содержанием, обратить на служение божескому делу. Тем более, что механическая отмена сдерживающих механизмов власти при нынешнем нравственном состоянии человечества и невозможна; для этого нужен, с одной стороны, довольно долгий период воспитания, внутреннего роста, а с другой — объединение в труде не только внешней, но и внутренней регуляции, работа над несовершенной, смертной природой человека, неизбежно рождающей зло индивидуальное и социальное. Мгновенное прозрение, на которое уповал Толстой, столь любивший повторять: «Только бы поняли люди...», — для Федорова не более чем утопия.
74 См. брошюру В. А. Кожевникова «Бесцельный труд, "не-делание" или дело? Разбор взглядов Эмиля Золя, Александра Дюма и графа Л. Н. Толстого на труд» (М. 1893). О содержании брошюры см. примеч. 40 к «Статьям о Л. Н. Толстом» — Т. II наст. изд., с. 491.
75 В начале статьи «В защиту дела и знания...» Федоров помещал названия тех сочинений Толстого, которые разбирались им по ходу текста. «