Geum.ru

А. Г. Гачевой и С. Г. Семеновой

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   18   19   20   21   22   23   24   25   ...   43
Недуманые», или торжество невежества — так Н. Ф. Федоров иронически называл статью Л. Н. Толстого «Трудолюбие, или торжество земледельца», посвященную одноименному сочинению крестьянина Т. М. Бондарева (см. примеч. 10, 12, 13 к «Статьям о Л. Н. Толстом» — там же, с. 489).

76 «Царство Божие внутри вас» на русском языке и в немецком переводе было напечатано в Германии в начале января 1894 г.: русский текст в издательстве Августа Дейбнера в Берлине, немецкий текст — в издательстве «Deutsche Verlagsanstalt» в Штутгарте.

77 доказательство от абсурда (лат.).

78 На французском языке сочинение Толстого появилось раньше других изданий: «Le salut est en vous». Paris, 1893.

79 Под этим названием помещены три заметки, дополняющие статью Н. Ф. Федорова «В защиту дела и знания...». Летом 13 августа 1894 г. переписанная Н. П. Петерсоном набело статья была отправлена из Воронежа к В. А. Кожевникову, взявшему на себя труд представить ее в цензуру. Заметки, содержащие размышления Федорова по поводу статьи и планы возможных дополнений, написаны уже в Москве после этой даты. Первая из этих заметок перекликается с письмом к Н. П. Петерсону (от конца августа — начала сентября 1894). Текст ее печатается по: ОР РГБ, ф. 657, к. 8, ед. хр. 76, лл. 1-1 об., 4-4 об. (копия рукой В. А. Кожевникова — к. 3, ед. хр. 3, лл. 316-317). На листах оригинала в правом верхнем углу — помета общности текста с другими заметками к статье: «К разбору дела и неделания».

Поводом к написанию заметки стало появление в зарубежной печати работы Л. Н. Толстого «Христианство и патриотизм» (во франц. пер.: «L'esprit chrétien et le patriotisme» (Христианский дух и патриотизм) // Journal de Débats, 1894, май; отд. изд.: Paris, 1894). В этой работе Л. Н. Толстой чрезвычайно резко отозвался о патриотической кампании в русской и французской прессе, вызванной заключением франко-русского союза и торжествами по случаю прибытия в начале октября 1893 г. русской эскадры в Тулон. Неумеренные изъявления восторга, повальная экзальтация толпы, преувеличенные выражения «внезапно вспыхнувшей» любви русского и французского народа друг к другу в официальной прессе и частных письмах и телеграммах, в обилии печатавшихся тогда на страницах газет, — все это казалось писателю «злой ложью», напоминало «психопатическую эпидемию», а в настойчиво повторявшихся речах о мире виделось умело скрываемое молчание о возможной войне с теми государствами, которые находятся вне рамок союза и являются потенциальными врагами России и Франции. Толстой повторял высказанный еще в сочинении «В чем моя вера» вывод о несовместимости чувства патриотизма, которое есть «не что иное, как предпочтение своего государства или народа всякому другому государству и народу», с христианскими нравственными нормами. «Патриотизм, — утверждал он, — мог быть добродетелью в древнем мире, когда он требовал от человека служения наивысшему — доступному человеку того времени — идеалу отечества» и вызывался необходимостью защиты своей земли и населения от варварских набегов. В мире же, преображенном христианским просвещением, «патриотизм стал уже не только не нужен», но является «единственным препятствием для [...] единения между народами» и активно эксплуатируется правящими кругами для достижения политических и экономических целей, не имеющих ничего общего с христианством (Толстой. 39, 61-63). Н. Ф. Федоров в своей реплике исходит из собственного понимания патриотического чувства, которое не в последнюю очередь растет из «любви к отеческим гробам», — и именно это чувство любви к ушедшим, к отцам и предкам, по убеждению мыслителя, должно составить основу истинного, активно-христианского патриотизма, любви «всех сынов как одного сына ко всем отцам как одному отцу», вдохновляющей не на борьбу с себе подобными, а на истребление «последнего врага», смерти.

80 Ин 10:30,5:17.

81 См. примеч. 75.

82 Федоров имеет в виду следующее место «Исповеди» Л. Н. Толстого (1879—1882): «Когда-нибудь я расскажу историю моей жизни — и трогательную, и поучительную — в эти десять лет моей молодости. [...] Без ужаса, омерзения и боли сердечной не могу вспомнить об этих годах. Я убивал людей на войне, вызывал на дуэли, чтобы убить; проигрывал в карты, проедал труды мужиков; казнил их, блудил, обманывал. Ложь, воровство, любодеяние всех родов, пьянство, насилие, убийство...» (Толстой. 23, 4-5).

83 Федоров ссылается на одну из глав книги философа и социолога Льва Александровича Тихомирова (1852—1923) «Борьба века» (М., 1895), первоначально печатавшейся «отдельными фельетонами» в газете «Московские ведомости» осенью 1894 г. Анализируя генезис и историческую судьбу революционной идеи, указывая на ее несомненный, хотя и искаженный, религиозный пафос (мечта о совершенном устроении жизни, чаяние «земного всеблаженства»), Л. А. Тихомиров в то же время подчеркивал деструктивные черты, подспудно присутствующие во всяком революционном идеале, поскольку осуществление его мыслится лишь путем тотального разрушения прежнего уклада, — что в конечном счете неизбежно ведет к анархизму. Учение Л. Н. Толстого публицист как раз и рассматривал как закономерное следствие эволюции революционной идеи, когда нигилистический принцип осуществлен последовательно и доводится до своего логического предела. Анархисты отрицают общество, но признают культуру, «отрицают жизнь в очевиднейших законах ее, которые проявляются в обществе» и одновременно «как дети хватаются за ничтожнейшие радости этой отрицаемой ими жизни», «отрицают власть, а сами практикуют насилие» и рвутся к той же власти, Толстой же отрицает и общество, и культуру, и радости жизни, и власть. При этом его анархизм пассивен и в этом смысле «для социального мира гораздо страшнее динамитного анархизма, ибо вносит в общество не острые кризисы, не оживляющую борьбу, а безнадежное мертвое гниение», подтачивает его изнутри. Финальной же вехой анархизма и отрицания станет, по мысли Тихомирова, «идея уничтожения мира», «какая-нибудь вариация Гартмана, переработанная каким-нибудь сумасшедшим, который бы сумел дать этой идее контуры, соответствующие настроению наследников толстоизма» (Л. А. Тихомиров. Борьба века, с. 23—24, 27). Раскрывая тезис о пассивном анархизме, к которому сводится толстовское учение «о непротивлении», Л. Тихомиров ссылался на книгу врача и публицистки Марии Михайловны Манасеиной (?—1903) «Пассивная анархия и граф Лев Толстой (Царство Божие внутри вас)», вышедшую на французском языке в Париже в 1894 г.: Marie de Manasséine. L'anarchie passive et le comte Leon Tolstoi (Le salut est en vous). Paris, 1894.

84 Печатается по: OP РГБ, ф. 657, к. 8, ед. xp. 76, лл. 2-3 об. (копия рукой Н. П. Петерсона — к. 3, ед. хр. 3, лл. 317-318). В правом верхнем углу — помета общности текста с другими заметками к работе «В защиту дела и знания»: «К разбору статьи "В защиту дела и знания" (к предисловию)». Эпиграф «Отец Мой доселе делает и Я делаю» с развернутым на него толкованием Н. Ф. Федоров предпосылал своей работе (см. письмо 88). В. А. Кожевников в одном из ответных писем предложил опустить толкование, что вызвало недоумение Федорова (см. письмо 90). Данная заметка написана по поводу обсуждения вопроса об эпиграфе и почти полностью была воспроизведена Н. Ф. Федоровым в письме к В. А. Кожевникову от 20 августа 1894, фактически послужив его черновиком.

85 Речь идет о статье Н. Ф. Федорова, в окончательном варианте получившей название «Выставка 1889 года, или наглядное изображение культуры, цивилизации и эксплуатации, юбилей столетнего господства среднего класса буржуазии или городского сословия, и чем должна быть выставка последнего года XIX или первого года XX, точнее же, выставка на рубеже этих двух веков; что XIX век завещает XX? К проекту юбилейной столетней выставки» (см. Т. I наст. изд.).

86 Статья о Качимской школе (церковно-приходской школе в с. Мордовский Качим Пензенской губ. — см. примеч. 56 к «Отечествоведению» — Т. III наст. изд., с. 596-597), варианты которой были набросаны Н. Ф. Федоровым в письмах 78, 79, вошла в статью мыслителя «О значении обыденных церквей…» (см. Т. III наст. изд.).

87 Перед этим текстом зачеркнут следующий абзац: «Конечно, не полезно только, а совершенно необходимо всем, какие бы они ни занимали должности, знать, какого дела и кого они составляют искажение».

88 Печатается по: OP РГБ, ф. 657, к. 6, ед. xp. 68, л. 16 об.

89 Федоров имеет в виду то место XI главы сочинения «В чем моя вера», где Л. Н. Толстой рисует картину кризисного духовного состояния современного мира, в котором завершается процесс секуляризации всех сфер человеческого бытия, и сравнивает нынешнее человечество с «только что родившимся ягненком», который «мечется, суетится, кричит, толкается» и может пропасть, «если не возьмется за соски матери». «Дело, которое предстоит теперь миру, — по словам писателя, — состоит в том, чтобы понять, что процесс прежнего бессознательного питания пережит и что необходим новый, сознательный процесс питания», новое совершеннолетнее отношение к жизни, к Богу (Толстой. 23, 449). Под «Критическим разбором» Н. Ф. Федоров, вероятно, имеет в виду «Исследование догматического богословия», которое при первой публикации (т. I — Женева, 1891, т. II — Женева, 1896) вышло под заглавием «Критика догматического богословия». Полемически разбирая основные вероучительские истины христианства, Л. Н. Толстой по поводу трактовок некоторых из них (искупление, представление «о Боге как судье и мздовоздаятеле» и «о прославлении праведников на небеси») замечал, что согласиться с ними и принимать их как должное можно лишь «слабоумным людям», либо «самым грубым», либо только в детстве и отрочестве, имея от роду «пятнадцать лет» (Толстой. 23, 198, 277).

90 Печатается по: OP РГБ, ф. 657, к. 7, ед. xp. 31 (копия рукой Н. П. Петерсона — к. 3, ед. хр. 4, лл. 35-36).

91 Федоров имеет в виду предпоследний абзац своей заметки «Еще об историческом значении царского титула», вошедшей в работу «Самодержавие», со слов «для чего нужно это собирание, это совокупление сил всех народов в одну силу, если завоевание не есть цель?» (см. Т. II наст. изд., с. 4-5). Упоминание данной заметки, написанной в мае — начале июня 1895 г. и напечатанной в № 7 «Русского архива» за 1895 г., позволяет датировать заметку «В сыне человеческом дан не только долг…» временем не ранее июля—августа 1895 г., поэтому в блоке статей о Толстом она помещена после заметок, связанных с сочинениями «Царствие Божие внутри вас» и «Христианство и патриотизм», вышедшими в свет позднее статьи «Религия и нравственность».

92 Здесь и ниже Н. Ф. Федоров полемизирует со статьей Л. Н. Толстого «Религия и нравственность» (впервые опубликована на нем. языке в журнале «Für Ethische Kultur» (1893, №№ 52, 53, 1894, №№ 1, 3), на русском языке, с цензурными пропусками и искажениями, в журнале «Северный вестник» (1894, № 1) под заглавием «Противоречия эмпирической нравственности»). Стремясь определить, что такое истинная религия, Толстой вычленял три основных мироотношения, сложившихся в истории человечества и давших основание всем мировым религиям: «личное, состоящее в признании смысла жизни в благе личности», «независимо от того, насколько страдает от этого благо других существ», «общественное», признающее назначение жизни «не в благе отдельной личности, а в благе известной совокупности личностей: семьи, рода, народа, государства, и даже человечества (попытка религии позитивистов)» и, наконец, «христианское, признающее смысл жизни в служении Пославшему человека в мир» и тем самым требующее «отречения от своей личности и от совокупности личностей для служения Богу» (Толстой. 39, 8, 9, 19). Объем этого служения в данной статье никак не раскрывался Толстым, что и вызвало критику Федорова, который к тому же считал, что христианство не умаляет «личное» и «общественное», а, напротив, дает образец единственно возможной формы гармоничного, «неслиянно-нераздельного» взаимодействия между «я» и «другими» («по типу Троицы»). «Служение же Пославшему человека в мир» сам мыслитель полагал в исполнении высших чаяний христианства (всеобщего воскрешения и обожения), причем такое исполнение дало бы оправдание и личности, и обществу («жить не для себя и не для других, а со всеми и для всех, со всеми живущими для воскрешения всех умерших»).

93 По Толстому, первое, «первобытное личное» мироотношение легло в основу язычества («право личности на наслаждение»), буддизма («право личности на отсутствие страданий»), даосизма, магометанства, «новейшего спиритизма»; второе, «языческое общественное, или семейно-государственное» — в основу «китайской и японской религии», иудаизма и римского язычества, а также «церковно-государственного» православия; третье, «христианское, или божеское» — присутствовало в пифагореизме, в религии древнего Египта, в ряде христианских рационалистических сект, к нему же Толстой, «по умолчанию», относил и собственное учение о жизни (Толстой. 39, 8-9). «Неверная характеристика» первого типа религиозного сознания, характеризовавшего, по Толстому, все древние культы, — эгоизм, стремление к личному наслаждению, к земному, чувственному удовольствию, при забвении блага других людей. Для Федорова, в основе первых религиозных культов лежит сознание смертности, печалование по умершим (см. статью «Горизонтальное положение и вертикальное — смерть и жизнь» в Т. II наст. изд.).

94 «Всякий человек, проснувшись к разумному сознанию, не может не видеть, что все вокруг него живет, возобновляясь, не уничтожаясь и неуклонно подчиняясь одному определенному вечному закону, а что он только один, сознавая себя отдельным от всего мира существом, приговорен к смерти, к исчезновению в беспредельном пространстве и бесконечности времени [...]» (Толстой. 39, с. 7).

95 Там же, с. 6. В начале своей статьи Толстой выступал против укоренившегося в «современной культурной толпе» мнения, что «сущность всякой религии состоит в происшедшем от суеверного страха перед непонятными явлениями природы олицетворении, обоготворении этих сил природы и поклонении им». «Если люди боялись грома и молнии, то они бы и боялись грома и молнии, но для чего они придумали какое-то невидимое сверхъестественное существо, Юпитера, которое где-то находится и кидает иногда в людей стрелами? Если люди были поражены видом смерти, то они и боялись бы смерти, а для чего же они "придумали" души умерших, с которыми стали входить во воображаемое сношение?» (там же, с. 5—6).

96 Под этим заглавием соединены две заметки Н. Ф. Федорова, относящиеся к статье Л. Н. Толстого «Приближение конца» (1896), в которой писатель выступал против воинской повинности и призывал «всех честных и разумных людей» к отказу от военной службы (Толстой. 31, 78-86). Первая заметка печатается по: ОР РГБ, ф. 657, к. 7, ед. хр. 46 (копия рукой В. А. Кожевникова с поправками Н. П. Петерсона — к. 3,ед. хр. 4, л. 140).

97 Федоров имеет в виду толкование на текст «Блаженны нищие духом» (Мф. 5:3) из сочинения Л. Н. Толстого «Соединение и перевод четырех Евангелий». Отвергая каноническое толкование «нищие духом» — имеющие «смиренное понятие о своих духовных качествах», Толстой указывал на прямое значение слова «нищий»: «бездомовник», «бродяга». «Иоанн был нищий, бродяга. Иисус всю жизнь был бродягой. Иисус и учит, что богатым нельзя войти в Царство Божие. [...] И начинается Нагорная проповедь тем, что блаженны бродяги [...]», т. е. те, которые отреклись «от всех форм жизни» и не заботятся о плотском (Толстой. 24, 199-200, 215).

98 Федоров имеет в виду рассказ Л. Н. Толстого «Много ли человеку земли нужно» (1886), вошедший в «Четвертую русскую книгу для чтения». Его герой, мужик Пахом, мечтавший о хорошем земельном наделе («будь земли вволю, так я никого, и самого черта, не боюсь»), погибает, стремясь завладеть большим участком земли, который он, по уговору, должен обойти до заката солнца. Надорвавшегося Пахома хоронит его работник — роет ему «могилу, ровно насколько он от ног до головы захватил — три аршина» (Толстой. 25, 68, 78).

99 Печатается по: ОР РГБ, ф. 657, к. 9, ед. хр. 50 (копия рукой В. А. Кожевникова с поправками Н. П. Петерсона — к. 3, ед. хр. 4, л. 140). Ср. данную фразу с характеристикой, данной Л. Н. Толстому позднее в работе «Супраморализм»: «В Толстом [...] является мститель за отмену крепостного права, — он жаждет разрушения государства и под маской крайнего либерализма призывает к отказу от воинской повинности, к неплатежу податей, без которых государство существовать не может» (Т. I наст. изд., с. 417).

100 В конце октября 1895 г. В. М. Владиславлев (см. примеч. к письму 105 (преамбула)) обратился к Л. Н. Толстому с предложением подписаться под адресом, составленным сослуживцами Н. Ф. Федорова и читателями библиотеки Румянцевского музея в надежде убедить его не покидать своей должности (в 1895 г. Н. Ф. Федоров в очередной раз намеревался выйти в отставку, считая себя, по старости, уже неспособным надлежащим образом исполнять свои обязанности и не желая откладывать далее приведение в порядок своих бумаг — см. письма 101-103, 108, 109, 111). Л. Н. Толстой благодарил за обращение и с радостью согласился подписать адрес (см. его письмо В. М. Владиславлеву от 2 ноября 1895 г. (Толстой. 68, 246-247)). 8 ноября 1895 г. адрес был прислан Толстому и им подписан, «однако поднесен он не был, так как Федоров, чтобы избежать подношения адреса, согласился продолжать работать в библиотеке» (там же, с. 247).

101 Статья «Что такое добро» и следующая за ней «Об истине и красоте в статье Толстого "Что такое искусство?"» примыкают к статьям и заметкам эстетического содержания, опубликованным во II томе «Философии общего дела». Обе они были написаны в Воронеже летом 1898 г. В конце мая — июне этого года Н. Ф. Федоров работал над статьей «О Коперниканской науке и Птоломеевском искусстве, и о том, как может разрешиться противоречие между ними» (см. письмо 145 и примеч. 6 к нему). 8 июля 1898 г. в совместном письме Н. Ф. Федорова и Н. П. Петерсона к В. А. Кожевникову сообщалось, что «на днях» они познакомились со 2 ой частью трактата Л. Н. Толстого «Что такое искусство?» (напечатан в «Вопросах философии и психологии»: 1897, № 5; 1898, № 1) и Николай Федорович намерен довести свою статью, которая, как оказалось, «будто прямо написана против статьи Толстого», до сведения писателя.

В то время как Н. П. Петерсон занимался перепиской статьи «О Коперниканской науке и Птоломеевском искусстве», Н. Ф. Федоров начал новую статью «Что такое добро», ставшую непосредственным откликом на трактат Толстого. Уже 11 июля она была закончена и на следующий день отослана В. А. Кожевникову. Однако отправлять ее самому Толстому Н. Ф. Федоров тогда не стал, сочтя, что статья нуждается в «некоторых дополнениях и исправлениях» (письмо 150). Мыслитель решил подождать личной встречи с В. А. Кожевниковым, который вскоре собирался в Воронеж, и совместно обсудить текст статьи и сопроводительного письма. Судя по краткому изложению содержания сопроводительного письма в письме 150, именно из него в конечном итоге выросла вторая статья — «Об истине и красоте в статье Толстого "Что такое искусство?"».

В. А. Кожевников посетил Воронеж в конце июля. Состоялось ли тогда планировавшееся обсуждение, мы не знаем. В августовских письмах к Кожевникову вопрос об ответе Толстому не поднимался. Однако в конце августа Н. Ф. Федоров, уже вернувшийся в Москву, затронул его в письме к Н. П. Петерсону (письмо 155). Из этого письма явствует, что Н. Ф. Федоров и Н. П. Петерсон собирались гектографировать статью «Что такое добро» и другие, с ней связанные. Среди этих статей должна была быть статья «О Коперниканской науке и Птоломеевском искусстве...» и, вероятно, «Об истине и красоте в статье Толстого "Что такое искусство?"», а также «Толстой и братское единение» (последняя была написана как полемический комментарий на определение Толстым задачи искусства; в архиве Н. П. Петерсона сохранились две копии этой статьи, выполненные рукой Н. П. Петерсона на листах того же формата, что и статьи «Что такое добро» и «Об истине и красоте...» (ОР РГБ, ф. 657, к. 3, ед. хр. 3, лл. 202-207); текст этой статьи см. в Т. II наст. изд., с. 338-342)). Однако гектографирование не было осуществлено.

Вопрос о том, были ли вышеупомянутые статьи отправлены Л. Н. Толстому (Н. Ф. Федоров намеревался сделать это через И. В. Денисенко (см. ниже примеч. 117)), пока остается открытым. В собрании Государственного музея Л. Н. Толстого они не обнаружены.

В ОР РГБ сохранились две копии статьи «Что такое добро», сделанные на больших двойных листах рукой Н. П. Петерсона. Одна из них, более ранняя (ОР РГБ, ф. 657, к. 3, ед. хр. 3, лл. 190 об. — 191), выполнена синими чернилами, другая (там же, лл. 188-189) — черными. Ранее текст статьи был опубликован: «Путь», 1933, № 40, с. 3-15; Сочинения 1982, с. 607-610.

Если философско-этические установки Толстого и Федорова решительно разводили их между собой, то отношение к искусству было той областью, где их взгляды отчасти сближались. Общение с Н. Ф. Федоровым в 1880 е гг. — время плодотворных контактов, когда противоречия между двумя мыслителями не были еще так обострены, — во многом способствовало утверждению эстетических взглядов Толстого: вызревала стержневая для писателя мысль о религиозной ориентации искусства, закреплялась та шкала ценностей, на которой идея жизни, ее утверждения, возрастания и совершенствования становилась выше идеи культуры, дающей лишь мнимое увековечение живущему и требующей при этом «страшных жертв трудами, жизнями людскими» (Толстой. 30, 33).

Несомненно, под влиянием бесед с Федоровым в трактате «Так что же нам делать?» (1886) появилось необычное для Толстого определение «самой первой и несомненной» человеческой обязанности как общей борьбы человечества с природой (Толстой. 25, 381) и была дана близкая философу «всеобщего дела» критика сословной, кабинетной науки и самодовлеющего искусства, представители которых, «под видом разделения труда», освобождают себя от этой обязанности. В предисловии к сборнику «Цветник» (1886) писатель особенно подчеркнул деонтологическую функцию искусства: «Все словесные сочинения и хороши и нужны не тогда, когда они описывают, что было, а когда показывают, что должно быть» (