Построена, как ризома: лабиринт, где пересекаются, сосуществуют, борются, примиряются и расходятся противоречивые философские, религиозные и мистические учения
Вид материала | Книга |
- Искусство, наука, религиозные, философские и этические учения разных народов все это, 387.32kb.
- Учения Платона и Аристотеля учения, где взгляд на мир как на целое. Философы стремились, 121.01kb.
- К. Итокава Япония, 471.09kb.
- Сердце Пармы «Сердце Пармы», 4793.83kb.
- Петрозаводский государственный университет, 395.28kb.
- Вопросы по курсу философии, 19.15kb.
- Vi международная научная конференция, 29.14kb.
- Цена: 3380 руб / чел, 96.89kb.
- Конспекты лекций по курсу: «Восток Запад: история сотрудничества, конфликтов, тенденции, 1071.73kb.
- Разъясняет закон, 75.69kb.
33.
«Есть только два вида людей: одни – праведники, которые считают себя грешниками, другие – грешники, которые считают себя праведниками»
Блез Паскаль «Афоризмы. Максимы. Мысли.»
Рада Григорьева знала мужчину лишь раз в жизни – двенадцать лет назад. И так уж случилось, что эта единственная связь принесла плод: через девять месяцев у Рады родился сын. И вот ей тридцать восемь, и она хочет мужчину. Хочет страстно, бешено. Любого, самого завалящего. Считает себя страшной похотливой грешницей.
Мужчины не знакомятся с ней. Может быть, причина тому её полная фигура? Может быть – работа в женском коллективе (Рада – учитель математики в средней школе)? Может быть то, что кроме работы и дома она нигде не бывает? Кто ответит на эти вопросы? Кто утешит и приласкает изголодавшуюся женщину? Кто откроет в ней неиссякаемый жар страсти? Кто?
Судьба дает ей шанс и она попадает в маленькое сообщество таких же несчастных существ, ищущих любовь, бегущих внутренней бессмыслицы, пустоты, одиночества... Шанс этот – группа 31 в УПЭЭМе.
Вечером первого сентября Рада вспоминает своих будущих соучеников и преподавателей. Мечтает о каждом мужчине, включая старого Аркадия Семёновича Бойко. Перебирает их всех в памяти и чувствует разгорающийся огонек в своем лоне...
34.
«Меня не интересует завершение, меня интересует моё существование посредством стихов и то, что я в своей плоти испытываю, находясь как бы между бытием и небытием, подобно мыслящему организму; я чувствую его существование, но у меня каждый раз не приходят в координацию мои ментальные силы, чтобы придать этому существованию форму ясного выражения, чтобы оно заговорило артикулированным голосом. У меня вместо этого получается скрип столкновения абортов.»
Антонен Арто «Неродившийся»
В одном месте апостол Иоанн говорит: если ты знаешь, что Бог слышит твою просьбу, то ты уже имеешь то, что просишь. Ты внутри просьбы уже имеешь то, что попросил, и нет интервала между одним и другим. Точно так же в мысли: нет интервала между явлением её в сознании и тем, о чем эта мысль. На неинтервальность внутри акта мышления указывает постулат Декарта “Cogito ergo sum”. Декарт предупреждал, что это не дедукция, не доказательство, а интуиция. Это и есть живая точка, живое сознание, живая мысль. Вся проблема живого знания состоит в том, что оно, мелькнув на какое-то мгновение, как разряд молнии, уходит на дно сознания, покрываясь какими-то неживыми конструкциями, и нам бывает трудно – на это может уйти вся жизнь – найти себя, установить тождество с самим собой. Тождество с самим собой - штука очень сложная. На подходе к нему человека нередко поджидает безумие, - когда это тождество, кажется вот-вот будет достигнуто, но - рассыпается в прах. На подходе к тождеству с самим собой, человек испытывает колоссальное напряжение и это может длиться годами. Так Ницше много лет жил в напряжении человека, который вот-вот сойдет с ума. А последние годы жизни провел, большей частью, в сумасшедшем доме. В области искусства таким же примером был Антонен Арто, один из основателей французского театра авангарда. Арто тоже мучился проблемой тождества с самим собой, причем не как с проблемой, которую решают интеллектуально: вся его жизнь была этой проблемой, она его раздирала буквально физически и тоже привела к безумию...
Когда человек подходит к этому самому тождеству, он не просто становится им (тождеством), а еще должен измерить глубину возможного небытия. Ты не можешь быть продолжением самого себя: не имея преодоленного опыта отрицания и небытия, ты будешь завален хламом повседневности, превратишься в мертвую марионетку самого себя, а это не жизнь.
Что касается Антонена Арто, то большую часть своей жизни он находился в состоянии невыносимого напряжения, приближения опыта небытия и самотождественности. Он чувствовал себя существом, находящимся в предрождении, которое никак не может родиться. И в своем «театре жестокости» он стремился выразить то, что невозможно передать традиционными средствами. Будучи противником психологического театра диалога, когда на сцене люди просто разговаривают или произносят готовый текст, Арто считал, что на сцене должно происходить нечто совсем иное, поэтому он обращался к восточному театру, мистическому опыту, ритуалам американских индейцев. Проходя опыт хаоса, мы что-то должны из него извлечь, поставив такой вопрос: что мы с собой отождествляем? Ведь то существо, которое обозначено знаком мгновения, непонятно и неизвестно откуда приходит и куда уходит. Мысль, не на шутку вгрызающаяся в этот парадокс, буксует и наступает безумие: безумие постижения или безумие клиническое...
Мне понадобился этот короткий рассказ об Антонене Арто, чтобы пояснить, что творилось в душе Вити Назарова уже несколько лет. Точнее – шесть лет: начались его поиски самотождественности сразу после окончания философского факультета. В сущности, Витя подошел примерно к той же проблеме, что и Костя, - его товарищ по факультативу «Постмодернизм». Только подошел с другой стороны: для обозначения с какой именно и понадобилась история Арто. Через два месяца после Университета, когда Назаров приехал на родину в Нижний Новгород, с ним случилось ошеломляющее переживание тождественности самому себе, которое длилось несколько часов, а потом растаяло, как лужица на солнцепеке. Слова «тождественность самому себе» – пустой звук, по сравнению с тем, что переживал эти несколько часов Витя. Происшедшее настолько перевернуло все его представления о жизни, о философии, которую он так любил, о себе и о самой природе своего восприятия, что Витя поклялся сделать все возможное, лишь бы опять пережить эту самую тождественность себе самому. И не просто пережить, но и жить в этом качестве, ибо после тех нескольких часов, все остальное Витя уже не считал жизнью. Ночами он просиживал в йогических позах, часами сидел в созерцании... С отчаянием, граничащем с безумием, не считаясь с инстинктом самосохранения (два раза он даже довёл себя различными экспериментами до состояния клинической смерти), Назаров перепробовал все методы, которые он находил в древней и современной мистической литературе, - лишь бы достигнуть «взрыва сознания». Тщетно... Казалось бы, он подходил предельно близко к тому самому, но, в последний момент оно ускользало...
На фоне изнурительной борьбы за Жизнь с большой буквы, происходили какие-то события личной жизни. Назаров все шесть лет проработал учителем литературы в школе. Занимался целительством, способности к которому проявились в результате экспериментов со своим сознанием... Дважды был женат и оба раза развелся. Последние два года страдал от неразделённой любви и жил в аскезе и воздержании.
Когда появилась возможность поехать на курсы переподготовки в Петербург, Витя обрадовался, надеясь, что смена обстановки вдруг да поможет ему обрести искомое. Внешне он выглядел и вел себя абсолютно адекватно, но внутри сгорал от подступающего со всех сторон огня безумия. Он научился скрывать этот внутренний жар, это пограничное с сумасшествием состояние размахом от экстаза до исступленного отчаяния, под масками спокойствия, безразличия и даже иронии, что давалось ему, однако, на пределе усилий.
Напряжение слегка смягчилось, когда Назаров приехал в Питер. Нахлынули воспоминания, и город, где прошла его юность, вновь пьянил его.
Поселившись в общежитии УПЭЭМа в воскресенье (в соседней комнате, кстати, остановился Куренной) Витя первого сентября направился в аудиторию, где собиралась 31-я группа. На входе его приветствовал приятный мужчина, назвавшийся Михаилом. Завязалась беседа о спорте. Витя мельком оглядывал своих будущих сокурсников: старался не делать выводы по первым впечатлениям, зная что у него будет достаточно времени, чтобы близко узнать каждого из них.
Что касается женщин, то он думал (по привычке последних двух лет), что они не интересуют его именно как женщины. Тут он ошибался, ибо молодая кровь с затаенной радостью несла по его изнуренному аскезой телу не осознаваемую еще надежду на возможную близость...
Косте Лисовскому Витя очень обрадовался и, после завершения официальной части знакомства, с удовольствием принял его приглашение в гости на завтра.
35.
«Когда я, медитирующее Я, посредством феноменологического эпохе редуцирую себя самого до абсолютного трансцендентального Ego, не становлюсь ли я тогда solus ipse и не остаюсь ли я этим solus ipse до тех пор, пока под маркой феноменологии, совершаю последовательное самоистолкование? Не следует ли тогда феноменологию, желающую решать проблемы объективного бытия и выступать в качестве философии, заклеймить позором трансцендентального солипсизма?
Эдмунд Гуссерль «Картезианские медитации»
За час до прихода гостей, явился Гриша. Сразу же погрузился в изучение Костиных писаний. Гриша пришел в отутюженном костюме, наодеколоненный, затянувший свой животик в тугой жилет. В таком виде Костя видел друга не часто. Внутренне Костя усмехнулся: он предупредил Гришу, что будет незнакомая ему подруга Ольги. Гриша, питая неопределенные надежды, решил, на всякий случай, распушить хвост. Видимо и речь очередную заготовил... Знал бы Гриша, что это за подруга!
Юра прийти не смог: отправился на день рождения тёщи, - причина весьма уважительная...
Обсудить Костины откровения друзьям не удалось: Гриша еще читал, когда пришел Витя Назаров с двумя бутылками венгерского вина. Стали накрывать на стол. Знакомство, общий разговор... Решили, что обсуждать Костины тезисы будут уже в присутствии всей компании.
В шесть вечера прибыли Ольга с Аллой. Ольга была в том же коричневом костюме, что и в воскресенье. Увидев Аллу, Гриша помрачнел: слишком вытянутое лицо со строгими глазами за большими очками, прямые волосы стянуты в короткую крысиную косичку, длинное серое платье и, в довершении к этому – командирский голос. Косте Алла протянула руку и по-мужски пожала. Грише и Вите подчеркнуто вежливо кивнула.
Повисла атмосфера холодности и отчужденности. Пытаясь как-то сгладить напряженное молчание, Оля предложила выпить вина. За столом напряжение не рассеялось (Костя, к тому же не пил и не закусывал – после операции нужно было еще пару недель соблюдать диету из каш). Чувствовалось, что Ольга успела что-то рассказать Алле о том, что произошло в воскресенье. А Алла еще в студенческие времена славилась категоричностью выводов и язвительностью. Косте расхотелось в её присутствии делиться своими откровениями. Но Ольга, справившись с неловкостью, откашливаясь, уже говорила:
- Вот, Алла, я тебе уже говорила, что Костику удалось связать между собой учение гностиков и философию постмодерна...
- Что касается гностиков, то это вообще особый разговор, - Жестко отчеканила Алла. Тонкие её пальцы постукивали по бокалу. – А повальное увлечение постмодерном до добра не доведет... Тоже мне: сотворили кумира из сумасшедшего атеиста Делёза, выбросившегося из окна. Хорош пример для подражания! А ведь «по делам их узнаете их»!
- Ну, положим, что Делёз и был с внешней точки зрения атеистом, - Вмешался Витя, - Хотя, если он и атеист, то очень уж необычный. Его ризома – это попытка в мир культуры, где после Ницше Бога уже не было, вернуть, как бы это выразиться - Бога вне Бога. Очень мощная попытка. А что касается его самоубийства, то не допускаете ли вы, что в тот момент ему открылось нечто, снявшее все защитные механизмы, в том числе и страх смерти?
- Оставьте ваши выдумки! - Отрезала Алла, - Вы слышали хоть один пример, когда, скажем, христианский святой покончил самоубийством? Опять же, под соусом плюрализма господа постмодернисты похоронили всё капитальное: ноумен, трансцендентализм, дух и даже Бога. То есть, они сказали, что, мол, нет первопричины. Она, мол, тоже самое, что и вторичное.... Постмодернисты при этом хорошо спрятались, затуманили суть дела, защитились за неплохо выстроенной аргументацией... Но их аргументация скрывает целый комплекс подмен. Прежде всего, они не преодолели диалектику, что было бы неплохо, а просто отказались от неё. Важно и то, что никакого синтеза во всём этом нет. А что касается ризомы, то это - эстетическая утопия, - нечто вроде несостоявшейся мифологии. Ризома - это неудачная попытка конструкции мифа – нечто основанное на себе.
- Почему же неудачная? – Спросил Костя.
- Потому что в Ризоме нет места духу. Потеря духа - проблема тотальной деконструкции, и постмодернизма вообще. Разбирая всё и вся господа прозекторы разложили и дух. И сама их установка на равенство ценностей является предубеждением, даже предрассудком. С чего ради что-то одно равно другому? – Алла выдержала длинную паузу. - Это не только моё мнение.
- Костя, покажи Алле то, что ты показывал мне! Дерево и ризому... Аллочка, ты сейчас всё сама почувствуешь! – Ольга хотела примирения. Ей было неловко.
- Да, собственно, показывать-то особенно нечего. – Костя понял, что диалога не получится и был готов к отступлению. А неумение постоять за себя даже в самых простых ситуациях было для него характерно.
- Позвольте... – Попытался вступить в разговор Гриша. Он ослабил галстук и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. (Жилет был уже давно расстегнут). Алла прервала его на полуслове, как бы не слыша, обращаясь к Оле:
- Ты, милая, настолько впечатлительна, что пьянеешь от Костиных магических пассов, которые он пытается копировать у своих любимых гностиков, чтобы хоть как-то на них походить. Нельзя быть такой доверчивой!
- Вы что-то имеете против гностиков? – Вступил-таки в разговор Гриша.
- Конечно! Я догадываюсь, где ты, Костя нашел область пересечения гностиков и постмодернистов. Это – свойственные тем и другим – анализ и разъятие. Вооружившись категориями относительного и конечного, гностики и всяческие ведуны и волхвы выступили против универсализма и объявили войну абсолютному и вечному. Анализ восстал на синтез, разъятие - на цельность. И, судя по многим показателям, война эта - не на жизнь, а на смерть. Анализ и разъятие - стихия гностиков. Они в принципе не могут помыслить о равновесии, не говоря уж о гармонической целостности частного и общего, абстрактного и конкретного, телесного и духовного... Что-то одно у них всегда и слишком перевешивает... Гностики разделяют или оставляют разделенным все то, что в христианстве является единым или соединенным. Все гностические системы отвергают самый корень общего между абсолютным и относительным бытием, отделяя непроходимой пропастью верховное Божество от Творца неба и земли. Этому разделению первоначала мира соответствует и разделение Спасителя. Единого истинного Богочеловека, соединившего в себе всю полноту абсолютного и относительного бытия, гностицизм не признает: он допускает лишь только Бога, казавшегося человеком, и человека, казавшегося Богом... А это тревожит - когда анализ преобладает над синтезом - последствия могут быть разрушительны. И вот почему: призрачному Спасителю соответствует и призрачное спасение.
- Никак не могу с вами согласиться. – Гриша начал набирать обороты. - Гностицизм оказался в числе основных предпосылок средневековой культуры и философии Средних Веков. Многие концепции незаметно ни для себя, ни для церкви продолжали гностическую традицию и добились немалых успехов. На этом пути был создан христианский экзистенциализм Блаженного Августина, мистицизм Франциска Ассизского, номинализм и реализм, без которых не смогла бы появиться философия Нового Времени и учение о двойственном апофатическом и катафатическом познании, которое и сегодня, кстати, актуально. Гностическая традиция сказалась и на православии, благодаря, например, учению об образах Иоанна Дамаскина и привела к учению Бердяева о символическом познании. Наконец, к глубокому анализу символов, аллегорий, метафор, образов в современных науках о духе.
- Гностическая концепция жива и сегодня. – Подхватил Витя. - Она провоцирует эзотерическую сторону современной культуры, стимулирует ощущение окружающей нас тайны, духовные поиски и стремление к неведомому. Гностицизм прослеживается во многих лучших образцах современной литературы и искусства: Гессе, Сент-Экзюпери, Ричард Бах... В конечном счете, гностицизм своими поисками подталкивает культуру к обновлению.
- Ах, к обновлению! А что вы скажете о том, что подвергая сомнению единство Бога и Христа гностицизм отрицает и единство человечества. Род людской у гностиков состоит из трех, по природе безусловно разделенных, классов: материальных людей, погибающих с сатаной; - душевных праведников, пребывающих навеки в низменном самодовольстве, под властью слепого и ограниченного Демиурга; - и духовных или гностиков, восходящих в сферу абсолютного бытия. Но и эти привилегированные избранники – пневматики - ничего не выигрывают через дело спасения, ибо они входят в божественную плерому не в полноте своего человеческого существа, с душой и телом, а только в своем пневматическом элементе, который и без того принадлежал к высшей сфере. Вот и разрушительные последствия дисгармонии, анализа без синтеза: отсутствие позитивного жизненного начала - отсутствие объединяющего начала, выраженного равновесием между божественным и мирским, между общим и частным, абстрактным и конкретным. Это отсутствие позитива означает: жизнь в принципе неорганизуема, ибо она есть нечто асимметричное, она есть бессмысленный хаос, а в социальном плане жизнь-хаос есть анархия. В хаосе все призрачно, неустойчиво, зыбко и делает призрачным не только Бога и всю миссию Христа, но гностические призрачность и анализ практически разрушают единство человечества, заложенное в христианском универсализме. Это нерушимое единство обеспечивается фундаментальным принципом: равноправием, то есть, всеобщим человеческим правом всеобщего равенства перед Богом. Гностики постулируют неравенство как данность, ибо Бог призрачен, быть равными перед призрачностью невозможно, а равноправия перед бытием быть не может. Следовательно, кто-то обделен при рождении и, что бы он ни делал, как бы ни пытался спастись, погибнет без следа, ибо принадлежит к касте материальных людей, к низшему сорту человечества. Это – илики. Следующий класс людей не столь неудачлив. Это - психики, доверчивые и примитивные люди, находящиеся под влиянием Демиурга, который узурпировал в головах доверчивых людей власть Всевышнего Бога, подчинив их сознание «христианским зомбированием». Это каста психиков, которые так и погрязнут под властью ревнивого и злобного Демиурга. Они так и будут пребывать вечность в своем низменном и тупом самодовольстве в каких-то неприятных адских просторах вселенной. Третий класс - высшая каста. Это пневматики или духовные; это гностики, духом ведающие духовный смысл бытия - от рождения. Они избранные от рождения, от рождения спасенные и уготованные для пребывания в сферах абсолютного бытия, в плероме. – В голосе Аллы звучала издёвка. - Что бы они ни делали, как бы ни грешили, как бы ни ошибались в этой земной юдоли, преступая законы, крадя, предавая, убивая и сбивая с толку глупцов и невежд, все одно - они спасены заранее. Что тут размышлять - очень даже удобненько - никакой свободы воли, следовательно, и никакой ответственности ни за преступную мысль, ни за преступное слово, ни за преступное деяние.
- Ну, это только в учении Валентина так. – Пробовал защищаться Костя. – У Василида такого разделения нет.
- Такого нет, зато есть другое: на избранных. От всего этого веет каким-то архаичным мраком. Архаичность по обыкновению не склонна к развитию, она статична, следовательно, и сознание гностика статично. И эта косность архаичного сознания, принимающая как нечто обыденное распределение судеб людских еще до рождения и чуждою волею неведомого Предопределения по крепостным кастам в сочетании с представлением о картине хаотичного, разъятого, разорванного, и потому асимметричного, мира порождает несколько явлений: фатализм, фетишизм, магизм и расизм. Нет, не германский расизм с его борьбой за чистоту крови и расы или американский куклусклан, продемонстрированные всему миру в минувшем столетии. Гностики не будут заниматься антропологическими изысканиями округлости или угловатости вашего черепа, измерять, на какой угол косит разрез ваших глаз, кудрявые ли ваши волосы и черны ли они, какого цвета ваша кожа. Нет, они архаичные расисты - по верованиям, по симпатиям. Они расисты идеологические. Они примут в свою эклектичную команду таджикского муллу и китайского шамана, азербайджанского экстрасенса и русского колдуна, американскую гадалку с картами или французского специалиста по каким-нибудь никому неведомым биополям, или португальского телепата... И все это прикроют православно-еретической символикой. Полный интернационал!
- Позвольте... – Гришу опять проигнорировали:
- Но, если вдуматься в тот факт, что картина мира гностиков неверна уже в основных своих постулатах, а именно: жизнь есть призрачный хаос и касты в хаосе статичны и предопределены в категориях Вечности, то вывод напрашивается сам собой, даже и не один вывод. Хаотичность никак не сочетается со статикой, призрачность с вечностью. Но это вовсе не означает, что носители архаичного, статичного сознания не уверены в обратном. Существует тонкая грань, перейдя которую, вы перейдете из мифологических и поэтических образов восприятия цельности мироздания в попытку философски, хотя и слишком антропоцентрично, слишком по своему образу и подобию, но представить логическую модель мироздания и мгновенно окажетесь в гностицизме. Существует мера этой тонкой грани. Нарушив меру, человек из одного измерения попадает в противоположное, а именно: из области религиозной, церковной мистики он оказывается в области магии. А магия составляет первоначальную суть гнозиса: гностик есть ведун, повелевающий миром духов и знающий таинственные формулы или заклятия.
- Ты перегибаешь палку. – Возразил Костя. – Дело не в формулах и заклятиях, а в том, что Бог желает быть познанным. Это и составляет суть гнозиса...
- Это тебе сам Бог сказал? – Съязвила Алла.
Костя хотел было сказать, что да – Сам, вспомнив свою беседу с Богом. Но удержался. Алла продолжала свою линию:
- Христианский мистик - не ведун, он ничего не знает. Он может только ставить вопросы, как любой другой человек, но не знает ответов. Мистик чувствует, но не ответ, не знание и не ведение чего-либо конкретного, например - сколько ангелов есть под землей или на небе; или в какое время полуночи и на каком перекрестке, под какими именно тремя соснами или березами надо принести одному из духов в жертву петуха, черную кошку или барана, чтобы сглазить или уничтожить врага или соседа, или, совсем наоборот - приворожить возлюбленную... Мистик чувствует совсем другое - не узкую частную потребность в чем-то узко конкретном, что есть прикладное желание. Но чувствует он то глобальное, что вместе с тем его личное, конкретное. Но ощущает он то абсолютное, без которого не может существовать его личное, относительное.
- Подожди, Алла, Костя и говорил как раз о соединении ЗНАЮ и НЕ ЗНАЮ... – Впервые за долгое время заговорила Оля.
- Да ладно, Оля, взаимопонимание здесь уже не получится. – Отозвался Костя. Но Алла не услышала или сделала вид, что не услышала. Она продолжала:
- Мистик чувствует общее в частном человеке, то есть, все то, что расщепляет и разъединяет гностик. Одним словом, он чувствует единство мироздания и эмоциональную свою связь с ним. Более того, мистик чувствует свою ответственность за эту цельность. Как Данте чувствовал цельность и единство своего Я и мира перед его Творцом и испугался за нарушение равновесия этого мира по своей вине настолько, что прозрел гармонию мира в величественных образах. Он был мистик. И этот его страх и ответственность есть ничто иное, как старое и когда-то затертое понятие страха божьего. Так вот, этот страх и эта ответственность за нерасторжимое мировое единство и есть та мера, что отделяет непроходимой пропастью веру от суеверия, мистику от магии и верующего человека от гностика, якобы знающего все ответы на все вопросы, знающего - как надо. В этом отличие Данте от Беме, Августина от Парацельса, Владимира Соловьева от мадам Блаватской или Отца Меня от гуру Дугина и так далее...
Снова воцарилось молчание за столом. На этот раз – не напряженное, а безнадежное какое-то.
- Ну что же, мне пора идти. Спасибо за вино. – Алла сохраняла невозмутимость. Такое впечатление, что просто прочитала лекцию перед студентами.
Алла с Ольгой ушли. Гриша налил себе остатки вина из бутылки, закурил:
- Ну что, братцы, надавали нам оплеух, блин!
- Да почему оплеух? Непонимание полное... Такое впечатление, что под гнозисом мы и она понимаем разные вещи... – Отозвался Костя.
- А мне понравилось то, что она говорила, и то, как говорила. У человека есть четко выраженное собственное мнение. Пусть категоричное, но свое. А я вот все время колеблюсь, сомневаюсь... – Витя тоже закурил.
- Думаешь это плохо – сомневаться? – Спросил его Гриша.
- Плохо или хорошо – не знаю. Только я от этого мучаюсь. А эта Алла, по-видимому, подобного рода мучений не знает.
- Вот-вот. Нападая на гностиков, она продемонстрировала своё незыблемое ЗНАЮ. То есть, как раз то, что так ревностно обличала. – Костя взял с письменного стола бумаги, которые до прихода гостей изучал Гриша. – Уровень Знаю в области сознания... Посмотри это, Витя. Если у вас, ребята, не окончательно испортилось настроение и есть еще силы, то я бы кое-что еще рассказал, до чего допер вчера вечером.
- Отлично! – Оживился Гриша. – Всего-то девять часов...