Построена, как ризома: лабиринт, где пересекаются, сосуществуют, борются, примиряются и расходятся противоречивые философские, религиозные и мистические учения

Вид материалаКнига
Подобный материал:
1   ...   9   10   11   12   13   14   15   16   17

28.


«Представьте себе, что у вас отрешенное ясное сознание, ностальгия по какому-то потерянному раю, которого никогда не было; отрешенность от всякого вашего окружения, от места рождения, от людей, вещей, от всяких обстоятельств вашей жизни. Конечно, такого человека очень часто охватывает страх, поскольку он заглядывает в бездну... Это страх не сбыться, не осуществиться. Сущность его в ощущении тоски, когда мы чувствуем, что наши эмпирически испытываемые состояния недостаточны, сами не могут служить основанием, что для осуществления себя нет готового налаженного механизма, который срабатывал бы без нашего участия, без того, чтобы я сам прошел какой-то путь».

Мераб Мамардашвили «Эстетика мышления»


Утро первого сентября у Миши и Саши Платоновых началось живенько. Михаил с вечера специально поставил будильник на полчаса раньше. В восемь утра, выключив будильник, потянулся губами к сонным губам жены, рукой принялся ласкать её грудь. Акт любви удался – настроение у обоих за завтраком было приподнятым. Они называли друг друга ласковыми именами, взгляды их, как, впрочем, весьма часто, были нежными. Платоновы жили дружно. Ссорились редко – за десять лет совместной жизни – по пальцам пересчитать. А вот секс был регулярным и, как правило, праздничным. Детей у Платоновых не было – не хотели.

В десять утра Саша, уже одетая, достала из шкафа наглаженный костюм мужа и накрахмаленную рубашку. Помогла завязать галстук. Михаил прижал её к себе, поцеловал в губы. Не торопясь, с удовольствием одевался... До сбора группы оставалось еще два часа, но супруги хотели прогуляться до Университета пешком. Они вообще любили гулять по городу. А сегодня начинался новый этап в их жизни. Они оба были зачислены на годичный курс повышения квалификации в Университет Педагогического Мастерства. Впервые за много лет им не нужно было идти в школу, где Михаил работал учителем истории, а Саша преподавала английский язык. Еще за месяц Платоновы предвкушали погружение в позабытую за учительской текучкой атмосферу студенчества. В этом году они встречали первое сентября действительно как праздник. Сегодня – собрание группы и знакомство с программой и преподавателями. В четверг – начало занятий.

Шли от «Лесной», где они жили в маленькой однокомнатной квартирке, к Финляндскому вокзалу, затем через Литейный мост и одноименный проспект к «Владимирской», и – к улице Ломоносова, на которой и находился Университет. По пути зашли в магазин и приобрели компактный диск «Песни нашего века» - сборник авторской песни. Учительская зарплата крайне мала: Платоновы давно уже научились экономить, но сегодня они позволили себе эту - еще одну - маленькую радость.

День был солнечным и тёплым. Оба улыбались, держались за руки и изредка обменивались репликами: как-то они будут учиться. На прошлой неделе Михаил заезжал в Университет и с удовольствием обнаружил, что и он и Сашенька попали в одну группу: 31-ю. Кроме того, фамилия куратора группы оказалась знакомой: Константин Андреевич Лисовский. Совсем недавно он прочитал – с большим интересом прочитал - статью Константина Лисовского, посвященную анализу книги Делёза и Гваттари «Капитализм и Шизофрения» в «Вопросах философии». Автор проводил линию Сократ – Николай Кузанский – Семён Франк – Жиль Делёз. Статья была смелой, даже дерзкой (Михаил увлекался современной философией и кое в чем разбирался). Еще прочитав ее, Михаил подумал, что было бы интересно пообщаться с автором. Вот и это его желание сбывалось...

Вроде бы все было хорошо у Платоновых. Даже невысокий материальный уровень жизни, к которому они давно уже привыкли, не омрачал их скромное и дружное бытие. Так считала Саша. Так думал, бывало, и Миша. Наполняя свою жизнь множеством маленьких радостей и удовольствий, он уже несколько лет отодвигал от себя огромную темную тучу, которая наваливалась на него порой хоть и редкими, но тяжелыми бессонными ночами. Это было сознание того, что, по большому счету, он не состоялся...

Мише недавно стукнуло тридцать девять лет. (Саша была на год старше, но выглядела молодо). Он успокаивал себя, что все еще впереди, но что это – ВСЁ – даже этого он не мог понять. И боялся. Боялся заглянуть в то, что же именно не состоялось.

В общем-то, все это (кризис среднего возраста, как его нынче называют) было описано еще у Данте Алигьери в «Божественной комедии»: «Земную жизнь пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу». Миша, как человек образованный, прекрасно помнил этот сюжет. Герой Данте движется к волшебной горе, которая символизирует божественную жизнь, рай, предел человеческого духовного возвышения, и дорогу ему преграждают различные звери. Гора, как ему кажется, вполне достижима – нужно просто продолжать движение, но волчица вынуждает героя свернуть с пути. Волчица – символ жадности, но не обычной жадности, а привязанности к тому, что имеешь и чем обладаешь... И Данте говорит, что нельзя прийти в конечную точку пути, беря самого себя таким, как ты есть. Если ты доволен собой (а наши возвышенные стремления - тоже одна из форм самодовольства), то гора, хоть она и близко, - недоступна. И герой сворачивает. Путь не прям и нужно погрузиться в недра земли, имея при этом еще и путеводителя – Вергилия, и пройти все круги Ада. Это одно из человеческих испытаний... Миша прекрасно помнил этот сюжет... Но чем конкретно он, Миша, обладает, к чему привязан, чем доволен, от чего должен отказаться – думать об этом было страшно. Теоретически всё было понятно. Применительно к себе – туман и абстракция, от которых, впрочем можно защититься: работа, Сашенька, увлечение философией, музыкой и спортом...

Что касается Саши, то она тоже понимала все это. Но сделала для себя однозначный выбор: ничем жертвовать она не будет. Главная ценность её жизни – муж и его увлечения, которые она полностью разделяла. Этот выбор не защитил её от депрессий, но она научилась с ними справляться. К тому же пылкие объятия мужа были замечательным лекарством...


Без четверти двенадцать Платоновы были уже в Университете. Поднялись на второй этаж, нашли аудиторию. Они пришли первыми. Через несколько минут заглянул заведующий кафедрой Георгий Васильевич Хлопонин: моложавый крепкий мужчина лет сорока пяти в дорогом английском костюме. Он поздоровался, добавив, что преподаватели подойдут в начале первого. Вскоре стала собираться группа. Миша каждому называл себя, представлял Сашеньку, пытался завязать разговор. Народ оказался, в основном, необщительным, только молодой парнишка Витя Назаров, приехавший из Нижнего Новгорода, охотно поддержал тему о футболе. Остальные ограничились вежливым приветствием. Всего, включая Мишу, Сашу и упомянутого уже Витю, собралось восемь человек. Пятеро оставшихся: смазливая (так про себя отметил Миша) рыжеволосая Соня Вознесенская в дерзкой миниюбке, строгая (опять же – Мишина оценка) худенькая Вика Станкевич, нелюдимый (...) Иван Куренной, пышнотелая блондинка средних лет Рада Григорьева и светловолосая сутулая девушка Зина Кравчук.

В половину первого в аудитории опять появился Хлопонин в сопровождении четырех преподавателей. Когда Хлопонин представил куратора группы, преподавателя философии Константина Андреевича Лисовского, Миша удивился и даже разочаровался. Он почему-то представлял Лисовского крупным солидным мужчиной с лысиной, в очках и костюме, как у Хлопонина, а увидел щуплого застенчивого паренька в свитерке и потертых джинсах. Сашеньке же Лисовский понравился, о чём она тут же шепнула мужу. И он согласился, напомнив себе, что не стоит судить о человеке, как говорится «по одёжке».

Хлопонин рассказал о расписании. Оказывается подобный курс был экспериментальным и в России проводился в таком качестве впервые. Затем слушателей поздравили с началом учебного года и вручили студенческие билеты. Первое занятие было назначено на четверг.

29.


«Предательство. С раннего детства отец и господин учитель говорили нам, что ничего худшего мы даже представить себе не можем. Но что такое предательство? Предательство – это желание нарушить строй. Предательство – это значит нарушить строй и идти в неведомое. Сабина не знает ничего более прекрасного, чем идти в неведомое».

Милан Кундера «Невыносимая лёгкость бытия»


Три дня назад Соня Вознесенская приехала из Анапы. Отдых удался: Соня была многократно удовлетворена. Лозунг, с которым провожала ее подруга Женя: «ни для без мужчины» полностью оправдался. Бывали даже дни, когда мужчин было двое. Всего её коллекция пополнилась за двадцать курортных дней семью новыми лицами. Это были, как, впрочем, чаще всего случалось в её жизни, солидные женатые мужчины. Все были из разных городов и почти каждый занимал видное социальное положение, так что помимо удовлетворения сексуального, Соня была щедро вознаграждена дорогими подарками, а один из её кавалеров: пятидесятилетний директор банка из Витебска с виноватым видом сунул ей при расставании в сумочку пятьсот долларов, что, при скромной зарплате учителя географии, было весьма кстати.

В середине октября Соне должно исполниться тридцать лет. Эта неумолимо надвигающаяся цифра навевала ужас. Соня понимала, что пора остановиться, выйти замуж и рожать детей. Родители прожужжали на эту тему все уши, дети школьных и институтских подруг уже ходили в школу... И Соня очень хотела замуж, хотела детей, хотела маленьких домашних радостей и уюта. Но в то же время её природа была неумолима: Вознесенская была ужасно влюбчива и переменчива. Максимальный срок, на который ей удавалось сойтись с мужчиной – месяц (не говоря уже о многочисленных коротких романах и случайных связях). А страшный тридцатник – почему-то именно эта дата с юности запечатлелась у Сони, как некий перелом, рубеж, когда что-то нужно будет срочно предпринимать – был уже на носу. В конце концов, она решила для себя, что если уж ей не переломить свою природу, то замуж она выйти все равно в этом году обязана, а там посмотрим: ничто не помешает ей вести бурную жизнь независимо от мужа... Только вот достойный претендент на роль мужа всё не попадался!


Солнечное утро первого сентября давно уже заглянуло в комнату, но Соня сладко спала. В одиннадцать часов неожиданно встрепенулась: сегодня же собрание группы! Наскоро одевшись и накрасившись, поймала такси. В аудиторию Соня влетела в двадцать минут первого. Элегантный, высокий коротко стриженый мужчина с французскими усиками, вышел из-за первой парты и учтиво кивнув, представился:
  • Михаил Платонов. Моя жена – Александра, - Последовал галантный жест в сторону моложавой брюнетки в светло-коричневом костюме.
  • Софья, - От неожиданности Вознесенская произнесла свое имя очень тихо.
  • Простите, не расслышал.
  • Софья, - Соня отдышалась и посмотрела Михаилу прямо в глаза. Он был очень мил – в её вкусе: возраст, фактура, импозантность. Ну, а то, что женат – совсем даже не помеха...
  • Очень приятно, - Вежливо продолжал Михаил, - Вы из Питера? В какой школе работали?
  • В двести шестьдесят третьей...

Тут в аудиторию вошли преподаватели: трое мужчин и две женщины. Вознесенская поспешила занять место за пустующей партой и осмотреться. Слушателей было еще семеро – кроме Михаила и его жены - еще три женщины и двое мужчин. На женщин Соня почти не смотрела: соперниц тут она не увидела. Мужчина постарше был довольно интересен и Вознесенская решила, что присмотрится к нему позже. Тот, что помоложе, был несомненно красив, но небрежно одет...

Представились преподаватели: в Георгия Васильевича Хлопонина Вознесенская влюбилась сразу же. Представительный, широкоплечий красавец с проблесками седины на висках. Это великолепие дополнял шикарный костюм и бархатный голос. Пожилой и толстый Аркадий Семёнович Бойко Соню не заинтересовал. Невысокий худощавый паренек – куратор группы Константин Андреевич Лисовский тоже не привлек бы ее внимания, если бы не застенчивые взгляды, которые он периодически бросал на Соню: она поняла, что понравилась куратору, и это было приятно. Как звали двух пожилых женщин – преподавателей, Вознесенская даже и не услышала: мысли её были прикованы к Платонову и Хлопонину. Эти двое были достойными кандидатами для флирта, пылкого романа, а может быть, и для чего-то большего...


30.


«Нет никакой возможности проверить, какое решение лучше, ибо не существует никакого сравнения. Мы проживаем все разом, впервые и без подготовки. Как если бы актер играл свою роль в спектакле без всякой репетиции. Но чего стоит жизнь, если первая же её репетиция есть уже сама жизнь? Вот почему жизнь всегда подобна наброску. Но и набросок не точное слово, поскольку набросок всегда начертание чего-то, подготовка к той или иной картине, тогда как набросок, каким является наша жизнь, - набросок к ничему, начертание, так и не воплощенное в картину».

Милан Кундера «Невыносимая легкость бытия»


У Пушкина есть фраза «На свете счастья нет, но есть покой и воля». Можно ли, когда человек говорит «я хочу покоя», отличить это желание от стремления к покою, скажем, лентяя? Ведь в контексте русской культуры, в которой присутствует довольно сильный комплекс антимещанства, считается, что если человеку хорошо, то это плохо: значит он мещанин. Но существует покой, которого может достичь нормальный человек – не лентяй и не мещанин. Это та разновидность покоя, когда ты отпускаешь большую часть иллюзий о собственной жизни и большую часть ожиданий от неё.

Такого вот покоя совершенно неожиданно достигла Вика Станкевич, когда поняла, что оставляет все свои надежды, связанные с обретением семьи. Иллюзии исчезли, и в душе Вики воцарился покой. Она твердо знала, что никогда не выйдет замуж и, собственно не хотела этого.

Вике было тридцать семь лет. Выглядела она молодо, свежо, была изящна, хрупка и красива. Она нравилась молодым мужчинам, и это, в свою очередь, нравилось ей. Большинство романов в жизни Вики были связаны с мужчинами намного младше её самой. Это могли быть даже старшеклассники школы, где Вика преподавала биологию. Шесть лет назад её ученик – десятиклассник Боря Федоров сделал ей дочку, разметав кудри Вики на плакатах в лаборантской между чучелами животных и разборным человеческим остовом, каждая косточка которого была помечена табличкой с названием...

Вика с дочкой жила со своими родителями. Отец Вики – крупный предприниматель был гарантией безбедной жизни и самой Вики и её подрастающей дочери.

Летом Станкевич рассталась с последним своим любовником – студентом Политехнического института. Мальчишка воспылал такой страстью, что предложил ей выйти за него замуж. Такая перспектива Вике не улыбалась, - её вполне устраивали страстные встречи два раза в неделю. Она знала, что происходит с романтическими отношениями после свадьбы. Пока ты встречаешься с любовником, его боль, драма его жизни тебя особенно не касается, но когда ты живешь с ним бок о бок, тебе волей-неволей приходится столкнуться с тем, что тебе неудобно, больно и, возможно, совсем ненужно. Так считала Вика. Поэтому, выслушав порывистое предложение своего молодого друга, она постаралась как можно безболезненнее для обоих увеличить дистанцию. Подобный ход удавался ей неоднократно и бывшие любовники перекочевывали в категорию добрых приятелей.

Станкевич не переживала. Как я сказал выше, она не питала иллюзий и была спокойна. Она прекрасно отдавала себе отчет в том, что обладая изящной внешностью и обаянием, довольно скоро она найдет для себя пылкого поклонника и выстроит с ним удобные отношения.

Первого сентября на встрече группы в Университете Педагогического Мастерства, куда Вика была направлена на повышение квалификации, она держалась свободно и уверенно. Среди присутствовавших там мужчин, Станкевич отметила, прежде всего, русоволосого, спортивно сложенного сокурсника Витю Назарова и куратора группы Константина Лисовского. Оба были молоды, интеллигентны и достаточно симпатичны: условия для Вики первостепенные. Что же, - решила она, - теперь можно, никуда не торопясь, разрабатывать линии поведения с этими молодыми людьми...


31.


«Запрет не есть нечто вечное, он может меняться. Да и сегодня ведь каждый волен спать с женщиной, как только он побывал с ней у священника и женился на ней. У других народов это иначе. Поэтому каждый из нас должен определить для себя самого, что дозволено и что запретно – запретно для него. Можно никогда не делать ничего запрещенного и быть при этом большим негодяем. И точно также наоборот...»

Герман Гессе «Демиан»


Ирина Куренная очень не хотела отпускать своего мужа Ивана на курсы переподготовки в Петербург. Проплакала две ночи перед его отъездом. Пыталась уговорить, разжалобить. Дело было не в том, что на целый год она остается с шестнадцатилетним сыном без кормильца. Нет, дело было не в этом: Ирина сама зарабатывала гораздо больше мужа (учителя математики в обыкновенной средней школе) и в любой момент могла обратиться за помощью к своим состоятельным родителям. Дело было в том, что даже здесь, в Пскове, Ирина не была уверена в верности Ивана. А в Петербурге – она была уверена – загуляет!

Ее опасения не были беспочвенны. Иван любил женщин и не был верным семьянином. Поэтому, когда ему предложили пройти годичный курс переподготовки в Питере, он исполнился ликования: вот где можно будет развернуться на просторе! В маленьком Пскове изменять жене было сложно: любой роман мог стать достоянием близких и дальних знакомых, а значит, с большой вероятностью, и жены. А к сорока годам однообразие семейной жизни приелось и хотелось свежих впечатлений. Так что Иван покидал семью без сожалений, напротив, с самыми радужными надеждами. Он пообещал рыдающей Ирине приезжать раз в месяц на выходные и с легким сердцем отбыл на вокзал.

В Университете Куренной узнал из списка, что в его группе будут учиться пять женщин и трое мужчин. Это было утешительно. В аудитории он натолкнулся на странного типа, который нарочито вежливо представлял себя и свою жену, и еще пытался завязать разговор на общие темы. Пожав ему руку и вежливо дистанцировавшись, Иван придал своему лицу выражение усталой доброты и принялся рассматривать и заценивать женщин. Результатом осмотра Куренной остался доволен. Каждая из пяти женщин была по-своему привлекательна. Иван исключил только жену этого чудака – Платонова: он не любил осложнений и любовных треугольников, в которых ты лично знаешь мужа. К тому же Платонов отличался крепким спортивным телосложением – в этом Куренной ему явно уступал. Итак: осталось четыре женщины и теперь предстояло решить к которой из них направить первые ухаживания.

Тонкие черты лица и золотые кудри хрупкой голубоглазой Вики Станкевич обещали опытному Ивану изысканное развитие романа с возможными бешеными порывами страсти.

Объёмные колышущиеся формы Рады Григорьевой были гарантией жарких и жадных объятий.

Маленькая, хоть и слегка сутуловатая Зина Кравчук могла быть очень аппетитна в позиции сзади.

Наконец, вошедшая в последний момент Соня Вознесенская, обладательница длинных точеных ножек, гибкой талии, упругого на вид бюста и симпатичной мордашки, предвещала, кроме всего, еще и утонченное эстетическое удовольствие.

Короче, фронт действий был очерчен. Теперь – дождаться удобного случая и - в атаку!

Преподаватели не понравились Куренному. Помпезность и лоск у заведующего кафедрой казались излишними. Тучный Аркадий Семенович Бойко с огромными синими кругами под глазами – видимо горький пьяница. Две пожилые женщины: Лидия Абрамовна Штиль и Светлана Алексеевна Имаева вообще не произвели на Ивана впечатления. А чему может научить его молодой паренек Константин Лисовский, Куренной не мог взять в толк...

32.


«Я вновь, как в семь лет, стал безбилетным пассажиром; контролер вошел в мое купе, глядит на меня, хоть и не так сурово, как раньше: в сущности, он готов уйти, дать мне спокойно доехать до конца; нужно только, чтоб я сослался на извиняющие обстоятельства, безразлично какие, он удовлетвориться чем угодно. К сожалению, я ничего не нахожу, впрочем, мне и искать неохота...»

Жан Поль Сартр «Слова»


В жизни и творчестве Сартра был период, когда он считал, что жизнь абсолютно бессмысленна. Механизм жизни подобен бездушному автомату, заведенному неизвестно кем и непонятно зачем. Бытие – тошнотворный кошмар, спастись от которого можно только совершая действия, исходящие из твоего собственного, тобою же порожденного смысла. Следовательно, даже противоречивые действия могут обладать равнозначным смыслом.

Похожий период (возможно, менее ярко и осознано, чем Сартр) переживала уже три года Зина Кравчук. Казалось бы – двадцать семь лет – самый расцвет, когда все возрастные кризисы еще в неопределенном будущем, - ан нет! Отношения с мужем уже пять лет как зашли в устойчивый тупик. Настолько устойчивый, что даже разводиться не хотелось. Трехлетняя дочь постоянно болела. Работа (учителем литературы) давно уже не вызывала ни малейшего энтузиазма, а делать что-то другое Зина не умела, да и не хотела. Когда ей предложили пройти годичный курс переподготовки в Университете Педагогического Мастерства, Зина согласилась также без вдохновения. По принципу: «что воля, что неволя – все равно».

Единственный смысл, который она могла бы противопоставить отвратительному кошмару своей повседневной жизни мог проявиться в виде свежего воздуха новых отношений. Отношений с мужчиной. Зина до последнего времени боялась себе в этом признаться и только недавно приняла и поняла отчетливо: она хочет, чтобы в её жизни появился любовник. Не кто-то конкретный, в кого она уже была влюблена, а именно абстрактный любовник. Откуда он возьмется – об этом Зина не задумывалась. Она не была красавицей, более того, её угрюмый вид иногда отталкивал и мужчины не торопились знакомиться с ней на улице.

В этом состоянии абстрактного томления Зина и появилась первого сентября в аудитории УПЭЭМа. По обыкновению, она выглядела тихой и задумчивой. Кравчук не всматривалась в лица и фигуры мужчин. Сразу ей никто особенно не понравился. Но что-то внутри её подсказывало, что с кем-то из присутствующих у неё может случиться нечто большее, чем просто приятельские отношения. К моменту выдачи студенческих билетов Зину потянуло к двоим: Виктору Назарову и молодому преподавателю Константину Лисовскому. Но вот как проявлять инициативу - Зина не знала. Особенно, когда вас разделяет черта ученик-преподаватель. Оставалось просто ждать.