Дор-Баглир ап Аменго. Звучное имя но что в нем толку для изгнанника? Тем более для ссыльного в совершенно чужой мир. Мир, из которого невозможно вернуться
| Вид материала | Документы |
- Чтение как труд и творчество вся литература для ребенка преждевременна, ибо вся говорит, 73.17kb.
- Сегодняшний мир мир динамики и скорости. Чтобы в нем выжить, необходимо постоянно меняться, 178.24kb.
- Сегодняшний мир мир динамики и скорости. Чтобы в нем выжить, необходимо постоянно меняться, 600.13kb.
- Загрязнение биосферы, 1150.22kb.
- Тест заключение список использованной литературы введение, 283.98kb.
- Тертуллиан к мученикам, 89.73kb.
- Маркс: идеи сделать мир мирным и ликвидировать классовую борьбу как абсолютно абстрактную, 79.97kb.
- Гарри поттер и волшебный камень джоанна роулинг, 2893.33kb.
- Московский Педагогический Государственный Университет реферат, 365.36kb.
- Тем, кто когда-то слушал «Арию» и «Мастера», 4302.23kb.
После чего начал всячески обхаживать майора, пригласил к себе домой. Ранцев увидел дочь коменданта - и тут-то оказалось, что на пути к его счастью лежит гордая фамилия полковника. И отсутствие у того сыновей.
- Зассы старый род, - говорил барон, полковник и будущий тесть, - и он должен продолжиться, хоть и не по прямой линии... Когда вы поженитесь, вам надо будет взять двойную фамилию. Я даже добьюсь, чтобы к вам перешел титул! Разумеется, моя фамилия в этом слиянии должна стоять первой.
Ранцев спорил. Совал тестюшке под нос Бархатную книгу, доказывая, что его род ничем не хуже. Ничего не помогало.
- Карлушка, ты скоро станешь Засранцевым? - спрашивали его сослуживцы, поспешно поправляясь, - Свадьба скоро?
Майор терпел. Потому как не пожалел орленой бумаги, и теперь ждал ответа из канцелярии их величеств. Наконец, ему пришел толстенный пакет. Ранцев поспешно разодрал послание. Еще бы! Таких толстых отказов не присылают! Ему было высочайше разрешено поменять фамилию. Но не на "Таш", "ранец" по-немецки. Из-за поданных им новейших проектов императорская канцелярия предложила вариант "Сумской".
Засс-Сумской. Бывший Ранцев кривовато ухмыльнулся. Не то, что он хотел. Но юмор в новой фамилии получался не такой ядреный. А баронский титул убавит насмешников и прибавит завистников.
Классическая лондонская погода - дождь, пробивающийся сквозь туман. Капли, кокетливо подпрыгивающие над булыжной мостовой и отскакивающие чуточку вбок. Этакое допустимое по закону физики чудачество. Тут Сен-Жермену приходится вести совсем другой разговор.
- Я понимаю Брольи, с его галльской порывистостью, но вы? Чем лично вам мешает эта, не спорю, гнусная Россия?
Которая, несмотря на всю свою гнусность, может быть неплохим рынком.
- Мне? - Сен-Жермен пожал плечами, - Лично мне как графу Сен-Жермену - ничем. Она меня даже развлекает, если угодно. Мешает она вам, господин Питт.
Граф залез в карман и бухнул на стол премьера сверкающий изломами черный камень.
- Антрацит, - мгновенно определил Питт, - ну и что?
- У вас углем топят дома.
Питт кивнул. Ноздри его слегка расширились от нарастающего раздражения. У него столько неотложных дел, а Сен-Жермен так любит начинать издалека.
- А еще изобрели специальные машины, которые, поедая уголь, делают работу на мануфактурах. Это означает, что потребности английской промышленности превысили запасы обычных источников энергии - водяных колес, ветряных мельниц.
- Прогресс, - самодовольно отметил Питт, - достигается через преодоление затруднений. А не следование у них в поводу.
- Русские же изобрели машины, способные выполнять ту же работу, не поедая вообще никакого топлива. Они действуют от естественной перемены температур и возмутительно эффективны.
- Мы их непременно скопируем и изучим. Возможно, даже купим патент. В сущности, это очень хорошая новость.
Сен-Жермен только развел руками.
- Это уже было сделано. Увы, климат Альбиона слишком мягок. Западнее Вислы эти аппараты не хотят работать даже зимой. А если и работают, то - много хуже, чем у русских. Настолько, что конкуренция будет сильно затруднена. Пока - пока эти устройства стоят дороже паровых машин, и окупаются медленнее. Но они совершенствуются с каждым годом. В сущности, господин премьер-министр, у вас осталось не так уж много времени для того, чтобы спасти английскую промышленность от разорения. Боже упаси, к власти придет оппозиция - виги такого просто не поймут.
- Не такие уж они ослы, - буркнул Питт, - не такие... Но войну я бы им не доверил, это верно. И тем не менее, граф, в вашей логике есть изъян. Британская империя не замыкается в пределах одной только Англии. Если это будет экономически целесообразно, мы разместим основные центры нашей промышленности в Канаде, на побережье Гренландии - она сейчас почти бесхозна, на том новом южном материке, который открыл недавно один из наших лучших капитанов, Джеймс Кук.
- Я с ним разговаривал. Там недостаточно скверный климат.
- Еще что-нибудь найдем. Знаменитый неизвестный южный континент, например. Пока Британия правит морями, это не представит для нас проблем. Однако вы действительно заставили взглянуть на мою политическую систему по-новому. Вы уверены, что в пределах ближайших десятилетий конкурентоспособными останутся только экономики Британии и России?
- Возможно, еще Швеции и Дании.
- Ясно. Благодарю вас за разговор, но мне действительно пора мчаться в парламент...
Питт коротко кивнул и торопливо вышел. Сен-Жермен загадочно улыбался. Кого-кого, а уж Питта он видел насквозь. Включая роящиеся в мудрой голове мысли о британской монополии. Монополии на конкурентоспособную промышленность. Мастерская мира... не пора ли воплотить этот образ в жестокую действительность?
На этот раз собрались втроем, без совещательных голосов. Два императора и князь-кесарь.
- Ну, государи, и как вам второй меморандум Тембенчинского? - с порога поинтересовался Румянцев.
- Первый был подделкой, - заметил Иоанн, - а этот - действительно его работа?
- Именно. Скажу больше - первый написал я. Ну, не совсем я, а несколько моих борзописцев. Тот предназначался для публикации. Этот - не знаю. Как решим. Я бы пока не рисковал.
- Но там же изложены очевидные вещи! - удивился император Петр.
- Очевидных-то вещей люди более всего склонны не замечать, такова уж их природа, - откликнулся Иоанн, - тем более собрать их вместе и рассортировать в нужные кучки. Чтобы наглядность по глазам резала. И оставалось только соглашаться с автором.
- А мы с ним соглашаемся?
- Я - да.
- В части анализа обстановки - да. Но его рекомендации...
Документ, для простоты именуемый вторым меморандумом Тембенчинского, автором был обозван докладом "О соотношении темпов развития Империи, роста ее внутренних сил и внешней угрозы". И был чрезвычайно тревожен. Как грубо и коротко выразился Румянцев:
- Мы - мыльный пузырь.
А Европе пока еще кажется, что паровой каток. Тут помогла и всеобщая воинская подготовка, и быстрый промышленный рост, и агрессивная внешняя политика. Мыльный пузырь выглядел, как паровой каток, вел себя, как паровой каток - и казался всем паровым катком. До первого столкновения. Проблема была в том, что столкновение было неизбежным.
С населением в семнадцать миллионов человек трудно говорить о шансах отбиться от всего остального мира. Даже если этот мир замыкался в рамках Европы.
Низкое народонаселение сдерживало и промышленный рост. Найти вольнонаемных рабочих становилось все труднее и труднее. Стальной плуг, позволивший - наконец - поднять черноземы и степную целину, свободная раздача государственных земель в обработку сделали свое дело. Освобожденные с малыми наделами, крестьяне перебирались на новые места, но не в города, а туда, где давали большие земельные участки. Это позволило создать три новых казачьих войска. Зато граф Строганов, как глава коммерц-коллегии, уже не раз требовал ввести работную повинность наподобие воинской.
А дела требовалось воплощать одно другого масштабнее.
Постоянная армия, чтобы не лежать на работающем населении бременем, была сокращена до девяноста тысяч. Из них двадцать держали проливы, десять охраняли столицу, тридцать - изображали резерв, прочие были равномерно размазаны по необъятной границе. Гарнизонную службу несло ополчение с переменным составом. Еще сто тысяч. И это было все. Королевская же Франция, бившаяся в Семилетнюю войну явно спустя рукава, последовательно бросала в сравнительно маловажный для нее конфликт по двести-триста тысяч человек в год. Фридрих их уничтожал - по частям, но через год ему приходилось начинать все сначала.
А еще у Европы был резерв в виде Турции. Шестьсот тысяч она могла выставить - снабжать не могла. Потому слала в бой по частям. Если эти силы упорядочить и перевооружить - судьбы русских укреплений в Босфоре становились сомнительными.
А еще были колониальные войска. Их пока ни разу не использовали в Европе. Но могли и привезти!
- Дети теперь меньше мрут, - сообщил Иоанн, - но, как тут верно замечено, вырастут они только через полтора десятка лет. И то на первое поколение земли хватит.
Естественный прирост в этих условиях даст нам паритет с Европой к середине следующего столетия. Воевать же придется лет через пять. А то и раньше.
- Традиционные иммиграционные проекты дают триста-четыреста тысяч в год, - отметил Румянцев, - к нам едут немцы, сербы, греки и остальных понемногу. И я не вижу принципиальной причины ограничивать проект этими нациями. Машина миров даст нам приток населения, который Тембенчинский оценивает в десять миллионов за год.
Но обычной уверенности в его голосе не было. Дело было в том, какое население должна была предоставить машина миров. Аппарат, созданный по принципу от противного. Средство для того, чтобы любое существо, уходящего из своего мира в темную зону, попало в ближайшие окрестности машины миров. Не передатчик, а приемник разумных существ.
- Вот такого вот населения, - император Петр бухнул на стол толстенный альбом, - и заметьте - все существа, здесь изображенные, немного искажены. Чуть облагорожены, малость приукрашены. Это художница из свиты князя рисовала. Причем по памяти с книжных миниатюр.
- А у Тембенчинского уже есть собственная свита? - буркнул Румянцев, - Он, кажется, пока не царь...
- Ну, я сказал немного не так, Петр Александрович. Всякий большой человек обрастает командой. Ты, что ли, исключение?
Иоанн между тем пролистывал акварельные зарисовки.
- Чудовища, - констатировал он, - как и сам князь. Теперь я понимаю, что он просто похож на человека. И очень хорошо притворяется.
Петр пожал плечами.
- Если судить по Платону, что человек есть петух без перьев с плоскими ногтями, то нет. А если он тело, обладающее душой - то да. Кстати, тут есть еще человекообразные. Но я полагаю, надо принять принципиальное решение. Принимать всех, или попытаться обойтись собственными силами.
- Это не совсем так. Нам надо определить, являются ли они хотя бы просто созданиями Божьими. Я уж не говорю про образ и подобие...
- А что, образ и подобие - это две руки, две ноги, между ними брюхо? - спросил Румянцев, - Тембенчинский мне всегда не нравился как подчиненный. И всегда нравился именно как человек. И обратите внимание - все изображенные здесь существа выглядят целесообразно. Естественно, если угодно. Это не химеры.
Иоанн с придирчивым сомнением стал снова рассматривать изображения иномирян.
- Симпатичные чудовища, - согласился он, - но надо сначала посмотреть живьем. Пустим по паре каждого вида. Посмотрим, как уживутся. А там будем решать.
- Но встает вопрос - а не устроят ли против нас крестовый поход?
- Непременно. Доказано, - Румянцев хлопнул "Меморандумом" по столу, - даже хуже. Тотальную войну организуют. Геноцид, - и скривившись, добавил, - неделю назад я слов-то таких не знал. Спал, государи, спокойно...
- Итак, проводим испытания потенциальных подданных. Где наша не пропадала! Сколько времени?
- Год.
- Год много. Шесть месяцев.
- Петр Александрович, мало! Надо еще приемник строить!
- Нам же надо, чтобы до войны они успели прижиться, обрусеть...
- Это еще неизвестно, они обрусеют, или мы в них растворимся. Если принимать по десять миллионов в год.
- Наша земля кого хочешь обрусит...
Решение было принято.
Снова Сан-Суси. Давно он не видел короля Фридриха. Пожалуй, с тех самых пор, как он обзавелся прозвищем Великий. Впрочем, прежде Фриц был веселей.
- Откровенно говоря, русских мне даже жалко, - заявил он, вдоволь надорвав нервы Сен-Жермена игрой на флейте, - люди работают, строят. Стазы меняют, выражаясь вашим языком. Тут появляетесь вы и начинаете все рушить. Не отбирать даже - уничтожать. Некрасиво. Я, поверьте, действительно руководствуюсь в своей политике некоторыми принципами. Сохранение и умножение культуры является одним из них. Русским прискучила наша, захотели создать свою - пусть. Их право. Не исключаю, что Пруссия со временем поступит так же. И тогда на нее тоже дружно обрушатся все соседи? Право, граф, я всегда готов отхватить плохо лежащий кусок у соседа, это врожденный инстинкт приличного короля, но устраивать истребительную войну я не желаю. Я для этого слишком бережлив.
Сен-Жермен на секунду прикрыл глаза, чтобы спрятать вспышку гнева.
- Дело не в культуре, а в уровне развития, - тоном терпеливого учителя повторил он, - в том, что мы не сможем защититься.
- А отчего вы взяли, что мы не сможем защищаться? - удивился Фридрих, - У меня, например, есть все то же, что и у русских. А если мы немного и отстаем технически, то исключительно из экономии. Нет смысла брать на вооружение новейшие образцы, если не собираешься воевать немедленно. Пусть эти расходы несет союзник. Пусть он выявит недостатки - за свой счет, пусть он их устранит - вот тут-то мы и развернем производство! Главное, граф, это промышленный потенциал. За годы союза с Россией он у меня вырос вшестеро. А все потому, что я скопировал их таможенную политику и договорился о разделе чужих рынков. Что же касается русских тепловых двигателей, то эту проблему удачно разрешил еще мой отец, выдав дочь за шведского короля. Концессий на экстерриториальные прусские предприятия в Норвегии и нескольких арендованных крепостей мне пока хватает.
- А территориально вы прирасти не желаете?
- Почему нет? Но ввязываться в нечто вроде минувшей войны? Нет. Я решительно предпочитаю разделы. И потом - прирастание за счет России обойдется слишком уж дорого. Но вот у шведов абсолютно пустая казна. Средства до нее попросту не доходят я полагаю. Еще бы - при парламентском-то правлении! Не исключено, что я у них некоторые области попросту куплю. Да, граф, за последние несколько лет могли бы и привыкнуть - теперь Пруссия решительно предпочитает мир.
- Смотрите, ваше величество. Пруссия не так уж и велика. В схватке истинных бегемотов ее могут и затоптать.
- Угрозы? Мне? Я бы разозлился, но вы меня откровенно насмешили. Я бил и Францию, и Австрию. Один! И с русскими в тылу, вот уж были стойкие ребята. О нет. В предстоящем конфликте Пруссия будет нейтральной. По крайней мере, на первых порах.
- Если куш не будет стоить риска.
- А что может стоить такого риска?
Сен-Жермен широко улыбнулся. Так улыбается вербовщик, высыпая золото перед рекрутом-деревенщиной.
- Штральзунд и Голштейн. Вместе с каналом, разумеется. Тогда вы сможете стать на Балтике номером первым.
- И мишенью номер два.
- Я рассматриваю Пруссию как европейское государство!
- А Англия будет рассматривать как конкурента, Франция с Австрией - как главного врага. Или вы полагаете, они не смогут объединиться без вашей помощи?
- Они слишком устанут от войны.
- Если Англия, на своем острове, устанет, что будет с бедной маленькой Пруссией?
- Нейтралитет - не лучшая политика. Вспомните хотя бы Ливия и Макиавелли.
- "Без надежды и без чести сделаетесь наградой победителя", - по памяти процитировал Фридрих, - но вы не учли одной мелочи, граф. Сущей мелочи, право. У меня оборонительный договор с русскими. И я дам им понять, что, оставаясь нейтральным, я увеличиваю их силы, экономя русским экспедиционный корпус и регулярно выплачивая, как невоюющий союзник, существенные субсидии, высвобождаю многие полки, закрывая их границы телом своего нейтрального государства. Мне кажется, они поймут. И будут благодарны, несмотря на мое неучастие в войне.
Сен-Жермен так и уехал, своего не добившись. Фридрих пожалел и его - что поделаешь, германская сентиментальность. Да и было что-то трогательное в этом искреннем крестоносце галантного века. Фридриху тоже временами хотелось взгрустнуть над прошедшей молодостью, над той веселой жизнью до Кунерсдорфа. Право, кто не жил тогда - не жил вообще... Но еще больше хотелось перейти в новую, индустриальную, эпоху вместе с Россией. Вот тогда Пруссия точно станет номером вторым. А для этого, пока другие будут биться насмерть, он займется маленькими имперскими княжествами. Из-за такой мелюзги, да под шумок, никто даже ноты протеста не объявит. И северными землями. Во время большой войны слабые страны - это просто территории. А Швеция - это слабая страна, и надо постараться, чтобы большая ее часть отошла именно к Пруссии. Хотя бы и по польскому варианту. А строительством великой державы займется его сын. Или внук. А ему, Фридриху, рано. Зато надо еще и еще округлять границы. Курочка по зернышку клюет. Горе забывшим этот принцип Прусского королевства.
Сен-Жермена кирасиры задержали прямо на сходнях. Он еще заметил, что "задержали" - слово удивительно неподходящее к ситуации. Потому как после "задержания" человека обычно очень быстро куда-то влекут. Например, в карету без окон.
- Вы правы, - согласился усаживающийся с ним в карету офицер, двое капралов запрыгивали в седла, чтобы скакать по бокам, - тем более, что "задержанию" обычно придается негативный смысл, и оно понимается почти как арест. Часто так оно и бывает. Но в нашем случае будет вернее сказать, что ваше сиятельство будут препровождены для беседы с лицом, служебное время которого расписано до секунд. И окна в нашей карете имеются, просто завешены. Привычка. Позвольте...
За запыленным окном возник вечерний Петербург, покуда - до главных улиц - состоящий из темнеющих в полумраке стапелей, лесов и заборов.
- Стройки, - сообщил офицер буднично, - растем, как всегда.
- А это...
- Газгольдеры. Фонари, сударь, не святым духом работают. Вон, кстати, шар полетел. На том же самом светильном газе. Шестнадцатый полет, ночной! - гордо заявил он.
Сен-Жермен поинтересовался:
- А почему не на водороде?
- Это вы, граф, в Академии спросите. По мне - им просто лень его делать. Надо бочки с железной стружкой, кислота, трубы всякие... Взрывоопасен! Четвертый-то шар как рвануло! Хорошо, не над городом. Куда проще светильный газ! Взял баллон, сунул под оболочку, открыл вентиль - и лети. И взрывается менее охотно.
Кирасир говорил с интонацией человека, для которого купить баллон со светильным газом в магазине на углу - привычное дело. По-видимому, так и было. Про то, что для производства светильного газа нужна целая отрасль промышленности, сей бравый воин явно не подозревал. И его было бессмысленно расспрашивать, откуда в Петербург привозят уголь. Что газ делают из угля, Сен-Жермен знал. А вот что в русской столице появился газовый завод - нет.
Привычная перспектива Невского украсилась опрокинутыми пирамидами газовых фонарей. На только возведенных триумфальных рострах вообще огонь пылал постоянно. Над сияющим изнутри Домом-на-Фонтанке опять что-то сооружали. Работа кипела, невзирая на позднее время.
- Глаз, - пояснил кирасир.
- Какой глаз?
- Обыкновенный. Как бы око недреманное. В сущности, просто фонарь такой затейливый. Пока постоит на крыше. А со временем поставим на Дворцовой площади шпиль, чтобы возвышался над городом. Там еще подпись будет помпезная. "Зрю все". Но ее никто не разглядит...
В коридорах было ярко, стерильный газовый свет, рожки через шаг. И, наконец, заочно знакомое лицо.
- Устраивайтесь удобнее, граф. Разговор будет долгий.
- Полагаю, да.
Виа Тембенчинская встала из-за стола и принялась задумчиво мерить шагами кабинет. То же самое делала полусотня ее отражений в зеркальных стенах.
- Я отчего-то думала, что вы нас уже не навестите без нескольких европейских армий, - заявила она, - тем не менее, я вас вижу здесь, причем приплывшего не тайно, для организации очередного подполья, а едва не официально - под самым своим распространенным именем. Значит, граф де Сен-Жермен, вы напрашиваетесь на разговор. В то самое время, когда мне кажется, что все слова уже сказаны, а война прошла важнейшую стадию дипломатической подготовки.
- Создание союза из нескольких государств еще не означает войну.
- При постоянном балансе сил. А мир стал очень изменчивым. Знаете, мой муж рассказал мне любопытную историю. Во время Лондонского конгресса его зазвали на ужин в фамильный замок к одному аристократу. Там на стенах висело оружие времен столетней войны. Мечи, щиты, итальянские арбалеты, хитрые французские пики с крюками. И английские длинные луки - как же без них. Они красиво висели на стене, в обрамлении колчанов со стрелами. Хозяин выпил довольно много, стал многословно хвастаться славой английских лучников. Снял со стены висевшее там сотни лет украшение, вложил стрелу... Она едва перелетела заросший травой сухой ров замка, оставшийся с неспокойных времен. И другие стрелы тоже не хотели лететь дальше. Гости стали смеяться. Но хозяин замка велел принести другой старый лук, который хранился в оружейной комнате ненатянутым. Изготовил к бою, выстрелил - и убедительно доказал древнюю славу английских луков. Лук не должен быть всегда натянут. Только перед войной или охотой. Так и ваш союз. Он выстрелит - или развалится.
- Я не коллекционер, - заметил граф, - и мне безразлична судьба древних раритетов, если они не приносят пользу. И я вовсе не хочу такой войны, как та, что неизбежно на нас накатывается. Я принял меры - на тот случай, если наш разговор не получится. Если же все будет в порядке - никакого западного союза не будет, а будет несколько полузабытых, почти салонных бесед о некоем отвлеченном предмете.