Дор-Баглир ап Аменго. Звучное имя но что в нем толку для изгнанника? Тем более для ссыльного в совершенно чужой мир. Мир, из которого невозможно вернуться
| Вид материала | Документы |
- Чтение как труд и творчество вся литература для ребенка преждевременна, ибо вся говорит, 73.17kb.
- Сегодняшний мир мир динамики и скорости. Чтобы в нем выжить, необходимо постоянно меняться, 178.24kb.
- Сегодняшний мир мир динамики и скорости. Чтобы в нем выжить, необходимо постоянно меняться, 600.13kb.
- Загрязнение биосферы, 1150.22kb.
- Тест заключение список использованной литературы введение, 283.98kb.
- Тертуллиан к мученикам, 89.73kb.
- Маркс: идеи сделать мир мирным и ликвидировать классовую борьбу как абсолютно абстрактную, 79.97kb.
- Гарри поттер и волшебный камень джоанна роулинг, 2893.33kb.
- Московский Педагогический Государственный Университет реферат, 365.36kb.
- Тем, кто когда-то слушал «Арию» и «Мастера», 4302.23kb.
"Хотите - сделайте сами!" Зузинский видел тут когтистую лапу Тембенчинского. Тем большие сомнения роились в его душе, тем более хотелось, плюнув на все, налакаться в зюзю. А как еще, с такой фамилией? Или перевестись в Туруханск.
Но однажды отчаявшийся вконец Зузинский понял - великие и гениальные на этом деле копья и зубы уже поломали. Осталось отдать ему, неприметнейшему мышу - авось сгрызет! А ежели и нет - какой спрос с серого?
Пограничная стража, представляющая собой отдельную бригаду кирасирского корпуса (ничего себе бригада в полтораста эскадронов), дело знала, лютовала так, что на всю Европу и Азию вопли стояли. Зато с Китаем получилось полное согласие. Даже, кажется, больше зауважали поднебесные жители северных варваров.
Зузинский решил - раз гении, Петр и Тембенчинский, взялись за вывоз, ему надо копать там же. Великаны - они всегда немного верхогляды. Могли не заметить чего-нибудь маленького, частненького - да важного. Ему, мышу аналитическому, это зернышко и искать.
Он и стал искать - где что-то не так. Нашел. В суконной лавке. Когда новый китель шить собирался. До того как раз корпел над отчетами иноземных промышленных концессий. "Иноземцу - двойное внимание, своему - полное." Эти самые слова произнес задумчиво вслух.
- Извольте, господин гвардии поручик, взгляните на это англицкое сукно! Оно истинно достойно вашего внимания! Даже и двойного!
Зузинский задумчиво ощупал материю. Точно, англицкое.
- А клеймо? - хитро спросил он. Всякий законный товар клеймился. Приказчик развернул отрез, показал.
- Клеймо вот.
- Так клеймо российского товара! Не таможенное! Уж не поддельное ли? - Зузинский положил руку на рукоять палаша. Нет, что подделку будут сбывать кирасиру, он не верил. А вот сбить нахмуренными бровями цену - вполне рассчитывал.
- Верно, господин поручик, клеймо российского товара. Но мануфактура сия англичанам принадлежит. Рабочие наши, станки и хитрости - ихние. Концессия. Так что, ежели не двойного, то уж полуторного внимания сие сукнецо стоит.
Китель пошил. А вот концессией суконной заинтересовался. Выяснилось - все чин по чину, вывозят прибыль не монетой, своим же сукном. В России же продают, сколько условлено, на плату рабочим, да казне процент налоговый натурой передают.
Снова пришла пора грызть ногти.
Тут явился старый друг, обмывать очередную "черную улитку", полагавшуюся за триста шестьдесят пять беспорочных ночных дежурств. В таком же новом кителе. Из того же сукна. Друг заметил цепкий взгляд.
- Э, брат, да мы в одной лавке сукно берем!
Оказалось - не в одной. Оказалось - полуанглицкое сукно есть во всех лавках города. Зузинский послал запросы - такое сукно имелось в изобилии во всех губернских городах, кроме, разве, Тобольска, до которого запрос еще не дошел, когда Зузинский понял - или у англичан серьезные накладные расходы, так что большую часть товара они продают на месте, или золотишко они таки вывозят.
Тут-то и пригодился парадный китель! Сама княгиня Тембенчинская отдала поручику одну из рот питерской пограничной стражи во временное владение. На британские суда, отходившие от причала компании, устраивались откровенные налеты. Но нет - на всех был только легальный товар! Аккуратно упакованный русский фарфор. Все документы, само собой, были в полном порядке. Пограничники взгрустнули. Но поручик был доволен.
- Мы их еще не поймали, господа, - заявил он, собрав весь личный состав, не исключая и рядовых, - но уже точно знаем, что рыло у них в пушку. В принципе, можно просить у начальства ордера на обыск фабричных зданий и складов. Но лучше доделаем дело сами, сколь возможно.
Все закивали. Делиться возможной наградой с присланным под занавес подкреплением никто не хотел.
- А почему мы знаем, что англичане мошенничают? - спросили его, - Документы у них были.
- Документы были, - согласился Зузинский, - сукна не было. А именно сукном компания должна была получать прибыль. Мы осмотрели все суда, вышедшие в Англию в течение месяца. Сукна не было. Это уже нарушение! Они вывозят прибыль фарфором. Значит, продают здесь лишнее сукно! Но это пока просто штраф. Такую комбинацию они могли провести и законно. Фарфор-то вывозить разрешается. Господа, у вас глаз наметан. Память тренирована. Что они еще могли вывозить? Ин рэ, то есть на самом деле?
Молчали. Думали.
- Упаковку, - сказал, наконец, один, - ящики. И ту дрянь, которую они туда набили, чтобы фарфор не разбился.
- Брус и льняное волокно! - хлопнул себя по лбу прапорщик-пограничник.
- Но и это не все, - заметил Зузинский, - это тоже мелко. Просто если англичане берутся за авантюру, то делают ее всесторонней и основательной. Что заставляет нас сделать банальный вывод. Мы трясли вывоз. Не пора ли проверить ввоз? Только сначала подождем месяцок. Пусть поуспокоятся.
- Да мы уже проверяли эти корабли! Пусть и не так тщательно. Поэтому можно сразу идти за наградой. Они ввозят готовое сукно. А фабрика так, работает для виду. Для нее везут немного шерсти.
Пришел черед удивляться Зузинскому.
- И вы пропускали?
- На сукне клейма этой фабрики. Объясняли - товар некондиционный, сбыть в Европах не удалось, желаем пустить в переработку на здешних предприятиях. Тут, знаете ли, соседняя концессия бумагу выпускает... Кое-кто из наших по такому случаю хотел прихватить по отрезу-другому. Утиль мол, что ему цена. Хорошо, комэск не велел. Сказал - в вопросах чести сумма не важна. Своровал полушку - миллион своруешь тем паче. Да, теперь бы не отмылись.
Так Зузинский раскрыл "заговор концессий". Тихое снаружи, но громкое в изолированных коридорах Дома-на-Фонтанке дело. Тут были ему и новые погоны, и первая, крохотная белая "улитка" раскрытого дела. Увы, обошлось без стрельбы и абордажей, да и вообще всю противную работу выполнили другие бригады кирасирского корпуса. Не аналитические.
Восставших встретили вскоре за последними пригородами, в ковыльной степи.
- Это называется - классические условия для кавалерии, - заметил Зузинский, прежде чем дать команду развернуться в одну шеренгу.
- Будь у меня рогатки и один батальон пехоты, я бы Самару хоть год оборонял, - протянул Тембенчинский, - это ж яицкие, у них пластунов нет. Пехота из них плохая, хуже турецкой. Интересно, какой дурак, мир его праху, командовал здешним ополчением?
- Может, их на марше прихватили!
- У хорошего командира, ротмистр, не бывает никакого "может". Ну, велите трубить атаку.
Это был в какой-то степени честный бой. Казаков было много, у них были длинные пики - а вот винтовок или хотя бы луков не было. Обычные гладкоствольные ружья были, но не у всех, да с их помощью врага не измотаешь. Бьют недалеко, перезаряжать долго... Так что повстанцы просто навалились массой - лоб в лоб, всей тактики хватило на небольшой охват флангов. И, право, не больно им хотелось думать при двадцатикратном перевесе.
У кирасир были свои преимущества. Броня, выучка, более длинное оружие, сильные кони, приученные к князю Тембенчинскому. О нет, издавать "крик страха" он не стал, по своим это ударило бы сильнее. Но само его присутствие немного помогало, заставляя шарахаться ближайших неприятельских лошадей.
Именно поэтому ни ему, ни Зузинскому не пришлось ни отводить пику клинком, ни дергать лошадь в сторону, уводя ее от удара. Телохранительниц князь все-таки спрятал себе за спину, и оттуда то и дело свистел дротик. Отравленный, разумеется.
- А калмыки стрелы травят? - поинтересовался Баглир, отводя очередному встречному саблю вбок, с тем, чтобы на последнем слове воткнуть ятаган беззащитному врагу в горло. В другой руке у него был наготове пистолет - на случай, если что пойдет не так.
Дротик пропел мимо уха Зузинского, и казак, собиравшийся с ним рубиться, вскинул руки к торчащему из глаза древку, но не донес, завалившись на конскую шею. Убитого отпихнули в сторону.
- Охотничьи да, - объяснил ротмистр, слегка вздрогнув, когда очередной снаряд проскочил над единственным погоном, - а военные нет. Почитают бесчестным.
Пистолет в руке Баглира грохнул. Он немедленно потянул из седельной кобуры второй.
- Не стоило тратить пулю, - крикнул спасенный выстрелом кирасир, - у меня сейчас лошадь свалится... Прощайте, товарищи!
Баглир тянул шею, пытаясь разглядеть фланги. После первого удара они подавались назад.
- Ступайте в тыл, рядовой! Сухарев, Чирков! Смыкайтесь друг с другом! Замыкайте наши фланги! - и, уже тише, Зузинскому, - Строй в виде кольца позволяет оказать друг другу поддержку и защититься от превосходящих сил. В сущности, это конное каре.
- Суворов рекомендует колонны!
- Колонны нужны при наступлении, прорыве... И тогда, когда плевать на потери. К тому же для конницы это клин. У клина открытый тыл. Нет, мне больше нравится кольцо!
Выпад! Ятаган направляется кистью, но ушки упираются в металл наручей, которые передают нагрузку на предплечье. Там уже достаточно крепкие кости. Острие уходит в грудь еще одного врага. "На последнем этапе развития кавалерии главным средством поражения противника при помощи холодного оружия следует, безусловно, признать заколы", - складывались в голове Баглира строки очередной статьи. Помимо прочего, они позволяют преодолеть легкую броню. А вот рубящий удар тяжелого кавалериста служит скорее для уничтожения оружия противника. Тяжелый палаш ломает саблю при столкновении клинок на клинок, так что все сражение тяжелого кавалериста с легким сводится к двум безыскусным ударам - рубящий, обезоружить, колющий, убить. Четыре секунды - труп. Бойня. Маэстро, урежьте реквием... Или вот, колокола. Откуда колокола?
Баглир мотнул головой, отгоняя начавший заливать ее кровавый туман рутинного смертоубийства. Вспомнил самолично означенный сигнал - раз бьют набат, значит, мятежники ворвались в город.
- Их хватило, - зло сказал Зузинский, не меняя устоявшегося ритма движений, - И нас задержать, и город занять. Когда ж они сникнут-то?
Именно что хватило. Убитые задерживали кирасир больше, чем живые - только поэтому им пришлось сомкнуться в кольцо, только поэтому бой все еще продолжался. Наконец, ожидающие своей очереди на заклание повстанцы в задних рядах начали пятиться, матерясь на атаманов, от свалки стали отваливаться сначала отдельные бойцы, потом целые ватаги.
- Господа комэски, - заорал Баглир своим лучшим командным голосом, - доложитесь о потерях.
Шестнадцать убитых. Шестьдесят девять раненых. Из них покалеченных одиннадцать, остальные остаются в строю.
- Прорываемся к городу, - объявил Баглир, - эскадрон Чиркова прикрывает раненых. Ловит коней для безлошадных. И для убитых. И сторожит всех остальных. К городу идем пешей колонной, церемониальным маршем, с песней. О моих талантах наслышаны все?
Согласный гул.
- Тогда представьте - там двадцать восемь таких вот голосистых. Уши затыкать бесполезно! Этот звук воздействует на организм в целом, никак не на мозги. Ясно? Шагом - марш!
Эти минуты ужаса пережившие их самарские обыватели - те, кто не успел ил не смог бежать из города, запомнили надолго. Ужас накатывал волнами, вместе с пронзительными воплями опускаясь с крыш. Только вице-губернатор, при первых же признаках страха приложившийся к бутылке, до того парализовал свою нервную систему, что ему стало все равно. Осколки сознания он при этом сохранял, но действовать никак не мог. А потому взирал через окно отстраненным взглядом наблюдателя. Если бы он еще смог припомнить все, что видел! Увы... Но и сохранившихся обрывков хватало, чтобы, леча его похмелье коньяком из фляги Зузинского, кирасиры радостно хохотали, а охранницы Баглира улыбались с горделивым смущением.
В городе началось еще до того, как туда вошли мятежники. Собственный темный элемент справедливо полагал - повстанцы с ними делиться, возможно, и не захотят. А потому нужно собрать ценности первыми. Чего они не учли - это того, что снайпершам Тембенчинского не хватало практики. И, как только они уяснили, что внизу происходит поток и разграбление, а не просто паника, они начали тренировку. Действовали парами винтовка - арбалет. Винтовка по дальним целям, вдоль улицы. Откуда мстить не прибегут. Арбалет по ближним. Поскольку невидим и неслышим.
Когда в город вошли повстанцы и, еще соблюдая подобие порядка, покатились по улицам к центру, их встречали и провожали пули. Специальные пули, у которых в мягкий свинец сзади был вставлен стальной клин. Такую пулю не надо было заделывать - клин при выстреле распирал пулю, и свинец входил в нарезы. А сопровождали мятежников болты. Когда в город втянулся хвост колонны, началась паника. Тоскливые крики сводили с ума лошадей, заставляли мятежников бросать оружие. Иные ломались в дома - уже не для грабежа, а чтоб укрыться от напасти. Кое-кто преуспел, но помогло это мало. Ужас и смертная тоска одновременно... Если бы они не действовали на самих кричащих! Но грозный конвой князя Тембенчинского с первыми же криками превратился в кучку перепуганных до полусмерти девушек. Которые продолжали кричать уже от страха и безысходности.
В природе это заканчивалось с потерей сознания. И исходом всех существ в пределах слышимости. А тут... Как сказал Зузинский - у кирасир свои звуки есть. Сочиненные поручиком Державиным.
- В бою, в любви - нигде мы не бежали.
- Боже сохрани! Боже сохрани!
- Уж если мы падем в пылу батальи,
- Так, слава Богу, ляжем не одни! - выводили эскадронные запевалы вместе с Баглиром. Потом вступило разом полтораста луженых глоток:
- Выступаем! Справа по три!
- Весяло! Ве-, - многие голос неуверенно осеклись, но спохватились и продолжили:
- сяло!
- Палаши вынимаем наголо! Наголо!
- Враг бежал без боя!
- Взяли мы сяло!
- Вашу мать!
- Ну, где же здесь вино?!
{Стихи Ю.Кима. Небольшая правка, Sacre nomme заменено на "Вашу мать". Причина - славяно- и германо-, а не франкофильский характер общества.}
Песня закончилась. Кругом было тихо.
- Вот так, - заявил Баглир, - это называется переломить настроение! Эскадрон Зузинского! Пошли по чердакам искать моих красавиц. Эскадрон Сухарева! Собирайте пленных. И торопитесь. Их вдесятеро больше, чем нас...
10. Старт гонки.
Баглир тихонько притворил дверь в детскую, сделал мягонький шаг в сторону - и тут бухнула дверь, а с лестницы раздался стук каблуков, частый и громкий, как барабанная команда на построение. Спустя секунду князь Тембенчинский был смят и пленен - объятиями и поцелуями жены. Как только смог продышаться, спросил:
- Родная, ты что? Дети же спят!
- Не такие уж и маленькие, на крыло скоро, - Виа любила гляделки глаза в глаза. В упор, нос к носу. Знала - именно так она совершенно неотразима, - Князья, опять таки. А настоящим аристократам одна дорога - в армию. А как они будут спать под гром пушек, если теперь их не приучить хотя бы к хлопанью дверей и копытному топанью матери... Кстати, мне докладывали о твоем эскорте. Совсем ты у меня от рук отбился! Что ты собираешься делать с бедными девочками?
- Не знаю... Всю дорогу думал, и придумал только, что решишь этот вопрос именно ты.
- Решу, - заявила Виа, грозно оскалившись, - еще как решу... Сожру всех он ревности! А если серьезно, Аноту невыносимо нужны крылья. И еще несколько пар лишними не будут. Только вот из выпишу из твоего нового городишки... Как его прозвали?
- Лаинский город? Дор-Иннин.
- Ясно, в честь прородительницы... Выпишу оттуда столько же молодых мужчин. Почему ты смеешься? Кирасирскому корпусу действительно очень не хватает крыльев! - Виа наскоро переменила тему, - И еще надо, наконец, построить дом. Тебе, может, и не надоела казенная квартира, а я-то постоянно тут сижу. Я уже присмотрела на том берегу Фонтанки отличное место. Так что приготовься развязять мошну... на то, что я хочу, жалования не хватит. Сам знаешь, Варфоломей Варфоломеевич (*Растрелли) деньги только что не ест. Зато какие хоромины возводит!
- А нет у меня сейчас никакой мошны, - Баглир только руками развел, - прогорел я, ненаглядная моя.
Виа ослабила его объятия, отодвинулась на полметра, склонила голову набок.
- Так эта штука в Морском корпусе строится на твои деньги?
- От казны денег не дождешься, сама знаешь.
Княгиня Тембенчинская села за забумаженный стол, одной рукой подперла голову, другой принялась выстукивать когтями "Прощальный марш", сквозь сукно портя полировку.
- Хоть детей будет откуда на крыло ставить, - буркнула она с деланным безразличием, - и то...
Ресницы взмахивали часто-часто. Было видно - легендарная начальница Анота вот-вот готова разреветься. Как ребенок, которому пообещали игрушку. Но не купили... Баглир не знал, куда ему деваться. Потому как стыд выедал глаза хуже любой кислоты. Понял, не разумом, сердцем - хоть слезинка сейчас сорвется - не быть его счастью больше. Что ж... Решительно и громко бухнулся на колени, сравнявшись с сидящей женой ростом.
- Прости меня, дурака, - сказал, истово глядя в глаза, - что за походами ни кола, ни двора, не нажил, носился по миру, нос совал, голову подставлял, прожекты строил, о семье не думая... Прости, если можешь... Исправлюсь.
Потихоньку, не вставая с колен, подполз ближе, стал шептать в ухо:
- Аппарат я сразу после испытаний поставлю на коммерческую линию. И - верфь ведь тоже моя. Пока правительство поставит государственную... Я же работаю на грани, на пределе здешней техники, местами и за пределом. Премию за риск возьму. Только тепловой двигатель надежен, все же остальное - руками и головами местных гениев, откуда они только берутся? И еще есть мысли. Богом клянусь - через два года поставлю дворец том берегу, такой, как хочешь...
Виа резко повернулась. Она снова была похожа на себя.
- Черт с ним, с дворцом, - кривовато оскалившись, сказала она, - гори оно все огнем. Главное, что ты меня еще любишь. Среди всех этих чаровниц...
Сползла со стула и неопасно разревелась у него на плече.
- Уж нет, дворец напротив Анота я построю, - заявил Баглир, - пообещал, раз, и нам же нужен дом, в конце концов? Вдруг тебя со службы выгонят? В Дор-Иннин ехать далеко, и дыра этот Дор-Иннин пока. Это в третьих.
- А причем тут Дор-Иннин? - всхлипывая, удивилась Виа.
- А там нам уже один заложили...
- Я все-таки решил вашу задачу, Михель, - Эйлер сидел в кресле, привычная улыбка озаряла комнату. За креслом недовольным Цербером стоял один из сыновей математика. Тот, который врач, - Вот только слишком увлекся. Боюсь, от меня больше не будет толку...
В руках он теребил рассыпающуюся стопку исписанной бумаги.
- Я хотел сделать для вас экстракт, но не успел, свалился... Ну отчего математикам нужно такое железное здоровье? Так или иначе, дальше я работать просто не могу. Глупо, но у меня зрительное мышление, мне надо видеть свои записи. А я теперь совсем ничего не вижу. И врачи говорят - никаких шансов.
Еще бы. Сами удалили воспалившийся от чрезмерной нагрузки глаз. А вторая глазница была занята стекляшкой уже давно. В молодости Эйлер был точно таким же увлекающимся.
- И сотрите это соболезнующее выражение со своей лисьей морды, - добавил Эйлер, - я его не вижу, но догадываюсь, что оно там есть. Мой мозг остался при мне, а значит, я что-нибудь придумаю. И - радуйтесь! Я сумел не просто описать вашу проблему математически, я нашел решение. Общее решение, дружище! Один вывод занял полтораста страниц...
- Я уже отправил Ломоносову пакет с одной из моих девчонок, - сказал Баглир, - пусть найдет вам секретаря, владеющего высшей математикой. Не думаю, что это так уж сложно. Что же касается зрительного мышления - воображение, кажется, при вас осталось.
- И все-таки голос у тебя жалостливый.
- Что поделаешь, актер из меня плохой. Я действительно бываю излишне мягкосердечен. Самому противно. Но - поверьте, Леонард - то, что вы слышите, это не сострадание к инвалиду. Это совесть. Задачу-то подсунул вам я!
- И спасибо. Очень интересная. Такое не стыдно опубликовать. За секретаря тоже благодарю - но не сразу сейчас...
- Не то у отца будет воспаление мозга, - прошипел Эйлер-младший, - и вашей совести, Тембенчинский, прибавится работы.
- И сколько народа ты привез?
- Примерно десять тысяч.
Петр хмыкнул.
- Мало.
- Сколько было.
- Я ведь не в упрек. Просто - надо больше. Иначе просто не выдержим темпа. И вся грюндерская программа полетит под откос. Вся наша индустриализация. По переписи выходит, что в России живет восемнадцать миллионов человек. А надо хотя бы сто восемьдесят... Едут же к нам тысячами, не более. Немцы, греки, сербы, эти твои... лаинцы.
Баглир сложил руки за спиной, крылья же, наоборот, выпустил. Вальяжно прошелся до стены и обратно.
- Не мельтеши, - попросил император, - разговаривать неудобно.
- А я сейчас не разговариваю, а думаю, государь. Сидит в голове одна мысль, которая может отправить всю нынешнюю программу привлечения иностранцев в корзину для бумаг.
- Не от этой ли идеи ослеп сам великий Эйлер?