Дор-Баглир ап Аменго. Звучное имя но что в нем толку для изгнанника? Тем более для ссыльного в совершенно чужой мир. Мир, из которого невозможно вернуться
| Вид материала | Документы |
- Чтение как труд и творчество вся литература для ребенка преждевременна, ибо вся говорит, 73.17kb.
- Сегодняшний мир мир динамики и скорости. Чтобы в нем выжить, необходимо постоянно меняться, 178.24kb.
- Сегодняшний мир мир динамики и скорости. Чтобы в нем выжить, необходимо постоянно меняться, 600.13kb.
- Загрязнение биосферы, 1150.22kb.
- Тест заключение список использованной литературы введение, 283.98kb.
- Тертуллиан к мученикам, 89.73kb.
- Маркс: идеи сделать мир мирным и ликвидировать классовую борьбу как абсолютно абстрактную, 79.97kb.
- Гарри поттер и волшебный камень джоанна роулинг, 2893.33kb.
- Московский Педагогический Государственный Университет реферат, 365.36kb.
- Тем, кто когда-то слушал «Арию» и «Мастера», 4302.23kb.
- Конечно, - сказал Сен-Жермен, - вашим друзьям ничего не угрожает. Кстати, вы меня чуть было не достали. Это и есть та способность, из-за которой вас предпочли менее заметным агентам?
- Нет, граф. Павел, хватайся за меня!
Черно-желтые крылья поднялись у Баглира за плечами. Он сразу стал плоским и каким-то чуждым. Лоск человекообразия от него отлетел, как плащ, торопливо сброшенный влипшим в историю фехтовальщиком. Простой прием тимматского рукопашного боя - строенный удар крыльями по ушам. А крылья у Баглира были куда сильнее и длиннее рук. И длиннее руки Сен-Жермена со шпагой. Короткая немая сцена - безумие мира свело мозги и пальцы на курках гвардейцев. А графу не до того. Сознания, правда, не потерял - уши не те, человеческие, махонькие, да и перья снижают эффективность удара. И успел ткнуть, клинок прошел крыло насквозь, повернулся, послушный привычной к ужесточнению ран руке...
Два удара поставленных ребром крыльев о воздух - и Баглир уже над крышами перешел в горизонтальный полет. Взлет без разбега - признак хорошего планера, способного встать на попа и помахать крыльями. Альбатросы, например, по суше ходить практически не умеют, не то, что бегать. Однако взлетают. Одиночные выстрелы - что толку, из гладкоствольных-то мушкетов? Крики пресекающего напрасный огонь Сен-Жермена. Быстро очухался. И резкая боль в правом крыле. И стекающая по перьям теплая кровь - своя, собственная. Или?
- Павел, ты цел?
- Цел. А ты что, ангел?
- Нет. Просто хороший офицер, если надо, может все.
Пришлось переходить в планирующий полет. Кровотечение ослабло. Зато земля стала приближаться. Непривычно быстро.
- Вы не боитесь, ваше высочество?
- Самую чуточку. Они вас подстрелили?
- Подкололи. Самую чуточку. Я теперь крыльями махать не могу. Иначе кровь течет.
- И мы упадем?
- Не угадали. Тут рядом берег, а там, где берег, всегда есть такая штука, как восходящие воздушные потоки. Сейчас я один из них поймаю. Ну, как?
Ответом был восторженный вопль. Поток оказался похож на ветер, только дул снизу вверх. И этим ветром Баглира подхватило и понесло все выше и выше. Внизу открывалась бескрайняя картина спящего ночного моря. Баглиру хотелось спуститься к этой ленивой зыби, дышать ее соленым духом, но - надо было беречь высоту.
И вдруг среди этого мертвенного великолепия показалась линия огней. Баглир повернул к ним. Скоро одиночные огни распались каждый на два. Потом над с огнями обрисовались смутные контуры парусов, а под ними - темные силуэты палуб и надстроек.
Балтийский флот шел к Петербургу.
Баглир спикировал на кормовой балкон большого корабля в середине линии, с которого ему махали руками две человеческие фигурки, осторожно поставил цесаревича на ноги, и собрался упасть.
Сделать этого ему не дали. И, конечно, не император Петр, который просто сделал шаг в сторону - чтобы тело верного соратника его миновало и упало на палубу. Подхватила его графиня Воронцова, обнаружила рану на крыле и потащила перевязывать. Вскинутый на ее декольтированное плечо Баглир успел подумать про коня на скаку и позволил себе потерять сознание.
Очнулся Баглир от мягкого, но солидного потряхивания, будто рядом слоны наперегонки гонялись. В ушах сквозь вату били барабаны, отбивающие странный великанский танец. А потом услышал знакомые команды: "Пали!", "Орудия пробанить!"...
Через распахнутые окна - не называть же иллюминаторами косоугольные витражные конструкции - в адмиральский салон доносился едкий запах пороха, бодрящий - куда там кофию - любое нормальное существо мужеска пола. А рядом, в огромном кресле, возле испещренного белыми пятнами глобуса, сидела его невеста-лаинка.
- Виа! - обрадованно вскрикнул Баглир, попытался встать - в голове шумело, ныло плотно перевязанное крыло. Виа потрепала его по здоровому крылу.
- Лежи, герой, - сказала она ему, - А попробуешь встать, сразу ляжешь. Дырка-то у тебя в полувершке от легкого.
И показала твердый кулачок. Хорошо, что не когти...
- Но я не столь уж плох, - хорохорился немного присмиревший Баглир, - и должен же я посмотреть на результат своих усилий?
- А смотреть-то не на что. Это ведь уже салют. Боев никаких и не было. При пожаре во дворце погибли почти все заговорщики, и гетман, и сама императрица... Остальные сдались на милость. Просто меч судьбы... Тимматцев бы так пожгло!
Баглир замолчал. План поджога деревянного Зимнего они составили вместе с Кужелевым. Семь офицеров, подобранных Вадковским, подожгли трухлявое здание, высушенное двумя безоблачными неделями летнего зноя. Причем так, что выбраться было никак нельзя, а перекрытия рухнули спустя считанные минуты после начала пожара. Кужелев не только в орудиях разбирался. И, наконец, заместитель Вадковского руководил тушением обреченного здания. Интересно, кого он, вместо того, чтобы спасать, запихнул поглубже?
Вот она, его первая бескровная победа. И никто о ней не узнает. Точно, как сказано в лаинских книгах - истинные победы не приносят славы. Так же, как никто не узнал бы о грандиозной победе, которую могла одержать крохотная Дания над могучей Россией, благодаря тому, что назначила главнокомандующим на эту безнадежную кампанию не признанного полководца-солдафона, а блестящего авантюриста графа Сен-Жермена. А ведь он чуть-чуть не выиграл!
И еще отнюдь не проиграл. Во всяком случае Баглир предвкушал новую встречу - на бастионах Копенгагена.
Датская агрессия была отражена. Можно было думать о наступлении. Только сначала - подлечиться и отдохнуть. И жениться на единственной и неповторимой Виа Рес Дуэ. Другой-то точно нет. А героя должен кто-то ждать. Иначе для чего совершать подвиги?
3. Аналитический отдел.
Одержав победу, толковый полководец организовывает преследование. Именно во время преследования достигаются результаты, без которых сама виктория стоит удивительно мало.
А лучший род войск для преследования - кавалерия. В частности, кирасиры.
Об этом Баглир недвусмысленно заявил своей нареченной. Виа его на подвиги не отпустила - и в результате пошла следом за ним. В качестве советчика, сиделки и костыля.
Ходить с распущенными крыльями было очень неудобно - качало из стороны в сторону. Но голова оставалась ясной. А значит, способность к тому характерному виду преследования, который требуется после подавления мятежа, у него сохранялась.
Впрочем, не только у него.
Десантной партией командовал Миних - и не упустил пока ничего. Город был оцеплен, мятежные полки разоружены и согнаны в собственные казармы. Заговорщиков по заранее подготовленным спискам искали по домам, а заодно - по домам родных и знакомых. Но это была даже не верхушка - пена. Гной, уже вышедший на поверхность. Больше всего было идиотов, которые, едва власть в городе поменялась, занялись рьяным холуяжем, стараясь засветить лица перед новыми владыками: "Смотрите, мы были с вами, когда все еще не решилось до конца!". Теперь этих торопыг, за неимением тюрем, бросали в трюмы кораблей.
За линкоры и фрегаты можно было не беспокоиться: морское офицерство давно стало своеобычной кастой, жившей с жалованья, и не имеющей ничего общего с теми раззолоченными кульками, которые бросали в чрева их кораблей. Кульки же арестованные напоминали здорово, потому как избивали их до бессознательного состояния, да еще и связывали.
Жалости эти существа у Баглира не вызывали. Но и интереса - тоже.
Поэтому он выклянчил у Миниха из десанта роту апшеронского полка и начал выдавливать прыщ полностью. Половину сразу отправил - искать по домам конноартиллеристов. Вскоре его штат расширился вдвое.
Самое славное - нашелся Кужелев. Обнялись. Но между - как будто пленка.
- Вадковского убили, - сообщил поручик буднично, - а я вот живой. Сен-Жермен, оказывается, слово держит. Хотя и считает, что ты победил нечестно.
- Я на это надеялся, - виновато объяснил Баглир, - не бросать же было ребенка. А что же они коменданта то?
- А он был ихний. То есть - присягал Екатерине. А потом спастись возжелал. За то и растерзали. Тут уж никакой граф помочь не мог.
- Даже не скажу, что жаль. Есть что-то правильное в этой дряни. Поработать хочешь?
- По авантюрной части? Хватит с меня. Уволь. Вот если из пушек...
Баглир кивнул, набросал записку - к Миниху.
- Не удивлюсь, если завтра будешь фельдцейхмейстером. Удачи.
Повернулся к остальным.
- Особых авантюр не будет. Будет много бумажной работы и разговоров.
Для начала пошел в те же казармы. И велел по одному вызывать - солдат.
После чего просил рассказать, как было дело. Особенно в первые дни.
- А пошел бы ты... - далее варианты ответов рознились по цветистости, но не по духу.
- А ведь я тебя на товарищей доносить не прошу, - говорил тогда Баглир, - и на начальников - тоже. Я ведь не палач, не прокурор, а кирасир. Тайной канцелярии уже нету. И записей никаких не веду. Просто хочу разобраться - как было. Чтобы не повторилось. Поэтому рассказывай. Без имен.
Их товарищи, топчущиеся поодаль в ожидании своей очереди, его и вправду ничуть не интересовали. А интересовали сущие мелочи: откудова прикатили бочки с вином? Звонили ли колокола? Подолгу ли горел свет?
А за тонкой стенкой сидел, живым укором за вранье, чуткоухий писарь. Еще оттуда, из недоброй памяти тайной канцелярии. Такие таланты нужны в любые времена! И еще там сидела Виа, и настороженно слушала - не сползает ли с безмолвно искаженным лицом ее жених на пол, потеряв сознание от переутруждения.
А Баглир приветливо щурился, наливал стопочку - за старанье, нет, какие подозрения, разве русского человека развезет с такой малости? А хорошему человеку отчего не оказать удовольствие?
И, действительно - не пьянели. Зато от враждебности и настороженности отчасти помогало. Скоро Баглира перестали посылать куда подальше, и охотно болтали с чудаковатым офицером о наболевшем, спрашивали о возможной судьбе.
- Всяко повернуться может, - отвечал он уклончиво. И тут многие начинали просить. Нет, не все бросались в ноги и мазали кавалерийские сапоги слезами и соплями. Разговаривали достойно, иной раз и с вызовом. Но - просили. Что интересно - не всегда за себя. И называли имена.
Баглир терпел, утешал. А человечек за дверью записывал. И на бумаге чудесным образом не оказывалось ни наглой бесшабашности, ни низкой подлости, ни тающей надежды. А были улики и имена. И когда улики вели к именам - отделение, а то и плутонг апшеронцев срывались с места, хватали и волокли в совсем другое место.
При процедуре присутствовало трое офицеров-артиллеристов. Боевых офицеров. Час спустя Баглир предложил им попробовать поговорить самим. И ни один не ломался. Это ведь не в пыточной кнутобойствовать. Просто вежливый опрос пленных, без всякого бесчестья. И стопка за страдания. Получилось немногим хуже, чем у самого князя Тембенчинского!
Оставив их на посту, Баглир отправился в то самое место. Тем более что жесткий стул ему наскучил. А там его ждало мягкое кресло в стиле наисвежайшего Луя. Потому как это место - то самое, откуда катили бочки с вином - было дворцом графов Строгановых. И там его ждала куда более изощренная беседа.
На улице смеркалось. Медное Солнце неторопливо опускалось к пыльным крышам, угрожая их поджечь. Виа в его свете казалась какой-то огневушкой - длинные алые перья, раскаленное добела лицо, расплавленные капли золотого шитья на пепельном платье. Выглядывала она из большой черной кареты.
- Ты устал, и не ел чертову низку дел! - сказала она по-русски. А понял ее только Баглир. Несмотря на полный двор подчиненных.
Вселенная лаинцев была похожа на рыбачью сеть. Понятия непрерывно текущего времени у них не было. Вместо него водилось понятие события. Любой процесс для них состоял из начала и конца. То, что между, представлялось им неизменным состоянием.
Баглир, изучая их книги, почему-то представлял таких людей исполненными неги сибаритами. И даже воспитал в себе этакую эстетскую неторопливость, которую изредка выпускал на волю. А лаинцы оказались поскакунчиками.
Теперь он понимал - именно способность к регулярной, рутинной работе дала его народу решающее преимущество. Но как лаинцы сражались! Оно и немудрено - тимматцы притирались к выверенным по секундам графикам, а лаинцы - друг к другу. Армия его отца была механизмом. Армия Лаина была живым существом. А живое - совершеннее. И - "мир сочувствует живому". Лаинцы в это верили.
- Поедим во дворце, - сказал он устало, - графы Строгановы с голоду не пухли... Что-нибудь съедобное непременно обнаружим.
- И реквизируем! - согласилась Виа, - Я согласна - тут мы ничего хорошего не найдем. Лучше чуточку продлить низку!
То есть потерпеть немного...
Ожидавший их на верхней ступеньке парадной лестницы солдат звонко щелкнул красными сапогами - выданными полку в знак отличия за Кунерсдорфские высоты. На Шпицберге они стояли в крови по колено. Щелкнул лихо и самую чуточку небрежно. Мол, мы не вахтпарадный полк, а боевой.
- Все готово, ваше вскобродие. Пожалуйте за мной...
Вскобродие - высокоблагородие. Потому как гвардейский ротмистр - это армейский подполковник. Тоже невелика птица, если вдуматься. Даже если он туземный князь. Тем приятнее допрашивать великих мира сего.
Заходя во дворец, Баглир на всякий случай попробовал когтем колонну. Мрамор! Это не уфимское губернское присутствие...
Стол был накрыт в малой столовой. Нежная обивка, роспись легкомысленными загогулинами, лепная лепота на потолке. Романтические блики угасающего дня, сквозящие через окна. И в таком помещении надо работать?
А перекусить и найти кабинет - должна же быть в доме хозяина половины Урала комната для занятия делом - это долго. Ночь первого дня оккупации - самое лучшее время для подозрительных элементов, чтобы попытаться бежать из города. Слишком много дел у победителей, патрули еще не приноровились к территории... Если не сейчас - надо долго отлеживаться в тайных норах... а у кого здесь могут быть тайные норы?
Впрочем, у графа Сен-Жермена могло быть что угодно.
Почему-то Баглир был совершенно уверен, что загадочный датский главнокомандующий исчезнет совершенно бесследно. Как в омут канет. Но потом непременно подвсплывет, осторожно пошарит перископом и только в совершенно безопасном месте подставит отсыревшие во мраке и тумане бока солнышку.
А потому велел возглавлявшему гарнизон здания подпоручику вводить задержанных по одному, а сам начал торопливо жевать.
- С кого начинать, господин капитан?
- С хозяина, пожалуй. Иначе невежливо получается. Не желаете копченую рыбочку?
- Я бы лучше стопочку.
- Ну, коли уж до сих пор не приняли... В таких-то погребах. Придется наградить вас чаркой. Дальнейшее же - как пропустим через свои языки всех наших гостей.
Подпоручик - и как его звать - то ли не представился, то ли Баглир запамятовал - ловко опрокинул, занюхал огурчиком, подцепил грибочков. На столе-то стояли все больше разносолы и копчения. Увы, графские повара разбежались при первых звуках канонады, а полковые кашевары оказались заняты в других местах.
Впрочем, Баглира после полетов интересовали почти исключительно рыба и мясо. Причем в количествах, сопоставимых с выставленным на столе. А нагородили-то от души.
Цельнокопченый или соленый - черт разберет - осетр, окорок свиной, окорок говяжий, колбасы копченые, крупяные, кровяные - по паре колец, сало с изумительными розовыми прослойками с тающим внутри чесноком - и тут же продукты графской оранжереи, от репы до ананаса.
А вот стулья с гнутыми спинками стояли неправильно. Напротив друг друга. Мелочь, но сразу ставит людей в противопозицию. Мы на вас, вы на нас. А уж если вас, то есть преподавателей, следователей, и тому подобных неприятных собеседников много - человек чувствует численное превосходство противника и сразу уходит в глухую оборону.
Баглир это учел. И небольшой овальный столик использовал рационально. В противопозицию посадил офицера-апшеронца. Виа усадил сбоку. Сам устроился с другого фланга, причем довернул стул так, чтобы опрашиваемый смотрел почти в одну с ним сторону. Такое взаимное расположение провоцирует людей на содействие.
В получившейся диспозиции настоящий профессионал нашел бы немало несоответствий. Например, Баглир никак не учел освещение. Но профессионалом-то он и не был. Готовили его не в допросчики, в бойцы. А его "метода допроса" была основана на студенческих приемах при сдаче экзаменов. Да, несмотря на непрекращающиеся войны, в Тиммате еще были студенты!
- А, вот и вы, Александр Сергеевич, - приветствовал Баглир Строганова, торопливо сглотнув, - присаживайтесь. Сюда, за стол. Не желаете клюквы?
- Мне и так кисло, - буркнул граф.
- А кто в этом виноват? - развел руками Баглир, забрасывая в зубастую пасть по ягодке. Зубы при этом были видны во всей красе. Граф только и смотрел, что на эти длинные, тонкие зубы, - Ну ведь не я же! Черт ли вас дернут гвардию поить... Две недели! Не разорились?
- Да у меня залежалое было... Думал - власть поменялась, надо ловить случай.
- А вы и вином поторговываете? Не упомню. И как, с вашего позволения, может залежаться бочковое вино? Оно не залеживается, оно выдерживается.
- Выдерживается - в постоянной температуре, строгих условиях. Я такие условия обеспечить не мог.
- Как это не мог! У вашего дома замечательные подвалы. Сыро, прохладно. И глухо. Ежели кого пытать да расстреливать тайком - лучшее место в столице! Дело, впрочем, не в этом. А в том, граф, что победа Екатерины вам была выгодна. Всем известно, основной доход вашего семейства проистекает от металлургических заводов. Не вино - сталь и чугун. Медь и олово. Ну и готовые изделия - пушки, там, сковороды, ночные горшки... А добывают, плавят и куют - тысячи рабов. Указ же об освобождении сих несчастных уже лежал на столе государя. Ваше благополучие оказалось на волоске! А вы, Александр Сергеевич, человек молодой, деятельный. Тридцать пять лет - самый возраст для толкового авантюриста. Кровь еще горячая, да и мозги уже есть. И тут переворот. Ищи, кому выгодно - так советовали еще древние. Поэтому я принужден полагать, что вы изначально участвовали в заговоре. Входили в руководство...
Граф спал с лица. То, что на лице осталось, было бледным и возмущенным.
- Ваши измышления чудовищны, Тембенчинский.
- Какие там измышления. Тривиальный логический анализ. И не стройте мне рожи, - заявил Баглир, которому вдруг надоело быть вежливым и выспренным, - я понимаю только логику и выгоду. И не вздумайте меня подкупать - столько, сколько я взял бы, еще не начеканено. К тому же мне нравится ваш домишко, а император обещал подарить мне любой, отнятый у мятежников.
- Зачем тогда вам со мной говорить? Тяните на дыбу.
- А дыбу отменили. Могу предложить сразу плаху. Миних остановится на чем-то на таком. Можете надеяться на милость государя Петра, он у нас добрый. Но от конфискации имущества, Александр Сергеевич, царева милость вас не спасет. Сами видите - с этим освобождением крестьян мы в этом году шиш обкусанный соберем вместо налогов. А надо вести войну... В этом году Петр принужден быть добрым, но жадным. И не шипите на меня! Я, кстати, верю не жестокой логике, а вам. Потому, что участие в заговоре мне почему-то кажется несовместным с вашим характером. Но вы попробуйте это Миниху доказать! Его характеры, чувства и тому подобная дребедень ничуть не волнуют. Он инженер, мыслит интегралами и дифференциалами. И порывы душ человеческих ему недоступны. И тут я ничем вам помочь не могу.
Говоря так, Баглир то воздевал руки, то качал головой. Для пояснения эмоций. Читать чувства по его перистому лицу люди пока не умели. Наконец он сделал паузу.
Граф Александр Сергеевич был не дурак. Игру понимал - но что ему оставалось?
- А кто может?
- Вы сами. А больше никто. Вам надо убедить фельдмаршала и государя в своей невиновности. И только! А невиновность доказать просто. Надо написать все, что с вами происходило в эти две недели. По минутам. Где были. С кем встречались. О чем говорили. Какими словами. Правду. Только правду. Всю правду. Этого вполне хватит, - Баглир увидел неожиданный эффект своих речений. - Отчего вы улыбаетесь?
- Английские судьи обычно так приводят к присяге свидетелей. Почти такими же словами. "Обязуюсь говорить правду, только правду и ничего, кроме правды".
- Это искаженная формулировка из Юстинианова кодекса, - заметил Баглир, - вместо третьего пункта лишний раз повторен второй. Видимо, для красивой трехчленности. Она позволяет умолчать. А я не позволяю. И требую - именем государя - не просто правду. И не только правду, безо лжи. А ВСЮ ПРАВДУ. Здесь - не Англия. Это, в том числе и для вас, не хорошо и не плохо. Это просто факт. От вас я тоже желаю фактов. И знайте - подобный отчет писать будете не вы один. Вас отведут в какое-нибудь помещение. Комнат тут много. Времени вам до утра. Ступайте.
Вдохновение во взгляде Баглира угасло. Он перевел взгляд на стол. Там были рыбьи костяки, белые кости от окороков, косточки фруктов и огрызки овощей. И облокотившаяся на него скучающая Виа.
- А ты не лопнешь, бесценная моя? И вообще, я толстух не люблю.