Странная книга. Совмещает очень многое. Проницательность. Острый юмор. Искренность. Флёр романтичности. Грусть от происходящего в современном мире. Ностальгию по былым законам чести

Вид материалаКнига
Подобный материал:
1   ...   6   7   8   9   10   11   12   13   ...   36

XX


Какие убогие и ущербные люди живут в российских глубинках! И именно Российские глубинки с их убогими перекосившимися хатёнками, развороченными плетнями да заваленными и сгнившими колодезными срубами служат неисчерпаемым источником талантов земли русской. Парадокс! Чего стоит только Михайло Ломоносов!

Шокинские соловьи и менестрели давно уже потеряли счёт времени, а уж о субъектно-направленном восприятии пространства и говорить не приходится. Учёным ещё предстоит раскрыть тайну гиперборейских пирамид, пробившихся из-под земли, подобно запоздалым грибам, как, впрочем, и перевернуть ход истории в связи с открытием Градарики – центра арийского государства на Урале. Откуда, спрашивается в задачнике, на египетском сфинксе древнеславянское «зрю на суету сует»? Сплошная ибиоматика, не иначе как.

Дмитрий Петрович Овечкин тяжело вздыхал и лез в свой древне-казачий дубовый сундук, имевший на своей медной нашлёпке аккуратно вытатуированную надпись: «Есаулу Лыкову за доблестную службу во славу царя и отечества». Из сундука на Дмитрия Петровича воспарял дух старины, предвещавший глубокую и продолжительную истому. Нет, старину Овечкин любил до жути, об этом даже и разговору нет. Места для неё в своей усыпальнице он не жалел, а, особенно, - свободного времени. Так бы и шлялся по хуторским дворам в поисках какой-нибудь пищи для души - захудалой иконки. На самом деле участковый хорошо знавал цену старины глубокой и, пользуясь служебным положением, как мог выцыганивал у старух древнюю утварь. Не гребовал ничем, цеплял всё, что плохо лежало или висело, вплоть до ржавых загнеток, цапельников и дырявых чугунков. «Задари, - говорит, - Степановна, этот твой никудышный самоварчик. Повезёт, так я его в краеведческий музей школьникам пристрою – всё какая-никакая польза». Возьмёт самовар себе под зебры и зашагает прочь, беспечно насвистывая под нос какую-нибудь шалость, а самого так и распирает изнутри от переполняемых чувств любви к Родине. А главное есть люди, которые во много раз больше, нежели Овечкин, любят прошлое родных краёв и готовы посвящать родным краям не только свободное время, но и высыпать мешок целковых за ржавую швейную машинку системы «Зингер». А однажды в хуторе Кривенький Овечкин надыбыл такое, что…

В общем, всё по порядку. Как-то в начале осени приехал он в хутор Кривенький расследовать одно весьма заурядное убийство. Женщина по пьяной лавочки зарубила топором своего сожителя. Хорошо зарубила - по-доброму, по хозяйски, как поросёнка. А потом жизнерадостно об этом сообщила куда следует. Делать нечего, нужно заводить дело. Зашли они вместе со следователем в хату, где произошло это знаменательное событие, а возле кровати – кровь, мозги и аура такая невыносимая над потолком зависла. Ну и известное дело, подкатил комок к горлу. «Я выйду раздышусь», - успел сказать участковый и выскочил на баз. Побрёл в сад. А садище дремучий, заросший, будто в него и по нужде-то сто лет не ходили. Ну, люди, ну, люди! Обленились донельзя и вместо того, чтобы небольшой Эдем сотворить – взялись за топоры – в Эдеме адреналину нетути. Опёрся Петрович на ствол вишни обоими руками, чтобы выдавить из себя вчерашние галушки, глядь, а перед самым носом на суку болтается шашка. Опа! Натурально шашка, правда, ножны не её родные – вновь сделанные, но эфес на вид ладненький, целёхонький. Дмитрий аккуратно зажал левой ладонью ножны, а правой взялся за рукоять и потянул. Сталь с трудом, но подалась и вот показалась из ножен. Батюшки! Её холодный блеск резанул Овечкина по глазам, да так, что он аж зажмурился! В голове запикал калькулятор. Десять тысяч как с куста! Нет, двадцать тысяч…. Да что это я? Её же нужно сдать на экспертизу. Да какая там к чёрту экспертиза! Овечкин запихал шашку за пазуху и побежал к своему «жигулёнку». «Совсем Овечкину плохо», - подумал молодой следак и, притушив бычок о ветхие перильца, вошёл с понятыми в хату.

Овечкин аккуратненько извлёк из сундука длинный свёрток, укутанный старыми платками, и стал тихохонько, еле дыша его разматывать. Когда последний платок был сброшен, обнажились газетные обрезки, перевязанные оборкой. Наконец, когда передовицы столетней давности превратились в мелкие клочки, источенные, как бы, мышами, показалось нечто, похожее на футляр для ватмана. Когда Овечкин принялся расчленять футляр, он уже более не походил на участкового Овечкина. Он походил на Плюшкина или на человека в футляре. Сопя, и крайне сосредоточенно, Дмитрий Петрович возился около своего сундука, как крот у своей норы, словно замышляя некий оверт против всего человечества. Дрожащими от волнения руками Овечкин гладил ножны казачьей шашки, словно едва оформившиеся груди столбовой нимфетки, после внушительного сеанса пранаямы. Шершавость отчищенного до блеска металла щекотала нутро. Оно планомерно наполнялось глухой сладковатой истомой, наплывавшей откуда-то издалека, захватывало врасплох сердце, лёгкие и что-то там ещё, под ложечкой. Такие минуты он любил, а не такие - недолюбливал. Например, когда его благоверная застигала его за этим занятием. Она останавливалась в дверном проёме и, уперев руки в боки, человеконенавистническим взглядом высверливала у своего мужа дыру в затылке. А муж в это время отрешался от реального мира. Он часами мог смотреть на поблёскивающую сталь и думать о своём, о наболевшем. Вот он славно несётся на пегом скакуне – и-и-их! - как он рубанул шашечкой-то неприятеля по его бестолковой головушке! Головушка так вот и отвалилась. Кровь забила фонтаном, глаза выкатились, а тело забилось в предсмертных судорогах. «Да, ничего себе зрелище…. Как казаки умудрялись разваливать тела напополам? Неужели за счёт дури в плечах? Походил бы ты, Петрович, за плугом с двенадцати лет, небось развалил бы…. Интересно, а смог бы я, скажем, для начала ополовинить нашего борова?» Петрович скрёб большим пальцем остриё лезвия, в который раз убеждаясь, что наточил он его на славу. Целую неделю по ночам сидел и точил, как мышь пчелиные соты – тупо и упорно. Никто из хуторян не знал о такой уникальной находке капитана Овечкина. Кроме его жены, конечно. А сам Овечкин не имел ни малейшего представления, как это доблестное оружие могло оказаться в саду у Никипеловой. Спросить у неё про шашку он не решался – а вдруг развопится на всю округу, заявит на неё права, скажет, память, дескать, от прадеда осталась. «Надо спокойно дождаться, когда её упекут в Сибирь, всерьёз и надолго, а потом и легенду состряпать об удивительной находке. А может, вообще её никому не показывать? А борову я голову всё же отрублю…. Пусть знает, как у молодой свинки корыто переворачивать!»

Однажды капитана Овечкина допекла его жена Настютка – дебелая бабёна, незаконно отъевшаяся на подносимых участковому харчах от проштрафившихся хуторян. За это он её ненавидел.

«И чего ты упулился на неё как на образ царя небесного? Вот заявлю на тебя в органы и посмотришь как у тебя её отымуть. Ты её незаконно присовокупил, а теперева кутаешь в тряпки, как дитё малое с куклой играешь! Нашёл себе барби! Иди вон у кролов убери! Свиньям надо зерно дробить, а у тебя и конь не валялся! Боров вона как орёт, приучил его кашу жрать, а мне, что теперя, отдельно ему со стола подавать? Слышь, чё говорю, а то дождёшься у меня - выкину твою железяку в яр, она мне тут начисто не нужна!»

Один раз Овечкин не выдержал и вспылил. Его будто ширнуло в задницу. Он выхватил шашку из ножен, да как заорёт: «Зарублю-ю-ю, сука!», - и засвистел смертельным грузом над головой опешившей женщины. Настютка вобрала голову в плечи и вдарилась из спальни вон, закудахтав, как курица: «Ой, убиваю-ю-т! Спасите! Помогите! Караул!»

Ишь ты, испугалась, курва…. Страшно, должно, почуять благородный металл вблизи такой гладкой шейки. «Вижу, что ты ещё не готова», - сказал Овечкин своей дражайшей супруге каким-то чужим сдавленным голосом. Та забилась в угол между телевизором и комодом, и дрожала как осиновый лист на ветру. «Когда подготовишься – скажешь, угу?» Он подержал для острастки остриё шашки у самого Настюткиного носа, и устало побрёл к сундуку пеленать оружие, ставшее ему теперь таким дорогим. Настютка от ужаса свела глаза в пучок, завороженно наблюдая, как шевелится остриё клинка, подобно голове гадюки у самых её ноздрей, да так и не смогла развести их обратно…

Вот она, реальная власть над людьми! Совсем не такая, которую ему одалживают на время служебных обязанностей. Йо-хоу! И-и-их!


XXI


«Психиатрия занимает далеко не почётное место в умах людей, учитывая тот факт, что своими методами лечения на протяжении вот уже столетия она ещё не помогла встать на ноги ни одному юродивому. Копаясь скальпелем в мозгах и обильно пичкая душевнобольных депрессантами, люди в белых халатах забыли, что на самом деле они целители душ человеческих. Хотя как раз они-то и настаивают на том, что никакой души нет, а есть повседневная работа головного мозга. Мозг – вот источник мысли! Стоит в нём как следует покопаться и человек, – гляди-ка, стал думать по иному – проще, без затей. Адепты одной из исламских сект в момент религиозного экстаза втыкают в свои головы длинные ножи по самую рукоять, но думать как-то по-другому они не начали».

Так-так, где-то мы это уже слышали. То ли дело психотерапия. Часами говоришь с пациентом по душам - выведываешь у него первопричину его душевного надлома. И вот, когда пациентка, наконец, поняла, что первопричина её страха перед сексом был инцидент, связанный с насилием, то… она теперь отлично понимает, почему она так панически боится мужчины готового к спариванию. Скука! Официальная наука – это скука. Любой психотерапевт в своей практике, если, конечно, он действительно упорно практиковал, встречался с явлениями прошлой жизни. Но со времён Фрейда эти явления списываются на работу подсознания, в котором, якобы, записано всё, что случалось с человеком. Отлично! Всё списывается на подсознание, и никто не знает, где оно находится и что это такое. Но если регрессивные техники подтверждают именно это, то есть, наличие подсознания, в котором есть всё, что было, то как быть с прогрессией, когда пациент начинает проговаривать события, которые с ним произойдут в будущем? Это свидетельствует ни много, ни мало лишь о том, что время - довольно относительное понятие. Да что там время! Недавно труп встал и вышел из морга! Но и это ещё можно было бы списать на некомпетентность врачей, которые преждевременно засвидетельствовали смерть. Но ведь перед трупом открывались двери! Их просто срывало с петель! Медицинский персонал занимал оборону у себя в кабинетах, а оживший человек требовал одного – чтобы ему выдали одежду. И вот тут мы должны чётко проконстатировать: официальная наука здесь бессильна. И там она тоже бессильна. Она бессильна здесь, там и повсюду. Её заполонили ретрограды, ортодоксы и догматики всех времён и народов. И именно они с одержимостью маньяка пытаются протащить идею о материальной основе человеческого «я». Они всё норовят объяснять через материю. Материя источник сознания…. Мозг порождает ментальные картинки и он же их и рассматривает. Чушь! Доказать обратное – вот цель, которая будет оправдывать все средства. Иначе мир так и дождётся своего конца, как это красочно расписано в Библии. Ведь он там был….

Реплика. С удивительной пунктуальностью и непонятной периодичностью, примерно раз в пять лет, с экранов телевизоров и со страниц газет преподносится информация по типу «учёные доказали», что человек являет собой нечто большее, чем просто тело. Показываются зафиксированные приборами свечения над умершими, показываются снимки люминесцирующих шаров над головами людей, досконально описываются опыты контакта с потусторонним миром. В конце концов, и это преподаётся как сенсация, - доказывается существование духов! Вот тут-то, казалось бы, нашим учёным мужам и карты в руки. Но нет, шумиха затихает, пыл угасает и все тихо, и мирно расходятся по своим песочницам. Через несколько лет начинается всё, с чего всё и начиналось: какой-то учёный в сто первый раз доказывает, что человек являет собой нечто большее, чем просто тело….

Пятидесятилетняя женщина с двумя детскими косичками на затылке в прошлом была гимнасткой. Она стесняется присутствие врача, и каждый раз с его приходом она залезает с головой под одеяло и через небольшую дырочку бдит. Вот и сейчас один глаз Марии Львовны выглядывает из-под надёжного укрытия. Она в безопасности. Но руку держит на пульсе. А вдруг!…Очевидно, для её психики более комфортно быть пятилетним ребёнком, чем пятидесятилетней женщиной. Кто же вас так обидел, Мария Львовна, что вам пришлось схлопнуться в личность маленькой девочки? Плохой дядя? Изменник муж? Злой рок? Что произошло с вашими дендритами, ядрёна вошь?! В её карточки стоит приговор: параноидальная шизофрения с элементами…. В общем, с какими-то там нехорошими элементами. Ну и почерк у этих мучеников науки!

В этот самый момент затрещал мобильный телефон. Одинокий человеческий глаз тут же скрылся под одеялом, как малёк от щуки.

- Да, это я. А кто говорит? Что-то я не припомню…. А-а-а, Пичугин, Костя! Как же, как же – помню, не забыл. Рад тебя слышать, старина! Ну, что у тебя там, написал свою лебединую песню о внеземных цивилизациях? Интересно, интересно…. А я как раз этим и занимаюсь. Да, целю человеческие души, если это всё можно назвать именно так.


XXII


К Шалтаю опять постучали. Они что, издеваются, что ли? Он захлопнул И Дзын на самом интересном месте и предусмотрительно накрыл её засаленным кухонным полотенцем.

- Входите, не заперто.

На этот раз на сцене появился опрятно одетый молодой человек. На его лице играла приветливая улыбка, и лишь искушённый в технологии эффективного общения, мог бы заподозрить в ней некую натянутость.

- Шалтай, если я не ошибаюсь?

- Не ошибаетесь. Чем могу быть полезен?

- Вы здесь проживаете?

- Да вы проходите. Можете сесть для начала.

- Спасибо. Я из районного БТИ. Мне нужно ознакомиться с вашим планом дома и произвести ревизию всей архитектуры имеющихся на данный момент строений.

Молодой человек с каким-то первобытным интересом разглядывал Шалтая.

- В связи с чем возникла такая необходимость?

- В связи с передачей этого дома поселковому совету в виду отсутствия его хозяина, - бойко отрапортовал непрошенный гость и сел, наконец, на предложенную гостеприимным хозяином табуретку.

- А я, по-вашему, кто?

- Покажите, пожалуйста, документы, подтверждающие ваше право на владение этой собственности.

Это уже походило на хорошо отрепетированный спектакль.

- Их у меня нет.

- Тогда я вас попрошу пройти со мной в поселковый совет, чтобы прояснить ситуацию на месте.

- А чего там прояснять. Совет мне разрешил занять этот дом при условии, если я буду следить за его сохранностью: мазать стены, белить, чинить крышу и продёргивать чертополох.

- Вы должны покинуть сиё поместье или купить его по цене, которая определится после проверки БТИ. Вы плохо побелили стены.

- Слушай, пошёл к чёрту!

У молодого человека как-то сразу выперли по краям скул два желвака. Глаза превратились в маленькие осколки льда. Он вскочил со стула, чтобы обеими руками ухватить Шалтая за ворот его Есенинской косоворотки и процедить ему в лицо пару ласковых... Что этот алкаш возомнил о себе? Однако этому действию помешало неожиданно возникшее противодействие. Чья-то цепкая рука перехватила руку работника технической инвентаризации и заключила её в стальные тиски. На запястье синим по бледному было предначертано: «Не забуду мать родную». Пётр Авдеев перевёл изумлённый взгляд на хозяина этой росписи.

- Кто к нам с мечом придёт, тот от меча… того… кони двинит, - прорезалось сквозь редкие зубы. Перед ним стоял угловатый тип с неприятным выражением лица.

Авдеев хотел, было, сноровисто высвободить руку, но рука удерживалась, словно не человеком, а самым настоящим йетти или орангутангом. Пётр попал в состояние замешательства. Всё говорило о том, что, когда кто-то недвусмысленно схватил тебя за руку, нужно нежно поддаться, а потом безо всяких усилий освободиться, применяя технику айкидо. А нежно ему ой, как не хотелось – претила сама мысль.

- Давай выйдем на улицу, - просто, как мужчина мужчине, предложил Авдеев, нагнетая на себя нирваническое спокойствие.

- Давай, - сказал Митька, но свою бульдожью хватку не ослабил. Они оба стали перетанцовываться в направлении к двери, неуклюже семеня ногами. Как только Авдей почувствовал под ногами почву, а главное пространство для манёвра, он тут же сделал ложный выпад и захватил Митькину руку на излом. Митька вскрикнул от боли, но пошёл по направлению приложенной силы, как сом, вытягиваемый на закидушку, и, сделав неожиданный кувырок, освободился от захвата. Блеснув на Петра краем глаза, он бросился по ступенькам в хату. За каким-то чёртом, поддаваясь не вполне разумной игре, Авдеев бросился за ним. Митька внезапно остановился и лягнул своего преследователя по лошадиному, с заду в промежность.

- Ну, сука! – Пётр присел, как по большому, но ненадолго – не следовало давать противнику время для занятия обороны. Он метнулся в хату и со всего маха налетел своим обнажённым лбом на дверной косяк, который был почему-то ниже входной двери в чулан.

- А-а-й, б…ть! Авдеев схватился обеими руками за лоб и, ничего не видя, по инерции ввалился в комнату, где его уже поджидал Митька. Он держал в руках коромысло, как самураи, обычно, держат бокен. Ещё мгновение и это грозное оружие, сопровождаемое истеричным воплем «и-и-я!», резко опустилось на спину того, кто её так легкомысленно подставил. Пётр Авдеев, неся за собой инерционный процесс дверного косяка, почувствовал как нечто твёрдое, длинное и беспощадно приплюснутое придало этому процессу ещё большее ускорение. «Кеса гери», - подумал Пётр, заваливаясь в угол комнаты, где стояло помойное ведро.

Всё это время большой сибирский кот сидел под столом и наблюдал во все свои зелёные кошачьи глазищи за быстрой сменой разворачивающихся событий. Бешено бегая из стороны в сторону, как две большие мигалки, они боялись пропустить хоть одно лишнее движение, таящие в себе опасность. Когда опрятно одетый мужчина, полетел с криком в угол, собирая на себе табуретки, то нервы у кота не выдержали, и он решил отдать свою жизнь за дорого. Выскочив пулей из-под стола с диким визгом пантеры, он взлетел по стене к потолку, и, обломав коготки о штукатурку, под собственной тяжестью упал на голову Митрофана. В это время тот заносил свой бокен над поражённым противником, чтобы нанести свой последний и сокрушительный удар. Кот на мгновение ослепил Митроху, использовав рельефы его лица, для благополучного приземления на пол. Бокен неоправданно завис в воздухе, а лик его обладателя в мгновение ока преобразился в лик индейца, ставшего на тропу войны. Но даже этих секунд было достаточно, чтобы Пётр вспомнил вторую чеченскую кампанию.

Помойное ведро с глухим колокольным стоном водрузилось на голову Митрофанушки. Теперь уже средневековый рыцарь был перенаправлен пинком в зад туда, где секунду назад возлёживал Авдеев, - в разлитых помоях.

- Тут тебе и чифир, и барбамил с димедролом! – выпалил он и резким движением опустил коромысло на шлем крестоносца. Начало операции по поимке аргонавта положено. Но где же сам аргонавт, забодай его комар?!.. Шалтая простыл и след. Может кота его привезти в «центральную лабораторию»? - так называли сотрудники секретного отдела свою богадельню. Вот, мол, что осталось от вашего Шалтая, забодай его забери! Трансформировался в кота. Что хотите с ним, то и делайте! Хотите на детекторе лжи проверяйте, хотите - кастрируйте, а хотите, сварганьте суп с котом и пирожки с навозом.

Петру Авдееву был звонок срочно доставить этого водососа, живым или мёртвым. Время не ждёт! Ну что же, Пётр Авдеев и на это горазд. Главное под любым предлогом усадить его в свою «ауди». Для этого есть и усыпляющие наркотики, и наручники, и та же самая пара ласковых. Свою легенду он уже допридумывал в пути, основываясь на имеющихся данных о Шалтае. Очередной бомж. Зачем он им понадобился? Авдеев выбежал из чулана на крыльцо. Надо не мешкать. Он закрыл глаза и постарался расслабиться, настраиваясь на волну поиска. Но пока сохранялось глубокое дыхание, в голове мельтешили различного рода картинки, похожие на кадры из скомканной киноплёнки. Проклятье! Пройдёт ещё немного времени и операция по доставке реципиента провалится из-за отсутствия оперативности и тайное станет явным: начнутся разговоры, пойдут слухи, понаедут корреспонденты, и тогда - прощай карьера. Где-то в районе правого полушария у Авдеева обозначилась картинка дома. С его противоположной стороны как на телетайпной ленте отпечатывались слова: дом с мезонином, дом, где резной палисад, мой дом – моя крепость, домик в деревне и так далее. Но никакой из этих ярлыков не подходил к тому дому, который стоял у агента перед его мысленным взором. «Должно быть он там, в этом доме», - чуть ли не вслух проговорил Пётр и открыл глаза. В пятнадцати метрах от него у калитки стояло четыре парня с битами. Они молча смотрели на Авдеева, и в их глазах не было ничего хорошего. То есть, был бы в их глазах хоть малейший намёк на что-нибудь разумное, доброе или вечное, Пётр непременно бы за это уцепился и воззвал бы их неустанно творить добро, перековав мечи на орала и искурив в порошок трубку мира.… Да-да, это были те самые парни, которых он, командир спецназа, так лихо уделал несколько дней тому назад. Вот так всегда: подобное притягивает подобное. Не умел бы Пётр так хорошо раздавать тцуки, разве ж путались бы у него под ногами эти грёбаные отморозки?! Он тяжело вздохнул и пошёл обратно в комнату за коромыслом. В дверях Авдеев столкнулся лбом с Митькой. Тот шарахнулся в сторону и выскользнул из дверей, как ужак из-под вил. Завладев коромыслом, Пётр пошёл на хитрость. «Вы, друзья мои, будете меня ждать на крыльце, типа в засаде. Ну-ну, ждите!» Авдеев юркнул в спальню и сиганул в наспех распахнутое окно в сад. Держа на всякий случай коромысло в замахе на уровне бровей, он лисой шмыгнул вдоль завалинки к крыльцу. Нас ожидали с корабля, а мы с горы на лыжах. Ещё минута и он с гортанным криком выскочил на врагов, но… врагов, как корова языком слизала. На подворье никого не было. Всё не как у людей. Медлить было нельзя. Авдеев отбросил в сторону коромысло и, перемахнув через плетень, устремился к своей «ауди», которую оставил на задах в «зелёнке». Машина являла собой жалкое зрелище. Все стёкла у неё были выбиты, а колёса спущены. «Чёрт! Наверное, и бензин слили, сволочи, - подумал Авдеев. – Всё под контролем, всё под контролем», - уговаривал он себя, одёргивая запылённую и местами мокрую джинсовку, как парадный офицерский мундир, перед тем как зайти с докладом к начальству. Пётр даже не стал приближаться к машине – уж там-то точно была засада. Что толку драться? Нужно найти какую-нибудь берлогу и, отдышавшись, принять правильное решение. Спецназ сошёл с тропинки и пошёл между старых деревьев к окраинам хутора, подальше от глаз, пока нету чётко выверенного плана действия. Дорогу преграждали убогие заграждения из полусгнивших жердей и веток. От кого они оберегали заросшие густой травой гектары, было непонятно. В этой самой траве Петр спотыкался о какие-то коряги и пеньки, то и дело, цепляя на себя прошлогодние репьи и кажужки. Перелезая через очередной плетень, Авдеев маленько не подрасчитал. Плетень настолько был трухляв, что затрещал под ним со страшной силой, увлекая за собой врытые в землю столбы, которые обломились как спички. Спецназ растянулся, что говорится, по полной программе. Путаясь ступнями и руками в хитросплетениях деревенских зодчих, он неуклюже встал на ноги и, спотыкаясь, подался в направлении наименьшей опасности, туда, где его путь обещал быть более-менее предсказуем. Из соседнего огорода на него пристально смотрело существо в облике женщины. Одной рукой она опиралась на плетень, а другой застилась, якобы, от солнца, сложив пальцы лодочкой над бровями. Но солнца не было, а существо женского пола так сильно напоминало бабу Ягу, что Авдеев, выбираясь из этой чертополоховой западни, несколько раз с нескрываемой опаской оборачивался на это зловещее изваяние, пока стволы деревьев не скрыли его из вида. Выйдя на грунтовую дорогу, Пётр решил не рисковать и не сворачивать с проторенного пути. У одного из дворов лежало огромное высохшее дерево. Пётр сел на его ствол, чтобы перевести дыхание. Неподалеку мирно паслись куры. Наконец он поднял глаза и замер: как раз напротив, метров в тридцати от него, стоял тот самый дом, который полчаса назад рисовало его больное воображение и именно в этом доме должен находиться сейчас Шалтай. Теперь Авдееву стало понятно, зачем он лез сквозь все эти дебри, понося всё вокруг! Ну, конечно же, только ради того, чтобы подойти к этому палисаднику. Его способности действуют как часы. Не надо только на этом зацикливаться. Как только Пётр начинал дивиться своей интуиции, куда что и девалось! Нужно, не думая ни о чём постороннем, с настойчивостью маньяка двигаться к своей цели. А цель у него одна – отдать долг Родине и спохватить космического лазутчика. План «А» провалился. Нужно переходить к плану «Б». Но планы «Б», «В», «Г», «Д» и «Е» невозможно осуществить без колёс. К тому же каким-то образом нужно срочно без шума и пыли эвакуировать его разбитую «ауди». Думай, Петя, думай….

В пяти метрах от Авдеева остановилась ватага гусей. Главный гусак-дирижёр дотошно рассматривал человека, сидящего на стволе дерева. Его гусачиные мозги не могли выдать адекватного решения: продолжать ли свой поход к речке или на всякий случай забить тревогу. Сидящий на стволе человек не шевелился. А значит, мог быть и не человеком, а простой корягой. Но что-то эта коряга очень уж напоминает человека…. Что же делать, думал гусак и человек одновременно. Авдеев вглядывался в чёрные зрачки гусака, пытаясь понять ход его мыслей, если, конечно, таковые водились в такой маленькой и тупой головке. Концентрация внимания на чём-либо не относящимся к делу помогала Авдееву находить самые неожиданные решения. Вот и сейчас гусак сказал ему, и Пётр его услышал. Дело за немногим – нужно дождаться сумерек.