Эволюция организующей роли отношений собственности1

Вид материалаДокументы
Глава 2. Институт собственности
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8

Глава 2. Институт собственности


В настоящей работе мы будем опираться на определение собственности как института. Но прежде чем дать это определение, необходимо сказать несколько слов об институциональной теории вообще и трактовке понятия институт в частности.

Не подлежащая обсуждению аксиоматика неоклассической теории: центром социальной жизни является индивид, и индивид выбирает. Маржинализм готов отказаться от незыблемости почти всех своих предпосылок: свободы конкуренции, полноты информации, абсолютной рациональности и защищенности прав собственности. Готов признать рыночные барьеры, трансакционные издержки и неполные контракты. Но принцип методологического индивидуализма – все действия и влияния в экономике представляют собой прерогативу индивидуального выбора – это святая святых.

Между тем индивид рождается погруженным в социальную реальность. Реальность принадлежности к определенным общностям (семье, социальной группе, обществу), определенной культуре (стереотипам мышления, интерпретациям, ценностям, нормам), определенным навыкам (знаниям, технологиям, рутинам). Постепенная адаптация индивида к этим реальностям и делает его человеком.27

Поэтому для исследования социальной (в том числе экономической) жизни представляется гораздо более обоснованным принцип методологического социализма, согласно которому поведение людей обусловливается не только их свободной волей, но и сложившимся опытом общественного взаимодействия. 28 В трактовке В.Г. Гребенникова этот принцип звучит следующим образом: если социальная система есть совместная деятельность, регулируемая внешними для индивида нормами, то наличие нормируемой совместной деятельности должно быть явно и недвусмысленно принято в качестве исходной предпосылки любого исследования социальной системы.29 Действия людей, неважно – направлены ли они на индивидуальные или коллективные цели, нельзя понять без констатации свойства их «дорациональной» согласованности. Координация деятельности представляет собой результат не только формальных норм и текущих договоренностей, но и предшествующего общественного развития, сложившихся конвенциальных соглашений, дающих возможность общей интерпретации происходящего.

Именно данный принцип и является, на наш взгляд, базовым элементом институциональной системной парадигмы.

Такая точка зрения не является общепринятой. Существует целое направление научной мысли, называющее себя новой институциональной теорией, которое рассматривает институты исключительно как социальные ограничения индивидуальных действий, пытается совместить идеологию оптимизирующего индивида с признанием факта существования внеэкономических форм социальной упорядоченности.30 На самом деле, приверженцы данной теории лишь творчески расширяют неоклассическое направление экономической мысли, дополняя общую картину атомистического поведения новыми и, безусловно, важными подробностями. Это не институциональная теория, как таковая, а попытка учесть еще один класс факторов, оказывающих влияние на индивидуальный выбор.

Более конструктивным представляется подход, трактующий институты не только как ограничения, но и как альтернативные ориентиры (стимулы) индивидуального (коллективного) выбора. Согласно Г.Б. Клейнеру, если неоклассическая теория рассматривает экономическую систему как совокупность взаимодействующих агентов, исходящих из собственных интересов, понимаемых, главным образом, как максимизация прибыли, то, согласно институциональной теории, побудительными мотивами действий агентов является стремление к соответствию институциональным нормам и правилам, к улучшению своего положения в рамках этих институтов.31 Однако развертывание данной научной идеи посредством констатации факта существования двух типов экономических агентов: homo economicus, целевая ориентация которого направлена на приращение своего имущественного положения, и homo institutius, стремящегося к улучшению своего институционального состояния, также не свободно от аксиоматики оптимизирующего индивида.

Homo institutius (в этой трактовке) – не более чем разновидность классического экономического человека.32 Ведь ни классическая, ни неоклассическая экономические теории никогда не трактовали экономического человека, как индивида, озабоченного исключительно задачей максимизации своего дохода, имущества, чистых активов и прочих показателей, имеющих очевидную денежную оценку. Экономический человек – это индивид, стремящийся в условиях заданных ограничений к максимизации значения собственной функции полезности. В этом смысле ориентация на приобретение символических благ: уважения, власти, почета – не более чем вид индивидуальной функции полезности.

С точки зрения институциональной теории, человек экономический в той же степени институционален, как и всякий другой.33 Просто живет он в определенной институциональной среде, поощряющей индивидуализм, склонность к риску, агрессию и эгалитарные установки, сочетающиеся с очевидным общественным неравенством. Поэтому, стремясь к максимизации собственной выгоды, он одновременно решает задачу улучшения своего положения в рамках этой институциональной системы.

Противопоставление человека экономического человеку институциональному, ориентирующемуся на признание, есть противопоставление одной культурной традиции другой. Экономический человек точно также ориентируется на совместные ценности и не нарушает множество четко не эксплицированных норм, просто это другие ценности и другие нормы.

Правда, сама по себе классификация индивидов по критерию важности для них различных целевых установок: стремления к соперничеству или стремления к признанию – достаточно плодотворна. В этом смысле можно говорить о поведении, ориентированном на богатство (рыночном), эффективность (индустриальном), уважение и репутацию (традиционном), общественную позицию (статусном), коллективный интерес (гражданском) и т.п.34

Наиболее важным здесь представляется противопоставление человека экономического (оптимизирующего) человеку традиционному, ориентирующемуся на существование в уже сложившихся рутинах. При этом следует учитывать два обстоятельства. Во-первых, традиции сами по себе могут очень сильно различаться. А во-вторых, как и любая градация, данное противопоставление носит достаточно условный характер. Ведь чистых типов в природе почти не существует. Каждый человек находится на одной из промежуточных стадий этой дихотомии.

В. Зомбарт следующим образом определяет традиционное хозяйствование.35

1. При принятии решения традиционный человек смотрит не вперед, не на цель своего действия, а назад, на примеры прошлого, на опыт.

2. К силе предания присоединяется в дальнейшем сила привычки, которая заставляет человека делать то, что он делал раньше и поэтому умеет делать.

3. Единичная личность как член группы в стремлении показать себя достойным ее членом, особенно культивирует те культурные ценности, которые характерны для данной группы.

Но вернемся к идее дорациональной согласованности человеческих действий. Можно понимать эту согласованность как изначальную заданность устойчивого комплекса социально значимых и концептуально связанных ролей (В. Гребенников). Можно концентрировать внимание на различных моделях человеческого поведения, в основе которого лежат не только соображения рациональности, но и ценностные установки (представления о добре и зле), и привычки – рутины (М. Вебер). Можно говорить об образе мыслей (стереотипах мышления), ставшем психологической установкой на определенные стандарты поведения (Т. Веблен). Можно анализировать различные уровни сложившейся культуры: артефакты, ценности, базовые допущения (Э. Шейн).

Во всех этих подходах общим является одно. Институты – это не просто упорядочивающие правила, ограничительные рамки, формальные и неформальные нормы человеческого поведения. Это, прежде всего, сложившиеся стереотипы человеческого взаимодействия. Общественно санкционированные способы решения проблем человеческого общежития.

Институты – это одновременно и питательная среда, в которой существует общество, и его несущие конструкции, и склеивающие элементы.36 Поэтому говорить о едином исчерпывающем определении института достаточно сложно. В качестве рабочего для решения проблемы, стоящей в данной работе, можно использовать следующее.

Институт – это система устойчивых, постоянно воспроизводящихся отношений между людьми, включающая в себя формы общественного взаимодействия, связанные с ними ожидания и способы разрешения конфликтов.

Здесь мы подходим к нескольким важным соображениям.

Первое. Когда мы говорим об институте, мы должны отделять понимание института как конкретного способа решения определенной общественно значимой проблемы и понимание института через формулировку самой проблемы.

Например, институт семьи как таковой решает проблему репродукции.37 А институт традиционной христианской семьи представляет собой конкретный способ решения данной проблемы, основанный на моногамии, наследовании и т.д. Институт принудительной коллективности общественного бытия решает проблему выживания человека во враждебном для него внешнем мире. А институты кровного родства, клановой солидарности и национального единства представляют собой конкретно-исторические способы решения этой проблемы

Аналогично и с институтом собственности. Мы можем определять его через постановку проблемы, наличие которой порождает существование этого института, и через конкретную форму: как именно в такую-то эпоху в таком-то обществе данная проблема решается. Это позволяет нам снять мнимое противоречие или мнимое тождество между понятиями институт собственности и институт частной собственности. Исследование первого – это анализ проблемы. Исследование второго – способа ее решения.

Второе. Единичная норма сама по себе не может быть институтом, как не может им быть договор. То, что санкционировано государством или нашей свободной волей, накладывается на то, что существует помимо воли государства или индивида: базовые предположения, ценностные установки, принятые стандарты взаимодействия. Институт – это силовое поле, в котором осуществляется проявление воли.

В обществе не существует моноинститутов. Одни институты входят в состав других или поддерживают их существование. Каждая новая проблема порождает возникновение собственного способа общественного приспособления, существеннейшим образом зависящего от уже существующих институтов и оказывающего на них обратное влияние. Вне зависимости от причин возникновения этой проблемы (внешние угрозы или внутренние реформы), ее острота и новизна могут порождать эрозию старых институтов. Поэтому допустимо говорить об институциональной сбалансированности или институциональной несбалансированности определенного общества на определенном этапе его развития. Институциональная сбалансированность означает при этом не статическое равновесие, а динамическую устойчивость. Так, сложившийся институт уклонения от уплаты налогов, порождаемый огромной налоговой нагрузкой в сочетании со слабостью и коррумпированностью власти, обеспечивает текущий баланс интересов, но, как и всякое противоречие между формальными правилами и неформальными нормами, содержит в себе угрозу для всех участников консенсуса.

Третье. Общественный институт не может существовать без социальной поддержки (общественной санкции) – системы, обеспечивающей подчинение индивидуальных и коллективных действий принятым образцам поведения. В основе этого подчинения может лежать:

прямое принуждение, когда интересы определенной группы обеспечиваются групповой (сословной, национальной, имущественной и т.п.) привилегией на насилие;

культурное принуждение (общественное согласие), выражающееся в форме подчинения нормам и традициям, охраняемым авторитетом лидеров и исторической преемственностью;

экономическое принуждение – разделяемое большинством членов общности представление о взаимной выгоде (реальной или мнимой) определенных моделей поведения;

законодательное принуждение – система формальных норм, охраняемых государственной монополией на насилие.

Перечисленные формы принуждения, как правило, не существуют изолированно. Одни формы являются ведущими, другие – дополняющими или поддерживающими.

Групповая привилегия на насилие (рабство, крепостная зависимость, гражданская состоятельность и пр.) почти всегда поддерживается законодательным принуждением и освящается культурными традициями, в частности, ссылкой на божественное установление. Однако защита со стороны государства и церкви является дополнением к собственному аппарату принуждения – армии надсмотрщиков, феодальной дружине, городскому ополчению и т.п.

Культурное принуждение опирается, как правило, не только на авторитет лидеров, но и на систему обычного права, которая со временем начинает трансформироваться в законодательное принуждение.

Экономическое принуждение во многом базируется на культурной традиции, определенным образом интерпретирующей и само понятие выгоды, и границы дозволенного поведения. Однако признание выгоды, как общественно санкционированного мотива поведения, коренным образом трансформирует представление людей об окружающем их мире и своем месте в нем, а следовательно, изменяет культурную среду их деятельности.

Законодательное принуждение, не подкрепленное общественным согласием, приводит к институциональной несбалансированности, являющейся крайней формой институциональной асимметрии. Отдельные группы, имеющие возможности влияния на формирование формальных правил взаимодействия, используют свое положение для создания привилегий в доступе к общественным ресурсам, одним из которых является система законодательного принуждения. Однако отсутствие общественного доверия не позволяет осуществлять действенный контроль над ситуацией. Возникает эффект региональной и отраслевой раздробленности, оборотной стороной которой является фактическое уничтожение монополии на насилие. Силовые захваты предприятий как форма разрешения спора хозяйствующих субъектов – одно из ярчайших свидетельств того, что отсутствие культурного принуждения ведет к возрождению такого атавизма как право силы.

Четвертое. Необходимость общественной санкции, в свою очередь, порождает проблему социальной упорядоченности общества и связанную с ней проблему общественной стратификации. Речь идет и о более или менее естественно формирующемся неравенстве в доступе к возможностям влияния; и о выделении групп, обеспечивающих реализацию санкционированных правил поведения; и об обособлении относительно независимых саморегулируемых анклавов.

Исходя из вышесказанного, можно сделать вывод, что понимание любого института должно базироваться на изучении:

1) сути проблемы, которая решается посредством данной системы отношений;

2) конкретно исторического способа решения выявленной проблемы;

3) совокупности норм (правил поведения), посредством которых этот способ реализуется;

4) механизмов общественной стратификации, которая обеспечивает существование и воспроизводство данной системы отношений.

Соответственно, определение института можно переформулировать следующим образом.

Институт – это система норм (правил поведения), определяющая конкретно исторический способ решения проблемы человеческого общежития и обеспечивающие этот способ механизмы общественной стратификации.

Исследование институтов может осуществляться различными способами:

    через описание правил поведения (взаимодействия) и механизмов принуждения – наиболее распространенный способ определения и исследования институтов;

    с помощью анализа ролевой структуры общества и записанных в его памяти сюжетных линий. Роли задают представление индивидов о себе, своих целях и других участниках взаимодействия. Сюжетные линии определяют гипотетические возможности и ограничения действий;

    посредством структурирования порождающей данный институт проблемы, способов ее решения и соответствующих им механизмов общественной стратификации.

Ни один из этих способов не обладает монополией на научность. Каждый имеет свои достоинства и недостатки.

Достоинством нормативного подхода является относительно простая методология изучения. Поскольку любую норму можно сформулировать в терминах: гипотеза – диспозиция – санкция (если – то – иначе), выделение и структурирование норм представляет собой не столько научную, сколько техническую проблему. Однако необходимо понимать, что институт – это не норма и даже не комплекс норм. Можно изучать институты через их простейшие элементы – правила или нормы. Но нельзя отождествлять элементы с системой. Признак системы – целостность, не сводимость к совокупности частей.

Преимуществом изучения институтов как комплексов взаимосвязанных ролей, определяющих целевые установки своих «исполнителей» и общественно приемлемые способы достижения этих целей, является комплексность и социальный ракурс данного подхода. Мы рассматриваем не единичную норму и даже не единичную роль, а взаимодействие ролей: родителей и детей, учителя и ученика, принципала и агента, предпринимателя и инвестора. Однако изучение ролей – задача гораздо более сложная, чем изучение норм. Кроме того, необходимо принимать во внимание, что не все роли действительно интернализируются. Поэтому чрезвычайно важным является ответ на вопрос: насколько индивид отождествляет себя с ролью и насколько изображает адекватное данной роли поведение.

Проблемный подход одновременно ставит перед исследователем три самых важных вопроса: почему, как и с помощью чего? Какая проблема порождает возникновение данного института; как эта проблема решается здесь и сейчас; каким образом обеспечивается возможность такого решения?

Основным недостатком данного подхода является его экспертный характер, зависимость как самой постановки проблемы, так и способов ее структурирования от научных пристрастий исследователя. Так, новые институционалисты полагают, что проблема, которую решает институт собственности – это проблема режима использования ограниченных благ. Приверженцы теории правомочий концентрируют внимание на проблеме спецификации (защиты) имущественных прав. А сторонники неоклассического направления ставят во главу угла проблему повышения эффективности общественного производства.

По нашему мнению, действительной общественной проблемой, необходимость решения которой определила возникновение института собственности, является проблема воспроизводства и распределения ограниченных ресурсов. То есть, собственность в экономическом смысле обусловлена базовой проблемой экономики – редкостью ресурсов и порождаемыми ею двумя основными следствиями: 1) потребностью в нахождении хозяйственных способов преодоления ограниченности ресурсов и 2) потребностью в определении общественно санкционированных способов распределения как самих ресурсов, так и продуктов их использования.

В рамках института собственности решение этой проблемы происходит посредством общественного регулирования доступа к двум видам ресурсов: материальным и властным. Соответственно, наряду с естественной ограниченностью ресурсов возникает искусственная ограниченность, обусловленная неравенством доступа к материальным благам и возможностям влияния.

Или институт собственности – это система общественно санкционированных отношений, определяющих конкретно исторический способ воспроизводства и распределения ресурсов посредством регулирования доступа к материальным благам и возможностям влияния.

Если исходить из такого определения института собственности, то нужно признать, что для существования данного института необходимо наличие трех условий: 1) обособление имущества как объекта контроля; 2) регулирование доступа к имуществу; 3) наличие механизма общественного принуждения (инфорсмента). Все остальные условия: исключительность прав, свобода принятия решений, спецификация правомочий и т.п. – не являются существенным признаком самого института, а представляют собой характеристики его конкретных форм.